Ты цѣпенѣлъ вѣка, глубоко спящій,
Наперсникъ молчаливой старины
Вѣчно-зеленый миѳъ! А повѣсть слаще,
Чѣмъ риѳмы будничные сны!
Какихъ цвѣтеній шорохъ долетѣлъ?
Людей, боговъ? Я слышу лишь одно:
Холмовъ Аркадіи звучитъ напѣвъ.
То люди или боги? Все равно…
Погони страхъ? Борьба упругихъ тѣлъ?
Свирѣль и бубны? Хороводы дѣвъ?
Напѣвы слушать сладко; а мечтать
О нихъ милѣй; но пойте вновь, свирѣли;
Вамъ не для слуха одного порхать…
Ахъ, для души теперь онѣ запѣли:
О юноша! въ вѣнкѣ… и не прейдетъ
Тотъ гимнъ — и листья тѣ не опадутъ;
Пусть ввѣкъ не прикоснется поцѣлуй;
Ты плачешь у меты — она цвѣтетъ
Всегда прекрасная, но не тоскуй —
Тебѣ любить въ безбрежности минутъ!
О, этихъ вѣтокъ не коснется тлѣнъ!
Листы — не унесетъ васъ аквилонъ!
Счатливый юноша — безъ перемѣнъ
Свирѣли будетъ звонъ и вѣчный сонъ;
Любовь твоя блаженна! Вновь и вновь,
Она кипитъ, въ надеждѣ утолить
Свой голодъ; свѣжесть чувства не пройдетъ
А страсть земная отравляетъ кровь,
Должна печалью сердце истомить,
Изсушитъ мозгъ и жаждой изведетъ.
Что это за толпа, волнуясь, мчитъ?
На чей алтарь зеленый этотъ жрецъ
Ведетъ теленка? Почему мычитъ,
Вѣнками разукрашенный телецъ?
Чей это городокъ на берегу
И на горѣ высокій этотъ валъ,
Зачѣмъ молитвенный спѣшитъ народъ?
О этотъ городъ, утро на лугу,
И нѣтъ здесь никого, кто бъ разсказалъ,
Зачѣмъ такъ грустенъ этотъ хороводъ.
Эллады тѣнь! обвитая листвой
Мужей изъ мрамора и легкихъ женъ,
Зеленымъ лѣсомъ, смятою травой
Ты мучаешь, маня, какъ вѣчный сонъ,
И вѣчно леденящая мечта!
Но поколѣнье смѣнится другимъ,
Ты новымъ людямъ будешь вновь сіять -
Не намъ. Тогда скажи, благая, имъ,
«Краса есть правда, правда — красота»,
Земнымъ одно лишь это надо знать.
