Обыденные церкви на Руси (Федоров)

Обыденные церкви на Руси
автор Николай Федорович Федоров
Опубл.: 1894. Источник: az.lib.ru

Н. Ф. Федоров править

Обыденные церкви на Руси 107 править

К пятисотлетию открытия святых мощей Сергия Радонежского,
Миротворца и Избавителя от смут
править

1. С. А. Белокуров. О доставлении сведений, касающихся обыденных церквей и жития преподобного Сергия Радонежского.
2. Его же. Запрос Рижскому Археологическому Съезду 1896 года.
3. Les epidemies psychique et la foule criminelle. Revue des revues. 1894. № 1.

И для всякого предыдущего археологического съезда Уваровский вопрос, предложенный г. Белокуровым: «было ли что-либо сходное с нашими обыденными храмами на Западе и не оттуда ли оно заимствовано, или же обычай строения таких церквей в годины бедствий есть самородное явление», имел бы важное значение; но особенно уместен он для того съезда, который соберется в Риге, на рубеже России с Западом, где, по-видимому, соединены будут все условия для всестороннего обсуждения дела, где могут в решении его принять участие и западные ученые, духовные и светские*. Рига находится в соседстве с Псковом и Новгородом, в которых, как и на всем лесном Севере России, а по всей вероятности и [в] Сибири, наичаще созидались обыденные храмы.

Обыденные храмы, т. е. храмы, созидаемые по обету совокупными усилиями в один день, это памятники единодушия и согласия в молитве и труде, в мысли и деле, согласия столь редкого на земле вообще, а в особенности на Руси, история которой началась признанием в себе порока розни и этим как бы указала и на конечную свою цель согласие и единодушие. Для устранения внешней розни Русь призывает иностранца, а для внутреннего примирения принимает Христианство, под влиянием которого рознь обращается в согласие, так что построение обыденных храмов даже в таких классических местах раздора, как Новгород и Псков, напоминающих по оживленной (истребительной) борьбе западные города, свидетельствует о глубокой внутренней потребности согласия, хотя бы оно было непродолжительно в действительности. На вечах, обыкновенно бурных и шумных, нередко переходивших в побоища, водворялась тишина, и вопрос о построении обыденных церквей решался мгновенно, единодушно, без прений.

Обыкновенно единогласие (не говоря уже об единодушии) считается невозможным и даже нежелательным. На единогласие в учреждении смотрят как на порок, приводящий к гибели; а между тем построение обыденных храмов святое дело не находило ни одного противника. Отсюда и можно заключить, что главная причина розни скрывается не в людях, а в отсутствии дела безусловно благого и святого, дела, которое было бы одинаково дорого для всех. Храм, воздвигнутый в один день, как бы мал он ни был, есть чудо, и тем более дивное, что он воздвигался трудом безденежным («работающии народи мзды не взимаху») и всенародным: «овии древие употребляху и назидаху; а иннии на основание полагаху, а иннии из разных мест древие везяху, не бяше бо тогда на сооружение храма в готовности ничтоже, но вся из разных мест приношахуся»108, т. е. требовалось, чтобы все было трудовое и ничего дарового.

Это были светлые минуты в нашей жизни: «не бяше бо тогда видети, или слышати во граде и в весех татьбы, и разбоя, лжи и клеветы, гнева, ярости и обиды, и всякия злобы; но бяше любовь велия». В эти минуты наш народ был истинно-христианским, ибо в единодушном, беззаветном труде на пользу общего, святого дела и раскрывается нравственное значение высочайшего догмата христианства, догмата о Святой Троице неслиянной и нераздельной, где единство не есть подчинение, а неслиянность не есть рознь.

В этом-то единодушии, соединяющем многих на единое дело, и заключается, быть может, разгадка того, что такое Русь, в чем ее самобытность и на что она способна. В этой стране редких минут согласия, зато согласия не только внешнего, но и внутреннего, т. е. единодушия, Преподобн. Сергий и воздвигнул храм Пресвятой Троице как образцу величайшей добродетели единодушия, не минутного, а вечного, конечно для того, чтобы эти редкие минуты согласия в народе обратить в постоянное состояние, в неразрывное единство, и тем начать осуществление той конечной цели, которая крылась в самом признании в себе порока и греха розни. Храм Пресвятой Троицы в обители Сергия был «аки зерцало». Потому-то обитель Св. Троицы служила и обличением розни, и призывом к соединению. Воззрение на этот образ единодушия и согласия не допустило погибнуть государство Московское от Шемякинской усобицы109 и утратить единство именно тогда, когда появились новые враждебные Пр. Троице орды Казанская, Крымская и особенно Османская, сокрушившая Константинополь, что сделало Москву последним убежищем Православия, и она вместе с именем Третьего Рима приняла на себя новый долг, стала понимать свое назначение во всемирной истории. После падения Второго Рима Старый Рим, в лице пап и преданной им Польши, пользуясь нашими раздорами, задумал поразить Православие в его последнем убежище и обратить нас в орудие своего властолюбия для подавления протестантского восстания, что и могло бы быть исполнено в Тридцатилетнюю войну, если бы папство успело поработить Московское государство; но взятие Москвы поляками показало только, что истинною столицею была Свято-Троицкая обитель Пр. Сергия. Она-то и соединила весь народ «как одного человека» и спасла не Россию только, но и Запад: ибо исключительное господство Католицизма, т. е. духовного ига без всякого протеста, было бы таким же злом, как и исключительное господство протестантской розни, не сдерживаемой никаким авторитетом; совместное же их существование ясно указывает, что благо заключается в Царстве Живоначальной Троицы, где единство не есть иго, а самостоятельность не есть рознь.

Такова логическая связь между вопросом о построении обыденных церквей, как памятников единодушия, и делом жития Чтителя Пресвятой Троицы, Сергия Радонежского, Миротворца и Избавителя от смут. Это именно тот святой, какой нужен в переживаемую нами эпоху, так что вполне прав г. Белокуров, соединив их в своем воззвании о доставлении сведений по этому предмету. Воззвание это было разослано ко всем редакциям Епархиальных Ведомостей, архивным комиссиям и т. п. учреждениям. Пользуемся случаем огласить его и среди читателей «Русского Архива». Вот оно.


«Несмотря на всю важность вопроса о построении обыденных церквей, он мало исследован. Ввиду этого весьма желательным является собрание по возможности всего, что известно о построении на Руси обыденных храмов, как особых сказаний о сем, так и всех мелких известий и указаний только на самый факт. Построение обыденных церквей по условиям освящения в некоторых местах могло быть заменяемо построением тем же способом, т. е. участием наибольшего числа и в наименьший срок больших часовен для совершения богослужения. Желательно иметь сведения о построении и их.
К предстоящему пятисотлетию открытия мощей Преподобного Сергия игумена Радонежского желательно также привести в возможно полную известность: 1) все, что написано и напечатано, особенно в местных изданиях, о Преп. Сергии, списки жития его, сказания об открытии его мощей и посмертных чудесах; и 2) историю распространения почитания сего святого мужа, т. е. где существуют храмы или приделы в них, посвященные преп. Сергию, равно как насколько распространено в той или другой местности паломничество в Троице-Сергиеву Лавру для поклонения гробу Преподобного.
Опыт указателя того, что было напечатано у нас на Руси о Сергии, был помещен в 10 и 12 NoNo „Библиографических Записок“ 1892 года. Желательно иметь сведения, пропущенные здесь или исправляющие какие-либо ошибки.
Лиц, желающих помочь в этом деле, просят присылать свои сообщения в Москву, Садовники, д. № 8, С. А. Белокурову. Имена доставивших сведения будут помещены на заглавном листе сборника этих сведений и будут свидетельствовать, что дух, создавший обыденные храмы, еще жив на Руси».

Несмотря на важность приведенного воззвания, некоторые Епархиальные Ведомости отказались его напечатать. К счастью, единомышленников в таковом полном нежелании оказать хотя слабую помощь в благом деле было мало; но зато и деятельных помощников, как нам передавали, явилось немного, и тем более нужно быть благодарными к этим немногим отзывчивым людям. Мы с особым удовольствием помещаем их имена в нашем издании и с своей стороны присоединяем искреннюю благодарность за помощь, оказанную ими в деле, одинаково дорогом для всех русских, в деле приготовления к единодушному празднованию всей Россией (т. е. Великой и Малой, Белой, Новой Россией, не только Восточной и Северной, но и Западной и Южной) 500-летия открытия святых мощей Сергия, т. е. его мощи, проявлявшейся еще с большей силой по смерти, чем при жизни, мощи, спасавшей наше отечество и от Восточных, и от Западных нашествий, творившей чудеса и вне его, в латынех, для спасения Православия от подчинения его игу папскому*. Но, спасавший от подчинения, от розни, он, дерзаем верить, явится «скорым помощником» и в деле нашего примирения с Западом, примирения, не исключающего, а предполагающего нашу самобытность; в обыденных же храмах, надо полагать, и заключается она: ибо у западных народов мы не встречаем даже слова «обыденный».

В ответ на воззвание С. А. Белокурова, сколько нам известно, получены с двух сторон России сведения о почитании Сергия. Эти сведения могут считаться типичными для двух краев России Северо-Восточной и Юго-Западной. Первая оказывается ревностною чтительницей Сергия, другая еще мало или вовсе не слыхала о великом подвижнике Севера, защитнике и кормильце русского народа.

Одно известие идет из Лукояновского уезда Нижегородской губернии, из села Старо-Рождествена (или Староселья, Тагаева тож) и Шишардеева. Самые названия сел указывают на инородческое их происхождение, а сведения, сообщаемые из них, свидетельствуют о полном их обрусении. Из сообщений священника этих сел, отца Иоанна Лаврова, узнаем, что хотя в сказанных селах нет ни храмов, ни приделов имени Сергия, тем не менее день 25 сентября почитается как храмовой праздник. Просматривая календарь Нижегородской епархии, мы с удивлением замечаем в этом крае, проявившем столько любви к отечеству, почти полное отсутствие храмов, посвященных памяти Пр. Сергия, с именем которого неразрывно связана любовь к отечеству. Потому-то сообщения отца Иоанна и драгоценны для нас, и весьма было бы желательно, чтобы и другие священники последовали примеру досточтимого пастыря Старо-Рождествена. Они доказывают, что имена, носимые церквами, не всегда указывают на тех святых, которые пользуются наибольшим почитанием населения; потому-то и нужны живые, местные сообщения: по ним лишь можно составить себе полное представление о почитании Преподобного в пределах России. Родители часто, пишет отец Иоанн, просят дать их детям имя Сергия; в очень многих домах есть его иконы. Паломничество очень развито, и есть, по-видимому, ежегодные посетительницы Лавры, смотрящие на нее как на свой приходский храм, куда и отправляются для говенья*.

Совершенно иные сведения идут из другого конца России, от преподавателя Каменец-Подольской Духовной Семинарии Осипа Ивановича Федорова. Обыденных храмов в Подолии нет и никогда не существовало110. Об обыденных церквах говорит в письме своем священник г. Сольвычегодска отец Тихон Чулков. Все эти сведения будут полностью помещены в книге г. Белокурова, которой мы с нетерпением ожидаем.

Принося глубокую благодарность всем, кто отозвался на воззвание
г. Белокурова, мы должны указать, что в сущности таковой же запрос идет и с Запада от представителей вновь возникшей науки «Коллективной Психологии». Эта наука, изучающая психологию толпы, почти единогласно, устами всех своих западных адептов, утверждает, что стечение народа, «толпа дает в результате нечто много худшее, чем могли бы дать единицы, ее составляющие»111. «Пусть мне укажут армию, как бы она ни была хорошо составлена, которая могла бы по своему почину (spontanement) действовать лучше, чем по плану, составленному самым посредственным штабным офицером»**. Словом, среди западных ученых (Сигели, Барбаста, Тарда, Ферри, Нордау113) распространено мнение о том, что толпа действует на отдельных единиц понижающим образом, совокупная деятельность собрания людей уподобляется психическим эпидемиям, собрание людей есть толпа, где всегда преобладают низшие инстинкты и страсти*.

Но построение обыденных храмов ясно опровергает это мнение. Оказывается более справедливым убеждение нашего народа, что совокупность людей образует не толпу с разнузданными, грубыми стремлениями, в которой благоразумный средний человек обращается в дикаря, зверя, но «мир», т. е. общество, в котором царят согласие и единение, для единого дела, в котором отметается греховный элемент частных составных единиц, и человек от святости общего дела очищается и достигает небывалой духовной высоты.

Таким образом, история обыденных церквей необычайно важна и для Запада. Но чтобы решить вопрос о них, необходимо проникать в глубину народной души, а между тем даже для знатоков русской жизни, как, например, В. И. Даль, обыденные храмы являлись как предание, т. е. миф, хотя построение такого храма в Вологде относится уже к царствованию Алексея Михайловича. Надеемся, что обсуждаемый вопрос найдет должный ответ на Рижском съезде, а затем, что могло бы быть лучше, как к 500-летию празднования открытия мощей Пр. Сергия, т. е. в 1922 году, дать тому же вопросу ответ делом, доказывающим, что дух, создававший обыденные храмы, еще не угас на Руси, чем мы и явили бы себя истинными чтителями Животворящей Троицы, соединяющей всех сынов у памятника всех умерших отцов.


  • Комитету Археологического Съезда надлежало бы перевести данный вопрос на иностранные языки и разослать по всем археологическим обществам Европы и Америки.


    • Мы слышали, что задумано издание Сборника, в котором должны быть собраны все известия об открытии мощей Преподобного, и особенно все посмертные чудеса исторического характера. Летопись посмертных чудес еще, конечно, не окончена.


      • Но не крестьянки только; а из крестьян были такие, которые присутствие на юбилейном празднестве считали как бы высшею целью своей жизни видеть этот праздник и умереть и быть похороненными на этом святом месте! И они видели и умерли: один в самой Лавре, другой на пути из нее. Некоторые семьи являют особое почитание Преподобного. Надо полагать, что для многих жителей Понизовья Лавра почти то же, что Иерусалим.


        • Пример при Горном Дубняке совершенно опровергает приведенную ссылку. Первоначальный же план взятия Дубняка составлен таким выдающимся стратегом, как Гурко112.


          • Из русских ученых А. А. Токарский решительно отказывается принять это мнение 114.

КОММЕНТАРИИ править

107 Печатается по: «Русский архив», 1894, № 11, с. 448—453. Статья была написана между концом июля — началом октября 1894 г. Федоров намеревался обобщить в ней первые данные, поступившие в ответ на публикацию воззвания «О доставлении сведений, касающихся обыденных церквей…», а также вновь привлечь внимание общественности к утраченной традиции обыденного храмостроительства, стимулировать к собиранию новых материалов («Отзывы получены только из двух мест: из Сольвычегодска и из Нижегородской губернии», — сообщал он 21 октября 1894 г. Н. П. Петерсону). В этой статье впервые вопрос о храмах обыденных рассматривался мыслителем на фоне теорий коллективной психологии, выдвигался в противовес идее «преступной толпы». Такой поворот темы в немалой степени был стимулирован статьей «Les epidemies psychiques et la foule criminelle» («Психические эпидемии и преступная толпа»), появившейся в первом номере журнала «Revue des revues» за 1894 г. (р. 54-58, подпись «J.F.»). Сообщая о новой теории, выдвинутой итальянскими, французскими, немецкими психологами и социологами-криминалистами (см. преамбулу и примеч. 113), автор статьи указывал на различное, пожалуй, даже прямо противоположное отношение к ней в среде западно-европейских и русских ученых. Если первые в большинстве своем встречали теорию «преступной толпы» с энтузиазмом, считая ее прорывом в психологической науке, то вторые были настроены не только сдержанно, но порой и прямо негативно. Далее был приведен краткий реферат статей оппонентов этой теории — А. А. Токарского (см. примеч. 114) и Л. Е. Оболенского («Новейшая псевдо-наука» // Русская мысль, 1893, № 11, с. 122—142). Приводимые ими критические доводы побудили Федорова дать собственную оценку теории «преступной толпы», найти ей опровержение не только в сфере мысли и слова, но и в реальной истории. Таким опровержением стали для него обыденные храмы.

В «Русском архиве» статья «Обыденные церкви на Руси» была напечатана при содействии Ю. П. Бартенева (см. цитированное выше письмо Федорова к Н. П. Петерсону). — 54.

108 Эта и следующая цитаты взяты Федоровым из «Сказания о построении обыденного храма в Вологде». Перевод их см. примеч. 92, 40. — 55.

109 Речь идет о борьбе князя Дмитрия Шемяки и других удельных князей против Великого князя Василия II Темного. Она длилась почти десятилетие (1441—1450), изредка перемежалась примирениями (в одном из них активное участие принял игумен Троицкой Лавры Зиновий) и окончилась победой Василия II (особенно почитавшего преп. Сергия — о его богомолье к Троице, во время которого он и был схвачен враждебными ему князьями, имеется подробный рассказ у Карамзина), который к концу своего царствования соединил в своих руках почти все уделы Московского княжества. — 55.

110 Эти сведения были доставлены Федорову через посредство В. А. Кожевникова: «Очень благодарен Вам за сообщение сведений из Каменец-Подольска, — читаем в письме от 25 июля 1894 г.- Но как объяснить существование храма под названием „обыденного“ в соседней с Подольскою губерии, в самом Владимире Волынском, как это видно из сочинения П. Батюшкова под названием „Волынь“. Не можете ли задать этот вопрос, когда будете писать, Вашему Каменец-Подольскому корреспонденту?» — 57.

111 Цитата из статьи «Les epidemies psychiques et la foule criminelle» // Revues des revues, 1894, № 1, p. 54. — 57.

112 Речь идет об эпизоде русско-турецкой войны 1877—1878 г., относящемся к периоду борьбы за Плевну. План решительных действий по окружению Плевны был составлен начальником кавалерии Западного отряда, будущим генерал-фельдмаршалом Иосифом Владимировичем Гурко (1828—1901). В рамках этого плана руководимый Гурко отряд 12 октября 1877 г. овладел важным турецким опорным пунктом Горным Дубняком, причем в битве за Горный Дубняк решающее значение имели смелые и инициативные действия самих солдат. — 57.

113 Концепция «преступной толпы» строилась на основе теории имитации, развитой в работах французского социолога и криминалиста Габриэля Тарда (1843—1904). Считая способность к подражанию одним из коренных свойств человеческой природы, Тард указывал на ее определяющую роль в общественной жизни, в становлении различных социальных образований, групповых и общественных ценностей и норм. Развивая идеи Тарда, наиболее полно сформулированные в его работе «Le lois de l’imitation. Etude sociologique», Paris, 1890 (рус. пер. «Законы подражания», СПб., 1892), итальянский ученый Сципио Сигеле в книге «La delinquenza settaria» (фр. пер. «La Foule Criminelle. Еssai de psychologie collective» — Paris, 1892 — «Преступная толпа. Опыт коллективной психологии») предпринял направленное изучение психологии толпы. Его выводы заключались в том, что толпа по самой своей сути криминогенна, в составляющих ее индивидуумах в момент возбуждения всегда торжествуют низменные, жестокие инстинкты. Толпа мгновенно электризуется и способна на любые деструктивные действия. Для доказательства своих суждений Сигеле привлекал широкий исторический материал, данные психологии и криминалистики, высказывания философских и научных авторитетов. В их числе он упоминал итальянского криминалиста Энрико Ферри, ссылаясь на его книгу «Nuovi Orrizonti». Цитировал работу Barbaste «De l’homicide et de l’anthropophagie» (Paris, 1856) («О человекоубийстве и об антропофагии»): «Что происходит в сердцах людей, когда они всем скопом стремятся к убийству, к пролитию крови? Откуда идет эта страсть к подражанию, которая овладевает ими и неудержимо влечет их разрушать себя и друг друга? В кульминационной точке исследования мы останавливаемся на изначальной предрасположенности нашей натуры к человекоубийству, к инстинктивной ярости, которая и находит мощную поддержку в склонности к имитации». А собственный вывод о том, что интеллектуальный и нравственный уровень толпы всегда ниже уровня составляющих ее индивидуумов, основывал на идеях писателей А. Гибелли и М. Нордау (см. о нем примеч. 48 к «Супраморализму» — Т. I наст. изд., с. 513), ссылаясь на его книгу «Paradoxe» («Парадоксы», 5 ed. Paris, 1891). Вслед за С. Сигеле одноименную книгу («La foule criminelle», Paris, 1892, рус. пер.: «Преступления толпы», Казань, 1893) выпустил и
Г. Тард. Опираясь на собственную теорию подражания и продолжая размышления Сигеле, Тард заявлял: толпа среди других общественных организмов есть явление низшего порядка, шаг назад в социальной эволюции. Толпа — это «дикий, бешеный, несдержанный зверь», «слепая игрушка своих инстинктов и рутинных привычек, а иногда напоминает собой беспозвоночное низшего порядка, род какого-то чудовищного червя». Особенно ополчался Тард на свойственные толпе «единодушие» и однородность идей и убеждений. Они всегда являются, утверждал он, «результатом лишь односторонней подражательности». Толпа плоскодонна, тупа и неспособна ни к великому деянию, ни к творчеству — и то и другое есть принадлежность лишь личности, а личность в толпе неизменно подавляется, тушуется, тонет, безжалостно сминается ею. -58.

114 В статье «Les epidemies psychiques et la foule criminelle», на данные которой опирается здесь Федоров, был дан реферат речи психиатра Ардалиона Ардалионовича Токарского (1859—1901) «Психические эпидемии», произнесенной им на 4-м годичном заседании Общества невропатологов и психиатров при Московском университете 23 октября 1893 г. и напечатанной затем в журнале «Вопросы философии и психологии» (1893, кн. 5 (20), с. 203—223; отд. оттиск: М., 1893). Полемизируя со сторонниками теории преступной толпы, Токарский указывал, что столь частые примеры разрушительных действий толпы вызываются не столько ее внутренними свойствами (повышение способности к «психическим контагиям», заразительность и т. д.), сколько теми идеями, которые овладевают большими массами людей и всецело подчиняют себе их деятельность. И вопрос не в том, чтобы подавлять общественные, коллективные движения (ибо в них — «основной закон жизни»), а в том, чтобы должным образом ориентировать их, одушевлять благим идеалом, направлять к созиданию. «Если суждено миру, — заключал Токарский, — в ближайшем будущем пережить обширную психическую эпидемию, пусть это будет эпидемия стремления к свету и знанию, — движение, вытекающее из любви к человечеству, к труду и к мирному процветанию и благоденствию народов, — и тогда те же явления подражания, заразительности и внушаемости будут служить не причинами смут, но элементами спокойного, прогрессивного развития масс» («Вопросы философии и психологии», 1893, кн. 5, с. 223). — 58.

Оригинал здесь — http://www.nffedorov.ru/mbnff/biblio/nffbibl/iii/otech/os006.html