Осмен
правитьОсмену должно было отправиться в путь дальний. — Он встал рано поутру, пустился по цветущим, плодоносным равнинам Счастливой Аравии, и шел поспешно, подкрепляемый желанием и надеждою. Ему казалось, что уже видит вдали место своего назначения. Наступил полдень. Зной солнечный начал уменьшать его силы. Утомленный взор его искал убежища, где бы укрыться от палящих лучей дневного светила. Тут увидел он на правой стороне кудрявый лес; зеленые ветви его тихо колебались от дыхания зефиров и, казалось, звали его под тень свою. Осмен радовался, нашедши облегчение в тягостном пути своем; пошел по приятной тропинке через лес, и часто останавливался слушать пение птиц, или рвать цветы и плоды, попадавшиеся ему на дороге.
Осмен, сделав несколько шагов, остановился в недоумении. Он не знал, идти ли по тропинке, которая была ему совсем незнакома. Благоразумие, по-видимому, требовало противного. Представив себе, что жар сделался несносным, и что дорога была покрыта пылью, притом располагаясь выдти опять на большую дорогу, как скоро будет нужно, он решился идти туда, куда поведет его излучистая дорожка. Скоро сия цветущая тропинка переплелась со многими другими в долине, усеянной холмами, покрытой кустарниками, разделяемой извивающимися ручейками, которые пересекали друг друга. Осмен раскаивался в том, что дорогу неизвестную предпочел дороге верной. Следствия неблагоразумной решимости начали беспокоить путешественника; опасение заблудиться возмущало его рассудок; он останавливался при малейшем шуме и взбирался на высокие холмы, чтобы увидеть поле. Всякий новый предмет подкреплял в нем надежду, или увеличивал страх его; часы нечувствительно протекали. Между тем, как Осмен терзался разными чувствами, которые одно за другим рождались в его сердце, небо покрывается мраком; густые облака собираются над его головою; темная ночь останавливает шаги его; он не может различать предметов, блуждает по лесу, сто раз возвращается назад; дорога исчезает.
Ветер воет, отдаленный гром раздается в пространствах воздушных и с ужасным грохотом на пламенных крылах молнии долетает до ближнего дуба. Ночная птица издает пронзительные крики, тяжелым полетом рассекает густоту облаков, садится на кипарисное дерево, и ударом крыла своего колеблет печальные ветви, глухой шум производящие. Потоки водные с быстротою стремятся в долину. Дорога становится непроходимою. Дикие звери, востревоженные грозою, бегают по долине, и наполняют ее ужасным ревом. Все предвещает Осмену близкую, неизбежную смерть. Мысли его мятутся; страх ускоряет шаги его; внезапно смертный трепет разливается по его телу; холодный пот лишает его чувств; глаза покрываются мраком; ноги подгибаются; силы оставляют его: он думает, что уже видит перед собою картину погибели; ему кажется, что слышит голос мертвых, приветствующих его.
Между тем буря утихает, слабый свет начинает разливаться по голубому, усеянному звездами своду, облака скрываются за горизонт. Тишина и ясность неба возвращают чувства Осмену; он встает, поручив себя отцу природы, с новыми силами, с новой бодростью идет далее, и усматривает в густоте леса слабый свет, готовый исчезнуть во мраке. Осмен направляет путь свой к блестящей точке, и приходит в жилище пустынника, который отворяет ему свою хижину. Узнав о причинах и обстоятельствах путешествия Осменова, пустынник дал ему время подкрепить силы свои умеренною пищею и отдохновением. На другой день он вывел странника на большую дорогу и сказал ему: «Сын мой! Вчерашние приключения должны остаться в твоей памяти и служить уроком на прочее время. Жизнь человеческая есть дневной путь странника. На заре молодости, мы встаем с веселым, радостным сердцем; нетерпеливо желая достигнуть долины отдохновения, вступаем на большую дорогу, идем с надеждой и бодростью. Мало-помалу жар наш простывает, страсти усыпают наш путь острыми каменьями. Дорога кажется нам шероховатою, трудною; усталость страшит нас; мы желаем найти дорогу покойнейшую, чтобы достигнуть нашего назначения. Тогда порок в приятном виде представляет нам прелестные тропинки, которые, кажется, освобождают нас от труда идти по большой дороге. В полной уверенности на свою твердость, мы бестрепетно шествуем по сим опасным извилинам, решась оставить их при первом случае, как скоро приметим, что они удаляют нас от цели; но нечувствительно исчезает бодрость наша, и мы бываем окружены бесчисленными опасностями. Напрасно хотели бы мы успокоиться в лабиринте сладострастия, или в вихре удовольствий. Удар за ударом поражает нас. Мы открываем глаза свои, и видим ужасную пропасть, отверзтую перед нами. Счастлив тот, кого благодетельная рука отвлекает от бездны, и выводит на истинный путь добродетели!
Итак, сын мой, чтобы не страшиться ничего, будь добродетелен. Идучи по узкой, негладкой дороге жизни, старайся, чтобы сердце твое было в состоянии сказать: не страшись ничего, иди пред очами Бога, всеобщего отца человеков, иди с сыновним упованием, с сердечным расположением угождать виновнику дней своих.»
Осмен: (Аллегория) / С франц. Бор. Палицын // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 23, N 18. — С. 102-107.