Анна Хвольсон
Озорник Ралька
править
Вы, конечно, не знаете Ральку, маленького, черненького щеночка, с длинною шелковистою шерстью, хитрыми глазками, вздернутым носиком и предерзкою мордочкою! С первых дней своей жизни Ралька уже беспокоил всех, надоедал и визжал до одурения. Когда у Ральки на девятый день жизни прорезались глаза, то первым делом его было вывалиться из корзинки и подкатиться так под ступеньки черной лестницы, что матери его Белке стоило больших трудов достать оттуда сорванца и опять положить его на место. С этого дня начались Ралькины проказы и шутки. Доставалось всем без разбора.
— Представь себе, Серка! Опять этот озорник выпил мое молоко, — плакалась киська большому гусю.
— Для тебя, Марья Ивановна, в канаве и водицы довольно найдется, право найдется! — поддразнивал ее Ралька.
— Как можно так отвечать пожилой особе! — заступался гусь за кошку.
— А вы, умница лапчатая, давно ли начали учить уму-разуму других? — огрызался на него Ралька.
— Ой, плохо ты кончишь! — качал головою Петя-петушок.
— Будто, дяденька? — отвечал головорез, высунув ему язык.
— Ну тебя! С тобою порядком и разговаривать нельзя, — говорила цепная Дианка.
— Можно-то можно, да не таким мудрецам, как вы. — И Ралька, грациозно приседая, помахивал хвостиком.
Раз Ралька забрался в чулан с провизией.
— Эй, да здесь можно славно полакомиться! — подумал воришка, обнюхивая все углы: но закуски стояли высоко и достать их не было возможности.
Ралька поник головой. Он уж хотел идти назад, как вдруг увидел в одном углу незакрытый бочонок с патокой.
— Вот находка, так находка! — сказал сам себе Ралька и, недолго думая, вскочил в кадку. О, ужас! Лакомка попал головою прямо в липкую патоку: нос, уши, глаза — все слипло.
— Тяв, тяв, тяв! Я погиб, я погиб! — визжал не своим голосом Ралька.
На крик его сбежались люди.
— Боже милостивый, что это за гадость попала в кадочку! Пропала теперь моя патока для сладких пирожков! — вскрикнула прибежавшая ключница.
— Да ведь это Ралька! — сказала горничная, вытаскивая еле живого со страха щенка.
— Ралька! — накинулась на него старуха. — Погоди, я проучу тебя, ненасытный, жадный щенок! — и ключница выдрала его за уши.
Не прошло и двух дней, как он уже придумал новую затею. В доме готовились к приему гостей, которых ждали к обеду. Стол по этому случаю убрали хрусталем и цветами. Расставив посуду, горничная зачем-то вышла из столовой.
В этот момент в комнату вошел Ралька с братом; Ралька повел носом туда-сюда, вскочил на стол, прошелся грязными лапками по белоснежной скатерти, обнюхал тарелки и рюмки, и решил, что если стащить скатерть, то посуда премило зазвенит.
— Полканка, хватайся скорее зубами, за скатерть! — скомандовал Ралька.
Глупый Полканка, не разобрав, в чем дело, ухватился за край скатерти и ну тащить…
Дзинь-зинь-дзинь! — и чудный сервиз, соль, хлеб, вино, — все перемешалось, все полетело на пол и разбилось.
В столовую вбежала горничная, да так и обомлела.
Ралька решился прикинуться мертвым; авось тогда его оставят в покое. Но не тут-то было!
— Вот он, вот он, разбойник, — закричала, всплеснув руками, Настя. — Будешь ты помнить, как стаскивать скатерть! — С этими словами она схватила дрожавшего Ральку, но тот ловко выскользнул из рук и убежал без оглядки; при этом он наткнулся на камень и вывихнул себе лапку.
Белка день и ночь ухаживала за больным, зализывала ему больную ногу, носила ему пищу, и, благодаря ее заботам, он начинал мало помалу поправляться. Лежа с больной лапкой на дворе в корзине, щенок однако никому не давал проходу: то дразнил кошку, то ссорился с собакой, то осмеивал других дворовых животных, чем восстановил их против себя.
Наконец он настолько поправился, что мог выползать из корзинки. Чем бы, вы думали, он занялся? Тем, что злил Дианку и выпивал у Марьи Ивановны молоко.
Раз он прошмыгнул незаметно в комнаты, где не был с того злосчастного дня. В спальне, на барыниной постели, спала общая любимица, левретка Лэди. Разбудить ее и подраться было делом одной минуты для озорника. Этого однако мало.
— У тебя острые зубы и когти? — спросил он наивно у Лэди.
— А что?
— А так! Хотелось бы попробовать, у кого острее? — сказал Ралька.
— Как же это сделать?
— Очень просто: давай рвать подушки и одеяло, кто скорее разорвет, тот сильнее.
— Пожалуй!
Раз-два-три… заходили по батисту острые зубы и когти; оба одинаково старались и через четверть часа пух, как снежные хлопья, носился по комнате, падая на пол, ковер, мебель и картины. Хороши были Ралька и Лэди: с лапок до головы в перьях, одни только глаза блестели.
В соседней комнате раздались шаги. Ралька бросил работу и подскочил к двери.
— У кого же острее? — спросила удивленная его бегством Лэди.
— Об этом твоя спина узнает! — невозмутимо ответил Ралька и быстро скрылся, схватив мимоходом со стола в буфетной кусок мяса.
Расчет его, однако, на этот раз оказался неверным. Барыня видела, как он выскочил из спальни, да и пух в его шерсти выдал его.
Ральку посадили в мешок и велели дворнику Степану отнести его далеко от дома, чтобы он не мог вернуться.
Так Степан и сделал; он отнес его за несколько верст в поле.
Ралька не мог найти дорогу домой и долго скитался, терпя голод и холод. За это время он успел исправиться, и когда ему наконец удалось найти своих прежних господ, мать и братьев, то он уже совершенно изменился: сделался добрым и послушным псом, которого все полюбили и простили прежние проказы.
Источник текста: Ручеек. Рассказы для детей из естеств. истории и дет. жизни / А. Б. Хвольсон; С 60 рис. М. Михайлова и др. — 5-е изд., просм. авт. — Санкт-Петербург: А. Ф. Девриен, 1913. — 263 с.; ил.; 22 см.