Оазис (Дорошевич)
| Оазис : Картинка современной семейной жизни |
| Источник: Дорошевич В. М. Папильотки. — М.: Редакция журнала «Будильник», 1893. — С. 144. |
«Когда супруги вдвоём проживают,
Брачные узы им бремя большое,
Но это бремя они забывают,
Когда в их союзе участвуют…
Парис Иванович Мамочкин — человек любящий. По его словам, «любовь есть самое приятное в жизни». Он всегда думает о чём-нибудь «этаком» и сны видит самые нежные. Парис Иванович пробовал служить, но его выгнали за то, что он однажды в экстазе написал любовное письмо начальнику отделения. Его выгнали, — и это дало Парису Ивановичу полную возможность больше ни о чём, кроме любви, не думать. Он целый день гуляет, ходит к окнам художественных магазинов посмотреть не выставлено ли какой-нибудь «купальщицы». По дороге мечет взоры дамам под шляпки, устремляет глазенапа на ажурный чулочек, виднеющийся из-под приподнятого чуть-чуть платья, щурит масляные глазки и облизывается. В свободное от прогулок время Парис Иванович занимается тоже чем-нибудь этаким, нежным: читает пикантный роман, рассматривает имеющуюся у него коллекцию фотографических карточек, фабрит усики или просто, закрывши глаза, предаётся воспоминаниям о виденных сегодня чулочках. Парис Иванович женат. Его супруга Любовь Беспределовна, урождённая Психопатова, ещё двенадцати лет от роду прочитав о жертвоприношениях в Египте, — решила сама себя принести в жертву. Её очень тронула роль приносимого в жертву барана или овечки. «Я тоже буду жертвой», решила она, и на этом её умственное развитие кончилось. Она принесла себя в жертву такому ходячему кумиру любви, как Парис Иванович.
— Ах! — говорила она, — что это за человек! Совершенный ребёнок: только о женщинах и думает!
— Помилуйте! — возражали ей, — что же тут хорошего! Семейный человек и вдруг…
— Ах, не говорите. У него это наследственное! У него во всём роду так. Его дедушка даже сделался пожарным, чтобы понравиться своей кухарке, его дядю двадцать раз секли в деревне парни за ухаживанья, а его отец писал стихи, — и всегда «к ней»! Они все такие «амуропаты». Он не виноват. Он — такая поцелуйная натура. Он — ребёнок, и этому ребёнку я принесу себя в жертву… в жертву!.. в жэээррртву!!!
Тут Любовь Беспределовна кричала и разевала рот так, что даже родной отец плюнул и отрёкся.
— Чёрт с тобой! Погибай!
У Париса Ивановича есть сынов, младенец 3-х лет. Много дум рождает в голове отца один вид младенца:
— Счастливый! — говорит Парис Иванович, — мать берёт ещё тебя с собою вместе в маскарад. Счастливый!
— Любинька, — сказал однажды Парис Иванович, — я потребую от тебя жертвы.
— Жэээррртвы?! — встрепенулась Любовь Беспределовна, — жэээррртвую!
— Ты будь мне только другом. Извини, я целоваться с тобой не могу. Ты, знаешь ли, как-то губами шмякаешь. Очень нехорошо! Словно не поцелуешь в щёку, а пощёчину дашь. И даже щёлкаешь как-то, и носом свистишь. Не целуй меня больше. Будь мне другом.
— Жэээррртвую! — крикнула Любовь Беспределовна.
— К тому же я влюблён, — продолжал Парис Иванович, — влюблён в даму, приятную во всех отношениях: в Елену Афродитовну Прекраснову. Ах, приятна сия дама во всех отношениях! В носу свиста не замечается, и губки сердечком! М-м, мамочка!
Парис Иванович закатил глазки и затем продолжал:
— Я даже думаю, знаешь ли, её к себе перевезти. Оазис этакий устроить.
— Оооааазис! — раскрыла пасть Любовь Беспределовна.
— С тобой я буду говорить, а с нею целоваться. Я буду счастлив и доволен. Любинька, ты должна принести эту жертву!
— Жэээррртвую! — вновь завопила Любовь Беспределовна.
Её желанная мечта сбылась. Она становится жертвою. Какое счастие! Любовь Беспределовна всю ночь видела себя во сне овцой, которую взяли за задние ноги и тащат куда-то приносить в жертву какому-то турецкому идолу, которого зовут будто бы Парисом Ивановичем.
На утро она пошла к Елене Афродитовне Прекрасновой.
Елена Афродитовна пила в это время шоколад, курила пахитоску и читала роман: «Похождения прекрасной Элеоноры в Махмутовом гареме».
— Сударыня, — завопила Любовь Беспределовна, кидаясь перед нею на колени: позвольте вам объясниться в любви. Мой муж вас любит. Он меня терпеть не может. Спасите его!
— Ваш муж? — протянула Елена Афродитовна, — какой такой ваш муж? Чёрненький, с чёрненькими усиками?
— Ах, нет! Беленький, с беленькими усиками. Парис Иванович.
— Ах, Парис! Помню. Я, кажется, и сама его люблю.
— Поселимся вместе и создадим оазис!
— Идёт! Это очень оригинально! Кажется, я что-то читала в детстве в одном запрещённом заграничном романе. Но всё таки это очень оригинально.
Пока Любовь Беспределовна ездила приносить себя в жертву, Парис Иванович был в такой любовной ажитации, что три раза принимался сам себя целовать в зеркало.
Его ужасно как интриговал вопрос: «приедет или не приедет?» Если приедет — устрою оазис и, так сказать, буду отдыхать под тенью двух пальм. Не приедет — пойду, поцелую и убью кинжалом. Ужасно как приятно совершить убийство любовное! Во всех романах так пишут.
Но во время этих мечтаний дверь внезапно отворилась. Елена Афродитовна вошла под руку с торжествующей Любовью Беспределовной, урождённой Психопатовой.
— Елена!.. Парис!.. вырвались два крика, и Елена с Парисом замерли друг у друга в объятиях.
— Дети мои, будьте счастливы! — завопила Любовь Беспределовна, растопыривая над ними руки, — а я собой жэээррртвую!..
Тут все поцелуи перепутались. Все друг друга целовали. Губы хлопались друг о друга, и поцелуи звучали, словно аплодисменты гениальной выдумке.
Первой очнулась Любовь Беспределовна.
— Дети мои! — завопила она, — я буду вам матерью. Ты, Парис, будешь мужем своей матери, братом своего сына и сам себе племянником. Ты, Елена, будешь женою моего сына, мачехой его брата, моей сестрою, тёткой моего мужа и сама себе племянницей. Вот наши взаимные отношения!
С тех пор Елена и Парис потонули в блаженстве. А Любовь Беспределовна при сём присутствовала.
Все им завидовали.
— Молодец Парис Иванович! Как устроился!
— И заметьте: за своё семейное счастие не боится: у него жена за женой наблюдает.
— Экономия какая! Платья, пальто, шубы, всего этого по две штуки закупает, — скидку ему делают.
— Бельё в стирку не отдаёт: Любовь стирает.
— Галстуков не покупает: жена шьёт.
— Жёны с ним не ссорятся: одна перед другой отличиться стараются!
— Оазис! Только, пожалуй, дорогонько этот оазис ему стоит?
— Ни гроша. Живёт в долг, а как взыскивать начнут, — придёт, просит: войдите в моё положение, две жены на шее. Всякий тронется.
— Ещё бы! Одна жена у человека, и то губить жаль, — а две, — значит, вдвойне!
— Оазис!
Но никто не догадывается о главной прелести оазиса. Знает о ней один Парис Иванович. Знает и молчит:
— У двух жён две и горничные, и обе мамочки…
Оазис процветает.