Обрыв (Гончаров)/Часть III/Глава XXII

ХХII

Весь день все просидели, как мокрые куры, рано разошлись и легли спать. В десять часов вечера все умолкло в доме. Между тем дождь перестал, Райский надел пальто, пошел пройтись около дома. Ворота были заперты, на улице стояла непроходимая грязь, и Райский пошел в сад.

Было тихо, кусты и деревья едва шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три сад и прошел через огород, чтоб посмотреть, что делается в поле и на Волге.

Темнота. На горизонте скопились удалявшиеся облака, и только высоко над головой слабо мерцали кое-где звезды. Он вслушивался в эту тишину и всматривался в темноту, ничего не слыша и не видя.

Направо туман; левее черным пятном лежала деревня, дальше безразличной массой стлались поля. Он дохнул в себя раза два сырого воздуха и чихнул,

Вдруг он услышал, что в старом доме отворяется окно. Он взглянул вверх, но окно, которое отворилось, выходило не к саду, а в поле, и он поспешил в беседку из акаций, перепрыгнул через забор и попал в лужу, но остался на месте, не шевелясь.

- Это вы? - спросил шепотом кто-то из окна нижнего этажа, - конечно, Вера, потому что в старом доме никого, кроме ее, не было.

У Райского затряслись колени, однако он невнятным шепотом отвечал: "Я".

- Сегодня я не могла выйти - дождик шел целый день; завтра приходите туда же в десять часов... Уйдите скорее, кто-то идет!

Окно тихо затворилось. Райский все стоял.

"Куда "туда же"! - спрашивал он мучительно себя, проклиная чьи-то шаги, помешавшие услышать продолжение разговора. - Боже! так это правда: тайна есть (а он все не верил) - письмо на синей бумаге - не сон! Свидания! Вот она, таинственная "Ночь"! А мне проповедовала о нравственности!"

Он пошел навстречу maman.

- Кто тут! - громко закричал голос, и с этим вопросом идущий навстречу начал колотить что есть мочи в доску.

- Ну тебя к черту! - с досадой сказал Райский, отталкивая Савелья, который торопливо подошел к нему. - Давно ли ты стал дом стеречь?

- Барыня приказали, - отвечал Савелий, - мошенники в здешних местах есть... беглые... тоже из бурлаков ходят шалить...

- Врешь все! - с досадой продолжал Райский, - ты подглядываешь за Мариной: это... скверно, - хотел он сказать, но не договорил и пошел.

- Позвольте о Марине слово молвить! - остановил его Савелий.

- Ну?

- Нельзя ли ее в полицию отправить?

- Ты с ума сошел, - сказал Райский, уходя. Савелий за ним.

- Сделайте божескую милость, - говорил он, хоть в Сибирь сошлите ее!

Райский погружен был в свой новый "вопрос" о разговоре Веры из окна и продолжал идти.

- Или хоша в рабочий дом - на всю жисть... - говорил Савелий, не отставая от него.

- За что? - спросил вдруг Райский, остановившись.

- Да опять того... почтальон ходит все... Плетьми бы приказали ее высечь...

- Тебя! - сказал Райский, - чтоб ты не дрался...

- Воля ваша!

- Да не подсматривал! это... скверно... - сквозь зубы проговорил он, взглянув на окно Веры.

Он ушел, а Савелий неистово застучал в доску.

Райский почти не спал целую ночь и на другой день явился в кабинет бабушки с сухими и горячими глазами. День был ясный. Все собрались к чаю. Вера весело поздоровалась с ним. Он лихорадочно пожал ей руку и пристально поглядел ей в глаза. Она - ничего, ясна и покойна...

- Как ты кокетливо одета сегодня! - сказал он.

- Вы находите простенькую палевую блузу кокетливой?

- А пунцовая лента, а прическа, с длинной, небрежно брошенной прядью волос на плечо, а пояс с этим изящным бантом, ботинки, прошитые пунцовым шелком! У тебя бездна вкуса, Вера, я восхищаюсь!

- Очень рада, что нравлюсь вам; только вы как-то странно восхищаетесь. Скажите, отчего?

- Хорошо, скажу, пойдем гулять.

- Когда?

- В десять часов.

Она быстро и подозрительно взглянула на него. Он заметил этот взгляд.

"Напрасно я сказал так определительно - в десять часов, - подумал он, - надо бы было сказать часов в десять... Она догадалась...

- Хорошо, пойдемте! - согласилась она, подумавши, - теперь еще рано, нет десяти часов.

Она села в угол и молчала, избегая его взглядов и не отвечая на вопросы. В исходе десятого она взяла рабочую корзинку, зонтик и сделала ему знак идти за собой.

Они шли молча по аллее от дома, свернули в другую, прошли сад, наконец остановились у обрыва. Тут была лавка. Они сели.

- Вера! - начал он, едва превозмогая смущение, - я нечаянно, кажется, узнал часть твоего секрета...

- Да, кажется! - холодно сказала она, - вчера вы подслушали мои слова...

- Нечаянно, клянусь тебе честью...

- Верю, - перебила она, взглянув на него мельком, - ну что же?

- Ничего... Итак... ты любишь кого-то! Сомнения исчезли и... Но кто же он?

- Не скажу, не спрашивайте! - сухо сказала она.

Он вздохнул.

- Сам знаю, что глупо спрашивать, а хочется знать. Кажется, я бы... Ах, Вера, Вера, - кто же даст тебе больше счастья, нежели я? Почему же ты ему веришь, а мне нет? Ты меня судила так холодно, так строго, а кто тебе сказал, что тот, кого ты любишь, даст тебе счастья больше, нежели на полгода? Почему ты веришь?

- Потому что люблю!

- Любишь! - с жалостью сказал он, - боже мой, какой счастливец! И чем он заплатит тебе за громадность счастья, которое ты даешь? Ты любишь, друг мой, будь осторожна: кому ты веришь?..

- Пока еще самой себе...

- Кого ты любишь?

- Кого?.. - повторила она, глядя на него пристально бесцветным, загадочным "русалочным" взглядом. - Да вас...

У него захватило было дух.

Внизу в роще раздался в это время выстрел.

Она быстро встала со скамьи.

- А это что: это... он? - спросил Райский, меняясь в лице.

- Мне пора - десять часов! - сказала она, видимо встревоженная, стараясь не глядеть на Райского.

Она подошла к обрыву, он ступил шаг за ней. Она сделала ему знак рукой, чтоб он остался.

- Что значит этот выстрел? - спросил он с испугом.

- Меня зовет...

- Кто?

- Автор синего письма... Ни шагу за мной! - шепнула она ему сильно, - если не хотите, чтоб я...

- Вера!

- Ни шагу - никогда! - повторила она, спускаясь с обрыва, - или я оставлю дом навсегда!

Она скользнула в кусты.

- Вера, Вера! Берегись! - кричал он в отчаянии и стал слушать.

Он слышал только, как раза два под ее торопливыми шагами затрещали сухие ветки, потом настала тишина.

- Боже мой! - в отчаянной зависти вскрикнул он. - Кто он, кто этот счастливец?..

"Люблю вас!" говорит она. Меня! Что, если правда... А выстрел? - шептал он в ужасе, - а автор синего письма? Что за тайна! кто это?.."