К.С. Аксаков
Об основных началах русской истории
правитьНравственный подвиг жизни принадлежит не только каждому человеку, но и народам, и каждый человек и каждый народ решает его по-своему, выбирая для совершения его тот или иной путь. И человеку и народу случается падать на нравственном пути, но самое падение это есть нравственное же падение, совершается в нравственной сфере. Как бы ни решался нравственный вопрос, как бы ни было возмутительно его решение, он неотразимо предстоит человеческому духу. Всякая умственная, всякая духовная деятельность, вся тесно соединена с нравственным вопросом.
История представляет нам эти многоразличные пути, эту многотрудную борьбу противоречащих стремлений, верований, убеждений нравственных. Страшная игра материальных сил поражает с первого взгляда; но это один призрак: внимательный взор увидит одну только силу, движущую всем, мысль, которая всюду присутствует, но которая медленно совершает ход свой; часто готовая перерядиться в новый образ, она сообщает еще могущество свое образу прежнему, хранит его, пока вполне не созреет и с полным правом не явится в новом сиянии, пересоздав все в новый образ. Избавиться от мысли люди не могут: они могут загромоздить ее материальными внешними силами, могут поставить на поприще насилия; но, обремененная недостойною себя громадою, она тем не менее движет ее, и тогда страшно столкновение грубых масс, прильнувших к этой духовной силе: страшно разбиваются и разрушаются они друг о друга.
Нравственное дело должно и совершаться нравственным путем, без помощи внешней, принудительной силы. Вполне достойный путь один для человека, путь свободного убеждения, путь мира, тот путь, который открыл нам Божественный Спаситель и которым шли Его апостолы. Этот путь внутренней правды смутно мог чувствоваться и языческими народами. Не силой принуждения, но силой жизни самой истребляется все противоречащее истине, дается мера и строй всему. Разлад, который может происходить здесь от несовершенства человеческого, налаживается опять жизнью же. Как бы ни падала община, ставшая на этот путь, но, веруя в силу жизни, она высока уже этой самой верой, — и всегда возможна для нее высокая гармония нравственных сил. Под влиянием веры в нравственный подвиг, возведенный на степень исторической задачи целого общества, образуется своеобразный быт, мирный и кроткий характер; и, конечно, если можем найти у кого-нибудь такой нравственный строй жизни (хотя бы и с набегающими диссонансами), то это у племен бытовых, по преимуществу, у племен славянских.
Но возможен ли такой быт на земле?
Существует другой путь, гораздо, по-видимому, более удобный и простой; внутренний строй переносится вовне, и духовная свобода понимается только как устройство, порядок (наряд); основы, начала жизни понимаются как правила и предписания. Все формулируется. Это путь не внутренней, а внешней правды, не совести, а принудительного закона. Но такой путь имеет неисчислимые невыгоды. Прежде всего формула, какая бы то ни была, не может обнять жизни; потом, налагаясь извне и являясь принудительной, она утрачивает самую главную силу, силу внутреннего убеждения и свободного ее признания; потом далее, давая таким образом человеку возможность опираться на закон, вооруженный принудительной силой, она усыпляет склонный к лени дух человеческий, легко и без труда успокаивая его исполнением наложенных формальных требований и избавляя от необходимости внутренней нравственной деятельности и внутреннего нравственного возрождения. Это путь внешней правды, путь государства. Этим путем двинулось западное человечество.
Мы сказали, что славянские племена жили под условиями быта; община, так устроенная, носит простое название земли, которое мы удержим: оно оправдается впоследствии. Но возможно ли было оставаться при этом?
Трудно. Первая, прежде всего и главная помеха — бранные, неугомонные соседи, которые налетали на славянские земли и покоряли их, возмущая весь их быт. Славяне собирались, прогоняли их, а нашествия снова им грозили. Нельзя же было народу стоять, не расходясь, с оружием в руках; он отказался бы таким образом от самого своего мирного земского начала. С другой стороны, и внутренние несовершенства, особенно у языческих народов, возмущали непрестанно мирный ход жизни.
В России история застает славян северных под властью варягов, южных — под властью хозар. Северные славяне прогоняют варягов, и, может быть, вследствие ли их владычества, возникает вражда между ними и ссоры друг с другом.
Таковы были главные помехи, и земля, чтобы спасти себя, свою земскую жизнь, решается призвать на защиту государство. Но надо заметить, славяне не образуют из себя государство, они призывают его; они не из себя избирают князя, а ищут его за морем; таким образом они не смешивают землю с государством, прибегая к последнему как к необходимости для сохранения первой. Государство, политическое устройство — не сделалось целью их стремления, — ибо они отделяли себя или земскую жизнь от государства и для сохранения первой призвали последнее*.
______________________
- «Земля наша велика и обильна, а наряду в ней нет», и проч. Наряд — государственное устройство (распоряжение). — Прим. К. С. Аксакова.
Ничья история не начинается так. Если спорили о времени существования этого факта, то здесь сила в его смысле; позднейшие частные призвания подтверждают тот же смысл.
Призвание было добровольное. Земля и государство не смешались, а раздельно стали в союз друг с другом. В призвании добровольном означились уже отношения земли и государства — взаимная доверенность с обеих сторон. Не брань, не вражда, как это было у других народов, вследствие завоевания, а мир вследствие добровольного призвания.
Так начинается русская история. Две силы в ее основании, два двигателя и условия во всей русской истории: земля и государство.
Случайности исторические, человеческие волнения, наконец ход самих этих сил, нравственный путь, которым идет народ, видоизменяют судьбы русской земли. В каком отношении были у нас земля и государство? Они существуют, как отдельные, но дружественные союзные силы, сознаваемые в их раздельности и взаимно признающие одна другую. «Земля и государство» встречается у нас везде. Таким образом, не обратившись в государство, призвавши его и став сами в стороне славяне русские сохранили веру в жизнь.
Вскоре после призвания Рюрика, особенно когда известия становятся полнее, отношения земли и государства явственно определяются*.
______________________
- В рукописи следуют здесь поставленные в скобках слова: (Олег, Игорь, Ольга, Владимир). (Земля и государство). (Равнодушие к князьям, переменявшимся в городах). (Общинное, но не патриархальное). - Прим. И. С. Аксакова.
Первые известия очень малочисленны, но тем не менее некоторые из них открывают многое.
Олег заключает договор с греками; посольство правится от него, от князей под рукою его сущих и от всей Земли русской. 1) Это опровергает всякую мысль… (о родовом быте!). 2) Это показывает нам, что земля имела свое самостоятельное участие в делах, касающихся до всего народа, как, например, заключение мира, и голос ее не терялся. (Ясно, что было много князей, так же, как было и позднее, но после — все Рюрикова завода.)
Посольство Игоря еще явственнее выражает то же самое. Земля вновь выходит на сцену очень ясно — Договор.
Игорь идет к древлянам требовать дани, возобновляет свое требование, но «древляне сдумавше со князем своим Малом», решаются идти против Игоря. Итак, здесь действуют древляне, народ, совещавшийся со своим князем: отношение, которое встречаем мы и позднее. Вероятно, князь Мал был из числа подручных князей, о которых упоминается в договорах. Древляне посылают спросить Игоря, для чего пришел он. Игорь не послушал. Древляне убивают Игоря и дружину его. Наконец, они же говорят: «Убили русского князя» — это доказывает как будто, что себя они русскими не считали — «возьмем Ольгу, его жену, за своего князя Мала; возьмем Святослава и сделаем с ним, что угодно». Древляне посылают лучших мужей к Ольге. Посланные говорят: «Послала нас древлянская земля». — Ольга мстит им, как известно, и посылает к древлянам, прося новых знатнейших послов. Древляне выбирают из них мужей, «иже держаху деревьску землю»*, т. е. старейшин, а не князей: упоминается только об одном князе, для которого и посылают посольство. Ольга мстит им, и, наконец, идет. «Где суть дружина наша, — спрашивают древляне, — их же послахом по тя?»
______________________
- На полях написано рукою автора: «Прежде всего, обращает на себя внимание первоначальная община, подтверждаемая писателями и обнаруживающаяся постоянно, ибо. она обезопасила себя и не пропала». — Прим. И. С. Аксакова.
Когда Ольга победила древлян, она устремилась на изкоростян, как на настоящих виновных. Война была со всей древлянской землей, следовательно, и посольство шло от всей древлянской земли, и князь Мал, стало быть общий князь для всех древлян.
В 970 году вновь являются новгородцы и зовут к себе князя. Мы опять видим общину земскую, не избирающую, но призывающую к себе князя: отношения государственные, очевидно, не сливаются с общинными, — ибо вот вновь такая минута, где чувствуется их взаимная отдельность, ибо земля вновь зовет государственную силу. Но земля новгородская и тогда уже, видно, имела славу бурную, ибо Святослав отвечает на их просьбу: «если кто пойдет к вам». Владимир идет в Новгород. Святослав сажает Ярополка в Киеве, а Олега в земле древлянской. (Здесь, по-видимому, первое самовольное распоряжение князя; но оно нисколько не самовольное, не нарушается свобода общины: община нимало не теряет своего значения, самостоятельной свободы; ниже надеемся это увидать). Сам Святослав идет в Переяславец.
Святослав не любил Киева, по крайней мере он постоянно любил более Юг, Болгарию и военное назначение князя было для него единственным его призванием.
Продолжение*
правитьРоссия — земля совершенно самобытная, вовсе не похожая на европейские государства и страны. Очень ошибутся те, которые вздумают прилагать к ней европейские воззрения и на основании их судить о ней. Но так мало знает Россию наше просвещенное общество, что такого рода суждения слышишь часто. Помилуйте, говорят многие, неужели вы думаете, что Россия идет каким-то своим путем? На это ответ простой: нельзя не думать того, что знаешь, что таково на самом деле.
______________________
- Черновая, неоконченная рукопись, на которой в заглавии написано: «Переворот Петра Великого». Так как о самом перевороте нет почти ни слова, то мы сочли нужным изменить заглавие. Относится, вероятно, к 1850 году. — Прим. И. С. Аксакова.
Как занимателен и важен самобытный путь России до совращения ее (хотя отчасти) на путь западный и до подражания Западу! Как любопытны обстоятельства и последствия этого совращения, и, наконец, как занимательно и важно современное состояние России, вследствие предыдущего переворота, и современное ее отношение к Западу!
История нашей родной земли так самобытна, что разнится с самой первой своей минуты. Здесь-то, в самом начале, разделяются эти пути, русский и западноевропейский, до той минуты, когда странно и насильственно встречаются они, когда Россия дает страшный крюк, кидает родную дорогу и примыкает к западной. На это начало прежде всего обратим свое внимание.
Все европейские государства основаны завоеванием. Вражда есть начало их. Власть явилась там неприязненной и вооруженной и насильственно утвердилась у покоренных народов. Один народ, или, лучше, одна дружина завоевывает народ, и образуется государство, в основе которого лежит Вражда, не покидающая его во все течение истории. (Если там и была тишина как явление, — в основе лежала вражда.)
Русское государство, напротив, было основано не завоеванием, а добровольным призванием власти. Поэтому не вражда, а мир и согласие есть его начало. Власть явилась у нас желанной, не враждебной, но защитной и утвердилась с согласия народного. На Западе власть явилась как грубая сила, одолела и утвердилась без воли и убеждения покоренного народа. В России народ сознал и понял необходимость государственной власти на земле, и власть явилась, как званый гость, по воле и убеждению народа.
Таким образом, рабское чувство покоренного легло в основании западного государства; свободное чувство разумно и добровольно призвавшего власть легло в основании государства русского. Раб бунтует против власти, им непонимаемой, без воли его на него наложенной и его непонимающей. Человек свободный не бунтует против власти, им понятой и добровольно призванной.
Итак, в основании государства западного: насилие, рабство и вражда. В основании государства русского: добровольность, свобода и мир. Эти начала составляют важное и решительное различие между Русью и Западной Европой, и определяют историю той и другой.
Пути совершенно разные, разные до такой степени, что никогда не могут сойтись между собой, и народы, идущие ими, никогда не согласятся в своих воззрениях. Запад, из состояния рабства переходя в состояние бунта, принимает бунт за свободу, хвалится ею и видит рабство в России. Россия же постоянно хранит у себя признанную ею самою власть, хранит ее добровольно, свободно, и поэтому в бунтовщике видит только раба с другой стороны, который так же унижается перед новым идолом бунта, как перед старым идолом власти; ибо бунтовать может только раб, а свободный человек не бунтует.
Но пути эти стали еще различнее, когда важнейший вопрос для человечества присоединился к ним: вопрос веры. Благодать сошла на Русь. Православная вера была принята ею. Запад пошел по дороге католицизма. Страшно в таком деле говорить свое мнение, но если мы не ошибаемся, то скажем, что по заслугам дался и истинный, дался и ложный путь веры -первый Руси, второй Западу.
Ясно стало для русского народа, что истинная свобода только там, где Дух Господен.
Обратимся собственно к судьбам России, оставим в стороне Запад. Мы, к сожалению, встретимся с ним еще и у себя.
При таких началах согласия, которые легли в основу русского государства, народ и власть должны были стать в совершенно особые отношения, не похожие на западные. При такой основе, как должен смотреть народ на власть? Так, как на власть, которая не покорила, но призвана им добровольно, которую потому он обязан хранить и чтить, ибо он сам пожелал ее: народ в таком случае есть первый страж власти. Как должна власть смотреть на народ? Как на народ, который не покорен ею, но который сам призвал ее, почувствовав ее необходимость, который, следовательно, не есть ее униженный раб, втайне мечтающий о бунте, но свободный подданный, благодарный за ее труды и друг неизменный. С обеих же сторон, так как не было принуждения, а было свободное соглашение, должна быть полная доверенность.
Но нет никакого обеспечения, скажут нам; или народ, или власть могут изменить друг другу. Гарантия нужна! — Гарантия не нужна! Гарантия есть зло. Где нужна она, там нет добра; пусть лучше разрушится жизнь, в которой нет доброго, чем стоять с помощью зла. Вся сила в идеале. Да и что значат условия и договоры, как скоро нет силы внутренней? Никакой договор не удержит людей, как скоро нет внутреннего на это желания. Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровище есть в России, потому что она всегда в него верила и не прибегала к договорам. Поняв с принятием христианской веры, что свобода только в духе, Россия постоянно стояла за свою душу, за свою веру. С другой стороны, зная, что совершенство на земле невозможно, она не искала земного совершенства, и поэтому, выбрав лучшую (т. е. меньшее из зол) из правительственных форм, она держалась ее постоянно, не считая ее совершенною. Признавая свободно власть, она не восставала против нее и не унижалась перед нею.
Теперь обратимся к самой истории русской; проследим отношение власти к народу и народа к власти, и посмотрим: была ли с какой-нибудь стороны измена.
Народ призывает власть добровольно, призывает ее в лице князя-монарха, как в лучшем ее выражении, и становится с нею в приязненные отношения. Это союз народа с властью. Употребим здесь слова, которые так часто, постоянно, и с такой ясной определенностью встречаются в наших исторических свидетельствах, — слова, которые выражают народ и власть, т. е.: земля и государство.
Земля, как выражает это слово, — неопределенное и мирное состояние народа; земля призвала себе государство на защиту, ограждение: прежде всего от врагов внешних, потом и от врагов внутренних. Отношение земли и государства легло в основание русской истории. В первые времена Россия управлялась целым родом, совокупностью князей в отдельных княжествах, и в каждом княжестве повторялись те же самые отношения. Князей стало много, они сами спорили между собою, и между князьями возможен был выбор: поэтому они часто перемещались.
Многие думают о Новгороде как о наиболее менявшем князей, что он был республика: совершенно ложно! Новгород не мог оставаться без князя. Возьмите «Новгородскую летопись», прочтите, с каким ужасом говорит летописец о том, что они три недели были без князя. Итак, несмотря на частые перемещения князей, даже на изгнание их, вы видите, что вся Россия и все города ее (и Новгород) оставались верны монархическому началу и никогда не говорили: устроим правительство без князя. Наконец, время княжеских междоусобиц прошло. Явился Великий князь и потом царь Московский и всея Руси, наследственный и самодержавный. Отношение земли и государства, народа и правительства, прежняя взаимная доверенность — были основой их отношений. Подобно тому, как князь созывал Вече, царь созывал Земскую Думу или Земский Собор. Народ не требовал, чтобы государь спрашивал его мнения. Государь не опасался спрашивать мнения народа. Кто читал эти Думы, тот знает, как просто излагалось в них дело. Спрашивали выборных от всех сословий; они говорили: мысль наша такова, а там как будет угодно государю. Не личное самолюбие, не гордость западной свободы была здесь, а обоюдное искреннее желание пользы. Здесь не ораторствовали, а говорили, и слово не превышало дела.
Иоанн IV вследствие личной подозрительности своей, неоправданной нисколько во все долгое его царствование, вдруг вздумал оторвать дело государево от дела земского, и поэтому вдруг установил опричнину (от слова опричь, так же как и кромешник от слова кроме), и разделил Россию на опричнину и земщину. Начались преследования народа, но народ и здесь не изменил власти, им призванной. Опричнина длилась семь лет, и потом была уничтожена самим Иоанном, вероятно увидавшим ее ненужность и испытавшим неизменность народа. Государево и земское дело вновь соединились при царе Федоре и далее; но наступили смуты. Явился Лжедмитрий; народ принял его за истинного и законного наследника и перешел к нему; но русская земля была жестоко разуверена в своем обмане. Шуйский, не избранный, явился сам на престоле. Возник новый Лжедмитрий; Шуйский был сведен с престола. Начались страшные смуты. Наконец земля вооружилась, и, как прежде варягов, выслала из Москвы врагов своих и освободилась. Народ русский находился в том же положении, в каком при начале своей истории, и то же явление повторилось. Земля была одна, победившая врагов своих; раздался общий голос: мы безгосударственны, и вновь была призвана правительственная власть, та же монархическая власть, которая постоянно правила Россией. Великий собор народный избрал на царский престол России Михаила Федоровича Романова, и, разумеется, без всяких гарантий вручил вновь монарху с прежней доверенностью судьбу свою.
Во все время русской истории народ русский не изменил правительству, не изменил монархии. Если и были смуты, то они состояли в вопросе о личной законности государя: о Борисе, Лжедмитрий и Шуйском. Но никогда не раздавался голос в народе: не надо нам монархии, не надо нам самодержавия, не надо царя. Напротив, в 1612 году, одолев врагов своих и будучи без государя, вновь громко и единогласно призвал народ царя.
Любопытно, хотя вкратце, взглянуть на этот быт, на эти незыблемые, неизменные отношения между властью и народом, отношения свободные, разумные, не рабские, и потому обеспеченные от всякой революции.
Государево и земское дело — вот слова, которые слышались из уст народа, вот слова, которые слышались из уст государя; как часто встречаем их в древних, и от государя и от народа идущих грамотах!
Эти слова указывают прямо на состав русской земли и обнимают его весь.
Что было государево, что было земское дело, так союзно и приязненно между собой соединенные, что было правительство, что был народ?
Земля или народ пахал, промышлял и торговал; государство поддерживал он деньгами и в случае нужды становился под знамена. Он составлял сам собою одно огромное целое, для которого необходимо было государство, чтобы можно было жить ему своей жизнью и хранить безмятежно, беспрепятственно свой древний быт и свою веру. Государь, первый защитник и хранитель земли, поддерживал общинное начало, и народ, под верховной властью государя управлялся сам собою. Сельские общины выбирали своих старост, целовальников и других чиновников. Иногда государь призывал землю на совет и делал ее участницей дел политических.
Государство или государь с не ограниченной никаким условием властью блюл тихую жизнь земли. Вся администрация или управление было в его руках. Постоянное войско было собственно его заботой. Сношения политические ведал он один. Все, служившие ему орудием его прямой воли, были люди государевы. Они были воеводами или губернаторами, они сидели в судах городских и творили суд и правду; все люди, не пахавшие, не промышлявшие, не торговавшие, не выборные от земли, составляли, так сказать, дружину государеву и назывались людьми служилыми. Это были бояре, дворяне и проч. Число их было огромно. Сюда причислялись также все люди, служившие лично боярам, дворянам и вообще всем людям государевым, собственно так называемые холопы. Люди служилые, бояре, окольничие, стольники, дворяне и дети боярские (почти то же, что однодворцы) пользовались за службу свою поместьями и вотчинами. Не все бояре, в особенности же не все дворяне и дети боярские, потому что эти последние были очень многочисленны, состояли в действительной службе; но все они, все служилые люди без исключения, всегда могли быть потребованы на службу и не имели права отказываться: они составляли, так сказать, резерв служилых людей, были нечто вроде бессрочно-отпускных, и таким образом не даром пользовались своими поместьями.
Таким образом, в России не было ни одного человека, пользующегося даром своими выгодами (тем менее по праву).
Когда созывалась вся Россия, и служилая и земская, на совет к государю, то такой совет назывался уже земским, и государь являлся тогда главою земли.
Аристократии не было и не могло быть, ибо боярство не было наследственно. Князья часто попадаются в жильцах; все зависело от службы. Сюда, правда, входило местничество; но само местничество на воспоминаниях службы основывало права свои. Разделения на неподвижные сословия не было. Живое начало проникало весь состав, и нигде, ни в каком сословии не застаивалось кругообращение сил государственных; можно было дослужиться до боярина; из людей земских можно было перейти в служилые. Аристократии западной не было вовсе. Не было вовсе и западной демократии. Вся Россия была под двумя властями — земли и государства, разделялась на два отдела — на людей земских и людей служилых.
Что же соединяло эти два отдела, что составляло неразрывную связь между ними? Мы говорили прежде о добровольном призвании землею власти: это относится собственно к правительству, к государю; но здесь мы говорим уже о проявлении этих начал, о двух классах; служилом и земском. Что соединяло эти два отдела России? Вера и жизнь; вот почему всякий чиновник, начиная от боярина, был свой человек народу; вот почему, переходя из земских людей в служилые, он не становился чуждым земле. Выше всех этих разделений было единство веры и единство жизни, быта, соединявшее Россию в одно целое. Верою и жизнью само государство становилось земским.
Люди служилые все, начиная от бояр, писались холопами, что собственно значило слуга и более ничего, точно так же, как и люди служилые бояр и других лиц. Люди земств к государю писались сиротами, что в русском языке не имеет значения orphelin, Waise, а значит просто беспомощный, беззащитный или нуждающейся в защите. Это название глубоко обозначает и утверждает отношение земли к государству; земли, призвавшей государство на помощь. Повторяем: когда же созывалась вся, и служилая и земская Россия, в своих выборных, к государю на совет, то такой совет назывался земским. На таком совете было и духовенство, соединявшее государство с землею, постоянно роднившее его с ней. Государство как бы исчезало на ту минуту, и государь являлся тогда главою земли. Но это было только в исключительные минуты; невозможно было народу долго хранить этот напряженный образ собранной земли, продолжение которого мешало бы самой жизни земли. Совет оканчивался, народ уходил к своим полям и работам, и государство вновь, одно, бодрствовало над землею.
Нам скажут: неужели было полное блаженство? Конечно, нет. На земле нельзя найти совершенного положения, но можно найти совершенные начала. Нет ни в одном обществе истинного христианства, но христианство истинно, и христианство есть единый истинный путь. Следовательно, этим единым истинным путем и надобно идти. Вся сила в том, что человек признал за закон, за начало. В основу русской жизни легли истинные начала, с чем, я думаю, нельзя не согласиться. Эти начала составляют постоянный камертон в жизни, сейчас дающий чувствовать, указывающий уклонения и в то же время истинный путь. В этих началах лежит и осуждение лжи, и исцеление от лжи; идучи по истинному пути, можно упасть, можно и встать, но сила в том, чтобы не изменять пути. Истинный христианин, если бы и пал он, не оставляет своей веры, но в ней самой находя исцеление, остается на истинном пути. Россия нашла истинные начала, никогда не изменяла им, и святая взаимная доверенность власти и народа, легшая в основу ее, долго неизменно в ней сохранялась.
……………………………………………………………..
……………………………………………………………..
Смотря на русскую историю, мы можем сказать смело, что народ, верный своему отношению, своему началу, не изменил правительству от самых древних до самых новейших времен включительно. Обратим внимание на другую сторону государственного состава, — на правительство.
Оно хранило со своей стороны те же начала; оно верило народу, и доверие его выражалась собственно в двух, как кажется, видах.
Опубликовано: «Сочинения исторические К. С. Аксакова», изданные под редакцией И. С. Аксакова // Полное собрание сочинений Константина Сергеевича Аксакова. Т. I. M., 1889, стр. 11-24.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/aksakovy/kaksakov_ob_osnovnyh_nachalah.html.