Ответ на Suum cuique
правитьМожет быть не для многих читателей приятно находить в русских журналах обвинения и оправдания, бранные вызовы и ответы, словом — ученые распри. В самом деле, брань журналистов едва ли не то же, что драка на улице: чернь с любопытством и удовольствием смотрит на такие сцены; человек благовоспитанный проходит мимо, негодует и жалеет о безумных. В Германии, напротив того, оскорбительные клеветы, площадные ругательства, нелепые обвинения и оправдания в великой моде; сие замечание — если оно справедливо — относится к чести наших соотечественников, и служит доказательством, что вкус российской публики нежнее и разборчивее. Быв твердо уверен в сей истине, издатель Вестника положил себе за правило, никогда и никак не отвечать на брань или обвинения, даже не читать их, если можно. Теперь находит себя принужденным нарушить обет свой, признаться в своем непостоянстве, и просить у читателей великодушного терпения. Статья сия не совсем бесполезна: предлагаем ее драматическим авторам как материю для комического фарса в одном действии.
В третьей книжке Лицея на странице 87 помещена прокламация следующего содержания: «Suum cuique (всякому свое). Вестник Европы оказал мне честь, переведя и напечатав[1] в обоих январских номерах сего 1806 года мое[2] рассуждение о том, что сделали владетели России для образования и просвещения своего народа до Петра Великого, помещенное в С. П. бургском журнале[3], в январской тетради прошлого 1805 года. Сколь ни лестно для меня, что издатель Вестника Европы находит мое рассуждение столько занимательным и важным, что оно может быть сообщено и его отечеству; однако справедливость, которую мы чужим заслугам отдавать должны[4], историческая истина и верность, требовали бы, чтоб не только напечатано было имя сочинителя, но и помещено сочинение, как оно есть, без пропусков и обезображения начала и конца; или не показалось ли, может быть, переводчику начало слишком трудно» — Гроза прошла; следует милостивое предложение, потом отеческий упрек. «Целые издания любимых российских журналов лежат предо мною, в коих находятся многие весьма хорошие рассуждения; но редко, весьма редко показано, переводы ли они, или подлинные сочинения; я бы охотно и часто некоторые из них на немецкий язык переводил, дабы в чужих краях узнали успехи российской словесности; но сомневаюсь, не взяты ли они из какого-либо другого места; исследовать издателей и сыскать источники, которыми они пользовались, время мне не позволяет. — Мы, немцы, справедливее поступаем. Мы также пересаживаем цветы из сада нашего соседа в свой сад; но с благодарностью признаем садовника, который их завел. Подписано: Шредер.»
Верно не одна особа, прочитав это в Лицее, взяла сторону г-на Шредера, и обвинила сочинителя русского рассуждения, напечатанного в первых двух книжках Вестника Европы нынешнего года. Постараемся оправдать его; это очень немудрено сделать.
Г. Шредер и русский автор попали почти на одну материю. Разница в том только, что первый перевел латинскую речь[5] г-на Баузе, профессора Московского университета, расположил ее по своему, приставил от себя начало и конец, дал ей другое название, и выпустил в свет за собственное сочинение. подписав имя свое и прозвание: другой, кроме речи г-на Баузе и ее перевода, имел перед собою некоторые источники, собрал историческая известия и замечания[6], соответствующие предмету, составил и сочинил свое рассуждение, не находя нужным ни подписывать имени своего, ни отдавать отчета, откуда почерпал сведения, и каким авторам следовал. Один, обещавшись говорить о том, что сделали владетели России для образования и просвещения своего народа до Петра Великого, на первой же странице противоречит сам себе; ибо, по его словам: «Гений времени (!!) покрывал Россию толстой фатой невежества и варварства даже до половины шестнадцатого столетия… однако искони российские государи много трудились, чтоб сделать народ свой образованнее и просвещеннее, трудились столь ревностно, столь умно, что позднейшее потомство удивляется тому, и изумляется»; много трудились, много делали, и ничего не сделали — прекрасная похвала! а все это случилось оттого, что некоторые иностранцы охотнее соглашаются нести околесную, нежели не потолковать о варварстве и невежестве русских. Другой, обещавшись упомянуть, что сделано в России (не одними только государями) для просвещения народа и для славы отечества от времен Рюрика до Петра Великого, с возможной верностью продолжает до конца свое сочинение.
Положим, что русский автор в самом деле, переводя рассуждение г-на Шредера, не понял бы некоторых мест. Разве этому нельзя было помочь? Стоило бы только трудное место перевода приискать в подлиннике, то есть в речи г-на Баузе. Возьмем в пример следующее место, на которое целит г-н Шредер, насмешливо спрашивая, не показалось ли оно переводчику слишком трудным:
Kultur und Ersichung sind beinahe eins; jene hefissen Ermachsene, diese Knaben; beide merden auf verschiedene Weise hemirt, nicht nur durch Lehre und Unterricht, sondern auch durch Beispiel und Usbung, damit der Mensch seine Krafte, melche ihm die Natur verlieben, sennen lerne, entmichle, ube, starte; damit er sie zu seinem eigenen und zu seiner Mitbruder Nutzen gebrauche und anmede; damit er nach Bernunstgrunden uberlege, mahle, kandie, und nicht aus blossem Instintt und blossen Trieben der Natur.
Место сие, так же как и все рассуждение — кроме весьма немногих, заметных прибавок, а особливо при начале и при конце — от слова до слова взято из речи г-на Баузе. Вот подлинник; просим сличить:
Nimirum cultus et educationis ratio est eadem fere; ills obtinet in adujtis, haec in pueris. Utrdcfue autem variis rationibus, non solum inftitutione et doctrina, sed etiain exercitatione atque exemplo efficitur, ut homo vires a natura sibi datas cognoscat explicet, exerceat, firmet, deOque iis facilius е rectius utaHir in suam е al’orum utilitatem; imprimis autem to efficitur, ut homo discat & afsvscat ccgitare, sen tire е agere ex rationibus, ex principiis, jusftis е rectis, ne scilicet feral ur caeco impetu, sed ratione regatur, ne fluctuet, sed sibi constet.
Теперь спрашиваем, следовало ли г-ну Шредеру говорить: Мы, немцы, справедливее поступаем! Мы также пересаживаем цветы из сада нашего соседа в свой сад; но с благодарностью признаем садовника, который их завел! — Где же справедливость?
Что подало повод к такой неосторожности? Речи, произносимые при торжественных собраниях в здешнем университете, раздаются только посетителям; их печатается весьма немногое число экземпляров, которые хранятся у охотников до сочинений сего рода. Г. Шредер, по-видимому, думая, что о речи г-на Баузе одни не знают, другие забыли, решился присвоить чужие труды, — плод долговременных исследовании достопочтенного профессора, известного ученому свету любителя и знатока российских древностей. Иностранные журналисты, которым — скажем словами г-на Шредера — время не позволяет исследовать издателя и сыскать источники — приняли перевод за сочинение, осыпали мнимого автора похвалами, и подали ему повод к написанию прокламации против сочинителя русского рассуждения. Издатель Вестника Европы почитает долгом оправдать журнал свой перед публикой.
[Каченовский М. Т.] Ответ на Suum cuique: [Ответ на обвинения Ф. А. Шредера в плагиате] // Вестн. Европы. — 1806. — Ч. 27, N 10. — С. 121-128.
- ↑ По ученому это — метонимия. Простые люди каждую вещь называют своим именем; ученые напротив: у них автор идет часто за книгу, а книга за автора как видим здесь из примера. Изд.
- ↑ Мое. Просим заметить. Изд. Б.
- ↑ Издаваемом на немецком языке. И. В.
- ↑ Oratio de Russia ante hoc saeculum non prorsus inculta, non parum adeo de litteris earumque studiis merita. Dicta a Theodoro Bause, die XXX Jun. an. 1796.
- ↑ Опять просим заметить. И. В.
- ↑ Например, о правописании в славянских книгах, — о летописцах, последователях Нестора, — об ученых князьях российских, — о письме царя Иоанна Васильевича к св. Гурию, архиепископу Казанскому и проч. взято конечно не у г-на Шредера. Изд.