Русская сентиментальная повесть.
М., Издательство Московского университета, 1979
Составление, общая редакция и комментарии П. А. Орлова.
О женщины! пол слабый и прелестный! Вы, которые созданы облегчать горести наши и приятною кротостию научать нас терпению; вы, без которых клял бы Из нас блаженство земли и самое бытие! Дар дражайший небес! У ног ваших прошу: ежели рок, играющий стонами; ежели хищному тигру подобный родитель определит гибельное сокровище ценою сердца вашего; ежели повиновение проливает на скорбь томные отрады; ежели имя супруги — не смею сказать: имя матери — для вас священно, бегите первых стрел любви, отвратите слух ваш от первой песни прельщения[1]! Да не погубит вас чувствительность ваша, как погубила она женщину, которой плачевную и невымышленную историю здесь сообщаю!
Лиза в младенчестве лишилась родителей и была под опекою родной бабки своей, госпожи В *, женщины строгих правил и старинного воспитания. С самых юных лет приученная к безмолвному во всем повиновению, Лиза не знала других для себя законов, кроме воли строгой опекунши своей. В сем положении наступила пятнадцатая весна Лизы, и прелести души и лица привлекли многих искателей руки ее и сердца. Между прочими искателями счастливым был Арист, любезный молодой человек, обладающий искусством нравиться прекрасному полу. Взоры Лизы искали его взоров; немой разговор их, слишком понятный для сердца, изъяснил им взаимное чувство любви непорочной. Лиза дала слово принадлежать Аристу навсегда. Уверенный в любви ее, он готовился просить у госпожи В * позволения соединиться с Лизою, как вдруг нечаянный случай отзывал его на некоторое время в отдаленный город. С горестным чувством Арист должен был расстаться с Лизою и все планы любви отложить до своего возвращения.
Во время его отсутствия господин Ма-в, который давно занимался Лизою и, не могши ей понравиться, старался приобрести любовь и доверенность бабки ее, знав, что Лиза во всем зависит от ее воли, изъяснился с нею в чувствах своих к Лизе и просил позволения на брак. Госпожа В * согласилась; позвали Лизу, и господин Ма-в предложил ей свою руку. Лиза ужаснулась, представляла тысячу отговорок, плакала, рыдала, но решительная воля и строгость госпожи В* все опровергли — И Лиза обвенчана с господином Ма-вым.
Вскоре после сего возвращается Арист, слышит о замужестве Лизы, воображает, что она изменила ему, грустит, вздыхает, но делать нечего; она уже замужем.
Арист находит случай видеться с Лизою в одном знакомом доме и говорит ей:
— Лиза! Ты забыла свою клятву не принадлежать никому, кроме меня.
— Я и теперь твоя в сердце моем, но я не вольна была в руке моей!
Тут рассказывает ему обстоятельства своего брака и снова уверяет его в любви своей.
— Чем ты докажешь мне любовь и верность свою? — восклицает счастливый любовник.
— Всем, чем ты хочешь, — отвечает ему Лиза, — для тебя на все я решаюсь…
Арист предлагает ей в ту же ночь уехать с ним. Лиза согласилась. Он оставляет ее, приготовляет все нужное к отъезду и под благодетельным покровом ночи увозит Лизу из объятий ненавистного супруга.
Не знаю, что происходило в доме его, знаю только, что любовники очутились в С.П.Б. Спокойно и счастливо текли дни их в мирной неизвестности. Тихая радость обитала в чувствах друзей-любовников. Арист определился к должности в штат К — конторы.
Довольно долгое время любовники провели в завидном состоянии любви и нежности. Каждый день, каждый час приносил им новые удовольствия.
«Предчувствием бедствия (говорит Карамзин) называем мы обыкновенно уныние и тоску безызвестной причины; но иногда таится оно в каком-то необыкновенном и неизъяснимом сердечном удовольствии. Счастие, готовясь оставить нас, представляется сердцу во всей красоте своей и ласкает его с отменною живостию. Судьба, поднимая руку с мечом, другою сыплет цветы на жертву свою». Сие замечание писателя, знающего человеческое сердце, оправдало несчастие, постигшее любовников.
Арист, находясь при должности, командирован был в город Л * Т-вской губернии. На почтовых отправляется он из С.П.Б. Лиза не разлучилась с ним и поехала под именем жены его; но от беспокойства в дороге она занемогла; болезнь ее от часу умножалась; и когда они приехали в Е *, то она не могла далее продолжать путь. Он останавливается с нею в Е *; ему отводят квартиру в доме одного купца.
Здесь Арист никак не мог пробыть более суток и для того поручает Лизу искусству тамошнего медика, прощается с душою чувств своих и по комиссии, не терпящей времени, спешит в Л *, обещая Лизе через три дни непременно возвратиться, ибо от Е * до Л * только семьдесят верст.
На третий день Аристова отъезда приезжает в Е * офицер, отправленный к нему из конторы для некоторых пособий по его комиссии. Он приходит к городничему, спрашивает Ариста. Ему отвечают, что он был и уехал, а здесь осталась больная жена его, от которой он подробнее узнать о нем может. Офицер удивляется, утверждает, что Арист не женат, и с любопытством идет к Лизе на квартиру.
Городничий, который в то же утро имел просьбу от купца, хозяина Лизы, что проезжающий офицер оставил в его доме неизвестно какую женщину, одну, больную, что она может умереть, сделать ему хлопоты и что он просит освободить от нее дом его, — городничий, желая удовлетворить просьбу купца, посылает с приезжим офицером полицейского чиновника узнать, кто она подлинно, и если не жена Аристова, то вывести ее из дому или взять под стражу.
Теперь пусть всякий по собственному чувству представит себе положение Лизы, пусть всякий вообразит молодую женщину, ушедшую от мужа, оставленную любовником в неизвестном ей городе, одну, очень больную, без друзей, без приятелей и вдруг увидевшую пришедших к ней неизвестных офицеров, из которых один с коварным сожалением смеется замешательству ее, а другой грубым образом требует ясного доказательства, кто она, уверяя ее в открывшейся известности, что она не жена Аристова, и грозит ей строгостию закона.
Толпа любопытных, вошедших с ними в ее комнату, умножает смятение несчастной… Стыд, горесть, досада и болезнь повергают ее в сильный обморок и производят потом удар апоплексический, лишивший ее употребления языка! Офицеры и зрители с равнодушием оставляют ее… умирать. В сие время возвращается Арист, летит к предмету любви своей, надеется обрадовать Лизу своим присутствием и вдруг видит ее умирающую, неподвижно смотрящую на него и не могущую произнести ни одного слова. В слезах и стенании повергается он на грудь ее, которая колебалась еще от тяжелых вздохов… Лиза просит знаками пера и бумаги — ей подают — она дрожащею рукою пишет несколько слов[2] и подает бумагу своему любовнику. Он с трепетом читает последние чувства любезной, схватывает ее в свои объятия, и она в них умирает! Дух ее вылетает из прекрасного тела при последнем поцелуе любезного… Он лишается чувств!..
Прибегают хозяева, видят ее мертвую и его умирающего, зовут лекаря — он помогает несчастному, возвращает ему чувства… Арист снова рыдает над хладным телом Лизы, делает ей погребение и в отчаянии, в помешательстве разума скачет в С.П.Б., оставляет службу и в начале апреля, при первом появлении весны, возвращается в Е * к праху любезной. Своими руками обкладывает могилу ее зеленым дерном, обсаживает разными кусточками и цветами, обгораживает перильцами своей работы и на поверхности ставит картину {*}, произведение горестного чувства невозвратной потери своей. Окончив сей плачевный памятник, несчастный любовник провождал у него все дни свои, а нередко и целые ночи. Городские жители сказывали, что он всегда плакал, ходил вокруг могилы, становился на колени, целовал землю и в рыдании, припав к зеленому дерну, оставался долго неподвижным.
{* Написанную на доске масляными красками. На одной стороне изображен гроб со стоящею над ним урною, пред которою рыдает богиня меланхолии. Под урною на гробе видны вензелевые имена Ариста и Лизы с надписью над ними: Утехою слеза. Вверх картины в треугольнике изображен крест, по сторонам которого погашенная свеча и пылающее сердце. Под ним надпись:
Счастлива под крестом Лизетта тем судьбою,
Что в год осьмнадцатый преставилась к покою.
На другой стороне картины следующие надписи:
Поставлен 3-его апрели 1805, а кем, — несчастие заставляет умолчать.
Здесь благочестно предано земле тело усопшей Е. П. М-ой, урожденной В-ой, родившейся 1788 апреля 24, скончавшейся 1805, декабря 27, пожившей 17 лет 8 месяцев и 3 дни.
Цветок лилейный распустился,
Поблек, завял и в мгле сокрылся,
Итак, чувствительный! пролей слезу нежности — и тебе предстоит вечное блаженство!}
Я сам плакал, внимая сему повествованию людей добрых и воображая несчастного любовника, когда душа его делилась между небом и землею, стремясь к остаткам тленного бытия любовницы и к тому, что составляло жизнь и красоту его.
Так! Я верю Карамзину, что в сие время, когда сердце рвется к милым усопшим, подымается некоторым образом таинственная завеса вечности: мы чувствуем дыхание бессмертных, осязаем, кажется, эфирное существо их. Живость сих восторгов заставляет нас думать, что они не совсем мечтательны и что смерть не есть совершенный разрыв сердец, которые жили одним чувством. Если мы, оставленные, умеем нежно хранить память любезных, то неужели они в другой сфере бытия совсем нечувствительны к нашей горести? Разве бессмертие научило их неблагодарности и непостоянству? — Какие законы не уступят силе любви, когда надобно утешить милого, и что останется нетленного в душе, если в ней любовь исчезает?..
Видев каждый день на кладбище несчастного любовника в слезах и стенании, знакомые и любопытные подходили к нему, старались развеселить его; но он был неутешен и находился в некотором нежном помешательстве ума. С каждым, кто встречался ему, начинал говорить о предмете любви своей и горести; рассказывал свою историю самым трогательным образом, и разговор его всегда начинался и оканчивался одною Лизою.
В сем горестном положении провел он более двух месяцев; наконец, > скрылся неизвестно куда. Одни говорят, что пошел в монастырь, другие уверяют, что в быстрых волнах Дона окончил жизнь и любовь свою.
Кто с милой сердцу разлучился,
Тому нетрудно умереть;
Тот без науки научился
На смерть с холодностью смотреть.
(К. Ш.)
Памятник, сооруженный несчастным любовником, находился в версте от города, на кладбище близ большой О * дороги, и ежедневно привлекал к себе проезжающих и любопытных. Вскоре перильцы и кусточки изломаны, цветки оборваны, измят дерн зеленеющий, самая насыпь над могилою несколько повреждена; но картина была безвредна — и самое своевольное любопытство уважало ее!
В начале лета я, приехав в Е *, тотчас услышал историю несчастных-любовников. М.А.Е., любезная, чувствительная девица, первая рассказала ее мне точно таким образом, как она здесь сообщается, — и я поспешил видеть памятник чувствительности. Увидев его, почтил горячею слезою и сердечным вздохом прах Лизы, срисовал картину, списал все надписи и в то же время, написав следующие стихи, оставил их на могиле:
К праху несчастной Лизы
В объятиях любви скончала жизнь свою,
И сердце на груди у друга охладело!..
И нежность, и любовь, и чувствие хотело
Украсить милый прах и память чтить твою.
Любовник нежности у гроба собирает
И взор чувствительных любовью привлекает.
И я свою слезу на прах твой уронил
И вздохом искренним несчастную почтил!
Этот стих для меня не очень вразумителен.
Я часто видал сей памятник истинной нежности, но не видал несчастного любовника; он незадолго пред тем скрылся.
Всякий раз, когда мне случалось ехать по сей дороге, я останавливался у привлекательной могилы, подходил к ней с новым чувством сожаления, смотрел на картину, прочитывал надписи, воображал несчастную судьбу любовников и, вздохнув, говорил с любезным поэтом:
Ах! В гробе мертвые спокойны;
Их время горевать прошло;
Смерть только для живых есть зло:
Могилы зависти достойны;
Ничтожество не страшно в них!*
Всякое доброе дело и всякое нежное чувство испытывает здесь скорее эпиграмму, нежели похвалу. Это в порядке вещей обыкновенных — и это не миновало памятника любви!
В четвертый день после того, как поставлена картина над могилою Лизы, любопытных так было много, что они, теснившись около картины и рассматривая по-своему, вышибли ее из столбиков, в которых была она утверждена, и Арист, бывший в это время у одной из своих знакомых, пришел по обыкновению на кладбище, увидел картину на земле, поднял ее и утвердил по-прежнему. Но он тут же нашел и следующую цыдулку:
Здесь три дни К-в томился и страдал,
И три дни памятник стоял;
В четвертый день другой в любви уж изъяснился,
И памятник — увы!.. свалился!
Нежный любовник не оскорбился сею эпиграммою; глубокое чувство горести не могло быть тронуто насмешкою. Прочтя ее, он думал с поэтом:
Против злословия нет средства никакого;
Вниманье отвратим от звука слов пустого.
Четыре месяца картина спокойно стояла над могилою Лизы, привлекая к себе ежедневно чувствительных и любопытных. Люди холодные смеялись ей; добрые и чувствительные вздыхали и смотрели на небо в тихой меланхолии, списывали надписи и картину. Я сам у некоторых видел ее. Наконец, в начале сентября приезжает в Е * господин В *, муж покойной Лизы, берет от духовного и гражданского правительства свидетельства о смерти жены своей, истребляет памятник чувствительности, украшающий ее могилу, и даже изглаживает все признаки оной, так что вскоре после того я не нашел уже ни малейшего следа сей могилы, привлекательной для моего сердца. Пожалев о слабости ближних, я вспомнил прекрасные стихи нашего Лафонтена:
Розы ль дышут над могилой,
Иль полынь над ней растет;
Все равно, о друг мой милый!
В прахе чувствия уж нет!*
Довольный своею местию над прахом несчастной, супруг Лизы удаляется, обремененный упреками всех чувствительных.
Таким образом исчез монумент любви несчастной, — исчезла могила Лизы для любопытных взоров; но она осталась и сохранится навсегда в памяти людей чувствительных, которые видали и посещали ее.
В настоящем издании представлены русские сентиментальные повести, написанные в период между началом 70-х годов XVIII века и 1812 годом. Выбор повествовательного жанра объясняется тем, что именно в нем в наибольшей степени отразилась специфика русского сентиментализма как литературного направления.
Материал сборника расположен в хронологической последовательности, что дает возможность проследить историю жанра от первых до последних его образцов. В комментариях представлены: биографические сведения об авторе, источник публикации произведения, примечания к тексту и три словаря — именной, мифологических имен и названий и словарь устаревших слов. Издатели XVIII века не всегда называли авторов публикуемых ими произведений, отсюда несколько анонимных повестей и в данном сборнике.
Большая часть произведений печатается по первому и, как правило, единственному их изданию. Немногие отступления от этого принципа специально оговорены в примечаниях.
Несчастная Лиза — напечатано в журнале «Аглая», кн. 1, ч. X. М., 1810. Автор неизвестен.
Стр. 304. Ах! В гробе мертвые спокойны,
Их время горевать прошло.
Смерть только для живых есть зло:
Могилы зависти достойны,
Ничтожество не страшно в них! —
отрывок из стихотворения Н. М. Карамзина «Стихи на скоропостижную смерть Петра Афанасьевича Вельского» (1803).
Стр. 305. Розы ль дышат над могилой,
Иль полынь на ней растет;
Все равно, о друг мой милый!
В прахе чувствия уж нет! —
четверостишие из стихотворения И. И. Дмитриева «Наслаждение» (1792).