Погаснул день! — и тьма ночная своды
Небесные как саваном покрыла.
Кой-где во тьме вертелись и мелькали
Светящиеся точки, 5 И между них Земля вертелась наша;
На ней, спокойствием объятой тихим,
Уснуло всё — и я один лишь не́ спал.
Один я не́ спал... Страшным полусветом,
Меж радостью и горестью срединой, 10 Моё теснилось сердце — и желал я
Веселие или печаль умножить
Воспоминаньем о убитой жизни:
Последнее, однако, было легче!..
Вот с запада Скелет неизмеримый 15 По мрачным сводам начал подниматься
И звёзды заслонил собою...
И целые миры пред ним уничтожались,
И всё трещало под его шагами —
Ничтожество за ними оставалось, —[2] 20 И вот приблизился к земному шару
Гигант всесильный — всё на ней уснуло,
Ничто встревожиться не мыслило — единый,
Единый смертный видел, что не дай Бог
Созданию живому видеть... 25 И вот он поднял костяные руки,
И в каждой он держал по человеку
Дрожащему — и мне они знакомы были, —
И кинул взор на них я — и заплакал!..
И странный голос вдруг раздался: 30 «Малодушный!
Сын праха и забвения, не ты ли,
Изнемогая в муках нестерпимых,
Ко мне взывал, — я здесь: я смерть!..
Мое владычество безбрежно!.. 35 Вот двое. Ты их знаешь — ты любил их...
Один из них погибнет. Позволяю
Определить неизбежимый жребий...
И ты умрёшь, и в вечности погибнешь —
И их нигде, нигде вторично не увидишь: 40 Знай, как исчезнет время, так и люди,
Его рожденье, — только Бог лишь вечен...
Решись, несчастный!..»
Тут невольный трепет
По мне мгновенно начал разливаться, 45 И зубы, крепко застучав, мешали
Словам жестоким вырваться из груди,
И наконец, преодолев свой ужас
К скелету, я воскликнул: «Оба! оба!..
Я верю: нет свиданья — нет разлуки!.. 50 Они довольно жили, чтобы вечно
Продлилося их наказанье.
Ах! — и меня возьми, земного червя,
И землю раздроби, гнездо разврата,
Безумства и печали!.. 55 Всё, всё берет она у нас обманом
И не дарит нам ничего — кроме рожденья!..
Проклятье этому подарку!..
Мы без него тебя бы не знавали,
Поэтому и тщетной, бедной жизни, 60 Где нет надежд — и всюду опасенья.
Да гибнут же друзья мои, да гибнут!..
Лишь об одном я буду плакать:
Зачем они не дети!..»
И видел я, как руки костяные 65 Моих друзей сдавили — их не стало —
Не стало даже призраков и теней...
Туманом облачился образ смерти,
И — так пошел на север. Долго, долго,
Ломая руки и глотая слёзы, 70 Я на Творца роптал, страшась молиться!..
1830
Примечания
72. Печатается по авторизованной копии (ПД, тетр. 20. Черн. автограф — ПД, тетр. 6) ИРЛИ, оп. 1, № 21 (тетрадь XX), лл. 7 об.—8 об. Черновой автограф, с которого сделана копия, находится там же, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), лл. 6—7. Датируется 1830 годом по нахождению чернового автографа в тетради VI. В стихотворении ощутимо воздействие лирики Байрона (см. примеч. 70).
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.
См. также одноимённые страницы.
