В. В. Розанов
правитьОбер-прокуратура Синода и вопрос о приходе
правитьСо времени выхода в отставку покойного Победоносцева у нас как будто нет обер-прокурора Синода. По крайней мере, ни г. Оболенский, ни г. Извольский ничем не заявляют своего существования и весьма напоминают того прикинувшегося мертвым человека, в какового, по народным рассказам, должен превратиться живой человек, повстречавший в лесу медведя, чтобы не быть им съеденным. После всевластной фигуры мы имели и, кажется, имеем безвластные фигуры, после человека огромного ума и образования мы имеем людей, о теоретических качествах которых приходится сказать, как отмечают на бирже: «Тихо». Между тем эта тонкая должность причиняет такой же ущерб стране и церкви, когда представитель ее зарывается во всевластии, как это было с приснопамятным Протасовым и отчасти было при Победоносцеве, как и в том случае, когда она вовсе бездействует. Не нужно ни того, ни другого. Обер-прокурор, по выражению «Духовного регламента», есть «око царево» возле церкви, или общее, «око государственное», око народных и общественных интересов, нужд, потребностей. Совершенно верно и подтверждается всею историею, что у многомиллионного народа может быть бездна таких духовных, нравственных, просветительных нужд, к каким иерархия церковная очень и очень может отнестись небрежно, невнимательно. Ведь эта иерархия, сплошь состоящая из старцев-монахов, никогда почти не выходящих из келий-дворцов, прежде всего не имеет возможности фактически знать духовное, физическое и бытовое положение народа, да даже и положение низшего духовенства, в особенности сельского. При таком невольном неведении она может совершенно невольно же наделать бездну ошибок в управлении, предупредить которые есть прямая обязанность обер-прокурора, и в целях подобного предупреждения и создана эта должность. Власть эта, если устранить из нее самовластие, может быть чрезвычайно благотворна: не вмешиваясь нисколько собственно в ритуальную, сакраментальную сторону жизни церкви, обер-прокуроры денно и нощно должны напоминать ей или, конкретнее, ее престарелым иерархам, о стомиллионном верующем народе, таком горячем в молитве, таком кротком, таком послушном церкви… В церкви есть много сторон, где кроме сакраментальной, священнослужительной части есть и важная часть мирских, народных интересов. Таково все так называемое «семейное право», завязанное в узел церковного венчания; такова вся область приходской жизни. Государство, конечно, не может ничего изменить (и ему нет нужды что-нибудь менять) в ритуале венчания. Но если это венчание духовенство начнет обставлять очень затруднительными для населения формальностями или непосильными денежными поборами в городах и по селам, государство вправе вмешаться. Если церковь или, конкретнее, иерархия не смогла установить развода без непосильных денежных поборов и всем явных лжесвидетелей, то опять же государство может авторитетно вмешаться в это дело и не только преобразовать процессуальные формы развода, но и начать совершать всю юридическую и фактическую сторону его само, оставив «отцам» только его сакраментальную сторону, т. е. подпись на бумаге о том, что «брак таких-то расторгнут». Кто очень жестко стелет постель или покрывает ее нечистою простынею, тот никак не может заставить спать на ней. Эта аксиома, совершенно непререкаемая в частном быту, имеет применение и в широких общественных отношениях и даже в отношениях государства и церкви.
В известном ответном послании восточных патриархов римскому папе, в середине минувшего века, совершенно точно было определено, что «в православии церковь образует не одна иерархия духовная, но самое тело народное, которое одно есть непререкаемый хранитель и блюститель веры и ее чистоты». Оттенок выражения «тело народное» до того выразил действительно дух восточного исповедания в отличие от западного, римского, от исповедания папского, что выражение это бесчисленное число раз повторено было в русских духовных сочинениях. Но выражение это сильно не только против папы, но и против самой русской иерархии, если бы она выказала несоответствующие притязания, оно сильно не только против Рима, но и против Петербурга. «Тело народное» простирается от «хладных финских скал до пламенной Колхиды, от потрясенного Кремля до стен недвижного Китая», — и об этом никак не следует забывать никому и нигде, и об этом не должно быть забвения и на Сенатской площади, где, соединенные аркою, стоят Сенат и Синод перед монументом Петра Великого.
О всем этом должен в нужную минуту напомнить обер-прокурор Синода.
Вопрос о приходе составляет томительную заботу всей России, и, несмотря на все томления, он не подвигался вперед. Препятствие к разрешению его, очевидно, лежит в нежелании уступить что-нибудь населению, прихожанам из прав и преимуществ, не столько принадлежащих, сколько захваченных клиром, священническим классом и над ним стоящею монашескою иерархиею. Старообрядцы, можно сказать, «душу свою полагали» и «лишались самой жизни» за верность церковным «преданиям» и за соблюдение каждой буквы «святоотеческих» книг, и, однако, они установили у себя полную и красивую форму приходской жизни, очевидно не найдя никакого препятствия к этому ни в «писаниях», ни «в преданиях» отцов и учителей церкви, и в частности древней русской церкви. Все это так ясно, что никто не может усомниться в том, что отнятие прав у прихожан и погашение приходской жизни есть «предание» собственно синодального периода русской церкви, когда обер-прокуроры, отняв — и частью несправедливо — власть у монашеской иерархии и вообще у клира, в компенсацию за утрату этих преимуществ вознаградили их расширением прав в местной церковной жизни, погасив приход и передав права его архиереям, консистории, благочинным и настоятелям-иереям. Ничего тут «канонического» и «святоотеческого» нет, а есть совершенно ясная тенденция «не упустить своего», и, обернувшись в сторону прихожан, т. е. целой России, сказать радетелям церковной общины: «Что с возу упало, то и пропало».
Во всей России отзовется печально известие, что в предсоборном присутствии по отношению к приходу возобладало мнение г. Бередникова, профессора канонического права в Казанской духовной академии, согласно коему в приходе остается все, как было! Руководителем приходской деятельности будет священник, а самая деятельность прихода будет поставлена под контроль епархиального начальства, т. е. консистории и архиерея. Этим все сказано и все исчерпывается. Останется бумажная переписка о делах прихода, отчетные книги, бухгалтерия приходов и расходов «прихода», да «право» прихожанина или прихожанки пройтись с церковным блюдом во время богослужения, чтобы получить пятаки и гривенники, которые запишутся в «приходскую книгу». Отведав всего этого невкусного кушанья, прихожане «отвалят» от храма, предоставив все это вершить архиерею, консистории, благочинному и настоятелю, — «что и требовалось доказать», как говорится в геометриях в заключение доказанных теорем. Клиру «требуется доказать», что все и прежде было исправно, что поправлять ничего не требуется в церковной жизни и, во всяком случае, что сами миряне, сами прихожане «во всем доверяются начальству, и сами не проявляют никакой жизни, никакого воздействия и вообще никакого действия». Проф. Бередников и с ним «весь освященный собор» русского духовенства будут торжествовать.
Кто такой проф. Бередников? Он известен по многолетней придирчивой и мелочной полемике с проф. канонического же права в Московском университете г. Суворовым, — автором лучших учебных руководств по этой науке в русской ученой литературе и преемником знаменитого канониста А. Павлова. Суворов стоит на точке зрения прав государственных, г. Бередников отстаивает чисто клерикальную точку зрения, или, попросту, «свой сословный интерес», «свою сословную власть». Это проведено по всему курсу преподавания у одного и по всему курсу преподавания у другого, — как равно и в книгах обоих. «Возобладала» в предсоборном присутствии «своя точка зрения», как этого и можно было ожидать, ибо там собрались «свои люди», — при малом допущении посторонних, не клириков. Заключение предсоборного присутствия ныне поступило на рассмотрение Синода. Принимая во внимание теперешний состав его, нельзя сомневаться, что он примет точку зрения, столь отвечающую его высоким притязаниям.
Нужно обер-прокурору пробудиться от летаргии и напомнить на Сенатской площади о великом «теле народном как хранителе сокровищ веры», о чем всему миру возвестили восточные патриархи и что через полвека совершенно забыто в Петербурге.
Впервые опубликовано: Новое время. 1908. 11 января. № 11434.