Не смейся над моей пророческой тоскою.
Я знал: удар судьбы меня не обойдёт;
Я знал, что голова, любимая тобою,
С твоей груди на плаху перейдёт;
5 Я говорил тебе: ни счастия, ни славы
Мне в мире не найти; настанет час кровавый,
И я паду, и хитрая вражда
С улыбкой очернит мой недоцветший гений;
И я погибну без следа
10 Моих надежд, моих мучений.
Но я без страха жду довременный конец, —
Давно пора мне мир увидеть новый.
Пускай толпа растопчет мой венец:
Венец певца, венец терновый!..
15 Пускай! Я им не дорожил.
1837
Примечания
править349. Впервые — литературный сборник «Вчера и сегодня», 1846, II, стр. 153. ВиС, кн. 2, без последнего ст. и ценз. пропуском слова «плаха» в ст. 4. - - Соч. 1873. - - Печ. по автографу ГИМ, тетр. Чертк. б-ки. Стихотворение варьирует строфу 1 раннего стихотворения «К ***» («Когда твой друг с пророческой тоскою...», № 141). Тема гибели на плахе присутствует во многих юношеских стихотворениях Лермонтова, отчасти под воздействием «Андрея Шенье» Пушкина. Данное стихотворение завершает эту тему П. А. Висковатов считал, что стихотворение «хранит в себе намек на постигшую поэта катастрофу вслед за смертью Пушкина» (ПСС-1, т. 1. С. 370). Отсюда предположительная датировка: 1837 г. Отдельные строки Лермонтова близки к предсмертному монологу Андрея Шенье (ср., например, «недоцветший гений» с «недозрелым гением» у Пушкина). Оборванное на нерифмованной строке, стихотворение тем не менее вполне закончено (см.: ЛЭ. С. 337). Подобный приём довольно часто встречается в лирических стихотворениях (ср., например, «Из Пиндемонти» Пушкина).