Литкружок на заводе No 1 насчитывает 15—20 человек, более или менее регулярно посещающих занятия. Преобладающее большинство кружковцев — поэты. Некоторые из них печатаются в «толстых» журналах, как например Б. Макаров, некоторые — в своей газете «Заводская правда». Актив — 5-6 человек — ни разу не пропустил занятия.
Выделяются стихи Б. Макарова, М. Леонидова, С. Куликова.
Чем они выделяются?
Во-первых, более серьезным отношением к слову в отличие от других литкружковцев. Эти три автора наиболее требовательны к себе, и поэтому их стихи не напоминают «копии образца». Во-вторых, в них уже имеются элементы борьбы и преодоления старого в новом в простой и ясной форме. Темы их стихов сами по себе ломают (языком, понятием, отношением) старые каноны стихотворной речи. Кроме того стихи имеют еще одно бесспорное достоинство: они ясны. Почему? Потому что сам материал ясен, потому что им ясны идеи этого материала, который требует и диктует средства своего выражения.
Жизнь завода, гражданская война, боец Красной армии, молодежь, социалистический труд — круг их тем. В одном из своих стихотворений Б. Макаров рассказывает о конюхе в колхозе. Его уход за общественными лошадьми — большой и ответственный пост. Конюх Колесников Влас не может улечься спать, покуда не попрощается с каждым конем в отдельности.
И ночью его бородатая тень
Прошла в лошадиный уют,
Подслушивал конюх в сухой темноте,
Как лошади клевер жуют.
М. Леонидов в одном из последних своих стихов ставит вопрос о его праве на песню о гражданской войне, хотя он по своему возрасту не мог быть участником этой войны. Это оспаривается в его стихотворении героем гражданской войны:
Разве ты видал хоть пепел
Боевых огней?
Разве слышал ты над степью
Гиканье коней?
Конечно, не только участнику гражданской войны принадлежит право песни о гражданской войне.
К недостатку стиха Макарова и Леонидова следует отнести неточность в обращении со словом. Они еще не раскусили его механику, не уяснили себе, что в зависимости от того, куда и как поставлено слово, оно приобретает то или иное значение — новое или старое. Нужно помнить, что форма состоит не только из ритма, рифмы или размера, а из многих и многих частностей в сумме их комбинаций, из которых большое место занимает язык. Если бы это не было так, можно было бы выдумать совсем новый язык или совсем новое стихотворение, не похожее ни на одно до этого. Этим занимаются некоторые «новаторы», вгоняя в пот самого терпеливого и примерного читателя, отрывая форму от содержания. Конечно, именно им никогда не удастся на более или менее долгое время создать что-нибудь новое, потому что глаз у них кривой, формальный: в одном углу он видит только новое, в другом — только старое, в одном — только форму, в другом — только содержание. Этого не бывает ни в жизни, ни в поэзии.
Об этом больше всего следует подумать Куликову. Он ищет новое, хочет выдумать новое, а слова у него лежат врассыпную, как мертвые. Шаблоны банальности тоже от этого: слова стоят не на своих местах:
И вырвались крики, раз’езд догоняя:
— Газ пустили! га-аз, негодяи!
Так писать после многих наших крупных поэтов уже нельзя: слова громкие, а ничего в конкретном образе не доказали. Это плохая, слабая риторика, разоруженная без достаточных средств. Куликову придется больше работать, чтобы догнать Макарова и Леонидова.
Жалобы кружковцев на недостаточное внимание к ним со стороны массового сектора оргкомитета вполне основательны. Основательны и их жалобы на газету «Заводская правда», которая обещала давать регулярно место для литстраницы, но до сих пор этого не сделала. И я, и т. Ясенский неоднократно редактировали эту страницу, но в печати ее кружковцы не увидели. У кружка до сего времени нет постоянного места для занятий.
Кружок на заводе заслужил, чтобы работа с ним не носила характера кампании, а велась систематически. А не то получается, по словам одного из литкружковцев, «либерализм на деле и нуль на практике, а от этого нам… ни тепло, ни холодно».
Только систематической работой с начинающими, только товарищеским обменом опытом можно поднять дело пролетарской литературы.