Дорошевич В. М. Воспоминания
М., «Новое литературное обозрение», 2008.
Н.П. ШУБИНСКОЙ
(Наброски портрета)
править
I
правитьОт Тверской губернии…
— От Тверской губернии!!
Когда при покойном Сипягине произносили:
— Тверская губерния… — он делал, говорят, страшно удивленное лицо:
— Не слыхал-с! Есть Швейцарская губерния, есть Тверская республика, но губернии такой нет-с!
Покойный фон Плеве, когда, получив благословение в Троицкой лавре, ехал воевать с Полтавской губернией, думал:
— Что Полтавская?! Тверская! Вот! В Тверской интеллигент с идеями. Это почище мужика с вилами! Мужика посек — он и переменил образ мыслей. А интеллигент от телесных наказаний даже изъят!
Тверская губерния!
«Гнездо».
«Рассадник»1.
Про которую в Петербурге говорили:
— Не губерния, а адресный стол! Только адресов от нее и жди! И что ни адрес, то один другого неприличнее!
Сановники, приезжая в Москву, в «Дрездене» останавливаться избегали:
— Из окон каланча Тверской части видна. Напоминает! Все, что «Тверское», видеть противно-с!
От Тверской губернии избран Н. П. Шубинской.
«Черносотенец» Шубинской.
II
править— Почему черносотенец?
На этот вопрос сейчас не могли бы ответить даже те, кто его произвел в это звание.
— Шубинской? Черносотенец!
И все.
Как тысячи и тысячи русских людей, он попал в черносотенцы совершенно неожиданно для самого себя.
Это было во времена нашей «молодости».
Когда мы все вдруг так помолодели, что превратились в гимназистов второго класса, для которых если не «страшный социалист», то:
— Фискал. Средины нет!
Всякий, кто был правее социалистов-революционеров, был «черносотенцем».
Всякий, кто не верил, что завтра утром будет республика, был «черносотенцем».
Всякий, кто не думал, что из браунинга можно застрелить пушку, был «черносотенцем».
Всякий…
Э, да что там долго рассуждать.
— Черносотенец!
Да и все. Это как у Робеспьера:
— Что такое аристократ?
— Всякий, кто имеет дома и поместья. Всякий, кто тратит на обед 100 франков. Всякий, кто ездит на извозчике!
Либо «товарищ», либо «черносотенец». Суд был скорый. Скорее военно-полевого.
— Гражданин Шубинской! Признаете ли себя «товарищем»?
Я вижу язвительное лицо Николая Петровича.
— Вы можете меня считать каким угодно «гусем». Но вам я не товарищ!
— Признать его «черносотенцем». Лишив всех прав уважения!
Приговор окончательный, кассациям, апелляциям не подлежит! Даже просьб о помиловании подавать нельзя!
Было трудно поверить, чтобы человек, всю жизнь свою, как и все мы, мечтавший о лучших временах2, повернул вдруг назад, когда эти времена показались.
Н. П. Шубинской — умеренный.
— Быть может, слишком умеренный?
Право, теперь трудно разобрать, кто умеренно умерен, кто умерен неумеренно.
Но я думаю, что если бы Н. П. Шубинской был так же умерен в гонорарах, как в своих политических требованиях, то у него не было бы великолепного дворца на Тверском бульваре.
И вместо короткого адреса:
— Тверской бульвар, собственный дом — мы писали бы на конверте: «Его высокородию Николаю Петровичу Шубинскому. В Лефортове,
Кривой тупичок, дом Спесивцева, во флигель, что во втором дворе, над сапожником. А если нет дома, оставить у квартирного хозяина, кажется, слесаря. В Москве». Его девиз тот же:
— Вперед.
Но он беговик, а не скаковик3. Идет тротом4. А не мчится во весь карьер и через препятствия.
— В политике, как в бегах: главнее — не делать сбоев. Не заскакать!
Иначе:
— По третьему сбою сведут с круга!
Н. П. Шубинской может язвительно добавить:
— Что и случилось с господами кадетами!
Я уверен, что при встрече с кн. Пав. Д. Долгоруковым ему ужасно хочется сказать:
— Проскачка-с5, ваше сиятельство?
Это ужасно язвительный мужчина.
III
правитьПрирода не была щедра к оратору Шубинскому. Когда он родился — все баритоны были розданы. Самый лучший для оратора голос! Баттистини мог бы быть блестящим адвокатом.
Мазини был бы обречен всю свою жизнь вести дела у мировых судей. Оттого-то Собинов и ушел из адвокатов6.
Когда родился оратор Шубинской, все хорошие баритоны были щедро розданы.
— Хороший баритон — Плевако. Хороший баритон — Карабчевскому… За неимением свободных баритонов природа дала Шубинскому тенор. Высокий тенор с пискливыми верхами и притом еще носовым тембром! Если бы набирали из адвокатов труппу, то не только на роли первых любовников, но даже на резонеров пригласили бы Карабчевского, а не Шубинского!
Природа не дала ему ни профиля Карабчевского, ни хоть оригинального, приковывающего к себе внимание лица Плевако.
— Вы будете язвительным мужчиной! — сказала ему в утешение природа.
— Нацарапаю же этих классических профилей! — скромно подумал Шубинской. — Не у одного баритона слово станет колом в горле!
С таким-то багажом надо было сделаться первоклассным адвокатом. Это, собственно, все равно, что выйти в декабре гулять в летнем пальто.
IV
правитьЯ присутствовал при экзамене Н. П. Шубинского на звание первоклассного русского адвоката.
Он был известным адвокатом. Даже знаменитым адвокатом. Но он был все-таки:
— Господином Шубинским.
Отделаться от этой буквы — самое трудное! А с буквой «г» нет славы.
Говорили:
— Плевако.
Говорили:
— Карабчевский.
Но:
— Господин Шубинской.
Это ужасно досадно!
Шубинской — старший член бегового общества7. Он не обидится за такое сравнение.
Он в первый раз шел тогда в такой «классной компании»!
Это было Мамонтовское дело8.
Выступали:
— Плевако.
— Карабчевский.
— Господин Шубинской.
«Всероссийский адвокатский дерби».
За Шубинским было много призов. Но надо было показать, того ли он класса, что и Плевако, и Карабчевский.
«Повел» Плевако.
Этот человек, видевший так много горьких сторон русской жизни, — изумительный ее бытописатель.
Он — Островский на словах.
И если бы так писал, как говорит, — мы бы имели двух Островских.
Две недели перед оглушенными присяжными, — маленькими людьми, — жонглировали миллионами, кричали, спорили о государственных интересах.
И у перепуганных маленьких людей, — большинство было мелкие лавочники, — являлась мысль:
— Нашего ли ума это дело?
Плевако ответил им:
— Вашего!
И свел дело на бытовую почву.
После какой-то оргии, где слепили миллионы, вас привели в житейскую обстановку.
Зажиточная семья. Глава семьи умный, добрый, хороший человек…
Это была не историческая, а бытовая картина, написанная сильными, сочными, яркими красками.
— Дело житейское, и судить его надо по человечеству.
Он защищал Арцыбушева.
— Рубль… Капитал… Капитализм… Жупел и металл!
И присяжные с ужасом смотрели на блестящего, полного пафоса петербургского адвоката.
Словно грандиозный фейерверк с пушечной пальбою разрывался пред ними на тысячи разноцветных, ослепительных огней.
— Не притянули бы этого самого господина за эти самые слова самого!
Очередь за Шубинским.
За «г. Шубинским».
Говорить после Плевако, после Карабчевского.
За его спиной тоже сидит г. Кривошеий. И тоже желает:
— И для меня пафоса.
Но Плевако взял высоко. Карабчевский взял еще выше. Куда же идти дальше?
Какой теноровой нотой покрыть два баритона?
Что вы делаете, когда в комнате слишком накурено?
Вы открываете форточку?
Шубинской сделал то же самое.
Он начал с шутки.
Рассказал какой-то анекдот.
Вызвал улыбку, потом смех.
И когда дым вышел, закурил сам.
Сам ударился в пафос, который был ему нужен для спасения клиента.
Но его пафос уже не стоял рядом с пафосом Плевако, с пафосом Карабчевского.
Его отделял от них юмор, благодаря которому впечатление от тех двух пафосов сгладилось и слегка забылось.
— Вы будете преязвительным мужчиной! — сказала природа Н. П. Шубинскому, награждая его тенорком и не наградив бритым лицом Карабчевского.
Результат скачки:
— Мертвый гит9.
Они пришли голова в голову.
Да, он «классный» оратор. Того же «класса», что и Плеваки, и Карабчевские.
Силы не те же, что силы Плевако, но «класс» тот же, высокий.
И досадное «г.» осталось позади, где-то на дороге.
После этого «всероссийского адвокатского дерби» можно уже было сказать просто:
— Шубинской.
Как — Плевако. Как — Карабчевский. Русский язык обогатился новым определением:
— Шубинские.
Как — Плеваки, Карабчевские. Высшая ступень суетной славы! «На той ли заставе богатырской» они стоили друг друга.
Землею рожденный, могучий, как она, Муромец-Плевако, ратного дела блестящий воевода Карабчевский-Добрыня.
Шубинской был к ним подходящий лукавый Алеша Попович млад.
V
правитьПренеприятный мужчина в судебном споре! Его можно побить, но исцарапанным вы уйдете всегда. И пребольно исцарапанным.
Когда он занимает пюпитр гражданского истца, обвиняемый считает прокурора:
— Добродушнейшим в мире человеком!
И оправдание его не радует.
И думается бедняге:
— И зачем только меня мать на свет родила?! Спросите у г. Шишкина10!
И не особенно стесняющийся в приемах человек. Н. П. Шубинской принадлежит к адвокатам старой школы. Той доброй старой школы, когда ругали противную сторону, а своего клиента находили белее света.
Не защищали, а юбилей ему справляли! Теперь пошел адвокат пренеприятный.
— Конечно, мой клиент — каналья! Конечно, мой клиент — дрянь-человечишка! Конечно, мой клиент — жулье, каких мало!
А бедняга сидит и думает:
— Да это уж я и без тебя от товарища прокурора знаю, что я есть за птица на свете. Ты в мой профит скажи! Ты вот скажи, что я хороший человек! Это послушать лестно! Этого ни от кого не услышишь! На то ты и бран был! И плачен! А за свои же деньги от своего же адвоката про себя гадости слушать? Чего же тогда от чужих людей, от господ присяжных заседателей, дожидаться?
Для Шубинского ни одна вина не виновата.
Раз он защищает!
Он влюблен в своего клиента.
Готов немедленно усыновить отцеубийцу:
— Редкий сын!
Он может сказать про себя:
— Я защищал всегда только прекраснейших людей!
Не станет же он говорить неправду!
И чтобы вызволить прекраснейшего человека, с которым случилось несчастье: украл, — Н. П. Шубинской готов пойти на все.
Знаменитое дело Кетхудова11 стоило ему шести месяцев отдыха от адвокатской практики.
Кетхудов обвинялся в том, что украл денежную посылку, отправленную в Германию.
Тогда это не называлось «экспроприацией». Мы ходили «по-черному» и называли это:
— Кражей!
Н. П. Шубинской находил:
— У немцев украл. Да что же тут такого?
И требовал для Кетхудова, не помню, то ли мраморной, то ли бронзовой статуи.
Во всяком случае, оправдания:
— В пику Бисмарку!
Бисмарк нам на каждом шагу гадит, — давайте и мы ему то же сделаем.
— Не любишь?
— Чтобы немец из России в Германию русские деньги пересылал? И чтобы русский человек это видел? И терпел?
Да никогда!
В карман деньги положит.
В свой, в русский, карман.
Из патриотизма положит!
Теперь за это, может быть, осенили бы знаменами русского союза12.
Но тогда патриотизм стоял невысоко.
И Кетхудова осудили, и Шубинскому на полгода практику запретили.
— Не суй отечества куда не следует!
VI
правитьКогда избирали депутатов в первую Думу, во вторую, — Н. П. Шубинской избирался в старшие члены бегового общества. И был блестяще избран. Ему подносили какие-то знаки.
Говорили, что он:
— Высоко держит…
Не помню уж, что именно высоко держит. Знамя? Но какое же у рысака знамя? У рысака хвост, а не знамя.
— Высоко держит хвост русского рысака!
И в липскеровской газете13 я читал прочувствованные строки, что:
— Русский рысистый жеребец никогда не забудет Николая Петровича! Как жеребец, не знаю, но я читал эти похвалы Шубинскому, как читают некролог человека, которого знал, любил и высоко ставил.
Стоило ли быть человеком такого ума, таланта, столько пережить, переиспытать, перечувствовать…
Короче:
— Стоило ли делаться Шубинским, чтобы, спускаясь по ту сторону холма, который называется жизнью, вызвать восторг конюшенных мальчиков?!
Но нам тогда нужен был карьер! Мы презирали тех, кто «плетется рысью». Шпоры! Хлыст! В карьер! Препятствие? Один прыжок — и нет его! И вот мы нарвались на «ирландский банкет»14. Мы хотели его взять одним махом. Ров, насыпь и снова ров…
И вот мы лежим в канаве. В канаве, полной осенней, октябрьской, холодной воды.
И, почесываясь, встаем, выбираемся и говорим:
— Шажком-то оно того… безопаснее…
И Тверь — подумайте: Тверь! — выбирает старшего члена бегового общества, который держится принципа:
— Тише едешь, дальше будешь.
VII
правитьНам уж не до новых исков, не до дальнейших претензий,
Получить бы хоть по тому векселю, который у нас имеется.
И мы в душе добавляем:
— Получить бы… хоть что-нибудь.
И Тверь передает Шубинскому то дело, которое вел г. Петрункевич.
Не мастера присяжные поверенные получать по векселям!
Но дай Бог!
Во всяком случае, спектакль будет интересный.
Левее — Шубинской был бы для министерства нечто страшное.
Язвительный мужчина!
Но и в центре…
Я хотел бы видеть, например, г. Пуришкевича в изображении Шубинского.
А там что Бог даст!
Плевако… Шубинской…
Удастся, как обещают, получить сполна по векселю, — всякому земной поклон от великой истицы.
Разбиты будут октябристы?
Я предпочитаю, чтобы они были разбиты в лице Гучкова, Плевако, Шубинского.
Проиграли процесс с такими адвокатами.
Это будет, по крайней мере, окончательный проигрыш их процесса.
Сильнее защитников не найти.
КОММЕНТАРИИ
правитьВпервые: Рус. слово. 1907. 7 ноября.
1 Тверская губерния с давних времен считалась оплотом дворянского либерализма. В 1859 г. по инициативе предводителя А. M. Унковского был подан царю адрес, в котором выдвигался проект крестьянской реформы. После отмены крепостного права тверское дворянское собрание признало неудовлетворительность «Положения 19 февраля» и высказалось за необходимость выкупа крестьянских наделов с помощью государства, за уничтожение сословий, реформу суда и другие общественные преобразования. Тверские земские деятели первыми организовали выдачу крестьянам ссуд на покупку земли. При вступлении на престол Николая II они обратились к нему с пожеланием прислушиваться к общественному мнению, что было названо императором «бессмысленными мечтаниями». Многие деятели тверского земства (в том числе И. И. Петрункевич, Ф. И. Родичев) стали инициаторами создания либеральных политических партий. За председателем губернской земской управы В. Д. Дервизом был учрежден негласный полицейский надзор. «Еще до вступления Дервиза в должность председателя губернской земской управы в последней
было несколько политически неблагонадежных лиц, — сообщалось в рапорте Особого отдела Департамента полиции. — С назначением же Дервиза их число значительно возросло» (Серова B.С. Как рос мой сын. Л., 1968. С. 230). В 1905 г. либеральная Тверская земская управа была разогнана на основе предоставленного царским повелением (8 января 1904 г.) права министру внутренних дел непосредственно, минуя выборы, назначать председателя и членов этой управы.
2 Начало популярности Н. П. Шубинского связано с его речами на судебных процессах по делам о рабочих беспорядках на фабриках (1886 и 1887 гг.). Как депутат III и IV Государственных дум, он поддерживал октябристов.
3 Характеристика построена на отличии бегов, состязаний упряжных рысистых лошадей, от скачек, состязаний верховых лошадей.
4 Трот — замедленная и укороченная рысь.
5 Проскачка — известное число сбоев, лишающее рысистую лошадь права на приз.
6 Певец Л. В. Собинов закончил юридический факультет Московского университета (1894). Был помощником присяжного поверенного в 1895—1899 гг.
7 Беговое общество было создано в 1834 г. для регулярного проведения рысистых испытаний. Первоначально называлось Императорским московским обществом охотников конского бега, позже переименовано в Московское беговое общество.
8 Мамонтовское дело — см. очерк «С. И. Мамонтов» и примеч. к нему.
9 Гит — конный заезд при розыгрыше крупного приза.
10 Имеется в виду дело дворянина А. К. Шишкина, обвиненного в покушении на убийство ударившего его в общественном собрании отставного корнета Н. Павловского. Процесс проходил в Елисаветградском окружном суде в 1896 г. Присяжные оправдали Шишкина, чему в немалой степени содействовала речь его защитника Н. П. Карабчевского.
11 Сортировщик московского почтамта Кетхудов вместе со своим сослуживцем Махровским обвинялся в похищении денежного пакета предпринимателя Кнопа и в сокрытии этого похищения путем подлога. Дело слушалось в Московском окружном суде в 1888 г. Подсудимых оправдали, во многом благодаря выступлению Шубинского, заявившего, «что как ни гадок поступок Кетхудова и Махровского, соблазнившихся возможностью легкой наживы, для них все-таки есть извинение в той хронической нужде, которая была их уделом <…> так ли они виноваты, как виноват потерпевший Кноп, который, ворочая миллионами, чтобы сэкономить на пересылке и урвать у казны несколько рублей, пересылал огромные ценности не денежными посылками, а в заказных письмах, одно из которых они и присвоили, зная, что в нем содержится огромная сумма, могущая избавить их на всю жизнь от тех страданий, которые причиняла им беспросветная нужда? А между тем русская казна годами несла неисчислимые убытки от незаконной пересылки огромных сумм иностранным конторам за границу и в числе их Кнопом. <…> Шубинский высказал такую мысль, что если нужны обвинительные приговоры для того, чтобы сдержать корыстолюбивые порывы бедняков, то иногда необходимы и оправдательные приговоры, чтобы сдержать своекорыстные стремления богачей, чтобы напомнить им, что не для них одних существует весь мир и что их хищнические вожделения несравненно антипатичнее корыстных стремлений бедняков» (Козлинина Е. И. За полвека. М., 1913. С. 346—347). Присяжные оправдали подсудимых. Но одновременно суд квалифицировал речь Шубинского как злоупотребление словом, выразившееся в оправдании очевидного преступления (см.: Бобрищев-Пушкин M.A. Мултанское жертвоприношение и дело Кетхудова // Бобрищев-Пушкин М. А. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. М., 1896). Состоялось второе рассмотрение дела, во время которого Кетхудова защищал уже П. И. Миронов. Обвиняемые были признаны виновными и приговорены к ссылке.
12 То есть «Союза русского народа» — черносотенной организации.
13 То есть в «Новостях дня», издаваемых А. Я. Липскеровым. Об отношении Липскерова к Шубинскому см.: Амфитеатров А. В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. М., 2004. Т. 1. С. 296.
14 «Ирландский банкет» — сложное препятствие (высокий вал между двумя широкими канавами) на конных соревнованиях.