Нещастный вечеръ.
правитьФранцискъ, молодой человѣкъ, хорошо воспитанный, честный, скромный и любезный, получивъ послѣ родителей бѣдное наслѣдство, старался сыскать себѣ мѣсто, соотвѣтственное съ дарованіями его и склонностями; но долго не могъ найти: онаго, что однакожъ ему не помѣшало думать о женитьбѣ. Онъ познакомился съ Эмиліею и страстно въ нее влюбился. Эмилія была шестнадцати лѣтняя сирота и зависѣла отъ опекуна. Г. Обри — такъ онъ назывался — хранилъ y себя небольшую сумку, ввѣренную ему родителями сей любезной дѣвушки до совершеннаго ея возраста. Сей союзъ былъ невыгоденъ для Франциска со стороны Фортуны; но любовь, въ иныхъ сердцахъ, всегда бываетъ сильнѣе корыстолюбія. Францискъ, получивъ согласіе Эмиліи, женился на ней. Сія любезная и добродѣтельная чета долго наслаждалась чистѣйшимъ блаженствомъ; четверо дѣтей, которыхъ Эмилія сама кормила, увеличили еще мѣру щастія ихъ.
Эмилія была нѣжная супруга и добрая мать. Францискъ, съ своей стороны, могъ служить образцомъ мужьямъ и отцамъ, но, не нашедъ себѣ никакого мѣста, съ ужасомъ предвидѣлъ, что малое имущество его скоро изтощится, и страхъ близкой нищеты отравлялъ щастіе сихъ любовниковъ супруговъ.
Францискъ засталъ однажды Эмилію въ слезахъ. Что тебѣ сдѣлалось, милая? спросилъ онъ у нее съ безпокойствомъ. — «Что мнѣ сдѣлалось, Францискъ!…» Ты знаешь, что отъ тебя не видала я ни малѣйшей причины къ огорченію; знаешь, что я обожаю тебя; ты любишь меня страстно…. Но, милой другъ! какъ щастіе къ намъ неблагосклонно! Ты не можешь найти мѣста; мы не имѣемъ никакихъ доходовъ и принуждены теперь продавать наши бѣдные пожитки, чтобъ было, чѣмъ питаться. Подумай, что у насъ четверо дѣтей, и что скоро мы всѣ шестеро умремъ съ голоду, естьли Богъ надъ нами не сжалится." — Эмилія! какая мысль! — «Знаешь ли, мой другъ! что всѣ наши вещи въ закладѣ, и что намъ нечего болѣе продавать, кромѣ столовъ, стульевъ, кровати?»…. Боже мой! — «Денегъ у насъ только двѣнадцать ливровъ, и когда мы ихъ издержимъ, то что съ нами будетъ?» — Послушай, Эмилія!….. Я вспомнилъ, что два дни тому назадъ вступила ты въ совершенныя лѣта. Опекунъ твой очень честной человѣкъ; естьли бы онъ отдалъ тебѣ поскорѣе твое наслѣдство….. — «Ахъ, Францискъ! какая щастливая мысль! самъ Богъ внушилъ тебѣ ее. Я совсѣмъ забыла объ этомъ. Какая драгоцѣнная и неожидаемая помощь милосердаго Промысла! Такъ точно, я теперь въ совершенныхъ лѣтахъ, и Г. Обри долженъ дать мнѣ отчетъ въ моемъ имѣніи.» — Много ли слѣдуетъ тебѣ получить? — «Около девяти тысячь ливровъ.» — Девять тысячь ливровъ, Эмилія! — «Такъ, мой другъ!» — О! какъ мы будемъ щастливы! мы, которые привыкли малымъ довольствоваться! — «Знаешь ли, что тебѣ надобно сдѣлать? Мой опекунъ живетъ не далеко отсюда, въ маленькомъ городкѣ Мёланѣ: напиши къ нему учтивое письмо, и попроси, чтобъ онъ увѣдомилъ тебя, когда будетъ ему время сдѣлать съ тобою разчетъ. Не скрывай отъ него нашей крайности: онъ лучше почувствуетъ необходимость кончишь это дѣло безъ отлагательства. Бери скорѣе перо и пиши!»
Францискъ съ величайшею радостію исполняетъ совѣтъ жены своей. Написавъ письмо, относитъ его немедленно на Почту и возвращается домой съ восхищеніемъ. Съ сей минуты веселость снова появилась на лицахъ супруговъ, и они, казалось, еще больше начали любить другъ друга. Съ какимъ нетерпѣніемъ Эмилія дожидается отвѣта Гна. Обри! какъ бьется ея сердце, когда увидитъ она почтяліона!…. Желанный отвѣтъ приходитъ черезъ недѣлю. Эмилія входитъ съ торжествующимъ видомъ, говоря Франциску: «Вотъ отвѣтъ опекуна моего, другъ мой! Посмотримъ, что, въ немъ заключается.»….
«Любезный Францискъ! зная время вступленія твоей супруги въ совершеннолѣтіе и, предвидѣвъ справедливое ваше требованіе, я заранѣе отложилъ для нея небольшое сокровище, которое простирается до 8754 ливровъ; они черезъ нѣсколько дней будутъ готовы, ибо я хочу обмѣнять всю эту сумму на золото, чтобъ тебѣ удобнѣе было ее отъ меня везти. И такъ пріѣзжай ко мнѣ въ будущее воскресенье за-просто обѣдать; мы разочтемся, и ты получишь деньги, въ которыхъ, не сомнѣваюсь, чтобъ вы не имѣли большой нужды въ разсужденіи нынѣшнихъ неблагополучныхъ обстоятельствъ и дороговизны. Прости, любезный Францискъ! увѣрь мою добрую Эмилію, что я душевно ее люблю, и поцѣлуй за меня милыхъ своихъ дѣтей. Я есмь, и проч.»
«Ахъ, мой другъ! вскричала Эмилія, обнимая своего мужа: какъ мы щастливы!» — Какой доброй и честной человѣкъ твой опекунъ! — «Онъ всегда любилъ меня, какъ нѣжной отецъ.» — И такъ мы скоро получимъ….. Но до Воскресенья еще пять дней. Чѣмъ будемъ мы жить до того времени? Притомъ же надобно и тебѣ съ дѣтьми оставить сколько нибудь денегъ, пока съѣзжу я къ Г. Обри. Другъ мой! сдѣлаемъ еще небольшое пожертвованіе; оно будетъ уже послѣднее. Продадимъ эту комоду. — «Комоду?» — Да! она хороша; намъ вѣрна дадутъ за нее два луидора. — «О! по крайней мѣрѣ.»… — Мы послѣ купимъ другую: не правда-ли? — "Безъ сомнѣнія, « Францискъ немедленно находитъ покупщика, которой, отщитавъ ему 54 ливра, увозитъ комоду. Какъ Францискъ, доволенъ! какъ Эмилія наслаждается щастіемъ своего любезнаго Франциска! Пять дней кажутся супругамъ пятью вѣками. Они стараются сократить время пріятными разговорами. Эмилія! говорилъ Францискъ: это небольшое имѣніе будетъ мнѣ очень дорого, потому что оно твое! — „Что ты говоришь, милой мой! оно общее наше.“ — Посовѣтуемся же теперь, какъ бы намъ лучше употребить эту сумму. — „Это не мое дѣло; я полагаюсь на тебя, мой другъ! разпоряжай, какъ хочешь.“ — Не положить ли намъ эти деньги въ торгъ? — „Не худо.“ — Ты искусна во всѣхъ женскихъ рукодѣліяхъ; мы заведемъ Модную лавку. — „Это бы меня не затруднило.“ — A я сталъ бы закупать товары держать книги. Съ девятью тысячами ливровъ можно сдѣлать очень хорошее начало. — „Правда, a съ нашею честностію мы легко могли бы пріобрѣсть кредитъ.“ — Безъ сомнѣнія; и такъ теперь это дѣла рѣшено, Аннушку можешь ты отнять отъ груди: не такъ ли? — „Конечно; ей минуло уже десять мѣсяцовъ.“ — Другихъ дѣтей отдадимъ въ пансіонъ, пока придутъ въ такой возрастъ, что будутъ въ состояніи намъ помогать; такимъ образомъ ничто не станетъ отвлекать насъ отъ торгу нашего. — „Ахъ! какъ этотъ планъ мнѣ нравится!…. Наконецъ мы будемъ щастливы, любезный Францискъ!“ — Такъ, милая! и естьли успѣхъ наградитъ трудолюбіе наше, что намъ ничего желать не останется!…
Дѣлая сіи пріятныя разпоряженія, они даже назначили, въ какой части города нанять имъ лавку….. Но, увы! судьба готовилась изпровергнуть ихъ невинныя предпріятія…. Станемъ продолжать.
Наконецъ толь долго ожиданное Воскресенье наступило. Эмилія приготовила мужу своему все, что было надобно ему для дороги: она такъ была осторожна, что вшила ему между кафтана и подкладки кожаной карманъ для луидоровъ, которые ему отданы будутъ Гм. Обри. Берегись, мой другъ! говорила она ему, чтобъ ихъ y тебя не украли. Не забудь, что ты повезешь съ собою все наше имѣніе. Ты пріѣдешь въ Мёланъ къ обѣду, тамъ ночуешь; a завтра не мѣшкай, мой другъ! попроси Гна. Обри, чтобъ онъ поранѣе велѣлъ приготовить для тебя завтракъ, и поѣзжай немедленно. Погода хороша, дни велики, и на большой дорогѣ нѣтъ никакой опасности до осьми часовъ вечера. Завтра буду я дожидаться тебя около девяти часовъ: не такъ ли? О! какъ стану я щитать минуты! какая будетъ мнѣ сугубая радость: увидѣть милаго мужа, и высыпать здѣсь, вотъ на этотъ столъ, золото, которое онъ привезетъ! Еще разъ прошу тебя, будь остороженъ!» — Не опасайся ничего, моя Эмилія! — «Не заѣзжай никуда!» — Развѣ ты почитаешь меня робенкомъ? — «Нѣтъ, мой милой! я знаю, что ты человѣкъ обстоятельной; но эта сумма такъ кажется мнѣ драгоцѣнна, когда я вздумаю, что она избавитъ все наше семейство отъ бѣдности!» — Прости, Эмилія! обойми меня. — «Прости, мой другъ! Смотри же, не оставайся тамъ больше одной ночи, a естьли что тебя задержитъ, то напиши ко мнѣ.» — Будь же покойна! — «Прости, любезный Францискъ! желаю тебѣ щастливаго пути!»…
Эмилія проводила его за ворота я долго слѣдовала за нимъ глазами, наконецъ возвратилась въ комнаты со стѣсненнымъ сердцемъ, но притомъ и съ нѣкоторымъ удовольствіемъ, что онъ поѣхалъ….. Эмилія провела тотъ день въ великомъ безпокойствѣ; задумывалась, грустила, a ночью страшные сны мучили ее безпрестанно. По утру проснувшись, первая мысль ея была та, что ввечеру увидитъ она своего мужа, и сія надежда возвратила ей на нѣсколько часовъ спокойствіе; однакожъ и этотъ день былъ для нее не веселѣе перваго и показался ей вѣкомъ. Наконецъ бьетъ восемь часовъ, потомъ девять, и сердце ея сильно бьется отъ радости. Она выходитъ на улицу и смотритъ, не ѣдетъ ли ея милой?… но его нѣтъ!… Она слышитъ десять часовъ; уже наступила темная ночь…. бьетъ одиннадцать….. и онъ не возвращается!…. Эмилія во всѣхъ мимоидущихъ думаетъ видѣть своего мужа, и сердце ея сильно трепещетъ при видѣ каждаго мущины, которой ростомъ подобенъ Франциску; но это всё не онъ…. Наконецъ слышитъ она двенадцать часовъ, и съ отчаяніемъ въ душѣ удаляется въ свою комнату съ улицы, гдѣ нетерпѣливые взоры ея долго и тщетно искали Франциска. Эмилія, возвратясь домой, проливаетъ источники слезъ.
Онъ не возвращается! говоритъ она сама въ себѣ: Боже мой! не случилось ли съ нимъ какого нещастія? Онъ знаетъ, какъ я теперь тревожусь; знаетъ, съ какимъ нетерпѣніемъ жду его…. и не ѣдетъ!… Естьли бы что нибудь его задержало, онъ бы меня увѣдомилъ…. но, можетъ быть, мой опекунъ не пустилъ его. Естьли же онъ писалъ ко мнѣ съ Почтою, то это письмо получу я не прежде, какъ завтра по утру; прибѣгнемъ же къ терпѣнію и станемъ ждать дня!
Я не въ состояніи описать, какую мучительную ночь провела Эмилія: надобно быть на ея мѣстѣ, чтобъ почувствовать всю непомѣрность ея страданій. Она долго не смыкала глазъ; когда же наконецъ сонъ побѣдилъ ослабѣвшія ея чувства, то ужасныя мечты представляли ей мужа ея, умерщвленнаго разбойниками и плавающаго въ крови. Ей казалось, что онъ простираетъ къ ней руки, зоветъ ее къ себѣ!…. Эмилія просыпается отъ сильнаго волненія и ужаса: пустота брачнаго ложа приводитъ ей на память отсутствіе ея супруга; она орошаетъ постелю горькими слезами. День застаетъ ее въ семъ безутѣшномъ со стояніи. Вставъ съ поспѣшностію, бѣгаетъ она по всему дому, спрашиваетъ писемъ… Нѣтъ! Какъ горесть ея усилилась?…. Утро проходитъ, и печальная Эмилія возвращается въ смиренное свое убѣжище, гдѣ, не взирая на глубокую скорбь свою, разточаетъ нѣжнѣйшія попеченія дѣтямъ, которыя спрашиваютъ у нее: гдѣ папинька?…. и — сердце ея обливается кровію.
Между тѣмъ, какъ она кормитъ грудью свою Аннушку, слышитъ громкой стукъ у дверей; она встаетъ стремительно, вскричавъ: « Ахъ, вотъ онъ! ты ли это, мой другъ?»
Отворивъ двери, видитъ она, вмѣсто Франписка, большаго, свирѣпаго виду и совсѣмъ незнакомаго ей мущину. Онъ держитъ въ рукѣ длинную шпагу, a изъ подъ шляпы его, на бокъ надѣтой, сверкаютъ дикіе, впалые глаза, Эмилія, и безъ того уже волнуется страхомъ, пришла въ величайшій ужасъ при видѣ сего головорѣза. Здѣсь ли живетъ Г. Францискъ? спросилъ онъ грубымъ голосомъ, — «Здѣсь, сударь! но его нѣтъ дома.» — Нѣтъ дома? — «Да! онъ въ дорогѣ.» — Какъ въ дорогѣ? Развѣ онъ сегодня по утру уѣхалъ? — "Нѣтъ, онъ поѣхалъ третьяго дня. « — Можно ли такъ безстыдно лгать? Я вчера ввечеру его видѣлъ. — „Вчера ввечеру?“ — Да, и я пришелъ за двумя стами луидоровъ, которые онъ мнѣ проигралъ. — „Какъ!“ — Такъ, сударыня! онъ проигралъ мнѣ двѣсти луидоровъ, и они мнѣ сію минуту надобны.
Между тѣмъ, какъ бѣдная Эмилія стоитъ, какъ громомъ пораженная, наглецъ садится и продолжаетъ: Я ждалъ его сего дня цѣлое утро понапрасну. Онъ обѣщалъ разплатиться со мною прежде одиннадцати часовъ; теперь уже двенадцать, и я пришелъ за своими деньгами, пришелъ заставить его заплатить. — „Пожалуйте объясните мнѣ это получше: вы терзаете мое сердце!“ — Это и такъ очень ясно; но развѣ вашъ мужъ не приходилъ вчера домой? — „Я уже третій день его не видала.“ — A! понимаю: видно онъ не смѣлъ показаться. — „Онъ игралъ, говорите вы?“ Да, игралъ такъ, какъ и прочіе. — „Вы ошибаетесь, сударь, это вѣрно былъ не мужъ мой!“ — Онъ самый: молодой человѣкъ, которой ѣздилъ въ Мёланъ, гдѣ получилъ около 400 луидоровъ. — „Боже мой! точно такъ?“ — Онъ игралъ, сударыня! говорю я вамъ, проигралъ всѣ свои 400 луидоровъ, да мнѣ еще 200 на честное слово. — „Францискъ! нещастный!“… — Мнѣ надобны деньги, сударыня! — „Великій Боже!“… — Карточные долги гораздо священнѣе векселей: надобно непремѣнно, чтобъ онъ мнѣ заплатилъ; въ противномъ случаѣ я посажу его вотъ на эту шпагу! — „О Боже мой!'“ — Гдѣ бы онъ мнѣ ни попался, я заколю его! — „Злодѣй!…. но какимъ образомъ случилось это нещастіе?“ — Какое тутъ для него нещастіе? Я больше нещастливъ, что мнѣ не отдаютъ моихъ денегъ. Естьли» продать все, что я здѣсь вижу, то больше ста ефимковъ не получить!… — «Боже мой! я умираю….» Пойду сей часъ искать этого бездѣльника и — раздѣлаюсь съ нимъ по свойски…..
Онъ хочетъ итти: нещастная Эмилія бросается къ ногамъ его и омываетъ ихъ слезами. «Сжальтесь, сударь! говоритъ она ему самымъ трогательнымъ голосомъ: сжальтесь надъ злополучною его женою; надъ маленькими, невинными его дѣтьми! умоляю васъ!… и ежели вы отецъ»…. — Нѣтъ, я не отецъ! — «Скажите мнѣ, гдѣ мой мужъ?» — По чему я знаю, когда его нѣтъ здѣсь? — «Куда вы идете?… сдѣлайте милость!» — Отвяжись же отъ меня съ хныканьемъ своимъ и слезами…. (Онъ отталкиваетъ ее.) Я найду и подъ землею подлеца, мужа твоего, и естьли онъ мнѣ не заплатитъ, то одинъ изъ насъ непремѣнно долженъ будетъ остаться на мѣстѣ….
Грубіянъ уходитъ наконецъ. — Посудите о состояніи Эмиліи! Предавшись безмѣрному отчаянію, она повергается на полъ; зоветъ мужа…. смерть — смерть, какъ единственное убѣжище отъ золъ, ее угнетающихъ. Сосѣди сбѣгаются на вопль ея, стараются ее утѣшить; но это невозможно. Она рветъ на себѣ волосы, бьетъ себя въ грудь, отвергаетъ бѣдныхъ дѣтей своихъ и невинныя малютки наполняютъ домъ жалостнѣйшими стенаніями.
Продолжительное изступленіе отчаянія привело наконецъ Эмилію, въ такую слабость, что разсудокъ ея почти затмился. Она сидитъ на стулѣ, опустя голову на грудь и свѣсивъ руки. Францискъ, повторила она томнымъ и прерывающимся голосомъ, Францискъ игралъ! Францискъ, который прежде не показывалъ ни малѣйшей склонности къ этому пороку!… И не довольно того, что онъ проигралъ маленькое мое имѣніе; надобно мнѣ теперь страшиться, чтобъ не потерять моего мужа. Ахъ, Францискъ! возвратись къ своей Эмиліи; признайся ей въ своемъ проступкѣ, и она закроетъ тебя грудью своею отъ ударовъ, которыми неистовый извергъ готовится разить тебя!…
Эмилія болѣе двухъ часовъ провела въ семъ плачевномъ состояніи… Вдругъ поднялся большой шумъ на дворѣ. Эмилія, терзаемая мрачнымъ предчувствіемъ, летитъ туда… Читатели чувствительные! какой предметъ поражаетъ зрѣніе ея! Это супругъ ея! это Францискъ, котораго несутъ на носилкахъ! Онъ совсѣмъ обезображенъ, окровавленъ; голова его склонилась на плечо, глаза закрыты, словомъ, онъ погруженъ въ ничтожество смерти.
Эмилія хочетъ броситься на сей трупъ; но ее схватываютъ и уносятъ въ комнату, куда черезъ минуту четыре человѣка вносятъ Франциска. Онъ живъ еще, сударыня! сказали они ей, и недавно говорилъ.
Нещастнаго Франциска кладутъ на постелю: онъ открываетъ умирающіе глаза, обращаетъ ихъ на жену свою, и простираетъ къ ней руку, на которую она стремительно повергается. Тогда наступаетъ глубокое молчаніе, и Францискъ слабымъ голосомъ произноситъ слѣдующія слова, прерываемыя часто тяжелыми вздохами и рыданіями:
«Я требую, чтобъ никто не выходилъ изъ комнаты, и чтобъ всѣ слышали горестное мое повѣствованіе». Примѣръ мой да послужитъ разительнымъ для всѣхъ урокомъ!«… Нѣжная моя супруга, Эмилія! сколько должна ты меня ненавидѣть!…. Такъ! я ввергнулъ тебя въ вѣчную бездну нещастія; я заслужилъ твою ненависть, которая еще усугубится, когда узнаешь ты мое преступленіе….»
"Опекунъ твой принялъ меня очень ласково; я везъ вчера домой извѣстную тебѣ сумму, воображая, съ какимъ удовольствіемъ вручу тебѣ ее, и съ какою радостію примемся мы за исполненіе плана, вмѣстѣ нами начертаннаго. Какъ это путешествіе было мнѣ пріятно! Однакожь голова у меня сильно кружилась. Г. Обри такъ много подчивалъ меня разными винами, что я лишился почти разсудка. Я возвратился въ Парижъ еще засвѣтло. Проѣзжая въ восемь часовъ мимо Пале-Рояль, съ любопытствомъ смотрѣлъ я на окна огромнаго дома, блистательно освѣщенныя, и чувствовалъ непреодолимое желаніе узнать, что тамъ произходитъ. Я вхожу и вижу себя въ большомъ трактирѣ, въ адской безднѣ, которой многочисленные вертепы наполнены не людьми, но фуріями. Безчисленная толпа окружаетъ столы, обремененные золотомъ. Глубокое молчаніе господствовало въ сихъ кругахъ, гдѣ предсѣдало блѣдное корыстолюбіе съ погасшими и впалыми глазами. Тамъ груды луидоровъ появлялись и изчезали въ двѣ секунды. Игроки не относили рукъ отъ кармановъ своихъ, въ которые клали, или вынимали изъ нихъ блестящій соръ,. причиняющій толь много добра, а еще болѣе зла роду человѣческому… Съ сердечнымъ прискорбіемъ смотрѣлъ я на неансытную алчность сихъ нещастныхъ, совсѣмъ не помышляя, что скоро буду самъ жертвою ихъ! Одинъ изъ нихъ начинаетъ со мною разговоръ; возбуждаетъ нечувствительно мое любопытство, и наконецъ заводитъ меня въ игру, предложивъ поставить на карту одинъ луидоръ, съ нимъ по поламъ. Я подумалъ, что могу пожертвовать бездѣлкою, не разстроивъ себя, и былъ твердо намѣренъ послѣ этого тотчасъ перестать. Первую карту у меня убили — другую также, третья возвратила мнѣ половину проигрыша моего. Желая привезти къ тебѣ всю сумму сполна, отважился я поставить еще три луидора, чтобъ воротить весь проигрышъ, но проигралъ ихъ. Тогда хотѣлъ я перестать, но ненавистный соблазнитель мой умѣлъ удержать меня…. Наконецъ я, которой всегда ненавидѣлъ игру, и за минуту передъ тѣмъ осуждалъ другихъ…, не знаю, какъ это случилось! но скоро очутился я сидящимъ за карточнымъ столомъ съ сими нещастными и поэнтировалъ еще горячѣе ихъ. Правда, что злодѣй мой сидѣлъ подлѣ меня; правда и то, что чѣмъ больше я проигрывалъ, тѣмъ живѣе представлялъ себѣ твою горесть, и тѣмъ горячѣе игралъ, продолжая надѣяться, что возвращу проигранное. Потомъ отчаяніе овладѣло мною: увидя, что осталось у меня очень мало луидоровъ, поставилъ я ихъ всѣ на одну карту, и ее убили. Тогда половинщикъ злой далъ мнѣ взаймы нѣсколько денегъ, которыя я также проигралъ. Наконецъ, не имѣя болѣе ни полушки, проигралъ я еще на честное слова 200 луидоровъ.
"Я былъ совершенно внѣ себя; не зналъ и не помнилъ, что дѣлалъ; «словомъ, разсудокъ мой совсѣмъ помрачился… День засталъ меня въ этомъ вертепѣ. Не имѣя ничего, кромѣ отчаянія, вышелъ я на улицу, проклиная игру, всю Природу и самаго себя. Не смѣя возвратиться домой, побѣжалъ я какъ безумный въ Элисейскія поля: тамъ, бросясь на землю, обвинялъ я Провидѣніе, судьбу, и жалѣлъ, что не осталось у меня и столько денегъ, чтобъ купить пистолетъ. Ахъ, Эмилія моя!… въ какомъ видѣ представлялась ты моему воображенію!…. Наконецъ проливая горькія слезы, поражая себя въ грудь, скрывающую толь жестокое, звѣрское сердце, встрѣтился я съ чудовищемъ, разорившемъ меня. Злодѣй сказалъ мнѣ, что видѣлъ тебя и что ты все знаешь!…. Потомъ вынувъ изъ-подъ плаща два пистолета, подавалъ мнѣ одинъ, вызывая на поединокъ….. Да! вскричалъ я, схвативъ убійственное орудіе: я употреблю этотъ зарядъ, но только на то, чтобъ наказать неблагодарнаго супруга, безчеловѣчнаго отца, изверга, которымъ вся Природа должна гнушаться!…. Въ ту же самую минуту…. Эмилія….. пистолетъ въ ротъ….. смертоносный свинецъ вылетѣлъ — и я упалъ!… Не знаю, что съ тѣхъ поръ произходило…. Безъ сомнѣнія устрашенный бездѣльникъ ушелъ отъ своей жертвы…. Ты меня видишь наконецъ; но таково ли долженствовало быть наше свиданіе?…. Вредное потворство, которое терпитъ, или, лучше сказать, покровительствуетъ сіи вертепы, гдѣ честный человѣкъ можетъ такъ легко попасть въ разставляемыя плутами сѣти и бѣдственно погибнуть!…. Естьли бы этотъ адъ былъ не отворенъ, вошелъ-ли бы я въ него? разорилъ ли бы жену и дѣтей? Я существовалъ бы еще, Эмилія! Такъ, я жилъ бы для того, чтобъ боготворить тебя, чтобъ составлять твое щастіе!… Но всѣ наши пріятныя мечты изчезли навсегда; я расточилъ твое имѣніе, нѣжнѣйшій мой другъ! Деньги, мною проигранныя, были твои!…. Прости! тверди безпрестанно дѣтямъ своимъ объ ужасной смерти нещастнаго ихъ отца. Примѣръ этотъ да удалитъ ихъ навсегда отъ пагубныхъ убѣжищъ разврата! да побудитъ онъ правительство запереть навѣки сіи вертепы, толь опасные для нравовъ и невинности!»…,
Такъ говорилъ Францискъ, и умеръ, изпросивъ у Эмилій великодушное прощеніе.
Съ сего времени нещастная его вдова, безпрестанно проливая слезы, не жила, a томилась. Будучи принуждена заниматься самыми низкими и тяжелыми работами, для содержанія себя и дѣтей, умерла наконецъ и она отъ горести и нужды! Дѣти ея живутъ теперь у Гна. Обри, которой взялъ ихъ къ себѣ изъ человѣколюбія. Онъ безпрестанно сожалѣетъ о двухъ супругахъ, сотворенныхъ любить одинъ другаго и составлять взаимное щастіе, но которыхъ одинъ вечеръ заблужденія низвергнулъ безвременно во гробъ,
Таковы суть бѣдственныя слѣдствія игры! Молодые Читатели! когда почувствуете вы влеченіе сей пагубной страсти, приведите себѣ на память плачевную участь Франциска, которая, по нещастію, не есть вымыселъ!