Публикуется по: Свенцицкий А. Б. Невидимые нити. М., 2009. С. 388—402.
I
править9 сентября 1917 года я принял сан священника и был назначен проповедником при штабе 1-й Армии.
Мой первый разговор с солдатом поразил меня чрезвычайно.
Подошел тщедушный, растерянный человек, разом потерявший всю свою недавнюю военную выправку, и, как-то боком глядя на меня, сказал:
— Мы все очень вам благодарны насчет слова Божия. Это вы действительно верно. Только что, каждый день у нас лекции теперь. И все по-разному. Замотали нас совсем. Хоть вы, батюшка, скажите правду!..
Сказать правду? Да! Это нетрудно! Но как трудно заставить поверить правде! Я очень скоро с горечью должен был убедиться в этом.
Слушая твою правду, солдат, прежде всего, интересовался не самой этой правдой, а тем, почему ты ее говоришь. Нет ли каких-либо «корыстных» целей в твоих словах. Недоверие, иногда грубое, иногда более деликатное, сопровождало всякий разговор о правде.
Вот и приходилось начинать с «биографии», с себя. Иногда не дожидаясь вопроса. Хотя почти всегда «вопрос» не заставлял себя ждать:
— А вы сами, батюшка, откуда?
— Я из Петрограда.
— Так. Приходской или в полку служили?
— Нет, я светский. После революции принял сан.
— Так…
Дальнейших вопросов я уже не дожидался. Я сам выкладывал все по порядку. И только после всех необходимых «справок» можно было начинать говорить о «правде».
II
правитьПрошло два года. Много с тех пор утекло воды. Та правда, которая была тогда ясна для немногих, — сбылась воочию.
Но темный русский народ прозрел еще далеко не весь. Так же «мотают» его в разные стороны различные политические партии, зазывая в свою «лавочку». Так же обещают ему и землю, и волю, и медовые реки, и кисельные берега. И так же с каждым днем живется ему все хуже — и так же растерянно он спрашивает:
— Где же, в конце концов, правда?
Но теперь легче ответить на этот вопрос, потому что не надо в подтверждение своих слов указывать на будущее, — можно говорить о настоящем. Ты хочешь знать правду? Прекрасно! Приди — и смотри!
III
правитьИстория не знает другого примера такого быстрого и такого ужасающего распада государства, какое явила миру Россия.
Это «сказка», «сон» — называйте, как хотите! Но ничего подобного нигде и никогда не было.
В два года великая страна превратилась в груду изуродованных осколков. Не осталось ни одного «живого места».
Разгром политический. Разгром экономический. Разгром нравственный — вот те «завоевания революции», которые куплены ценою неисчислимых страданий, всеобщего горя, потоков крови и слез.
В политическом отношении современная Россия представляет собой ужасающую смесь дикой анархии и самого жестокого деспотизма. В «советской России» центральная власть принадлежит кучке людей, наглым обманом воссевшей на самодержавный трон. По образцу «центральной власти» — местные «совдепы» состоят не из выборных людей, а из захватчиков, пролезающих к власти путем насилия и преступлений. Деспотизм совдепов превзошел все до сих пор известные в истории виды тирании.
Но это не могло дать народу «порядок». Произвол наверху бросил массы во власть разнузданнейшей анархии. Потеряв всякое представление о «правде», все построив на силе — «совдепы» и всю страну повели за собой. Каждый гражданин в отдельности стал опираться на «силу» — и началась такая вакханалия всеобщего произвола, что весь политический механизм государства был изломан в щепки — с быстротой совершенно фантастической.
«Наверху» власть упивалась террором.
Назовите хотя бы одного императора старого или нового времени, при котором совершено было бы такое количество смертных казней, какое совершили коммунисты за последний год. Где и когда пытки доходили до таких чудовищных размеров? Был ли где-нибудь до такой степени упразднен суд, как в «совдепии»? В самые черные дни единоличной деспотии было ли когда-нибудь так задушено «свободное слово», как в эти два года деспотии «пролетариата»?
Это все — «вверху».
А внизу, точно «эхо» этой деспотии, началась деспотия каждого имеющего в руках винтовку. Ни один гражданин не гарантирован от насилия со стороны «вооруженного» коммуниста. Суда — нет. Закона — нет. Власти — нет.
Есть кучка разбойников наверху — и потому внизу начался такой же разбой, такие же расправы каждого захватившего оружие.
Россия перестала существовать как единое самостоятельное государство.
Она распалась на отдельные разбойничьи гнезда, именуемые совдепами, и потому была выброшена из общественных международных отношений. С Россией были прерваны всякие дипломатические сношения. Вместо Российской Империи создали не «Социалистическую республику», а то, что пошлое революционное остроумие определило циничным каламбуром: «режь-публику»! Революцию «углубили» до снимания с голов скальпов, до сдирания кожи с ног и рук у политических противников, до закапывания в землю заживо, до распятия на крестах. И на этих ужасах основали «коммунистическую кровавую анархию», возглавляемую ворами, предателями и уголовными каторжанами…
IV
правитьТы хочешь знать правду? Приди — и смотри!
Богатейшая страна, кормившая своим хлебом полмира, — превращена в голодную пустыню. Фабрики закрыты. Десятки тысяч безработных вынуждены идти в ряды «красной армии», чтобы не умереть с голоду. Помещичьи усадьбы разграблены, культурные хозяйства уничтожены. «Комитеты бедноты» разорили зажиточных крестьян. Междоусобия, реквизиции, грабеж и насилие создали в деревне невыносимые условия жизни, а в результате громадные площади остаются необработанными — и десятки миллионов людей обречены на голод и вымирание. В городах начинают есть кошачье и собачье мясо. По всей земле стоит стон голодных измученных людей. Деньги теряют свою последнюю стоимость и чудовищные цены никого больше не удивляют. За муку платят по 2000 рублей за пуд, но в конце концов крестьяне перестают продавать ее за деньги и начинается «меновая торговля» — Россия возвращается к первобытным временам, русский народ становится диким народом!
V
правитьНо есть «правда» еще страшнее этой!
Нравственное и религиозное состояние народа заслуживает названия духовного разгрома.
Все вздорожало — кроме жизни человеческой! Убить, расстрелять, замучить — не считается больше преступлением.
Средневековые пытки?! Да они бледнеют перед тем, до чего додумалась «коммунистическая» власть!
Офицеру вырвали глаз и, издеваясь, говорили:
— А другим глазком ты на него посмотри!
В Екатеринодаре, в витрине Освага, была выставлена кожа, снятая большевицкими палачами со ступни ноги при «допросе».
В Харькове, в застенке, «коммунисты» снимали «перчатки» у «контрреволюционеров»: надрезали кожу на руке, парили кисть руки в горячей воде и потом снимали кожу с ногтями.
При взятии одной станицы на крыльях ветряной мельницы казаки увидели четырех сестер милосердия с распоротыми животами — мельница была пущена и трупы болтались в разные стороны.
Женам, приходившим справиться о здоровье арестованных мужей, выбрасывали их отрезанные половые органы.
Отрезали носы, щеки, выкалывали глаза, вырывали языки, закапывали живыми в землю, распинали на крестах, сжигали целые семьи, не щадя детей.
И это не единичные случаи, а — «правило», «обычное явление». И все это на фоне безобразных кутежей комиссаров, на фоне разнузданных пиров, на фоне безобразнейшей спекуляции, взяточничества и воровства.
Не осталось камня на камне от прежней святой Руси!
А религия? Никогда мир не видел такого поругания тех самых святынь, которым народ только что поклонялся!
Мощи угодников Божиих — Сергия Радонежского, Митрофана Воронежского и многих, многих других молитвенников за нашу несчастную Русь — осквернены при молчаливом соучастии народа.
Алтари поруганы. Во многих церквах на престоле устраивали отхожее место.
Святые Дары растаптывались грязными сапогами. Из дароносиц делали табакерки. В иконы Спасителя вставляли папиросы с надписью: «Товарищи! прикуривайте!» Расстрелян Киевский митрополит Владимир. Убит архиепископ Черниговский Василий и Варнава, бывший архиерей Тобольский. Епископа Амвросия, жившего на покое в Свияжском монастыре, привязали к хвосту лошади и гоняли лошадь, пока епископ не умер в страшных мучениях. Убит Тобольский епископ Гермоген, бывший Орловский епископ Макарий, епископ Феофан; епископу Белгородскому Никодиму выкололи глаза, вырезали щеки, выщипали волосы и живым бросили в яму, засыпав ее негашеной известью; так же замучен епископ Андроник Пермский, убит епископ Серафим, епископ Ефрем. Сотни священников убиты только за то, что они священники; их отдавали на мучения и распинали на крестах, как во времена Нерона и Диоклетиана.
И все это делал добрый славянский русский народ, который мы благоговейно называли Народом-богоносцем!
VI
править«Старый режим». Кто станет защищать ошибки «старого режима»? Но кто осмелится отдать предпочтение тому коммунистическому аду, который именуется «новым режимом»?
В Ростове казачки на митинге говорили:
— Вы кричите: царь у нас был дурачок — да ситничек-то был пятачок!
Один ли ситничек?
Вы когда-то «громили» «старый режим» за то, что правительство борется с революционерами смертной казнью. А сами? Разве для самодержавной власти революционеры не были такими же «государственными преступниками», какими для коммунистов являются те, кого они называют «контрреволюционерами»? Но можно ли сравнить прежние суды с теперешними чрезвычайками? И прежний тюремный режим с теперешним?
В еженедельнике Московской Чрезвычайки от фев. 1918 г. напечатано, что по приговорам чрезвычайки расстреляно 14 860 человек, не считая Москвы и Петрограда. При каком самодержце было что-нибудь подобное?
При старом режиме, когда курс рубля падал на несколько копеек, все кричали о банкротстве государства, теперь же, при новом режиме, за наш рубль дают гроши.
При старом режиме мы все возмущались железнодорожными порядками, если поезд опаздывал на несколько часов. При новом режиме поезда опаздывают по неделям и пассажиры едут на крышах и тормозах.
Мы жаловались на дороговизну, когда мука была 1 руб. за пуд, сахар 15 коп. за фунт, масло 30 коп., молоко 50 коп. четверть, яйца 25 коп. десяток. Сапоги можно было купить за 10 руб. Ситец стоил 10 коп. аршин. Дрова были 8-10 руб. сажень.
Все это было при «старом режиме». А при новом — мука доходит в северных губерниях до 2000 руб. за пуд, сахар до 200 руб. фунт. Масло от 50 до 250 руб., бутылка молока до 15 руб., яйца от 120—140 руб. За сапоги платят полторы тысячи. Дрова продаются на вес, а ситцу нет совсем.
Кому стало лучше жить при «новом режиме»? Рабочему? Потому что он получает тысячи в месяц? Но раньше он жил лучше, получая десятки рублей. Крестьянину? Потому что ему разрешили пахать чужую землю? Но он бросил пахать и свою собственную землю, потому что у него отнимают все, что бы он ни сработал.
Вся страна ограблена, разорена, обесчещена — и если это называется «завоеваниями революции», если это именуется «коммунистическим раем», — пусть будет проклят этот рай и эта революция!
Темный народ хотят уверить, что во всем повинны старые грехи самодержавного режима. Но почему же чем дальше — тем идет все хуже? Почему за два года нигде и ни в чем не улучшилась жизнь? Мы падаем в пропасть и хотим уверить себя, что «углубляем революцию»! Но полно, верят ли в это сами «большевицкие комиссары»? Новый режим! А почему они так любят «романовские деньги»? Почему на словах они кричат о победах революции, а карманы набивают деньгами «старого режима»?
Обманщики и лицемеры!
Когда-то революционеры упрекали в неискренности самодержавное правительство, когда министры говорили: «Сначала успокоение, потом реформы».
А теперь?
Захватчики власти, превратившие русскую жизнь в дикий кошмар, на упреки и неотступные вопросы:
— Где же ваш обещанный рай? --
отвечают:
— Сначала победа над буржуазией, потом и рай!
Кто поверит им, чтобы дорога в рай могла быть устлана горами трупов, вопиющей жестокостью, кровавой несправедливостью? Кто поверит им, чтобы дорога в рай лежала через океан слез человеческих, смешанных с кровью невинных жертв? Свобода! Но свобода для единомышленников была и будет при всяком режиме! Разве при самодержавии Марков II или доктор Дубровин не могли говорить все, что им вздумается? И если теперь лакеи Троцкого и Ленина пользуются свободой слова — чем это выше свободы «старого режима»?
Свободолюбие правительства измеряется тем, какая свобода дается не для друзей власти, а для ее врагов.
И, конечно, при самодержавном строе враги самодержавия пользовались большей свободой, чем сейчас враги советских комиссаров.
Но есть один вид свободы, к которой всегда особенно чуток был русский народ — и которая ныне попирается с какой-то непонятной и совершенно не русской жестокостью: это свобода совести.
Русский народ необычайно веротерпим. Свобода совести, то есть право каждого человека молиться и веровать так, как велит ему его совесть, это всегда было символом веры всех лучших русских людей в полном согласии с духом всего русского народа.
Наше законодательство в конце концов уступило и само встало на путь самой широкой веротерпимости.
Но коммунисты с ненавистью, равной той ненависти, которая когда-то заставляла кричать: «Распни, распни Его! Кровь Его на нас и на детях наших», — ныне с такой же ненавистью обрушились на Православную Церковь.
Декрет большевицких комиссаров об отделении Церкви от государства — это новая, современная Голгофа, на которой распинается христианская Церковь. Знают ли православные русские люди, что по этому декрету православные храмы признаются не собственностью общины верующих, а собственностью всего народа? Другими словами, если в каком-нибудь селе верующее православное население будет в меньшинстве, храм, по постановлению большинства безбожников, может быть превращен в кинематограф или трактир.
Знают ли православные русские люди, что христианская община лишена так называемого «права юридического лица», то есть лишена возможности иметь имущество, и для того, чтобы купить облачение, сосуды и т. д., должна подыскивать «подставное лицо»? Знают ли православные русские люди, что преподавание Закона Божия не только не является обязательным, но строжайше запрещается в каких бы то ни было школах, другими словами, Церковь лишена возможности подготовлять пастырей для служения в христианских приходах?
У церквей и монастырей отнято все достояние, нарушена воля умерших, жертвовавших на поминовение души, нарушена воля народа, по грошам сносившего в святые места свою лепту. Запрещен колокольный звон. Запрещены крестные ходы. Комиссары заставляют венчать не разведенных Церковью. И расторгают церковные браки в своих «комиссариатах».
Вот какую «свободу совести» дали России «коммунисты»!
VII
правитьОбщее положение России полтора года назад можно было бы считать безнадежным. Все сказанное относилось бы тогда ко всей стране. Но Бог судил иначе. Нашлись праведники, ради которых Господь пощадил преступную страну. Такими праведниками были первые добровольцы. Безумно-храбрая молодежь, руководимая мудрым старцем генералом Алексеевым и гениальным полководцем генералом Корниловым.
Эти люди были призваны совершить историческое чудо: воскрешение погибшей страны.
Не могу не признать здесь своего тяжелого греха — греха неверия в те дни, когда решался легендарный поход Корнилова из Ростова на Кубань. Я был в Ростове, и мне предлагали быть священником при штабе Корнилова. Но я не только не верил в успех дела, я считал вредным для возрождения России предполагавшийся поход; я рассуждал «здраво», «по-человечески».
Я говорил:
— Большевизм, как нарыв, должен созреть — тогда он уничтожится сам собой. Внутреннее разложение большевизма неизбежно, а всякое внешнее сопротивление может играть лишь отрицательную роль; оно будет объединять распадающийся большевизм. Кучка молодежи, как на Голгофу идущая «спасать Россию», — изумляла меня не столько жаждой подвига, сколько своей «слепотой».
«Неужели они не видят, — думал я, — что сейчас отдать себя в жертву не только бесполезно, но определенно гибельно для возрождения России?»
Я не верил и не понимал, что сам Бог избрал своим орудием этих новых крестоносцев и что мученический подвиг их свершит то чудо, которое теперь мы все прославляем.
Корнилов был одним из тех людей, которые не только видели, куда идет Россия, задолго до ее окончательной гибели, но и имели мужество открыто заявлять об этом.
28 августа 1917 года, перед заточением в Быховскую тюрьму, генерал Корнилов издал манифест, в котором писал:
«Я обвиняю Временное правительство в нерешительности действий, в неумении и неспособности управлять, в допущении немцев к полному хозяйничанью внутри нашей страны, о чем свидетельствует взрыв в Казани, где взорвалось около миллиона снарядов и погибло 12 тысяч пулеметов; более того, я обвиняю некоторых членов правительства в прямом предательстве Родины и тому привожу доказательство: когда я был на заседании Временного правительства в Зимнем дворце 3 августа, министр Керенский и Савинков указали мне, что нельзя всего говорить, так как среди министров есть люди неверные, Ясно, что такое правительство ведет страну к гибели, что такому правительству верить нельзя и вместе с ним не может быть спасения несчастной России.
Поэтому, когда вчера Временное правительство в угоду врагам потребовало от меня оставления должности Верховного Главнокомандующего, я, как казак, по долгу совести и чести вынужден был отказаться от исполнения этого требования, предпочитая смерть на поле брани позору и предательству Родины.
Казаки, рыцари земли Русской! Вы обещали встать вместе со мной на спасение Родины, когда я найду это нужным. Час пробил. Родина накануне смерти!
Я не подчиняюсь распоряжениям Временного правительства и ради спасения свободной России иду против него и против тех безответственных советников его, которые продают Родину. Поддержите, казаки, честь и славу беспримерно доблестного казачества, и этим вы спасете Родину и свободу, завоеванную революцией!
Слушайтесь же и исполняйте мои приказания, идите за мной!»
Но его не послушались! Он остался одинок, с группой немногих преданных ему людей, среди которых был и теперешний вождь Добровольческой армии генерал Деникин.
Большинство же осталось глухо к призыву великого патриота, потому что было слепо — не видело того, что видел он, или малодушно предпочитало позор и предательство Родины смерти на поле брани…
Если бы казаки в то время поднялись на защиту несчастной страны нашей — не было бы междоусобной войны и всех ужасов, ныне нами переживаемых…
Генерал Алексеев на Дону уже организовывал Добровольческую армию, когда Корнилов бежал из Быховской тюрьмы, куда был посажен одним из ничтожнейших людей революционной эпохи, — Керенским — этим «самозванцем» от революции.
Крадучись, в «теплушке», пробрался Корнилов в Новочеркасск и стал во главе новой армии.
Большевики распускали о нем клеветнические легенды — лгали безудержно. И сумели обмануть темные массы, внушив им, что Корнилов — «враг народа».
Недаром выливалось это иногда в наивные, почти детские формы.
Корнилов на Дону рассказывал одному журналисту:
— В солдатской теплушке с большевиками сюда приехал. Сидят со мной и говорят про генерала Корнилова. Один врет: был я на фронте и видел генерала Корнилова, роста он, что косая сажень, кулачище — пудовик, а морда, как у дьявола…
Корнилов опять стал «Главнокомандующим». Но армия была другая…
Три тысячи юношей — вот что дали города и станицы с миллионным населением! И эти юноши все были почти такие же беглецы, пришлецы из России, как и их вождь. И с такой армией — боговдохновенный вождь пошел завоевывать Россию! Начался беспримерный поход на Екатеринодар.
Мы, верующие в чудо, — знаем, кто побеждал мечом Корнилова. Но пусть люди, желающие все объяснить «просто», объяснят, каким образом мог отряд в три тысячи человек совершить то великое дело, которое было им совершено.
И пусть объяснят еще, каким образом военное поражение сумело стать величайшей победой.
А ведь это было так!
Корнилов с горстью бесстрашных рыцарей дошел до Екатеринодара. И начал штурм города почти без снарядов. В ответ на сотни выстрелов, в ответ на ураганный огонь большевиков — Корнилов мог расходовать два-три снаряда.
На рассвете, перед окончательным штурмом, генерал Корнилов был убит. Началось отступление Добровольческой армии.
Скажите: кто бы из самых мудрых людей мог предугадать судьбу отступившего отряда?
Великий вождь был убит. Кучка изморенных людей, не достигнув цели, начала отход. По пятам шел в несколько десятков раз сильнейший неприятель.
Не ясно ли было для «здравого» человеческого ума, что дело Корнилова должно было погибнуть?!
Но совершилось нечто необычайное. Совершилось то, что мы называем чудом, не в иносказательном, а в самом подлинном смысле слова, понимая всю ответственность, которую берем на себя.
Да, чудо!
Смерть Корнилова была великой искупляющей жертвой за Россию, и «отступающая» армия, руководимая Верховным вождем, генералом Алексеевым, и новым Верховным Главнокомандующим, генералом Деникиным, другом и соратником Корнилова, — разрослась в могучую непобедимую силу.
Зло может только разрушать, но и само разрушается. Злой темный большевизм, разрушивший Россию, стал разрушаться сам.
Добро созидает. И тот порыв к самопожертвованию, та правда, которая горела в сердцах первых Добровольцев, создала новую великую Армию.
Во имя какой же правды шли умирать подвижники — Добровольцы?
VIII
правитьНа знамени Добровольцев написано: Единая Россия.
В этих двух словах вся «программа»!
Не может быть «единой России», пока население отдано во власть самодержавных комиссаров сверху и дикой анархии снизу.
Не может быть единой России, пока нет гражданской свободы, обеспеченной законом.
Не может быть единой России, пока один класс населения мечтает о диктатуре над всем народом.
Не может быть единой России, пока нет справедливого суда. Пока нет твердой власти. Пока не обеспечено право собственности. Пока не гарантирован честный труд рабочих и крестьян. Пока объявляется «вне закона» всякий образованный человек только потому, что к нему приклеена кличка «буржуй».
Не может быть великой России, пока семейные очаги не гарантированы от насильников.
Не может быть великой России, пока за каждым русским гражданином не будет признано право исповедовать православную веру.
Обеспеченная законом гражданская свобода, семья как неприкосновенная святыня, Православная Церковь — вот те начала, без которых единая Россия невозможна!
Добровольцы подняли меч во имя единой России.
Это значит, что они встали на защиту попранной свободы, обесчещенной семьи и гонимой Церкви!
IX
правитьДобровольческая армия — не политическая партия.
Политические распри обессилили власть, и потому все без исключения политические партии являются косвенными виновниками страшной русской смуты.
Мудрые вожди Добровольцев поняли это и сразу поставили Армию вне партийности.
В Добровольческой армии могут в одних рядах сражаться люди самых различных политических убеждений: и республиканцы, и конституционалисты, и монархисты.
Не место только тем, кто против единой России. Ибо тот — враг нашей Родины и за Россию сражаться не может.
Узкие партийные люди, вот те самые, которые интересы своих партийных кружков поставили выше интересов всей страны, — требуют от вождей Добровольцев «политических» лозунгов, и каждая партия тянет руководителей Армии в свою сторону.
Какое роковое партийное ослепление!
Добровольческая армия — не «кучка» людей. Не «кружок» эмигрантов из Центральной России. Это всенародное ополчение — пора, наконец, понять это!
Вот почему и декларация Добровольческой армии так мало похожа на обычные «политические платформы».
Она говорит о главном, обязательном для всех партий, исповедующих «единую Россию».
Главное командование на юге России обратилось к правительствам союзных держав через их официальных представителей со следующей декларацией:
«Прошу вас довести до сведения вашего правительства цели, какие преследует командование вооруженными силами Юга России в вооруженной борьбе с советской властью и в государственном строительстве.
I. Уничтожение большевицкой анархии и водворение в стране правового порядка.
II. Восстановление могущественной Единой и Неделимой России.
III. Созыв народного собрания на основах всеобщего избирательного права.
IV. Проведение децентрализации власти путем установления областной автономии и широкого местного самоуправления.
V. Гарантия полной гражданской свободы и свободы вероисповедания.
VI. Немедленный приступ к земельной реформе для устранения земельной нужды трудящегося населения.
VII. Немедленное проведение рабочего законодательства, обеспечивающего трудящиеся классы от эксплуатации их государством и капиталом».
X
правитьДля того, чтобы эта декларация была не бумажным документом, а претворилась в жизнь, нужна военная сила, нужна русская армия, которая бы очистила русскую землю от предателей, предавших и продавших Россию «интернационалу».
На создание такой Армии и были направлены главные усилия, ныне увенчавшиеся блестящими успехами.
Такая Армия создана.
И поход на Москву начался.
Но дело создания Единой Русской Армии нельзя было бы считать завершенным, если бы не свершился великий исторический акт: признание Деникиным власти Колчака.
Только тогда, когда власть стала единой, только тогда, когда во главе возрождающейся России встал Благоверный Верховный Правитель, стало несомненным близкое торжество того святого дела, за которое принес себя в жертву Корнилов, за которое умирали на полях Кубани лучшие русские люди, первые Добровольцы, во имя которого поднялось за ними казачество, вдохновившее и Восток, и Запад, и Север России на борьбу.
XI
правитьРешить спор «соглашением» с насильниками — невозможно. Они возводят в принцип неподчинение большинству.
Они не признают никаких обязательств. Никаких прав. Против разбойников одно только средство действительно: оружие.
Насильники — должны быть побеждены. Это первое необходимое условие спасения русского народа.
Но мечом воскресить страну невозможно. Мечом можно разорвать ту петлю, которая его задушила. А вдохнуть жизнь должна другая внутренняя сила.
Если витязи земли Русской подняли меч, то вожди духовные должны поднять Животворящий Крест!
Если необходимо одержать окончательную победу на фронтах, то так же необходимо одержать нравственную победу над духовным разложением народа.
На фронте побеждает Армия. Духовная победа является задачей другой исторической силы. Имя ее: Православная Церковь! Здесь неминуемый искушающий вопрос:
— А как же: «не убий»?
На фронте солдаты любят «смущать батюшек» этим вопросом. И многие стараются отмолчаться, думая, что и в самом деле здесь есть какой-то «компромисс».
Фарисеи прикрываются «буквой закона» — любят говорить о «любви к врагам» и непротивлении.
На одного искренне заблуждающегося приходятся сотни бездушных «толстовцев», механически повторяющих заповедь о любви, как граммофон, без живого чувства, без пламенного вдохновения.
Будьте последовательны: вырывайте «око», которое соблазняет вас. Делайтесь скопцами, чтобы не впасть в блуд, если вы так любите буквально и точно, без всяких размышлений понимать евангельские тексты.
Да, надо любить врагов! Но разве не надо любить всех людей? Или дано любить только насильников? А жертв этих насильников любить не полагается?
Ссылкою на любовь нельзя разрешить роковой вопрос: как быть христианину, когда на глазах его убивают невинных.
Да, сказано: «Не убий».
Но какое лицемерие, или недомыслие, или упрямое ослепление (какое было у Льва Толстого) — не видеть, что на войне разрешается вопрос не о том, убить или не убить, а о том — кого убить! Нельзя же «отписываться»: если не поднял оружия — значит, не убил! Нет, убил — если не защитил! Убил, как соучастник. Убил своим попустительством. На войне решается вопрос не о том, пролить или не пролить кровь, а о том, чью кровь пролить: злодея или невинного. Христианину приходится на войне выбирать из двух зол меньшее. И если он скажет: «Не могу убивать ни правого, ни виноватого», — в лучшем случае это будет самообман, в худшем — сознательное лицемерие.
Добровольцы насмотрелись на станицы, из которых приходилось отступать под натиском большевиков, и потом отбивать эти станицы снова. Там находили заколотых детей, распятых священников, замученных женщин. Разве не произошло бы того же самого, если христиане-Добровольцы сложили бы оружие перед освирепевшими большевиками, ссылаясь на заповедь «не убий»? и разве не они бы убили тех мирных жителей, с которыми расправились большевики?
Они! Потому что они попустили бы совершиться убийству.
Войдите в станицу после изгнания оттуда большевиков, и вы поймете, какое святое дело любви совершается силой оружия.
Вы увидите людей, освобожденных этим оружием от смертельного ужаса. Вы увидите воскресающую жизнь и, если вы не убили в себе мертвой догмой живое религиозное чувство, вы поймете, что вопрос о христианской войне должен быть решен не по-фарисейски.
Для христианина — не всякая война допустима. А только та война, которая защищает святое дело. Когда, выбирая между двумя неизбежными убийствами, христианин по совести может сказать:
— Я поднимаю меч на насильника, чтобы меч его не опустился на неповинную жертву. Я беру на себя крест неизбежного убийства, чтобы из двух убийств выбрать то, которое падает на преступника, а не на праведника.
Только тогда, когда христианин может сказать все это, он вправе идти на войну.
Вот почему не безразлично для христианина и то, как ведется война.
На войне самое страшное не то, что происходит во время боя, а то, что совершается после боя.
Бои крестоносцев после победы должны нести с собой торжество правды.
Вот почему нет у Добровольцев более злых врагов, чем те солдаты, которые, пользуясь победами Армии, грабят и насилуют освобожденных.
Эти преступления — страшный удар в самую душу, в самое сердце Армии. Они оскверняют ее святое святых. Они покрывают священные знамена пятнами позора.
Высшее командование по заслугам предает виновных смертной казни.
Но этого мало. Сами воины должны все силы свои отдать на борьбу с этими предателями.
Это те же большевики, обманом вставшие под Добровольческие знамена.
Им все равно, кого бы ни грабить и чьей бы силой ни пользоваться для безнаказанных насилий: будь это разбойничьи полки красных или будь то крестоносные полки Добровольцев.
Христианская война должна быть подвигом. Она должна быть крестным путем на Голгофу во имя воскресения распинаемой Родины.
XII
правитьИменно такую войну и ведет Добровольческая армия.
Но я не сказал бы всей правды, если бы еще раз и в самой категорической форме не подтвердил:
— Одна армия, как бы сильна она ни была и какие бы возвышенные задачи она себе не ставила, не может спасти страну.
Всякая армия — все же сила внешнего порядка. То направление, в котором она действует, определяется внутренними мотивами, и потому «война» может быть и доброй, и злой — в зависимости от «конечных целей».
Главная причина зла — внутреннее разложение народной души. И потому сила внутренняя и должна быть призвана на борьбу со злом.
Оружие освобождает народ.
Оружие «собирает» распавшееся Российское государство.
Церковь должна «собрать» воедино распавшуюся народную душу. Меч и Крест должны соединиться для этого великого дела.
Церковь и может, и должна осуществить ту величайшую историческую задачу, которая сейчас стоит перед ней…
Сколько храмов на святой Руси! Пусть же около них пастыри соберут живые души в одну общую дружескую семью.
Вот тогда-то и начнется новое, русское, национальное государственное строительство!
Не по рецепту оторвавшихся от народной веры заграничных эмигрантов, не по программам заграничных брошюрок, писанных потерявшими всякое национальное чувство людьми, а по заповедям великих русских угодников Божиих, собирателей Русской Земли и молитвенников о ее судьбах — Сергия Радонежского, Московских Митрополитов Петра и Алексия и священномученика Гермогена.
Религиозное возрождение народа — должно следовать за победоносными полками Добровольцев.
Если в освобожденных областях будет царить разнузданная жажда наживы, если люди будут развратничать, пьянствовать, воровать и грабить; если будет процветать взяточничество, спекуляция и самый бездушный злой эгоизм, — все жертвы и все победы будут напрасны!
Одним из путей для пробуждения религиозного подъема и для осуществления Церковью ее исторической роли я считаю необходимым создание при Высшем Церковном Управлении специального церковно-общественного отдела, который бы взял в свои руки организацию церковно-общественной жизни — православных приходов.
Приходы по своей инициативе никогда не осуществят этих общественных задач во всем объеме. Должен быть руководящий центр, который бы давал соответствующие указания и объединял бы деятельность всех приходов единством общего плана.
Только тогда приходы станут живыми общественными ячейками, из которых может сложиться русское национальное государственное целое. Для Церкви не безразлично, в каких внешних условиях живут христиане, ибо эти внешние условия могут и калечить души, и, напротив, могут содействовать их духовному росту. И потому для Церкви не безразлично, принадлежит ли власть кучке разбойников или избраннику народа. Не безразлично — голодают ли прихожане или не терпят нужды, думают ли Городские Думы о благосостоянии местных жителей или нет, заведуют народными деньгами честные люди или воры.
Организованный приход — незыблемый фундамент не только духовно-нравственной, но и государственной жизни.
Церковь, раскрыв свои общественные силы, заснувшие в ней с первых веков христианства, сможет наконец встать в должное отношение к государству.
Крест выше меча. Государственный меч должен черпать свою нравственную силу в церковной организации.
Церковь не должна властвовать, но она и не должна быть рабой государственной власти.
Церковь должна благословлять христианскую власть и акты общегосударственного значения. Церковь должна быть Совестью государства!
----------
править14 июля, проездом, в Армавире я служил напутственный молебен.
Отправлялась на фронт батарея.
Четыре крупных орудия английского образца сияли на солнце.
Солдаты стояли правильными рядами.
Штык у часового горел, как огненный.
Когда я кончал обход со святой водой по рядам солдат, ко мне подошел полковник, командир батареи, и сказал:
— Батюшка, я прошу вас окропить и наши орудия.
Я подошел к блестевшим пушкам и стал окроплять их.
Совершенно неожиданное чувство потрясло меня до основания. Мне почудилось, что мертвый металл ожил на мгновение, на одну неуловимую долю секунды я почувствовал, что передо мной не «пушки», а какие-то живые существа, благоговейно преклонившиеся пред знамением креста.
И точно слышат они слова:
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!