Магницкий M. Л. Православное просвещение
М.: Институт русской цивилизации, Родная страна, 2014.
НЕЧТО ОБ ОБЩЕМ МНЕНИИ В РОССИИ И ВЕРХОВНОЙ ПОЛИЦИИ
правитьВсемилостивейший Государь1!
Проникнутый личной преданностью к особе Вашего императорского Величества, яко к благотворителю моего Отечества, восстановителю несчастного Отца моего с семейством и собственному моему благодетелю, толикократно незаслуженными еще ми-лостьми и щедротами меня взсыпавшему, я приемлю смелость поднести Вашему Величеству рассуждение мое об общественном в России мнении и верховной полиции. — По внутреннему убеждению моему, предмет сей, давно в свободные от должности часы меня занимавший, представился мне достойным внимания Вашего императорского Величества. Не смея утверждать о мере основательности моих мыслей, смею удостоверить Ваше императорское Величество в чистоте и доброте моих побуждений, кои единственно суть: любовь к Отечеству и Государю, для счастия его царствующему. Смелость некоторых рассуждений и самого слога не могла остановить меня, ибо сим языком говорили Траяну2. С глубочайшим благоговением сим.
Всемилостивейший Государь Вашего императорского Величества верноподданный Михаил Магницкий.
Секретно
Нечто об общем мнении в России и верховной полиции ноября «…» дня 1808 г.
правитьГлавный предмет верховной полиции есть наблюдение за общим мнением.
Полиция, которая наблюдает токмо за лицами, подслушивает, так сказать, разные речи и занимает правительство токмо пересказами, есть полиция варварская и вредная, ибо всегда бывает притеснительная и по большей части личностями водимая.
Во Франции, где, без сомнения, полиция доведена до совершенства, несколько лет сряду, в самые важные для правительства эпохи, слышал я сам, как в клубах и кофейных домах порицали публично Правителя Республики3, и полиция не занималась сим.
Ежедневно представляла она первому консулу основательные донесения о состоянии общего мнения в Париже и еженедельно по положении его во Франции, ибо не клубные разносчики, не дерзкие общественные говоруны потрясают государства: их потрясает общее мнение и люди, им управляющие.
Общее мнение в России взяло с некоторого времени направление против правительства. Порицать все, что правительство делает, осуждать и даже осмеивать лица, его составляющие, и приказывать им давать предчувствовать, под видом некоторой таинственности, важные последствия отчаянного якобы положения вещей сделалось модой или родом обычая, от самого лучшего до самого низкого общества распространившегося, заразившего все состояния, все сословия, даже разные части правительства составляющие. Обычай или дух сей столь открыто усиливается и умами совершенно овладеть стремится, что хвалить правительство, оправдывать поступки его вышло странно и значит выставлять себя как бы его наемником.
Пагубный дух сей из одной столицы перешел в другую. Письма, в Москву отправляемые, и приезжие из Петербурга непременно наполняют ее слухами, для правительства вредными. Слухи же сии, невзирая на нелепость их, с жадностью внимаются и распространяются с чрезмерною быстротою в обширном городе, составленном по большей части или из людей праздных, или отставных и дворян, недовольных и почитающих себя независимыми от правительства потому токмо, что под благотворною его сению пользуются достаточными имуществами, которое оно же ими охраняет.
Из древней столицы сей, куда каждую зиму съезжается со всех концов России богатейшее дворянство, гибельная мода порицать правительство переходит в провинции, тревожит добрых граждан, служит пагубным для злых орудием и благотворную доверенность к правительству, в важных положениях его столь драгоценную, в основании ее и повсеместно колеблет.
Если последствия духа сего столь пагубны в губерниях Российских, где еще, невзирая на все вредные внушения заразительных столиц, вера русская, честь русская и любовь к Государю природному сохраняется, то легко заключить можно, каковы последствия, сим положением умов производимые, в провинциях завоеванных, пограничных и недовольных, в коих скрывается еще дух буйной свободы, как пламень под пеплом, беспрестанно возжигаемый извне, движением в Европе, происходящим и изнутри разными злоупотреблениями, слабостию местных правительств и неустройством для одних притеснений деятельной полиции.
Что произведет дух сей, распространяясь в армиях? Каковы последствия его будут, когда усилится он в самом народе? Кто исчислит бедствия производимых им впечатлений на сердца воспитывающегося юношества, которое до того уже в сем смысле развратилось, что я сам, с удивлением и ужасом, слыхал мальчиков гимназии, повторяющих вредные городские толки?
Нужно ли представлять всю важность сего предмета? Нужно ли доказывать гибельные последствия подобного умов положения? Нужно ли утверждать, что все меры обыкновенные есть преследования личные, не токмо в сем случае бесполезные, но даже и вредные, ибо раздражают умы и представляют опасность, которая всякой дерзости придает цену, уважение и некоторый род славы.
Между тем, что делает полиция? Осмелилась ли она представить правительству в истинном виде сие гибельное направление умов? Взошла ли к причинам оного и познала ли их? Представила ли общие средства исправления, в самых причинах сих почерпнутые? Последние две мысли сии составят предмет моего рассуждения.
I. О причинах вредного направления умов в России
правитьФранцузская революция, в начале своем столь очаровательная, особливо издали, потрясла умы в целой Европе.
Все, чем прельщали нас Вольтеры, Руссо и Дидероты4, то есть: моральная и политическая свобода; народ, через представителей своих собственно в законодательстве участвующий; представительные сословия народной власти, всем великолепием и древними, изящными формами облеченные. Сие на прерыв ударило нас, что мечты сих так названных философов сбылись наяву, и лучшие времена республик, коими так часто играло воображение наше при чтении истории греческой и римской, наконец настали. С одной стороны, успехи и торжество революции, с другой — ложные меры правительств, боязнь, которую тотчас обнаружили они, и опасения, кои за ними последовали, придали сим призракам вероятие, подстрекали любопытство и усилили дух мечтательной независимости.
Мечты сии тем сильнее действовали на умы, что зримы были в большой отдаленности и совершенном отвлечении от всего ужасного и отвратительного; ибо если бы, например, тогдашнее правительство наше вместо ложных осторожностей и запрещений, всегда вредных, дозволило читать всенародно кровавые страницы актов республиканских, в которых рубить головы называлось «бить монету» и «добром», декадою именовалась та, в продолжение коей расстреляно наиболее Вандейцев5, то без сомнения упали бы привидения, вдали от революции возникшие.
Но какой-то гибельный рок Европы хотел, чтобы все правительства того времени брали примеры совершенно противоположные и служили революции, которую погасить стремились впоследствии, даже и за несколько лет тому назад, повсюду принятые меры строгости запрещений и утеснения отягчены над народами, повсюду как бы на прерыв хотели уверить, что во Франции произошло нечто такое чудесное и соблазнительное, о чем даже и слух допустить к народу опасно. Между тем народы видели низверженный трон, видели все человеческие величия в прахе, все, что доселе представлялось в привычках и мнении святым, видели поруганным и уничиженным. За сими впечатлениями, весьма уже для общественного порядка предосудительными, последовало в России правительство жесткое — умы еще более воспалялись, согласие в политических мнениях, неудовольствием рожденное и боязнью скрываемое, названо истинным патриотизмом.
Последствия сего известны.
Наконец просияло благословенное царствование нашего Траяна, отверзлись темницы, возвратились изгнанники, исчезли и самые орудия угнетений, то есть люди, над коими народное негодование наиболее отягчалось. Все жалобы умолкли; единое чувство любви, единый глас удовольствия соединил все концы России, везде слышны были токмо повествования о Государе боготворимом, о разных предсказаниях о нем Екатерины6, и, словом7, обнаруживались те благотворные гадания, коими обыкновенно наслаждается любовь народная при начале царствования Государей любимых. Но мало-помалу чувство сие охладело. Начали жаловаться на введение новостей (новшеств — А. М). Люди, закоснелые в старинных предрассудках и никогда не прощающие правительству политического их ничтожества, стали осуждать так называемый ими дух подражания всему иностранному. Общественное мнение начало колебаться. С жадностью слушали, подобно детям, сказкам духов внимающим, разные, по большей части вымышленные рассказы о царствовании Екатерины, в коих, скрытым еще образом, осуждалось правительство настоящее, стали порицать лица его составляющие, жаловаться на недостаток представления (repre sentation), словом, хулить все то, что за год пред сим почитали счастьем невозможным, что за несколько месяцев до того боготворили.
Тщетно было бы полагать, что подобные перемены в общественном мнении имели какое-либо основание.
От республик греческих и римской до наших времен история наполнена неблагодарностью народов и примерами легкомыслия их чрезмерно пагубного, но весьма, впрочем, свойственного толпе, ничего основательно не знающей, судящей правительство издали, по пересказам неверным и всегда почитающей себя верховным судией царей. Но основательно положить можно, что описанная мною добрая <…> так сказать в общественном мнении, было нечто иное как минутное токмо чувство радости при перемене благотворной, после мрачных времен и жестокого перелома… Мнение же общее, выше объясненными причинами в основании своем потрясенное, никогда уже не исправлялось.
Итак, заключить можно, что главнейшие причины повреждения общественного мнения в России суть:
1) Дух революции Французской.
2) Ложные меры, тогдашним правительством против оного принятые.
3) Прошедшее правительство и перелом, его переменивший.
II. О способах исправления или средствах исправить мало-помалу общее мнение
правитьПознав таким образом положение общего мнения в России и открыв причины оного, мы почерпнем в самих причинах сих и способы исправления. Если возмущения, низложившие храмы Бога и троны царей, потрясли мнения народов о всем, что было прежде священным, если гибельный дух века, в котором мы живем, содействует унижению сему двух начал, кои единственно связь общественную держат, и именно религии и власти царской, то, без сомнения, все средства употребить должно для возвышения и ограждения их всевозможным величием от прикосновений общественного мнения. Настоящий правитель Франции оценил мысль сию с великой точностью. Он окружил монархию всем, что в понятиях человеческих есть наивеличественнейшего. Титлами и богатствами отмеченные первейшие государственные чиновники, сословия законодательные, великолепием и древними формами облеченные, заслуге токмо дозволенный доступ к правителю, пышная стража его, большое представление при дворе, большие почести первейшим гражданам, пред Отечеством заслужившим при жизни их и по смерти присвоенных, составят между государем и народом то великое расстояние, которое толпа общественная привыкла принимать за истинное величие. С другой стороны, изящнейшим языком выраженные акты, волю повелителя столь достойно знаменующие, народные торжества и великолепные памятники возвышают дух народа и нравятся его гордости уваженной.
Звание проповедателей религии, почестей первейшему духовенству присвоенных, частые и пышные отправления церковного служения, всем великолепием воинских представлений определенное, поддерживает некоторую наружность истинной нравственности, призывает народ хотя на некоторое время к воспоминанию о почитании Бога и властей, от Него постановленных, и делает полезные впечатления на юные сердца воспитывающего с рождения.
Если средства сии произвели быстрое и полезное действие на самом жерле еще дымившегося вулкана революции, если не только перед глазами французского народа, немедленно после всех поруганий царского достоинства, но и в глазах всей Европы, толико облагородствовали и возвеличили они и монарха, и первейших чиновников, из окровавленного праха революции возникших, то кольми паче могли бы они благотворные иметь успехи в России, где нравственность народная еще не повреждена, религия почитаема и Государь от Дома Филарета8 и крови Петра Великого на троне. Сверх того, два важных предмета непосредственно в России отличное внимание в сем отношении на себя призывают, ибо производят жалобы и общее мнение во вредном направлении его удерживают.
1-е. Два первые состояния государственные, на коих все основание монархии укрепляет и движется именно гражданское, собственно правительство в разных чинах составляющее, и воинское, поставлены у нас разными обстоятельствами в вечной и повсеместной вражде. Исчезло из виду благотворное соединение их на пути, коего цель есть слава Отечества. Некоторое взаимное местничество и пренебрежение заняли место тех совокупных усилий на славу Отечеству, которые иногда их с толикою пользою соединяли. Предмет сей в обыкновенном положении государства не довольно представляется важным, но весь вред его, все гибельные его последствия неожиданно и ужасно раскрываются в обстоятельствах чрезвычайных, как то во время войны, заразы и прочее.
Во Франции, в сем государстве истинно воинственном, всякий гражданин — солдат, честь умереть за Отечество принадлежит всем одинаково. Мужество воинское, гражданские добродетели, заслуги ученых и добрые нравы духовенства тем же знаком Почетного легиона отмечаются. Все состояния государства равно нужны, и благотворное согласие их в славе Отечества истинную силу и величие держав составляет.
2-е. Не говоря о недостатках гражданского казенного уложения нашего, стоит токмо взглянуть на людей, коим честь, собственность и будущее благосостояние детей наших вверены. Что может быть униженнее и презреннее в обществе. Какой так называемый порядочный человек согласится быть земским исправником или уездным судиею?
Кто захочет, живя в губернии, поместить сына своего в канцелярию одного из губернских присутственных мест? А между тем от трибуналов сих зависит участь народа, между тем им исключительно вверено явное отправление правосудия по всей империи, на их исследованиях полагаясь, основываются суждения Сената и невозвратно произносятся страшные приговоры гражданской смерти и лишения чести. Между тем мильоны казенных поселян страждут под их управлением и разоряются их злоупотреблениями. Какая может быть сему причина? Почему столь важное в государстве звание так унижено и в толико презрительное положение впало? Правительство, которое недавно с толиким благоразумием и смелою рукой положило основание просвещению и облагородствованию духовенства, которое единым словом исторгло навеки проповедь дателей религии улучшением их состояния из того унижения, в коем они доселе находились. Просвещенному правительству сему легко и удобно представить, что унижение людей, отправляющих у нас правосудие, происходит: 1-е, от их бедности, 2-е, от злоупотреблений и лихоимства, к коему могла их принудить бедность сия, и, 3-е, от того презрения, которое естественно в общем мнении на счет их укоренилось.
Нужно необходимо облагородствовать состояние (сословие. — А. М.) сие, нужно возвысить его в собственных его глазах. Нужно дать ему приличное содержание и потом с неумолимою поступать уже строгостью как в выборе чиновников, так и в наказании их проступков. Нужно призвать различными преимуществами помещиков богатых, людей знатного происхождения, отставных и на поле боя отличившихся офицеров к губернскому служению. Тогда возвысится почтенное состояние, коими правосудие в государстве отправляется. Тогда токмо перестанет продаваться честь и собственность гражданина, умолкнут вопли бедных, столь нагло и открыто притесняемых, и мильоны благословений осенят сие новое творение нашего Траяна.
Сверх того, всякий народ привязан к обычаям своим, к воспоминанию о славе предков и более или менее презирает все чужестранное. С радостью и любовью видит он в правителях своих каждый шаг к восстановлению чего-либо старинного и в привычках его священного; ибо принимает сие знаком их уважения и любви к себе.
Преимущественное помещение природных граждан на первые места правительства, и особенно по части воинской, где при малейшей неудаче иностранец обвиняется в мнении народном изменою, большую доверенность народа правительству обретает употребление народного языка и введение оного во всем великолепии и изяществе его в акты управления, и разные обнародования образуя: вкус народный убеждает его на меры, правительством принятые, и внутренним в них убеждением дает ему некоторый род участия в оных.
Сим, кажется, ограничиваются средства, которыми общее мнение в России исправлено и привязано к правительству быть может. Но не должно упускать времени и необходимо нужно, чтобы полиция, лучше образованная, невидимою и везде присущною силою своею познавала общее мнение, могла всегда о состоянии его дать полное и основательное правительству сведение и даже во многих случаях направить оное. Нужно, чтобы в век, в котором живем мы, полиция была такова, как видим мы ее с Людовика XIV под управлением Аржансона9; чтобы, как некое провидение, над порядком общественным недремлемо бдящее, обнимала она все части общества, от хижины поселянина до Кабинета первейшего государственного чиновника, и всегда была невидима. Славный Ленуар говорил, что добрая полиция должна во всякое время окружать гражданина, но не беспокоить его.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьПечатается по рукописному оригиналу, хранящемуся в Российском государственном историческом архиве (далее — РГИА). Ф. 1167. Комитет 6 декабря 1826 г. Оп. 1. Опись дел архива Государственного совета. Т. XIV. Д. 25/21. 1826.
Архивное название документа: «Записка М. Магницкого, при всеподданнейшем письме от „…“ ноября 1808 г. Об „общем мнении в России и верховной полиции“».
1 Адресат письма — император Александр I (1801—1825).
2 Марк Ульпий Нерва Траян, римский император (98-117). При нем Римская империя достигла максимальных размеров. Пользовался огромной популярностью как в народе, так и в высших кругах общества.
3 Здесь и далее при упоминании «первого консула» имеется в виду Наполеон Бонапарт.
4 Дидро Д. (1713—1784), один из крупнейших французский философов-просветителей, энциклопедистов наряду с Ф.-М. А. Вольтером и Ж.-Ж. Руссо.
5 Участников антиреволюционных выступлений в провинции Вандея (Франция)
6 Екатерина II Великая (урожденная София Августа Фредерика Анхальт-Цербстская, в Православии Екатерина Алексеевна; 1729—1796), всероссийская императрица с 1796 по 1796 г.
7 На полях Магницкий отмечает: «Утверждали между прочим, что Екатерина предсказывала, что Великий князь совершенное сходство будет иметь с Генрихом IV, ибо на вопрос императрицы, кому бы из государей в истории славных желал он уподобиться, ответил великий князь: Генриху IV». Генрих IV Великий (Генрих Наваррский, Генрих Бурбон, 1553—1610) — король Франции, основатель французской королевской династии Бурбонов, в народной памяти остался как Добрый король Анри".
8 Патриарх Филарет (в миру Феодор Никитич Романов; ок. 1554—1633), отец основателя династии Романовых Михаила Романова, Патриарх Московский и всея Руси в 1619—1633.
9 Д’Аржансон Марк-Рене (1652—1721), французский государственный деятель. С 1697 г. занимал пост генерал-лейтенанта полиции. Значительно расширил систему слежки.