Быховский Н. Я.
правитьОбщина и грядущая великая земельная реформа
правитьВеликая аграрная проблема, вдохновлявшая поколения благороднейших борцов, теперь вплотную стала пред нами. То или иное решение этой беспримерной по грандиозности социальной задачи на долгие годы предопределит дальнейшие исторические судьбы многомиллионного русского крестьянства и даже судьбы всей нашей страны, ибо Россия до сих пор еще является крестьянской страной, — страной, где земля и земледелец имеют преобладающее значение в хозяйственной, а с момента торжества революции — и в политической жизни. Само собой понятно, что различные партии и течения, в соответствии со своими классовыми и групповыми интересами, будут подходить к этой задаче, немедленное решение которой сделалось неизбежным, с различными принципиальными основаниями. Но, с какой бы точки зрения ни подходить к этой социальной проблеме, необходимо признать, что при ее решении нельзя будет не считаться с народно-правовыми и социальными нормами, в течении веков вырабатывавшимися русской крестьянской общиной и укрепившимися в сознании широких народных масс русской деревни.
Можно спорить, насколько выработанные этим институтом социально-правовые нормы соответствуют условиям современного социально-экономического строя. Можно указывать недостатки русской общины. Можно, наконец, констатировать глубокую трещину, образовавшуюся в этом здании под ударами столыпинского общиноборства. Но самого факта существования этого народно-правового института оспаривать нельзя. Именно поэтому, что существование общины, общинного правосознания, общинных традиций и навыков было слишком очевидным для Столыпина, именно потому, что ненавистные ему начала общинного правосознания слишком давали себя чувствовать в жизни и настроении народных масс, — он решил объявить русской общине беспощадную борьбу не на жизнь, а на смерть. Борьба эта продолжалась десять лет, когда измышлялись и применялись всяческие способы и тысячи репрессий, чтобы сжить ее со свету.
Уцелела — ли, однако, община после этой десятилетней войны? Можно — ли в данный момент считаться с существованием русской общины и общинного правосознания, как реальным фактом? Некоторые готовы усомниться в этом, придавая чрезмерное значение механическому давлению административного пресса в области народного права и забывая, что сложившиеся веками народно-правовые нормы не могут быть вытравлены из народного сознания насильственно-механическим путем. Цифры и факты показывают нам, что, несмотря на все пережитое ею в течении последнего десятилетия, община продолжает существовать, являясь по-прежнему главным регулятором хозяйственной жизни трудовой крестьянской массы. Бесспорно, что удары, нанесенные общине столыпинской реформой, не прошли бесследно для нее. От общины отвалилась большая глыба в виде 23 проц. Бывших общинников, укрепивших свою землю в личную собственность. Однако, более детальное рассмотрение этого факта показывает, что из общины ушли, главным образом, те элементы ее, которые и прежде были чужды ей: ушедшие из деревни и порвавшие с земледелием, с одной стороны, и деревенские кулаки, — воспользовавшиеся возможностью закрепить за собою излишки общинной земли — с другой. Первые по выходе из общины ликвидировали свои отношения не только с общиной, но и с землей, продавая свои наделы: число продажных сделок составляет 43,2 % числа укрепленных дворов. Вторые скупали эту землю. Тяга из общины в наибольшей степени обнаружилась там, где общинный институт и до того существовал лишь номинально, выполняя только навязанные ему фискальные функции. На долю 4 южных губерний, — Харьковской, Екатеринославской, Херсонской и Таврической, 2 юго-восточных губерний, — Самарской и Ставропольской, 2 северо-западных губерний, — Могилевской и Смоленской, — и примыкающей к ним Калужской губ., 2 промышленных губерний, — Московской и Тверской, — и 2 приозерных, — Псковской и Новгородской, — приходится 55 % всех порвавших с общиной. На остальные же 35 губерний из 48 губ. Европейской России приходится всего лишь меньше половины — 45 % вышедших из общины. В общем, из 23 % отколовшихся от общины на долю остальных 35 губ. Европейской России приходится всего лишь 11 %. Это ясно показывает, что основное общинное ядро великорусских губерний весьма мало поддалось ударам столыпинской реформы. В этих губерниях единоличные крестьянские хозяйства лишь в виде незначительных точек вкраплены в общинную массу. А раз основное ядро общины осталось, раз общинный институт продолжает существовать и функционировать, охватывая треть крестьянской России, то не считаться с ним при окончательном решении великой аграрной проблемы, конечно, невозможно.