Н. П. Огарев
Ночь
(Посвящено Г<ерцен>у и Н<атали>и)
Н. П. Огарев. Избранные произведения в двух томах
Том второй. Поэмы. Проза. Литературно-критические статьи
М., ГИХЛ, 1956
Per me si va tra la perduta gente...
Dante
1
По скату длинному дороги
Я шел задумчивой стопой,
Томимый грозною тоской
И скорбью внутренней тревоги.
По лону низменной земли,
Окутан дымкою седою,
Тянулся город и вдали
Терялся слитый с поздней мглою.
Уже я смутно различал
И труб и кровель лес дремучий;
Над ними ветер бушевал
И серые бродили тучи.
Неслышным шагом кралась ночь
И - стогны в сумрак поглощая -
Пришла туманная, сырая;
Ее дыханья превозмочь
Не в состояньи было тело
И - содрогаясь - холодело.
Уже зажглися фонари
И в небе, в мгле сырого пара,
Блеснули трепетом зари
Иль дальним заревом пожара;
И эта ночь и этот свет,
Казалось, полны духом бед.
2
Пошел я улицею длинной;
Дома дремали в тишине,
И было в городе пустынно...
Но с каждым шагом стали мне
Встречаться чаще пешеходы,
Трещал все ближе стук карет,
Блеснул из лавок яркий свет,
И как колеблемые воды
Задвигались толпы людей,
Ряды колес и лошадей,
И стук и говор поминутный
Слилися в гул враждебно смутный.
И шел я медленной стопой
В разгаре бешеном столицы
И с беспокойною душой
Невольно вглядывался в лицы,
Меж тем как быстро тень по ним
Менялась с блеском огневым.
И вот мне, с ясностью бесплодной
Мелькнув среди бродящих дум,
Мучительно пришло на ум,
Неотразимо, безотходно -
Сознанье, что я всем чужой,
Что между нами есть преграда
И что - не только что со мной -
Они чужие меж собой
И связаны привычкой стада...-
Вот дом огромный. У дверей
Стоит швейцар в ливрее странной,
Пузатый, пудреный, жеманный,
И держит с важностью царей,
Храня надменно вид свирепый,
Над глупой тростью шар нелепый.
А в окнах бродит блеск огней
И тени шаткие гостей,
Снуясь, блуждают. Пир исправен,
Гостям хозяин саном равен:
Ему подобно, искони
Земли властители они
И не уступят, величаво
Держась за вековое право,
Клочка пустого ни на шаг,
Где отдохнуть бы мог бедняк,
Взглянуть - усталый - хоть ошибкой
На жизнь с доверчивой улыбкой.
Лакеи служат. Меж гостей,
Нарядных, важных и недружных,
Несется трескотня речей,
Неоткровенных и ненужных;
А между тем, страшна, как мгла
В ночи глухой, ночи беззвездной,
Бездонно, холодно легла
Меж ними внутренняя бездна!
Ее - дни, месяцы, года -
До самого конца их века
Не переступит никогда
Живое чувство человека!
Сошлись,- их вместе держит ложь,
Лакейство с жадностию льстивой
И чванства дух сребролюбивый;
А втайне зависть точит нож,
И клевета в норе сокрытой
Шипит змеею ядовитой...
И связи между ними нет!
Все это шутка или бред!
А этот нищий, тощий, бледный,
Оборванный, чей злобный взгляд
Тайком следит прохожих ряд,
Забывших дома грош свой медный?
А этот жирный адвокат,
Своих клиентов вор законный?..
Один, в трактире, полусонный
Сидит, едва вращая взгляд
С довольным видом равнодушья,
Один наевшись до удушья,
Напившись так, что жар с ланит
Красно-синеющих палит...
А этот пастырь, заточенный
В свой белый галстук?.. Он несет
Подмышкой том позолоченный,
Он завтра в нем строку найдет,-
У черни с высшей точки зренья
Отнимет сладость воскресенья...
Нет, нет! клянусь: тут связи нет!
Тут только шутка или бред!
Тут труп общественного зданья
В дырявой мантии преданья!
3
Вот улица, где блеск и шум
Пугают удивленный ум.
Сорвавшись с цепи злых печалей,
Сюда со всех концов земли
На пир безумных вакханалий
Толпы несметные пришли.
Здесь юноша отважно праздный
Спешит растратить свежесть сил,
И старец дряблый приютил
Разврат бессильный, безобразный.
Кипит, тревожный жар тая,
Страстей подземная струя,
И в этой улице без меры
Державно царствуют гетеры
И увлекают за собой
Небрежной легкостью нарядов,
Движеньем поступи лихой,
И плеч нагою белизной,
И томным сладострастьем взглядов.
Кого в проулке близ угла
Ты ждешь, красотка молодая?
Кого, улыбкою лаская,
Ты нынче на ночь зазвала?
Как?.. Этот остов?.. Тень мужчины?..
Я знаю, на челе его
Остались редкие седины,
Лицо худое у него
Изрыли ранние морщины;
Но - бедная! Он зол и глуп,
В разврате холоден и груб.
Да!.. но как хлеб тебе он нужен!..
Ты с ним идешь. Ваш буйный ужин
Встревожен розовой зарей...
Довольно! Шутки площадной
Наслушалась до отвращенья;
С тобой он пил до одуренья,
Теперь вези его домой!
Вот спальня. В ней царит молчанье,
Скрывают шторы дня набег,
И длится ночь, и жарких нег
Таится робкое дыханье.
Теперь он как бы счастлив был!
Но голова его повисла,
Едва ль он - пьяный - сохранил
Для наслажденья каплю смысла!
И после тягостного сна
Вы расстаетесь... Он уходит,
И остаешься ты одна.
Печальный луч сквозь шторы бродит;
Все пусто! С скукой и тоской
Ты привстаешь и ручкой нежной
Играешь длинною косой,
На грудь упавшею небрежно;
Твой взор рассеян и уныл,
Улыбку на устах сменил
Неясной думы след печальный...
На память край приходит дальний,
Твой бедный, мирный городок,
Земли укромный уголок,
Приют весны первоначальной.
Ты помнишь сад и поздний час,
И робкий ропот старой ивы,
И юношу, и в первый раз
Слова любви, любви стыдливой,
Так простодушной, как потом
Тебе не встретилось ни в ком.
Ты плачешь? Юных грез утрата
Невольно сердце шевелит;
Но в страхе мысль твоя спешит
Забыться в образах разврата...
А знаешь что?.. Умри скорей!
Умри пораньше! Не жалей!
Смерть - слово горькое для слуха,
Да разве лучше жизни нить?
И знаешь ли, как гадко жить
Голодной, брошенной старухой!
4
Но дале улицы пустей,
Карет слабее отголосок,
Туман становится густей.
Тут льется Темза. Берег плосок,
Река с свинцовым блеском вод,
Через нее мостов намет;
Кой-где гнездясь, людские тени
Чернеют в смраде испарений;
К ним страшно близко подойти:
Зловещие, тупые рожи!
Спешит испуганный прохожий
По запоздалому пути,
Почуя в мраке без движенья
Глухие тайны преступленья.
А завтра прозвенит звонок,
Пойдут свистки со всех дорог,
Пойдет вседневная работа;
Торговли гордая забота
Товар громадный двинет свой,
Облитый нищенской слезой
И градом трудового пота.
Все призраки воскреснут вдруг;
Над бедным миром вспрянут власти -
Храня общественный недуг,
И вновь помчится вихрь несчастий...
О род людской! О род людской!
Куда спешишь ты в этом шуме?
Где отдохнет твой мозг больной
На жалком поприще безумий?..
5
И вот в далекие края
Меня влечет воспоминанье
К тебе, о родина моя!
Где ранней жизни трепетанье
Я детским слухом понимал,
Где я любил, где я страдал,
Где, заглушая все, что больно,
Я тратил юность своевольно,
Как будто мне была она
На веки вечные дана;
Страна, в которой так невольно -
С годами всасываясь в кровь -
Привычкой стала мне любовь
И где оставил я унылых,
Немногих близких, сердцу милых,
И множество ненужных лиц,
Да несколько родных гробниц.
Печальной родины природа
Со мной дружна, давно своя...
Привык я долгие дни года
Смотреть на белые поля,
Когда от стужи не трепещет
Морозный воздух, день без туч,
И, рассыпаясь, яркий луч
По снегу искристому блещет,
Иль даль, белеясь при луне,
Мерцает в грустной тишине...
И длится, длится вечер длинный,
Печально бродит отблеск свеч,
И сердцу памятную речь,
Томяся, шепчет дух пустынный.
Но вот смягчен зимы набег,
И, тихо грея, солнце пышет,
Теплом дремотный воздух дышит,
И тает пожелтелый снег,
И речка, взламывая льдины,
Бурлит и брызжет у плотины.
Вот почернел знакомый путь,
Пробилась робко зелень в поле,
Душистый лист на свежей воле
Спешат деревья развернуть,
И песни вечером веселым
Далеко слышатся по селам;
Перекликанья соловьев
Всю ночь тревожат сумрак сада,
С зарей пастух выводит стадо
На склон прибережных дубров;
Береза свиснувшею сенью
Качается под говор вод;
Пастух объят блаженной ленью
И песню звонкую поет;
Звучит, теряясь безотзывно,
Напев протяжный, заунывный,
А плакать слушая легко,
Куда-то смутно мысль несется
И между тем внутри живется
Так бесконечно широко!
6
Но ближе в жизнь людей вступая,
На томный мир родного края
Иначе взглянешь. Станет жаль;
Все ненавистно, все так больно,
Тяжелый ужас и печаль
Охватят холодом невольно.
Как их безбрежные поля,
Безгласны люди. От Китая
До стен недвижного Кремля,
Под диким гнетом изнывая,
Томится русская земля.
Живут и мрут среди смиренья
В молчаньи вялом поколенья.
Молчит запуганный мужик
Под розгой маленьких владык;
Его чиновник грабит смело;
В труде проходит жизнь его
И не приносит ничего;
Проходит тускло... После тело
Кладут, как ветошь, в темный гроб,
Над ним бормочет пьяный поп
Да бабы вопят... Жизнь бесцветна,
Безрадостна и неприветна,
Смерть равнодушна и дика,
И скорбь на сердце велика!
И тот из нас; кому наука
Раздвинула границы дум,
На привязи свой держит ум,
Снедаем праздностью и скукой.
Кругом помещики-глупцы,
Рабы, нахалы, подлецы,
Попы, мундиры голубые,
Воров казенные полки,
Да меры к лучшему тупые,
Да плеть, да ссылки, да штыки;
И чья-то воля будто правит,
И сверху вниз все давит, давит,
И тесно, тяжело дышать,
И хочется бежать, бежать,
Куда-нибудь уйти скорее
От этой жизни, пытки злее,
От этой грязи вековой,
От этой родины святой!
7
Уйти?.. Куда?.. В юдоли шумной,
Где люди бесятся и мрут,
Найдется где-нибудь приют
Свободно мирный и разумный,
Где жизнь светла и глубока,
Как величавая река,
Могла б путем не своенравным
Широко течь в движеньи плавном?
Нет, нет! Нигде приюта нет!
И всюду рабства тощий бред!
Иди чрез снежные вершины
Вечно величественных гор,
Спустися в свежие долины,
Иль, вырываясь на простор,-
Переплыви в тревоге рьяной
Разлив немолчный океана,
Везде найдешь один ответ:
Приюта нет! Приюта нет!
Живи под тяжестью терпенья
И с чувством горького презренья
И равнодушием бойца
Жди неизбежного конца.
Да! Смерти строгие картины
В воображении моем
Проходят чередою длинной...
Но при сверканьи роковом
Косы решительного взмаха
Нет ни смущения, ни страха.
Людей предсмертные черты
Теснятся в мир моей мечты:
Ее ль внезапное созданье.
Иль где-то виденного сна
Знакомое припоминанье,-
Но смертью мысль моя полна,
И слышит робкое вниманье
Предсмертной поступи шатанье...
8
Я помню образ молодой —
Борьбы и страсти отпечаток;
В нем бился с внутренней тоской
Могучей юности остаток.
И человек сказал себе:
"Оставим мир его судьбе!
Страданья тягостны и лживы
И жертвы тщетные смешны:
Мы неги сладостные сны
Осуществим, пока мы живы,
Пока могила не взяла
Холодно бледного чела".
И наслажденье молодое
На юге дальнем он искал,
Где у подножья желтых скал
Ликует море голубое,
И день сияющ, и пышна
Над ночью синею луна.
Лежит на мраморных колоннах
Спокойно замка пышный кров;
Там лики мраморных богов,
Картины в рамках золоченых
И веет запахом цветов.
Кругом зеленый трепет сада;
Снотворно льется в летний зной
Мерно урчащею струей
Фонтанов свежая прохлада;
С террасы видно - лоно вод
В даль бесконечную идет.
Там - сын неугомонной воли,
Беглец полезного труда,
В который он не верит боле,-
На передсмертные года
Себе причудливо устроил
Приют, где любовался взор
На гармонический простор.
Хоть он и тут не успокоил
Дух затаенной жажды дел,
И тут забыть он не умел
Всей злобы дум непримиримых
Противу зол неисцелимых,
И тут, как безотвязный друг,
Тоски подавленной недуг
Не раз владел его душою,
Не раз за трапезой немою
Бесплодной пеной отшипал
Его нетронутый бокал;
Но он упорно с страстью жадной
Минуты счастия ловил,
И жизни каждый звук отрадный
Ему глубоко внятен был.
Он сладко пел, когда лениво
По зыби трепетной - луной
Посеребренного залива -
Ладья, укачивая, шла
Под плеск нырявшего весла.
Порой в огнях блистала зала,
Гремел оркестр в вечерний час,-
То извиваясь, то резвясь,
Вакханка гибкая плясала...
А он любил. Он торопливо,
Прощаясь с жизнью прихотливой,
Пил с жгучей жаждою в крови
Струи последние любви.
При свете лампы одинокой
В тиши таинственных ночей
Ловил он мягкий шелк кудрей
И ласки девы черноокой,
Дрожанье персей, вздох глубокой
И шепот вкрадчивых речей;
Любовь несытая хотела
Волненья молодого тела,
Чтоб, замирая, близ него
Дыханье жаркое горело,
Чтоб жилка каждая его
И трепетала бы и млела,
И он впадал бы в смутный сон,
Весь упоеньем истомлен.
Он отжил быстро. В час урочный
Он знал, что средства беспомощны,
Что скоро тайной боли гнет
Натугу тела разобьет.
Ему венком главу обвили,
Его на берег положили,
Откуда видно - лоно вод
В даль бесконечную идет.
Была пора вечеровая,
И мирно погасавший день
Прозрачная сменяла тень;
Ложилась ночь, благоухая.
Склонясь, зеленый дуб шумел,
И звонкий голос песни пел,
И с ними вод морских волненье
В одно сливалось песнопенье;
Ему внимая, замер слух,
Остыла жизнь и взор потух.
Над телом, дремлющим без муки,
Торжественно носились звуки
И пролетела без следа,
Мелькнув, падучая звезда.
9
Но, пропадая в сумрак черный,
Сокрылся юный призрак мой,
И помню образ я иной:
То был спокойный, но упорный
И гордый муж. Уже седой
По бороде сребрился волос,
Но было тихо и светло
Его высокое чело;
Подобья лжи строптивый голос
Со дня рожденья не изрек;
Печальный взор его был строг
И, ярко в душу проникая,
Казнил, в злодействе уличая.
Он был похож на тех людей
Уже давно минувших дней,
На тех отступников Зевеса
И не поклонников Христа,
Которых строгие уста
В словах простых, но полных веса -
Служили только одному
Простому, здравому уму;
Носитель неподкупных истин -
Он не ходил за общий пир,
Ему равно был ненавистен
Прошедший и грядущий мир,
И середь племени чужого
Он ничего не знал родного,
Он видел, как сквозь тьму веков,
Чуждаясь дико мыслей здравых,
Стремится с яростью волков
Толпа мучителей кровавых
И с ними, не глядя куда,
Народов жалкие стада.
И вот уж некуда бежать,
И в бездну упадут народы,
И соберутся бушевать
Все силы дикие природы
С потопом и огнем своим
Над диким племенем людским.
Взойдет на берег новозданный,
Быть может, новый Девкальон,
И новый мир наполнит он
Породою не меньше странной,
И повторять грядущий род
Безумство старое начнет.
Но, видя общее паденье,
Как одинокое явленье
Поодаль гордый муж стоял
И ясность взгляда сохранял,
И ждал в печали величавой,
Чтобы подземных сил привал
Жерло мгновенно разорвал
И мир засыпал жгучей лавой...
10
Но ночь уходит. Фонари
Бледнеют с просветом зари,
И утро в тягостном покое
Идет туманное, сырое...
Душа устала - и рассвет
Все так же полон духом бед.
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
Гершен.- "Стихотворения Н. П. Огарева" под редакцией М. О. Гершензона,
М. 1904.
ИРЛ - Институт русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом).
ЛБ - Государственная ордена Ленина библиотека СССР им. В. И. Ленина.
ЛН - "Литературное наследство", изд. Академии наук СССР.
Лонд. изд.- "Стихотворения Н. Огарева", изд. Н. Трюбнера и Кo. Лондон,
1858.
ОЗ - "Отечественные записки".
ПЗ - "Полярная звезда".
РМ - "Русская мысль".
PC - "Русская старина".
ЦГАЛИ - Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР.
ЦГАОР - Центральный Государственный архив Октябрьской революции и
социалистического строительства СССР.
Ночь. Впервые - ПЗ, 1859, стр. 21-36. Поэма написана в 1857 г.
Автограф ИРЛ. Печатается по ПЗ.
Per me si va tra la perduta gente. (Dante) - Через меня здесь входят к
падшим поколеньям (итал.) - Данте ("Ад", песнь III).
То был спокойный, но упорный и гордый муж...- Ворцель Станислав
Габриель (1799-1857) - польский эмигрант.
Девкальон - мифологический герой, сын Прометея, спасшийся со своей
женой от Зевсова потопа. 
