Несколько страниц из записной книжки светского человека
правитьУм столько же нужен для красоты, как утренняя роса для цветов весенних.
Господин А…, сидя на скамейке в Люксембургском саду, рассказывал о подвигах своих, дарованиях и успехах в обращении с женщинами господину Д…, которого знал очень мало. Последний, наскучив его самохвальством, встал, не говоря ни слова, ушел; а господин А. остался на скамейке с одним молодым адвокатом, который спросил у него, как называли того человека, с которым он разговаривал? — Я не знаю его фамилии, отвечал господин А…, мы с ним иногда встречались в обществах; он показался мне порядочным человеком; но теперь замечаю, что я обманулся: он рта открыть не умеет. «Извините, милостивый государь, сказал адвокат, я сам видел, что он зевнул более десяти раз».
Женщины вообще более любят трагедии, нежели комедии, может быть оттого, что в первых они представлены предметом обожания, а в последних над ними смеются.
Любовь изображается в виде младенца — не оттого ли, что она никогда не достигает возраста зрелости и благоразумия?
Невежду говоруна можно сравнить с Самсоном, который бил неприятелей своих ослиною челюстью.
Шарлеваль говорил о маркизе де Кевр, очень умной и кроткой характером: это очень остроумный баран.
Маршал Нуаль, маршал д’Эстрад и господин Сен-Лоран, один после другого, были надзирателями регента в его младенческих летах, и все умерли в этом звании. Госпожа Корнюэль сказала: герцог Шартрский не может воспитать ни одного надзирателя; все они умирают в руках его.
Господин де ла Пезне говорил: когда бы слуги были совершенны, то нам бы надлежало служить им.
Погребальные церемонии выдуманы для того, чтобы заменить ими недостаток сожаления о покойниках, которое в противном случае не сделало бы чести ни живым, ни мертвым.
Один английский философ сказал: Любовь есть усладительная капля, которую Бог вливает в чашу человеку, чтоб течение жизни было не столь для него противно; то же самое, и еще с большею основательностью, можно было бы сказать о надежде.
Напрасно Фортуна закрывает пышным ковром навозную кучу — запах все слышен.
То, что называет человек своим несчастьем, есть по большей части одно необходимое следствие заблуждений его и глупости.
Монтень говорит: роса веселости редко упадает на развращенное сердце.
Один из древних называет женихов слепцами, которые дотрагиваются до края пропасти концом своего посоха.
Сколь малым кажется умный человек перед глупцом случайным!
Фортуна редко благоприятствует честным людям. Пена морская поднимается на поверхность; перлы остаются на дне.
Обыкновение англичан пить за столом тосты бывало иногда причиною самых смешных и странных поступков. Сир Карл Седлей обедал в таверне. Один из его приятелей предложив здоровье известной дамы, выпил бокал и бросил свои манжеты в камин, все последовали его примеру. Седлей, как и другие, опорожнив свой бокал, принужден был бросить в огонь свои прекрасные кружевные манжеты, стоившие ему весьма дорого; он только заметил, что шутка хороша, и что ему ни под каким видом не должно оставаться в долгу. Дня через два те же самые люди собрались в таверну. Седлей предложил здоровье дамы, столь же известной, как и первая, выпил бокал, подозвал дантиста, велел ему вырвать у себя зуб, который ужасно его мучил, и бросил этот зуб в камин. Все бывшие за столом поглядели в недоумении друг на друга, и наконец стали просить Седлея, чтобы избавил их от операции. Но Седлей был непреклонен, не стыдно ли джентльмену, говорил он, не хотеть пожертвовать зубом за здоровье знаменитой красавицы! И ни один из его приятелей не миновал щипцов дантиста.
Никто не может смеяться так часто и так приятно, как женщина, имеющая прекрасные зубы.
На дружбу людей так же мало можно полагаться, как и на золото химистов.
Лесть — фальшивая монета, которую самые опытные знатоки принимают за настоящую.
Человека, который всю свою жизнь проводит в изучении одних языков, надобно сравнить с тем, который беспрестанно собирает ключи, и не умеет отпереть ни одного замка.
Гаррингтон, говоря о междоусобиях Англии, употребил следующее сравнение: все сии противные партии, которые наделали столько шуму, и наконец от чрезвычайного размножения смешались, можно сравнить с щенятами, завязанными туго в мешке. Они кусают один другого за ноги и за хвост, визжат от боли, ими же причиняемой друг другу, и называют каждого причиною беспокойства и страдания прочих.
Маркиз Граммон говорил: не могу поверить, чтобы Бог любил глупых.
Советовали Мармонтелю писать портреты. Покажите мне лица! отвечал он.
Госпожа Ментенон, прогуливаясь в Фонтенбло, смотрела на карпов, которые очень невесело плавали в мраморной бассейне. Бедные карпы, сказала она, им жаль своей грязи!
В делах государственных, говорил Болингброк, позволяется быть несколько хитрым, но никогда не должно обманывать. Хитрость в политике то же, что лигатура в серебряной и золотой монете. Немного — нужно; а много уменьшает и цену монеты,
Аббат Брольо, по своему знатному происхождению и отличным достоинствам, имел право на первые места в государстве. Герцог Орлеанский оставил его без замечания. Граф Брольо, брат аббата, обедал однажды у герцога, который спросил у него: каково показалось ему вино? — «Я не люблю льстить, отвечал граф, недавно пил гораздо лучше». — Где? — «У брата». — Хотел бы отведать. — Аббат, узнавши об этом разговоре, тотчас послал к регенту шестьсот бутылок лучшего бургонского вина. Герцог признался, что оно превосходное, и желая заплатить за него аббату, просил, чтобы он прислал ему счет. Аббат прислал ему следующую записку:
Бургонское вино … 0
600 карафинов … 0
за перевоз из моего дома в Пале Рояль … 0
Итого … Аббатство Мон-Сен-Мишель.
Эта записка напомнила регенту о достоинствах аббата и он согласился дать ему то место, которого он требовал.
[Шамфор С.Р.Н.] Несколько страниц из записной книжки светскаго человека: [Афоризмы и анекдоты] // Вестн. Европы. — 1809. — Ч. 45, N 12. — С. 263-269.