В. В. Розанов править
Обещающее начинание править
Не дай ты мне идею, а дай осуществителей идеи, лицо человеческое. Это — первое во всяком деле, во всяком начинании, во всяком успехе.
Вероятно, многие, прочтя на днях в газетах сообщение о том, что преосвященный города Казани разрешил и благословил открытие богословских курсов для девушек и женщин, — зарадовались глубокою внутреннею радостью этому событию. Оно незаметно, о нем не зашумели газеты, но оно несравненно обещающее, чем шумный съезд законоучителей, собиравшихся это лето, которые поговорили о казенных квартирах для батюшек, блеснули наперсными крестами, снялись «группами» на фотографических карточках и разъехались, совершив «Божье дело»…
В черненьких скромных платьицах, одиночками, потянулись по казанским улицам, с их странными названиями — «Первая гора», «Вторая гора» и проч., молодые девушки, чтобы впервые в России вкусить вершин от того древа знания, которое, естественно, должно бы было открыться для них первым, а открывается последним. Уже есть даже «архитекторские курсы для девушек»: в Петербурге молоденькие 24-28-летние девушку чертят планы многоэтажных зданий, изучают стойкость каменных материалов и железных скреплений, изучают в фундаменте всего этого высшую математику, дифференциалы и интегралы, — а в то же время глубокое вникание в христианскую философию и в судьбы церкви Христовой на земле для них было закрыто. Тут была ревность сословия, — духовного сословия, — к «своему делу», которое «мы одни умеем делать». Медицина, хирургия, наконец, юриспруденция, не говоря уже о древней и средневековой филологии и истории, — все распахнуло двери перед толпою девушек, молчаливо и терпеливо дожидавшихся «своего часа» у врат ученого святилища. Все распахнулось. Но вот, наконец, распахнулась и цитадель богословия.
Кто хоть сколько-нибудь приглядывался к жизни и к бродящим взглядам в обществе, тот не мог не заметить, что женская душа есть главный хранитель религиозного жара, религиозного энтузиазма, что коротенькими, обрывочными афоризмами с женских уст слетели самые глубокие, проникновенные слова о вере, о церкви, о Боге, — какие пришлось услышать каждому за свой век. Все мы чем-нибудь обязаны женщине в своей вере: старшей сестре, тетке, няне, но больше и чаще всего — матери. В житиях скольких святых записано, что первое благочестие дано им было замечательною матерью! Василий Великий на Востоке и блаженный Августин на Западе — вот примеры. Все мы видали плачущих на молитве женщин. На молитве плачущий мужчина — невиданное зрелище! Все эти факты много говорят своим собирательным смыслом. История церкви, история святых, наконец, то великое почитание, каким именно женщины окружили св. Серафима Саровского, а на наших глазах Амвросия, старца Оптинского, — давно и убедительно говорили о великой необходимости открыть именно женщинам свет высшего богословского образования. Уж кто-кто, а женщины не станут «пропускать лекций» по истории церкви и догматике, ни дремать на них, ни манкировать церковного службою, какая будет при их школе. Не они ли, — часто только они одни, — наполняют храмы и теперь, наполняли их всегда?! Иногда хочется сказать, в благодарность за великую и вековую их веру и жар в ней, что на земле религия пока и держится только женщинами и Детьми; даже хочется дать этому метафизический оттенок: что Бог ради женщин и детей не отнимает у земли сокровищ веры, ни ее смысла, ни ее утешений.
Но обратимся к повседневному и практичному.
Женщины и девушки цепки и стойки, — как показала вся история женского образования в России. И везде, где им приотворяли немного дверь, они раскрывали ее шире. Несомненно, «богословские курсы для девушек» в ближайшее десятилетие повлекут за собою выступление девушек-наставниц закона Божия в школах. Сюда и примыкают главные наши надежды. Пушкин, — Бог знает, что предвидя, — дал этот удивительный образ жены-наставительницы:
В начале жизни школу помню я.
Там нас, детей беспечных, было много —
Неравная и резвая семья.
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса…
Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров
И полные святыни словеса…
Кто знает особое чувство женщин к Евангелию, жадность их к нежности и любви его, восторг их к евангельской нравственности, кроткой, прощающей, терпеливой, не буйствующей, не спорящей, полной уступчивости и огромной в то же время силы, — тот согласится, что женщина — наставница «закона Божия» — в этот пресный и черствый предмет внесет совершенно новый свет и вольет совершенно новую силу! Именно она сделает то, чего до нее никто не умел сделать. Сколько ни было призывов размягчить «преподавание закона Божия в школе», сообщить жизнь ему, сделать его любимым, самым влекущим, самым занимательным предметом, — все было напрасно, все разбилось о форму, черствость и чванство «старой семинарской закваски», приносимой наставниками на поле своих ряс… Сами наставники неудержимо преподавали «закон Божий» только как схоластику, какой сами выучились; только как форму знаний и отношений; только как зубреж текстов и множества церковно-служебных подробностей; только как заучивание схоластических вопросов и схоластических словопрений, какие имели место много веков назад. И среди этой массы мертвого, непереваримого материала тонуло слово Христово, тонуло слово евангельское, как едва-едва заметная по малому объему крупица. Поистине, схоластика была теми самыми «сорными травами», заглушающими рост зерна, о которых памятную притчу сказал сам Спаситель. Сколько об этом ни говорили люди, сколько, наконец, ни напоминало правительство, — все было напрасно: рожденные, зачатые в схоластике и умели из себя рождать только схоластику.
В основе же лежало то, что сами они, т. е. наставники, не имели нежного, любящего и чуткого слуха к Евангелию! Вот и все, вот и главное! В душе их не было музыки Евангелия. Было только слово Евангелия, и даже только об Евангелии слово, «христология», «наука о Христе». Сочинилось же в семинариях и академиях такое чудовищное словосочетание!
Но все это кончится, когда войдет в школу
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена!
К общей радости русской семьи, русских детей, всей России!
Большое, историческое спасибо преосвященному казанскому; большая задача лежит перед профессорами Казанской духовной академии, которые, без сомнения, будут первыми наставниками на женских богословских курсах.
Впервые опубликовано: Русское слово. 1910. 21 янв. № 16.