Арк. Аверченко, Арк. Буковъ, Георгій Ландау, Н. А. Тэффи,
АНАТОМІЯ и ФИЗІОЛОГІЯ ЧЕЛОВѢКА
ПРИЛОЖЕНІЕ:
ПСИХОЛОГІЯ ЧЕЛОВѢКА.
Составлено по источникамъ и такъ.
ПЕТРОГРАДЪ.
Типографія «Грамотность», 5-ая Рождественская, д. 44.
Аркадій Аверченко
правитьОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНІЕ.
правитьЧеловѣкъ
Глава I. Что такое человѣкъ?
ЗАКЛЮЧЕНІЕ.
правитьКакъ-то такъ у насъ въ Россіи всегда бываетъ, чти люди, наиболѣе способные, наиболѣе знающіе — оказываются позади, оказываются всегда затертыми.
Напримѣръ — я.
Физіологія человѣка для меня открытая книга: разбудите меня ночью и я сейчасъ же разскажу вамъ, почему человѣкъ кушаетъ, что заставляетъ его дышать, сообщу вамъ тысячи такихъ вещей, которыя извѣстны только узкимъ спеціалистамъ.
А анатомія… Смѣшно мнѣ даже говорить объ анатоміи. Короче сказать, я знаю ее, какъ свои пять пальцевъ, которые тоже входятъ въ эту любопытную область. Попробуйте, напримѣръ, отрѣзать чью нибудь ногу и показать ее мнѣ — я сейчасъ же скажу вамъ — правая это нога, или лѣвая, мужская или женская, взрослаго человѣка или ребенка. И все это безъ сложныхъ медицинскихъ аппаратовъ, безъ термометра, пульса и проч… Единственно — знаніе и опытность.
Опытность, какъ говорится, города беретъ.
Что-же касается моихъ познаній по психологіи, то они даже дѣйствовали на нервы моимъ друзьямъ…
Приходитъ одинъ изъ нихъ ко мнѣ; губы у него пересохли, глаза сверкаютъ.
— А я къ вамъ на минутку. Что за чудесный, что за геніальный разсказъ въ журналѣ прочелъ я. Конечно, вашъ разсказъ. Прочтешь — и Толстой съ Гоголемъ дѣлаются такими жалкими…
— Да, Толстой, — угрюмо говорю я, — а вотъ сейчасъ пришелъ каналья управляющій, и всѣ деньги, которыя были, я ему за квартиру отдалъ. Это вамъ не Толстой…
— Неужели и 25 ти нѣтъ?! — испуганно спрашиваетъ гость…
— А что? Развѣ вамъ нужно? — удивляюсь я.
— Ну, конечно… Экая жалость!..
— Да, да.. Даже то, что было отложено въ жалованье горничной, и то пришлось отдать.
— Такъ-съ. Ну, я, знаете, пошелъ. Нечего тутъ разсиживаться.
Психологъ я или не психологъ?
Психологъ.
Однажды на окраинѣ Одессы, въ 2 часа ночи, ко мнѣ подошёлъ неизвѣстный человѣкъ и попросилъ прикурить. Хотя у меня папиросы въ зубахъ не было но онъ держалъ въ рукахъ папиросу, которой хватило бы на цѣлый полкъ: была она длиной около полутора аршина, деревянная, со свинцовымъ наконечникомъ.
— Прикурить? — добродушно улыбнулся я. — Сейчасъ.
Ударилъ его кулакомъ подъ ложечку, отчего онъ согнулся дугой, — и быстро пошелъ впередъ.
Читатель долженъ сознаться, что такъ быстро раскусить совершенно незнакомаго человѣка можетъ только профессіоналъ-психологъ.
Къ чему я все это говорю?
Когда мнѣ пришла въ голову идея настоящей научной и полезной книги, я рѣшилъ привлечь къ участію въ ней Аркадія Бухова, Георгія Ландау и Тэффи.
Предполагалъ я такъ:
Я напишу «Физіологію», а они пусть раздѣлятъ между собой «Анатомію» и «Психологію».
Когда собрались, и я ознакомилъ всѣхъ съ содержаніемъ и цѣлью книги, Тэффи сказала:
— Я буду писать «Физіологію».
"Лопнула моя «Физіологія», — горестно подумалъ я, — "ну, все равно. Напишу «Анатомію».
— Въ такомъ случаѣ я беру на себя «Анатомію» — сказалъ Ландау, энергично поглядѣвъ вокругъ.
— Значитъ, намъ съ вами остается «Психологія»? — съ дружеской улыбкой обратился я къ Бухову.
— Зачѣмъ же вамъ затрудняться, — хихикнулъ Буховъ. — Я и самъ съ ней справлюсь.
Я очутился въ положеніи хозяина, который радушно пригласилъ гостей на обѣдъ, а они жадно съѣли я свои и его порціи, оставивъ этого добряка голоднымъ…
— А что же… я буду дѣлать? — пролепеталъ я.
— Зато ваша идея, — утѣшила меня Тэффи.
— Прекрасная идея! — подхватилъ Ландау.
— А мнѣ бы тоже хотѣлось написать о чемъ ни будь нѣсколько строчекъ.
— Знаете что, — промямлилъ Буховъ, оглядывая меня, какъ банкиръ оглядываетъ назойливаго просителя, явившагося къ нему въ дѣловые часы за пособіемъ. — Напишите вы заключеніе — вотъ и все.
Хозяина оставили безъ обѣда. Но въ утоленіе его аппетита предоставили ему вылизать тарелки и подвести итоги съѣденному и выпитому.
— Хорошо, — добродушно усмѣхнулся я. — Заключеніе, такъ заключеніе.
Надѣюсь, что читатель перешелъ къ «Заключенію», предварительно прочтя всѣ три части настоящей книги.
Надѣюсь, что онъ это сдѣлалъ. Въ такомъ случаѣ онъ меня пойметъ.
Я тоже прочелъ всѣ три части…
Грустно!
Большей неряшливости, ненаучности и самаго (да простятъ мнѣ товарищи — пишу, что думаю) самаго безпардоннаго невѣжества мнѣ не приходилось встрѣчать ни въ одной научной книгѣ…
Одинъ мой пріятель, помѣщикъ, поручилъ испечь куличи, ввиду отсутствія женской прислуги — кучеру. Кучеръ разрѣшилъ вопросъ просто: насыпалъ въ ведро муки, яицъ, шафрану, сахару, налилъ масла, поболталъ своей лопаткой и поставилъ въ печь. Когда же «куличъ» извлекли изъ ведра, то помѣщикъ только разъ ударилъ этимъ куличомъ кучера по головѣ, а пролежалъ кучеръ въ земской больницѣ цѣлыхъ полтора мѣсяца, какъ разъ до зеленой Троицы…
«Труды» моихъ товарищей, напечатанные въ этой книгѣ, очень напоминаютъ мнѣ произведеніе трудолюбиваго, но неудачливаго кучера.
Начнемъ съ Ландау… Онъ взялся написать «Анатомію» — благороднѣйшую, прекраснѣйшую, интереснѣйшую науку.
Какъ же онъ къ ней подходитъ?
Очень просто: «я, говоритъ онъ, долженъ описать человѣка всего, съ головы до пятокъ и поэтому, первымъ долгомъ, начну сверху, съ волосъ». Очевидно, если бы ему подвернулся человѣкъ, одѣтый для выхода на улицу, онъ началъ бы съ шапки; если бы объектомъ его анатомическихъ наблюденіи оказался мороженщикъ, онъ началъ бы его анатомическое описаніе съ банки сливочнаго мороженнаго. И этого жалкаго ненаучнаго метода г. Ландау упорно, съ усердіемъ, достойнымъ лучшей участи, придерживается до самаго конца.
Кромѣ того, я горячо протестую противъ того общаго легкомысленнаго тона, которымъ проникнута вся «Физіологія» г. Ландау. Авторъ даже въ нѣкоторыхъ (правда, очень рѣдкихъ случаяхъ) пытается острить!
Недостойныя попытки. Въ храмѣ науки канкана не танцуютъ и изъ анатомическаго театра — театра миніатюръ не дѣлаютъ.
Единственное достоинство книги г. Ландау (если онъ и тутъ не смошенничалъ) это тѣ рѣдкіе труды и источники, которыми, онъ пользовался для своей «Физіологіи».
Означенные труды настолько рѣдки, что пишущій эти строки, несмотря на всѣ старанія, ни одной изъ указанныхъ книгъ не нашелъ ни въ Публичной Библіотекѣ, ни въ Музеѣ Александра III (послѣднее мѣсто пишущій эти строки находитъ, пожалуй, слишкомъ перегруженнымъ картинами — въ ущербъ памятникамъ печатнаго слова…)
Въ общемъ же, я думаю, на читателя трудъ г. Ландау долженъ произвести тягостное впечатлѣніе… Прочтешь — и будешь знать себя, свое тѣло еще меньше и бестолковѣе, чѣмъ до чтенія.
Не менѣе сумбурное впечатлѣніе производитъ и «трудъ» г-жа Тэффи:
«Физіологія человѣка».
Тэффи слишкомъ просто подходитъ къ сложнѣйшимъ органамъ человѣка излишкомъ примитивно разрѣшаетъ всѣ сложнѣйшія заданія мудрой природы…
Свою «Физіологію» она сопроводила собственноручными рисунками — и, Боже ты мой, что это за наивность и простодушіе, чтобы не сказать болѣе!..
Колѣнную чашечку она представляетъ себѣ чайной чашкой!..
Бантъ на туфлѣ — считаетъ частью ноги!
Сказано: наука сокращаетъ намъ опыты быстротекущей жизни…
Не очень-то такая наука сократитъ опытъ!
Грудную жабу та же Тэффи представляетъ ввидѣ обыкновенной жабы, сидящей на груди, а сердце, какъ извѣстно въ научныхъ кругахъ, представляющее собою безформенный пульсирующій мѣшокъ, г-жа Тэффи рисуетъ ввидѣ червоваго туза, да, кромѣ того, протыкаетъ стрѣлой, забывая, что это не постоянное состояніе сердца, а временное, да и притомъ аллегорическое.
Такъ же просто подходитъ Тэффи и къ такой части организма, какъ грудная клѣтка: слышала она отовсюду — грудная клѣтка, грудная клѣтка, а что такое грудная клѣтка, представляетъ она себѣ очень смутно или, вѣрнѣе, очень просто: рисуетъ проволочную клѣтку, въ которой, какъ птица на шесткѣ, болтается на какой-то ниткѣ (?) сердце…
Идя по такому пути, Тэффи должна, рисуя надбровныя дуги, украшать ихъ колокольчиками, а лопатки изображать дѣтскими деревянными лопаточками для рытья песка…
Да! Такихъ лопатокъ нужно избѣгать, ибо такъ легко зарыть ими свой талантъ и свое уваженіе къ чистой наукѣ!!.
Поистинѣ жалкое впечатлѣніе производитъ и Аркадій Буховъ.
Если трудъ г. Ландау спасаютъ тѣ серьезные рѣдкіе источники, которыми онъ пользовался, то «источники» г. Бухова не вплетутъ въ него новыхъ лавровъ, если это, вообще, ему нужно.
Онъ пишетъ о психологіи, а источники, на которые онъ ссылается, таковы:
«Отчеты Олонецкаго Земства» (причемъ тутъ психологія?).
«А вотъ и она живая струна — сборникъ куплетовъ». (Ну, и источничекъ! Впрочемъ, по Сенькѣ и шапка)…
«Вліяніе окисляющихъ веществъ на осадки цинка». Здѣсь — циническое неприкрытое желаніе щегольнуть техническими знаніями, совершенно не идущими къ дѣлу).
И наконецъ —
«Лошадь и уходъ за ней» (Томскъ).
Послѣдній источникъ, впрочемъ, объясняетъ ту, казалось бы, непонятную на первый взглядъ примитивность и скудость «психологическихъ» выводовъ автора.
Въ самомъ началѣ своей «Психологіи» Арк. Буховъ пытается оправдать себя:
«Авторъ сознательно (сознательно ли? Откуда?..) уклоняется отъ программы, рекомендованной для прохожденія въ старшихъ классахъ средне-учебныхъ заведеній»…
Еще бы! Внѣдреніе въ ученическую голову Буховской «психологіи» навсегда выпрямило бы всѣ мозговыя извилины въ головѣ ученика, и ошарашенный ученикъ съ тихимъ стономъ, быстро покатился бы въ убѣжище для людей съ навсегда расшатанной психикой.
И однако, отказываясь благоразумно отъ учениковъ, Буховъ въ другомъ мѣстѣ ничтоже сумняшеся заявляетъ:
«Настоящій трудъ предлагается читателю въ качествѣ пособія для самообразованія».
Я слишкомъ хорошаго мнѣнія о читателѣ, чтобы думать, что онъ поддастся на эту удочку. Нужно быть безысходнымъ идіотомъ, чтобы базировать свое самообразованіе на такомъ пособіи.
Нѣтъ, г. Буховъ! «Лошадь и уходъ за ней» одно, а психологія другое. Лошади и уходу за ней не мѣсто въ храмѣ науки. Пусть лошадь уйдетъ изъ храма науки, а уходъ за ней совершитъ и авторъ разбираемой мною макулатуры.
Единственное достоинство Буховскаго труда — это, что авторъ отнесся къ нему серьезнѣе двухъ предыдущихъ авторовъ, избѣгая остроумничанья и «юмористики». Читая «Буховскую психологію», читатель ни разу не улыбнется, а это для научнаго труда, хотя бы и столь несовершеннаго — уже шагъ впередъ.
Не мое дѣло учить и наставлять людей, запутавшихся слабыми ногами въ длинной мантіи медика и психолога.
Я слишкомъ скроменъ для «метра».
Но не могу удержаться, чтобы не привести тѣхъ нѣсколькихъ строкъ изъ «Анатоміи и Физіологіи человѣка», которыя я началъ еще въ то время, когда не зналъ, что эти двѣ отрасли науки будутъ выхвачены моими «товарищами» буквально изъ подъ самаго носа.
Я, конечно, ничего не говорю, но, по моему — вотъ какъ надо писать:
ЧЕЛОВѢКЪ.
Его анатомія и физіологія. Соч. Аркадія Аверченко.
Случалось ли вамъ, читатель, видѣть когда нибудь человѣка (Homo)?
Это очень любопытное существо представляетъ собою тѣло высотой до 2½—2¾ аршина въ зрѣломъ состояніи, а въ незрѣломъ меньше. Ходитъ чел., какъ нѣкоторые сорта обезьянъ, на нижнихъ конечностяхъ, держа все тѣло въ вертикальномъ положеніи. Голова чел. покрыта волосами, а иногда и нѣтъ (т. н. лысые); любопытнѣе всего, что чел. не мычитъ, не ржетъ и не лаетъ, какъ всѣ другіе, а, такъ называемое, разговариваетъ. Чел. существо всеядное, отличаясь отъ свиньи (ит. — рогсо) лишь тѣмъ, что ѣстъ даже ее, чего она лишена (т. е. ѣсть человѣка).
Человѣкъ любитъ умѣренный климатъ, избѣгая по возможности какъ сильныхъ морозовъ, такъ и пожаровъ своихъ логовищъ (фр. maison).
Человѣкъ раздѣляется на мужчину и женщину; мужчина, въ свою очередь, на мальчика и взрослаго; потомъ, впрочемъ, это все смѣшивается.
Женщина приноситъ въ годъ не менѣе одного дѣтеныша, мужчина, — наоборотъ, живутъ семьями, а иногда и такъ, на холостую ногу, какъ говорится.
Женщина кормитъ дѣтеныша грудью, отецъ собственнымъ горбомъ, что лишній разъ доказываетъ полную полярность (словцо-то. Обратили вниманіе? Это вамъ не Тэффи)… мужчины и женщины. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вотъ тѣ нѣсколько строкъ, которыя мнѣ удалось написать, но и по нимъ виденъ тотъ по истинѣ научный разумный методъ, съ которымъ я подхожу къ человѣку.
Что-жъ, — не удалось.
Мало ли насъ гибнетъ, самородковъ, молча и безропотно.