Об извержении Этны
правитьСледующее письмо, содержащее в себе любопытные подробности об извержении Этны, взято из лондонского журнала The Star. Оно писано одним английским офицером, находившимся на острове Сицилии.
Марта 27, в шесть часов поутру, явилось над Этною большое облако черной золы и взяло направление к нашему городу, лежащему от горы в пятидесяти милях. Это предвещало скорое извержение сего славного вулкана. Зола, несомая сильным ветром, падала на улицы и на кровли в большом количестве. Она походила на огнестрельный порох, так что один ирландский солдат, бывший в цитадели, закричал: «Ветер выломал двери в магазинах и развеял весь порох!»
При восхождении солнца раздавшийся со стороны горы ужасный рев устрашил всех жителей. Не зная, сколь велика опасность угрожающего бедствия и откуда ждать его надлежало, многие убежали из домов своих. После ужасного шума вдруг настало извержение золы, которая вылетала из главного отверстия, и составляя большие облака, носилась в пространстве воздушном. Выстрел последовал столь стремительный, что изверженные вещества брошены были на несколько миль против ветра, который дул очень сильно.
За извержением золы, уже в вечеру последовало извержение лавы, которая полилась с горы страшною рекою и в трех милях разделилась на два рукава.
Вулкан утих; но на другой день поутру снова настало извержение и было еще ужаснее прежнего. Лава стремительно лилась через поле и леса даже до Монте-Негро. До сих пор ни один проводник не осмеливался любопытным путешественникам показать дорогу к отверстию вулкана: зола и смолистые вещества, лежавшие кубами, на каждом шагу останавливали и угрожали опасностью жизни всякому, кто ни дерзнул бы к ним приблизиться. Несмотря на то, через два часа после первого извержения один из проводников по безрассудной отважности осмелился подойти к подножию Этны. Сие извержение образовало целый ряд отверстий, простирающийся почти на две мили и составляющий вместе с другими неправильную черту, имеющую направление к северо-западу от вершины.
Среди обнаженного леса дубовых дерев и еловых находится обширная пропасть, содержащая в себе двенадцать отверстий; два из них горят беспрестанно, а прочие временно. От них происходил гром, равняющийся залпу несколько тысяч пушек; из внутренности их вылетали пламя и каменные глыбы, которые поднявшись футов на тысячу вверх, падали на гору в разных направлениях.
Главные два отверстия, о которых упомянул я выше, представляли в сие время позорище великолепное и ужасное; два пламенные столба. При извержении казались соединившимися, имея в окружности более тысячи локтей. Из сего столба выскакивали каменья и падали с треском.
В ряду отверстий одно пылало сильнее других и производило самые опаснейшие выстрелы; большие каменные глыбы упали подле нас в двух шагах одна подле другой, и мы едва было не сделались жертвою своего любопытства. Я думаю, что лава вытекала из двух только главных отверстий; ибо казалось, что она от стороны их выходила и отделяла их от прочих. Сие кипящее вещество составляло реку в полмили шириною. Зажегши лес, до которого лава коснулась в своем течении, она полилась далее, истребляя все, что ей на пути ни попадалось. В шести милях от двойного отверстия она разделилась на два рукава, из коих больший взял направление свое к дому барона Карри. Почти в двухстах шагах от сего дома лава потекла находящеюся тут продолговатою впадиною и подала причину надеяться, что здесь окончится ее течение; однако накопившееся вещество вышло из ямы. Другой рукав полился к стороне Лингва-Гроссы и подошел весьма близко к дому барона Каньйона. Устрашенные жители Лингва-Гроссы отчаялась было в жизни своей и имуществе; но к счастью извержение прекратилось.
Тогда огненная река, не получая прилива из отверстия, разделилась на многие рукава и составила маленькие островки; то жидкая материя потекла медленнее, сгустилась и затвердела.
Не могу дать вам ясного понятия о сей лаве; я не мог сделать никаких наблюдений над ее жидкостью; но думаю, что она должна быть очень жидка, ибо имела течение весьма удобное. По моему мнению, она может пройти в один час четыре мили.
Извержение и текущая лава ночью представляют такое зрелище, которое наполняет душу ужасом. Вылетающие из отверстий камни белым цветом своим придают более яркости багряному пламени. Камни сии сыпались по горе и по долине; поле несколько времени казалось испещренным звездами и блестками. Пылающие деревья служили новым украшением великолепной картины. Раздавались крики бесчисленного множества разнородных птиц, отлетающих от своего жилища. Лава, как адская река багряного цвета с черными пестринами, представляла ужасную противность ночному мраку. Там катился огромный клубок огня; здесь являлась подвижная гора с мнимыми крепостями. Вся страна за Лингва-Гроссою и Пие-Монте ныне покрыта золою. Многие поля выжжены и опустошены лавою.
При сем смятении природы сицилианцы не показали ни любопытства, ни страха. Сам барон Карри, которого дом был подвержен великой опасности, с суеверным упорством долгое время противился предложению многих английских офицеров, которые советовали ему сберечь драгоценнейшие вещи свои от погибели, угрожавшей всему его имению. «Пустое, отвечал барон: что Богу угодно, то с нами и будет!» Однако наконец он должен был послушаться неотступных своих советователей, и наконец согласился вынести из дому лучшие пожитки. Между тем как лава приближалась к его жилищу и была уже в двухстах шагах, извержение прекратилось к величайшему удовольствию и радости жителей. Сие счастливое событие приписывали они ходатайству своих угодников, коих образа торжественно принесены были из Кастильйоне (находящегося с небольшим в трех милях) в продолжение усиливавшейся опасности, и поставлены среди толпы бедных людей в недальнем расстоянии от пламени. Шествие составляли жители обоих полов, совершенно нищие, покрытые рубищами; они наполняли воздух криком своим и рыданием, рвали на себе волосы и били себя плетью, между тем как сопутствующие священники взывали ко всем святым и молили их о избавлении народа от бедствия. Ход остановился на дороге подле дома барона Карри; тут приходской священник, взошедши на балкон, прочитал краткое поучение, соединяя с словами самые выразительные телодвижения. Он сказал, что огненное извержение воспоследовало для наказания слушателей за содеянные ими грехи, и что они должны загладить оные искренним покаянием. При каждой остановке в поучении раздавались вздохи и рыдания; слушатели удвоили на себе удары плетью, желая доказать тем сокрушение своего сердца. Я сам никогда не был столько растроган бедствием народным, как при сем случае.
И кто из смертных дерзнет помыслить, что жизнь его длится без помощи свыше? Какие чувствия рождаются в душе при воззрении на опустошительные действия разъяренного вулкана! Какая жестокая скорбь объемлет сердце человека, когда видит он внезапное разорение полей своих и минутную потерю всего имущества! Другие бедствия скоро проходят. За неурожаем и голодом следует обильная жатва; несчастья войны изглаживаются временем: но грядущие поколения всегда будут иметь у себя перед глазами черные, бесплодные скалы, возносящиеся на жилищах и нивах предков злополучных! Т.
Об извержении Етны: [Взято из лонд. журн. «The Star»] / [Соч. англ. офицера, находившегося на острове Сицилия]; [Пер.] Т. [М. Т. Каченовский] // Вестн. Европы. — 1810. — Ч. 51, N 12. — С. 315-320.