Она принесла ему сигару (Слезкин)

Она принесла ему сигару
автор Юрий Львович Слезкин
Опубл.: 1923. Источник: az.lib.ru

«Возрождение», литературно-художественный и научно-популярный, иллюстрированный альманах. Том 2-й

М., «Время», 1923

Юрий Слезкин

править

Она принесла ему сигару.

править
Рассказ.

Сегодня Флиппот принесла ему сигару, большую толстую сигару, завернутую в серебряную бумагу с бандеролькой, где по красному полю золотыми буквами было написано: «Non plus ultra». Она не знала хороша или нет сигара, но ей доставляло удовольствие приносить ему маленькие подарочки, так какие нибудь пустяки — цветок, грушу или конфекты. Ей нужен был предлог, чтобы притти к нему, в его комнату, всю заваленную рисунками, — в комнату художника. Когда у нее есть что-нибудь в руках, она свободно входит к нему и говорит:

— Вот, Léon, я принесла тебе это.

Он едва поводит плечами, не подымая головы, говорит: «хорошо, положи там» и продолжает работу, потому что всегда занят, всегда исполняет какой-нибудь спешный заказ. А она садится на оттоманку в тень, подбирает под себя ноги, свертывается калачиком и, положив голову на ладони, смотрит издали на своего любовника. У него твердый мужественный профиль и он ей очень нравится. Léon настоящий мужчина, «un vrai brave homme». У него, конечно, свои странности, как у всякого мужчины и особенно иностранца, но все-таки его нельзя сравнить с другими. В его лице есть что-то дикое — может-быть в бровях, или в линиях рта. Но у него мягкие, как лен, волосы и правдивые глаза. Он хорошо говорит по-французски и любит Францию. Часто рассказывает про Россию и тогда его приятно слушать. Как знать, может-быть ей удастся побывать там, когда она получит ангажемент. Говорят, на севере можно чудесно устроиться каждой француженке, обладающей хоть небольшим талантом. А еще недавно Christophe Vermine — режиссер — похвалил ее «pas de deux» и потянул ее за кончик уха. У него была эта манера, говорят, заимствованная у Наполеона, когда он находился в добром расположении духа.

Дела у них в опперете шли блестящие, и работа кипела. Все спектакли проходили с аншлагом.

Сидя так, в уголку дивана, она думает обо всем понемногу и ей хорошо. Ноги приятно млеют после танцев и также приятно млеет сердце.

— Ну вот и готово, — наконец говорит Léon и отодвигает стул. Он вытягивается во весь свой рост, подымая руки вверх, точно собирается достать потолок. — Я славно поработал сегодня, я хочу чаю! Ты не думаешь, Флиппот, что было бы недурно промочить глотку стаканом горячего чая?!

— Да, конечно, Léon, я сейчас позабочусь об этом, — говорит она и: торопится заняться его маленьким хозяйством.

Достает спиртовку, чайник, сахарницу и мешечек с сухарями. Расстилает перед диваном салфетку.

Вода в чайнике начинает шипеть и булькать; синее пламя виляет из стороны в сторону, в комнате становится еще веселее и уютнее.

Léon ходит из угла в угол и свистит. Он высвистывает какую-нибудь песенку, широко шагает и руки держит за спиной, при этом лицо его-выражает полное удовлетворение.

Если Флиппот принесла ему цветок, то он втыкает его в петлицу своей оливковой рабочей блузы и то и дело наклоняет голову и нюхает его. Если же она принесла грушу или конфекты, — то оп их оставляет к чаю, но за подарок благодарит всегда после, — уже лежа в кровати. У него на все своя манера и к этому нужно привыкнуть, иначе составишь о нем совсем превратное мнение. Так, например, он никогда не здоровается, когда входишь к нему в комнату, и очень часто говорит сам с собой, хохочет, размахивает руками и опять принимается за работу. Работает он не отрываясь, иногда целыми днями, иногда же уходит бродить по городу, из кафе в кафе, знакомится то с тем, то с другим, беа: разбору и пропадает на несколько суток. Он говорит, что это доставляет ему удсжольствие, и что по Парижу можно путеществоваяъ дольше и с большим интересом, чем вокруг света, потому что всегда найдешь в нем что-нибудь новое… Его рисунки тоже очень забавны. Он иллюстрирует-сочинения разных писателей и, если действительно то, что он рисует, является изображением написанного, то, по всей — вероятности, он нарочно выбирает самые необычайные, самые странные истории. Невольно приходишь в какое-то нервное, возбужденное состояние, когда смотришь на его иллюстрации…

— Чорт возьми, эти издатели плохо понимают наше ремесло, — часто повторяет Léon, — они никогда не угадают какому художнику дать того или иного автора — а в этом все дело! Мы должны дополнять друг друга, слиться в одно целое, так, чтобы по рисункам можно было бы угадать автора рассказа. Мне хотелось бы иллюстрировать Диккенса или Стендаля, или Анатоля Франса, — а мне дают Поля Бурже и Маргерит. От этого страдают и я, и они, поверь мне!

Флиппот ничего не возражает, но, по правде говоря, она думает, что это такие пустяки, на которые не стоит обращать внимание, раз издатели покупают рисунки и платят хорошие деньги. Léon имеет свои причуды — тут ничего не поделаешь.

Она до сих пор не может вспомнить без улыбки то, как она познакомилась с Léon. Она шла по бульвару Sébastopol, когда на нее наскочил господин в черной шляпе, в полном смысле слова наскочил и начал ховорить с необычайным воодушевлением:

— Конечно, это Мари Роже, зверски убитая Мари Роже, из рассказа Эдгара По, идущая теперь преспокойно по бульвару — это ее ноги, ее руки, ее лицо!.. Мне только этою не хватало!

Он говорил так быстро, что трудно было понять, чего он хочет. И только, пройдя несколько шагов с ней, он, наконец, остановился и представился ей:

— Léon Грушницкий — художник.

А Мари Роже оказалась какой-то героиней американского поэта, которого иллюстрировал.

Но Флиппот совсем не пришлось по сердцу сравнение с какой-то убитой Мари Роже — она вообще была мнительна, что вполне естественно при ее ремесле. Нет, лучше всего походить на самое себя и сидеть тихо в своем уголку и ждать, когда закипит чайник… Ах, если бы можно было чаще приходить сюда, или даже совсем остаться здесь…

— Ты, кажется, принесла мне что-то? — спрашивает Léon.

— Да, я принесла тебе сигару…

Ей немного неловко, когда она говорит это, но она старается отвечать спокойно и не отводить глаз в сторону. Только это она и могла принести сегодня…

— Сигару?!

Он берет подарок в руки, разглядывает его со всех сторон, нюхает и читает бандерольку.

— Это хорошая сигара, — наконец говорит он и кладет ее на прежнее место, — я оставлю ее до завтра и выкурю после обеда… А теперь будем пить чай.

Флиппот наливает ему стакан, себе чашку. Они сидят и пьют молча, каждый думая о своем. Потом она стелет на диване постель.

— Тебе опять придется лгать своей матери, — говорит Léon, снимая ботпнки.

— Да, я скажу, что осталась ночевать у подруги…

— У Маргерит все его легкомысленные героини говорят это на каждой странице, — придумай что-нибудь оригинальнее, если хочешь мне нравиться!..

Он ложится с ней рядом и целует ее в губы:

— Это за сигару, — говорит он.

И она задыхается от любви и счастья.

У нее темные круги под глазами, когда она просыпается и бежит к зеркалу. Ей нужно побывать в тысяче мест и поэтому она торопится. Она достает из сумочки большую пудренницу и быстро, быстро пудрит свой нос. Léon лежит еще и смотрит на Флиппот. Он улыбается и шутит.

— Ты похожа сейчас на маленькую обезьянку, вертящуюся перед зеркалом; и, если бы мне не было лень, я написал бы твой портрет в таком виде и назвал бы его «Туалет Венеры-Муш-Муш».

В зеркало она видит огрчжеигсе его лица, с растрепанными волосамиг его смеющиеся глаза и у нее является желание поцеловать его. Кто может быть лучше Léon?!

И она бежит к нему, становится на колени и прячет нос свой на: его груди в складках рубашки.

Через мгновение вскакивает и начинает делать гимнастику ног — выкидывает в сторону то одну, то другую голую, сильную ногу, потом делает «шпагат» и снова бежит к зеркалу пудриться и надевает шляпку. Чулки и ботинки она надевает уже после всего остального.

Когда Флиппот совсем готова и собирается уходить, она снова оглядывается на Léon.

Он спит и чуть посапывает, открыв рот. О бесконечными предосторожностями она подходит к нему и целует его руку, которая лежит у него поверх одеяла.

За дверью она преображается. Лицо ее становится озабоченным и деловым, в ее движениях незаметна робость. Она идет по улице быстрыми, легкими шагами парижанки, мимоходом заглядывая в витрины магазинов. Ей нужно забежать домой, поцеловать maman, с’есть свой petit déjeuner — чашку шоколаду с двумя бриош, приятно хрустящими под проворными зубами, и сейчас же бежать в театр, на репетицию, а оттуда на «деловое свидание»:

«Деловое свидание» назначено в три часа, в парке Монсо. Она является туда без четверти четыре. У нее строгий вид. Это для того, чтобы не дать повод фланерам преследовать ее.

— Вы меня не ждали, — спрашивает она, подходя! к тому, с кем у нее «деловой» разговор.

Это высокий мужчина, изысканно одетый. Лицо его округло и безмятежно, как у человека, у которого нет места мыслям о завтрашнем дне.

— Стоит ли говорить о таких пустяках, — говорит он мягким баритоном и улыбается сочными, полными губами, — быть-может, m-elle по-желает пройти с ним по этой аллее?!

— О удовольствием, m-r, — отвечает Флиппот, — у меня есть несколько свободных минут.

И они ходят туда и обратно по аллее, то скрываясь в тени, то снова появляясь на солнце. Флиппот улыбается играющим детям и ей самой минутами хочется присесть рядом с ними и лепить из песка пироги…

— Я видел вас несколько раз в «Мессаллинете» и каждый раз ваши танцы доставляли мне истинное наслаждение, — говорит ее спутник, — у вас столько ритма в движениях, столько грации!

Она слушает его одним ухом. Боже мой, мужчины все говорят одно и то же, когда знакомятся с хорошенькой женщиной, все, кроме Léon, но, ведь, Léon — исключение… Когда ей подали за кулисы карточку этого господина, она долго колебалась согласиться ли ей на знакомство с ним. Но Мадлена прочла его фамилию и сказала с убеждением:

— Ты будешь дурей, если откажешь ему.

— Но как же с m-r Раулем?!

— Он может не знать, если пожелаешь, а в кюнце-концов пошли его к чорту! Я бы давно бросила этого толстого болвана, у которого! даже нет собственного выезда.

— Он говорит, что у него в Орлеане целая конюшня, — здесь же он предпочитает брать на прокат. Но я не могу на него пожаловаться…

— Тем хуже для тебя, если так! Пусть он отправляется в Орлеан к своей толстой жене и катает ее цугом. Нам нужно ломать о будущем — без хорошего гардероба — мы можем остаться навсегда полотерками, а это совсем не весело!..

У Мадлены удивительная манера выражаться, но, в концеьконцев, она права — ее нос, маленький, розовый, глядящий в небо нос, — обладает тонким чутьем, а глаза все видят…

— И вот, m-elle, — продолжает господин, — я, наконец, осмелился представиться вам! Вы мне оказали большую честь… И, если позволите, я предложил бы вам сделать маленькую прогулку в ото, перед обедом. Она соглашается, и они едут в bois de Boulogne. Это прелестная, сильная машина, которая несет их бесшумно мимо бульваров, баюкая на мягких подушках. Флиппот жмурит глаза от ветра. Господин смотрит на нее с нескрываемым восхищением и осторожно берет ее руку. Она не глядит на него, но руки не отнимает. Ей льстит его внимание и нравится его корректность. Он хорошо воспитан и держит себя, как джентльмен.

— У вас, m-elle, прелестные пальцы и тонкая, тонкая кожа, сквозь которую просвечивают синие жилки. Касаясь их губами чувствуешь, как бьется кровь…

Флиппот одергивает, наконец, руку. Теперь она пахнет английскими духами, которыми надушены усы господина.

Зеленые тени парка плывут по синему блестящему кузову ото; за стволами деревьев блестит неподвижная поверхность прудов. Июльское солнце нагревает кожу подушек, сквозь туфли жжет пальцы ног.

— Этот воздух усыпляет меня и вызывает жажду, — говорит Флиппот.

— Мы сейчас утолим ее, — предупредительно отвечает господин.

Они выбирают столик в беседке, в тепи. Господин в стороне беседует с лакеем. Флиппот сидит у трельяжа и смотрит на поле, на огромный ипподром, теперь пустынный. Ею овладевает легкая грусть, причину которой она не знает. Ей вспоминается ферма ее отца в Бургони, дотом она думает о Léon и его рисунках…

— Я попрошу этого господина, чтобы он заказал Léon мой портрет — тогда мне можно будет с ним чаще встречаться и, кроме того, кое-что прибавить к его заработку…

Она не заметила, что к ней подошли. Господин наклоняется к Флиппот, к ее открытой шее, быстро целует в затылок, потом берет девушку за плечи, поворачивает ее лицом к себе, прижимается губами к ее губам. У Флиппот горячие губы, а зубы холодные. Она отискивает их, но не шевелится. Сильный запах английских духов щекочет ее нос, но это совсем не противно. Господин умеет целоваться…

Он оставляет ее, когда входит лакей.

За обедом он подливает Флиппот вина, Флиппот смеется, щеки ее краснеют и туманятся глаза.

— Я пью ваше здоровье и нашу встречу, — говорит господин.

— Я тоже, — отвечает Флиппот, берет из вазы самую большую грушу и прячет ее в сумочку, — это я с’ем перед выходом, — об’ясняет она и думает, — «Léon любит такие груши»…

Флиппот стоит за кулисами, в короткой тунике, в розовом трико и белой атласной треуголке на голове и смотрит на сцену. Она выступает в этой опперете сто пятнадцатый раз и все-таки волнуется… Двумя пальцами левой руки она держит две сухие горошины и перекатывает их — если ни одна горошина не упадет — все обойдется благополучно!

Сегодня ей подадут корзину белых лилий от господина. Завтра она закажет новое платье… Пожалуй, можно было, бы расстаться с m-r Раулем, если дело пойдет так же, как началось…

— Осенью ты уедешь в Италию или Тироль, — шепчет ей на ухо Мадлена, — нужно сразу приучить его к тому, что здесь не отделаешься пустяками. Мужчины, как бы они ни были богаты, всегда рады увильнуть от своих обязанностей, и нам надо напоминать о них. Чем дороже мы ценим себя, тем привлекательнее мы им кажемся. Расчетливость хороша только с законным мужем.

Флиппот задумывается на некоторое время и быстрее вертит свои горошины, наконец она отвечает:

— Все это так, но я боюсь, что мои дата помешают мне видеться с Léon. A ты знаешь, как это тяжело для меня!

— Конечно! Но что же помешает тебе целоваться с ним, когда это тебе нравится. Когда едут в дальнее путешествие, берут с собою все необходимое. Нужно только уметь устраивать свои дела!..

Последние слова Мадлена договоривает на сцене. Она начинает кружиться, раскачиваться на одном месте — и улыбаться в публику. У Мадлен полные бедра и икры, которые нравятся мужчинам. Туника у нее короче, чем у других и она делает свое дело, как человек, который знает свои выигрышные места.

Флиппот гибче, изящнее и в танцах ее больше стыдливости и сдержанности.

— Можно подумать, что ты танцуешь на балу у монастырок, — говорит ей Мадлена. — Никакое жиго не возбудит оперетта, если оно плохо подано…

В конце акта лакей приносит на сцену корзину белых лилий и подает ее Флиппот. Она стоит и кланяется, краснея под гримом, чувствуя, что на нее смотрят.

— У этой девчонки совсем нет такта, — слышит она шопот, выходя за кулисы.

Конечно, это сказала премьерша, больше недели не получавшая подарков.

«Ах, боже мой, боже мой! --лучше бы он этого не делал»!

Флиппот стоит в темном углу со своей корзиной цветов. Корзина одной высоты с нею и очень тяжела. Девушка нюхает цветы, пахнущие дурманом и болотом. Их влажный запах так сладок, так душен и вместе так печален…

Нужно итти переодеваться, но Флиппот не трогается с места. Она не знает в чем дело, но что-то водшует ее, в чем-то нужно разобраться, что-то понять и на чем-нибудь остановиться. Дом, petite mere, m-r Рауль, новый поклонник и — Léon… почему их нельзя примирть, соединить в одно, так, чтобы стало все легко и просто! Как бы она тогда была счастлива… Иметь свой дом, своих близких рядом и любимого человека… и потом быть обеспеченной…

Флиппот ласкает щекой белые цветы, которые кружат ей чуть-чуть голову. Она закрывает глаза и внезапно вздрагивает.

— Наконец-то, я нашел тебя!

Она подымает голову — и, в полусвете, видит перед собой Léon. Он стоит в широченном своем клетчатом pardessus, с тростью в руке и мягкой широкополой шляпе на голове. Он смотрит на цветы и говорит медленно, точно подбирая слова, подыскивая выражения.

— Видишь ли, я пришел сюда, чтобы поговорить с тобою… Дело в том, что сегодня после обеда я закурил твою сигару и мне пришли в голову некоторые мысли… о сигаре…

Флиппот смотрит на него и ее охватывает беспокойство, что-то похожее на предчувствие:

— О сигаре? повторяет она.

— Да, о ней… Я спрашивал себя — где ты могла ее достать?!

— Где я ее достала?

— Да… Этот вопрос я задавал себе весь день… И должен тебе сознаться, он не был мне особенно приятен. Потому что, потому что — ты понимаешь сама --сигара не всегда найдется у молодой девушки. Это редкий случай…

Он обрывает на полуслове, и они некоторое время молчат и смотрят на цветы, стоящие между ними.

Наконец, Флиппот говорит едва слышно:

— Но я могла купить ее…

— Конечно, — перебивает ее художник, — я так и отвечал себе: просто она взяла и купила ее в табачной лавочке: Но в том-то и дело, что ты ее не купила! Об этом не стоит говорить… ты ее не купила! Надо понимать толк л сигарах, чтобы купить такую…

Флиппот делает слабое движение. Она внезапно вспоминает о своей сумочке. Там лежит большая груша. Она хотела подарить ее Léon — теперь этого уже не нужно. Никогда не нужно! И этот пустяк, эта мелочь наполняет ее безнадежностью. Ей становится холодно и слезы появляются у нее на глазах. Она не вытирает их. Она стоит и беззвучно плачет. Этого никто не поймет!.. Это самое пепоправимое, самое мучительное. Ей не в чем оправдаться, ей не хочется лгать. Пусть он отвечает на свой вопрос как угодно…

— Вот, — говорит художник, — я за этим и пришел сюда. Я хотел сказать тебе, что ты не можешь купить сигары… И видишь ли, это не очень приятно… этот пустяк расстроил мне нервы… в конце-концов, я могу курить папиросы, если только они мне по средствам… но, понимаешь ли, сигары… чужие сигары… это черезчур даже для меня… для такого художника, как я, которому можно дать иллюстрировать любую глупостьу любого писаки…

Léon морщится — у него бывает иногда этот нервный тик и щелкает пальцами. Но почему он говорит так долго! Что ему нужно?

— Мне пришлось обегать несколько магазинов, пока я нашел такую точно…

Он шарит у себя в глубоких карманах пардессю и, наконец, вынимает сверток.

— Здесь две, — говорит он и неловко тычет сверток в корзину с лилиями, — две, — повторяет он отрывисто.

Потом замолкает, почему-то дует на лепесток цветка и трогает его пальцами.

Флиппот стоит неподвижно, газовые воланы юбочки едва колышатся у ее бедер, как лепестки лилий.

— Вот, — снова говорит художник, резко поворачивается и идет в глубь корридора к выходу. Там на мгновенье останавливается, глядя в пол и сейчас же хлопает дверью.

Девушка смотрит ему вслед и не понимает. Ну, да, конечно, он пошел к себе домой и примется за работу… Как вчера, как много раз… Но почему ей не пойти туда же?…

Она стоит и думает над этим — всего несколько секунд, но ей кажется — прошла целая вечность. И внезапно ее охватывает ужас, панический страх…

Она кидается в сторону, к кулисам и вскрикивает, но у нее не хватает голоса. Тогда она бежит к двери, в которую он только что вышел. За дверью темно. Она делает еще шаг и падает. Здесь ступени вниз. Она лежит в темноте и пробует встать, но не может и не в силах пошевелись ногой. Бесконечная слабость охватывает ее. Ах, да… сигара… сигара… в серебряной бумажке.. Она взяла одну из красивой коробки слоновой кости… в тот раз не было ничего другого… но кто же мог знать, что так случится, что этого не нужно было делать! Она думала, что все-таки это может доставить удовольствие, маленькое развлечение, когда куришь такую сигару… такую большую, толстую сигару…