Несуразная (Клягин)

Несуразная
автор Константин Иванович Клягин
Опубл.: 1930. Источник: az.lib.ru

КОНСТАНТИН КЛЯГИН
I. НЕСУРАЗНАЯ. II. БАБУШКИНО ГОРЕ
МОСКВА — 1930
ИЗДАТЕЛЬСТВО «КРЕСТЬЯНСКАЯ ГАЗЕТА»

НЕСУРАЗНАЯ

править

С того дня, когда Марфенка услыхала как Николка, соседа сын, читал стихи, не пропускала дня, чтобы не забежать к нему.

Придет и обязательно упросит Николку прочитать ей стихи. Нахохлится он, согнется в дугу и начнет выводить по складам печатанное в книге.

А Марфенка сложит губы в трубочку, подопрет рукой подбородок, слушает и про себя повторяет. А времечко бежит, не успеешь оглянуться — вечер.

В зимний вечер рано ко сну клонит. Путем еще звезды не успеют разгореться на черном небе, а в деревне мрак. Все уж спят. Рано ложились и отец с матерью Марфенки.

Зато Марфенке простор, никто не мешает, никто не кричит — сама себе хозяйка.

И вот, как только во мраке избы неведомо куда поплыл храп отца и матери, Марфенка вылезла из-под зипуна, тихонько, как мышка, спустилась с печки. Села за стол и вспоминает, что читал сегодня Николка. В заиндевевшие стекла окон с улицы и со двора, будто странник утомленный и прозябший, стучится ветер, а в углу или за печкой далеким воем плачет чей-то голос.

Поежилась от робости Марфенка, крепче за край стола ухватилась и еле слышно начала так же нараспев, как Николка:

Не ветер бушует над бором,

Не с гор побежали ручьи —

Мороз-воевода дозором

Обходит владенья свои.

И так до того места прочла, до которого учил Николка.

Повторила два раза и на свое место — на печку.

Тепло на печке. Пригрелась Марфенка, перевернулась на бок и уснула…

А на другой день, как только завидела шагающего из школы Николку, зашмурыгала в отцовских опорках навстречу.

— А я знаю стих, который ты учил вчера. Хочешь, прочту?

— Пойдем в избу, там прочтешь. Не здесь же слушать.

И только переступили порог, Марфенка, не торопясь, прочла.

— Николка, научи еще. Уж больно мне нравятся стихи.

— Подожди, пойду, поиграю с ребятами, а потом научу, — отговаривается Николка.

— Ну, ты хоть прочитай. Успеешь — небось баклуши набить. У, лентяй!

Николка нахмурился, косо взглянул на Марфенку и важно заявил:

— Я — первый ученик, а не лентяй. Вон сапог нету, хожу в тятькиных. А ты попробуй, походи в них — душа из тебя вылезет. Вот Макарка, Степка — те лентяи. У них и сапоги есть, а они вместо школы на ледяшках катаются. А ты говоришь — я лентяй.

— Нет, и ты лентяй. Если б не был лентяй, то прочитал бы.

Махнул Николка рукой, сплюнул так, как это делает его отец, и пробасил:

— Беда мне, с этими бабами, привяжутся, не отстанут. Ладно, садись, прочитаю. Что тебе прочитать-то?

— А вот ту, знаешь ту…

«Носится ветер, свистит над загонами…»

— Да ведь ты же знаешь.

— Не всю знаю, а надо всю…

— Ну, ладно.

И Николка прочел два раза стихотворение.

*

Как-то весной Марфенка спросила у матери:

— Мамка, а мамка, скоро ты меня отдашь в школу?

— Да куда тебе учиться-то! Ты погляди на себя — от горшка два вершка, а учиться лезешь. Подрасти маленько. Таких в школу не принимают.

— А как же Танюшка Водовозова учится, а мы с ней вровень летами.

— Ну, ладно, не приставай, придет время — пойдешь, — буркнула Матрена и пошла прочь на двор помогать отцу борону ладить.

А Марфенка осталась одна и крепко задумалась.

— Как же так, — мерекает она, — Танюшке можно, а мне нельзя? И с чего бы это так? — От горшка два вершка, — вспомнились ей слова матери. — Чем же я виновата, што ростом не удалась!

Села на лавку к окну. На улице ребят шумными табунами бегали, брызгались водой и хохотали.

Не до смеху было Марфенке. Засела гвоздем мысль, у кого бы узнать насчет ученья. Долго перебирала она в памяти, кого бы спросить. Но кого ни вспомнит — все кажется, что они ответят так же, как и мать. И опять Марфенка смотрит в даль голубого весеннего неба. И видит, что постепенно небо заволакивает серый полог, и вдруг стало оно черным. Вздрогнула Марфенка, и небо заголубело. Только хотела подумать, отчего это так бывает, глядь — учительница переходит улицу. Сорвалась с лавки и опрометью на улицу в чем была.

Учительницу встретила у ворот.

— Марь Иванна, можно вас спросить?

Учительница всплеснула руками:

— Батюшки мои, босиком выбежала! Ступай домой, простудишься.

— Ничего, Марь Иванна, ничего. Я только у вас спросить хочу, — а у самой вот-вот и слезы покатятся из глаз.

— Ну, ну, говори скорей.

— Марь Иванна, мамка говорит, што меня в школу не примут, больно мала, — выговорила Марфушка и как заревет.

— Ты не плачь, не плачь, а скажи лучик сколько тебе лет.

— Да я вровень летами с Танюшкой Водовозовой, а она учится.

— Ну, ну, не плачь, не плачь. Можно тебе учиться. Вот осень придет и приходи в школу. А сейчас беги домой.

— Правда? Можно значит?

— Можно, можно. Иди, иди домой.

А Марфенка стоит и не знает, что ей делать, не то плакать, не то смеяться, улица перед глазами заплясала, закружилась.

— Ах, ты, несуразная, — крикнул над ухом строгий голос, — долго ли простудиться. Пошла домой!

Встрепенулась Марфенка, а около нее стоит мать.

— Ты зачем выбежала?

— Я… Я… Я… — залепетала Марфенка, — я ничего, я так…

— Я тебе дам так! — крикнула Матрена и подзатыльником угостила.

Заплакала горько Марфенка, побежала в избу.

Но не успела еще добежать до крыльца, боль как рукой сняло, и она радостно закричала:

— Учиться, учиться буду.

За ужином Марфенка долго смотрела на отца и будто что-то искала в его глазах.

— Чего ты, Марфушка, пригляделась на меня, аль не узнаешь, — спросил угрюмый Макар.

— Да так, тять, пригляделась, — соврала Марфенка.

— Да нет уж, што-то у тебя есть на уме?

Покраснела Марфенка и глаза потупила.

— Ну што ж ты молчишь? Говори.

— Боязно, тятя, — протянула Марфенка.

— Ну, дурашка, чего ж ты боишься, — приласкал ее Макар.

— Да вот, тятя, учиться хочу. А мамка говорит, что я мала. А я спрашивала у Марь Иванны, она говорит можно. Только осенью!

— Куда нам учиться! — завопила мать. — В чем ты будешь ходить-то? Несуразная! Вон всю зиму просидела без обужи!..

— Постой, постой, Матрена, — перебил ее Макар. — Раз девка хочет учиться, — пусть. До осени далеко. Глядишь, дела поправятся и оборудуем ей обужу. Вот и все. Молодец Марфушка, обязательно в школу отдадим, ты уж большая.

И сегодня, когда все крепко уснули, Марфенка в первый раз почувствовала себя большой. Она уже видит ясно: как она пойдет в школу с ребятами, как оденет новые ботинки и как в школе она будет сидеть впереди всех. А поутру первый, кому Марфенка объявила, что она будет учиться, был Никол ка.

*

Когда бабье лето, окутанное в летучую паутину, с ясными, погожими днями прошло, табуном повалили ребята в школу. Впереди важно выступала Марфенка. Ее большие серые глаза светились и переливались огнем радости, а босые ноги не чуяли земли. Школа от деревни далеко, но Марфенка не заметила, как прошла длинный путь.

— Ну, Марфуша, значит учиться пришла. Ну вот, а ты плакала тогда, — встретила ласково ее учительница,

А Марфенка алым маком расцвела и ничего не ответила.

— Молодец, молодец, — продолжала учительница. Погладила по голове и посадила на первую парту.

Но и маленькая парта ей была неподстать.

Скоро Марфенка прослыла за дельную ученицу. Глядишь, остальные ребята то шалят то ворон ловят, глядя в окно, а она уставится на учительницу и глаз с нее не спускает — слушает, что она объясняет. А чтоб удобнее сидеть, подопрет подбородок ладонью и не шевелится…

Пробежал сентябрь, а там, глядь, через прясло перепрыгнул октябрь. Пошли дожди. Дороги жидким месивом покрылись. Зябко стало.

Половина ребят сегодня не пришла в школу, не пришла и Марфенка.

Поутру по обыкновению, зашел за ней Пиколка. Вошел в избу и оторопел.

На скамейке сидела Марфенка и горько плакала, будто мать с отцом похоронила. У печки стояла Матрена и ругалась:

— Вот навязалась дура несуразная! Куда тебя понесет в такую непогодь босиком?

— Маменька! — тянула Марфенка, — да ведь тятька же обещал купить мне обужу. Почему же он не купил?

— Не купил, не купил, — передразнила ее Матрена. — Вот не купил. Где деньги-то? У Савки в лавке. Видишь, думали урожай будет, а оно еле-еле до нови хватит.

Посмотрел Николка на свои новые сапоги, потом на Марфенку, защемило у него сердце.

— Ну чиво ты стоишь? — накинулась Матрена на Николку, — не пойдет она в школу. Не терзай ее, иди!

Кинулась было Марфенка к двери, чтоб убежать, а мать поймала и подзатыльника дала.

Николка вылетел за дверь, а Марфенка отскочила в угол и пуще прежнего залилась слезами.

Долго плакала. Плакала, плакала и уснула, согнувшись в клубочек. И чудится ей, что она в школе сидит и слушает, как учительница объясняет. А потом в перемену, забившись в угол, она любовалась новыми ботинками, которые ей тятька привез….

А тем временем Николка шагал в школу, хлюпая по грязи новыми сапогами.

Пришел в школу Николка хмурый. Молча сел за парту и уткнулся взглядом в одну точку.

— Что с тобой, Николка? — спросила учительница, — ай болен?

— Нет. Да так, — махнув рукой, ответил Николка и отвернулся.

— Обидел что ли кто?

— Да нет…

— Ну, что же такое?

— Эх, Марь Иванна, одна досада, а не жисть, и говорить не хочется.

— Ну что же, что?

— Да то. Вон Марфутка сидит дома и надрывается от слез. Ходить в школу не в чем, а мать еще ругает ее несуразной. У меня вот сапоги есть, а у ней нет. Так вот обидно мне, почему так.

Учительница попыталась разъяснить, почему так, но Николка ее не слушал, не выходила из ума Марфенка, стояла она перед глазами.

— Жаль, — добавила учительница, — способная девочка и к ученью охочая. Глядишь, через это и бросит учиться. А у отца и матери нет сапог?

— Да вот то-то и беда, что у них на всю семью одни опорки. А куда они годны Марфушке? Она целиком в них спрячется.

В это время задребезжал звонок. Начались занятия.

Весь урок Николка думал об одном. Он несколько раз говорил что-то сам себе, хмурил брови, а потом вдруг просиял.

Кончился урок. Николка улучил минуту, когда учительница осталась одна, потихоньку шепнул ей:

— Марь Иванна, я надумал, ей-богу, надумал. Знаете, мы с Марфушкой будем ходить в одних сапогах. Она скажем сегодня, а я завтра, она послезавтра, а я после послезавтра. А уроки будем сказывать друг другу. Можно так?

Улыбнулась учительница:

— Можно…

А Марфенка проснулась и дивится: почему она сидит дома, а не в школе. Вспомнилось тяжкое утро, вспомнился Николка в новеньких сапогах и снова залилась слезами. Села у окошка, смотрит в серую муть слезливого дня и плачет. В это время, запыхавшись, влетел Николка и еще с порога закричал:

— Эй, Марфушка, не все пропало, будешь ходить в школу!

Но Марфенка не унималась, плакала.

— Да перестань ты хныкать! Эх, горе мне с этими бабами, — крикнул басом Николка. — Слушай, што скажу-то.

Марфенка, сдерживая слезы, пролепетала:

— Ну, сказывай.

— Вот видишь. Сегодня я ходил в школу в сапогах, а завтра пойдешь ты в них. Так и будем меняться. Я тебе, а ты мне про уроки будем говорить. Я уж все обстряпал. С Марь Иванной говорил про это. Она согласна.

Слушает Марфенка и ушам не верит.

— Ну, вот, а ты плакала. Присылай завтра мать за сапогами. Я дома все устрою. Только смотри про уроки мне скажи.

Захлопала в ладоши Марфенка, заплясала на одной ноге и припевает:

— Учиться пойду, учиться пойду!..

— Вот несуразная-то, господи боже мой! — вздохнув, пробурчала мать.

Николка сердито посмотрел на Матрену и ушел прочь.

Поутру другого дня Марфенка, хлюпая по грязи, шла в николкиных сапогах в школу.