Немного музыки (Кугель)

Немного музыки
автор Александр Рафаилович Кугель
Опубл.: 1910. Источник: az.lib.ru • Гротеск в 1 действии.

Кабаретные пьесы Серебряного века

М.: ОГИ, 2018.

А. Р. Кугель править

НЕМНОГО МУЗЫКИ править

Гротеск в 1 действии
(Сюжет заимствован)
Соч. Homo novus
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

МУЗЫКАНТ.

НЕИЗВЕСТНЫЙ.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК.

ДВОЕ СЛУЖАЩИХ.

Сцена представляет изящно убранную комнату. Много objets de luxe27. Рояль. На рояле футляр со скрипкой. Музыкант сидит за роялем, играет. Звонок. Нетерпеливое движение. Снова звонок.

МУЗЫКАНТ: Кто это там? Христина… (Пробует снова играть на рояле. Звонок.) Ах… Христина… Да, Христина ушла… (Встает и идет открывать дверь. Возвращается и пропускает неизвестного господина.)

НЕИЗВЕСТНЫЙ (одет в безукоризненный черный сюртук, модная пышная борода с проседью, высокий лоб; в руках шляпа; элегантно улыбается): Простите, что я так неожиданно и непрошено нарушил ваше уединение. Граф Морис де Граньяк. Ваш сосед…

МУЗЫКАНТ: Пожалуйста, прошу вас… очень приятно.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Я позволил себе прибегнуть к не совсем обычному способу знакомства… Я должен вам сказать, что у меня нет, собственно, никакого определенного дела. Это визит дилетанта, безумно любящего музыку, к артисту! Экстравагантно, может быть, с точки зрения мещанских привычек. Но бывают моменты, когда душа раскрывается навстречу музыке. И я сказал себе совершенно просто: зайду к этому артисту, доставляющему мне так часто наслаждение, и засвидетельствую ему свое почтение. А потом просто уйду.

МУЗЫКАНТ: Помилуйте. Это такая честь, пожалуйста, садитесь. (Усаживаются: Неизвестный глубже, Музыкант ближе к авансцене.)

НЕИЗВЕСТНЫЙ (бегло оглядывая комнату и потом переводя глаза на музыканта): Я так именно и представлял ваш артистический интерьер. (Закуривает сигару и угощает музыканта.) Вы позволите? Да, музыка… Вы играли Мендельсона?

МУЗЫКАНТ: Ах, нет, это мое сочинение.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Ваше? Как это очаровательно… действительно, у Мендельсона нет этого надрыва, так сказать, надрыва современной души…

МУЗЫКАНТ: Мендельсон — гений.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: О да, конечно. Но все же, согласитесь, нам, новым современникам ближе современные, так сказать, дерзания… Это… да.

МУЗЫКАНТ: Вы не можете себе представить, как приятно нам, артистам, встретить такую меткость суждений. Кто нас окружает? Мещанские души…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Жить с музыкой, умереть с музыкой. Ведь вы живете совершенно одни?

МУЗЫКАНТ: О да, совершенно, если не считать горничной, которую я отпустил. Но я говорю не о домашних, а о среде мещан…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Да, одни… Со своими мечтами. Окруженный произведениями искусства. Ах, когда-то я и сам играл, мечтал о музыке… (Замечая скрипку.) Вы, кажется, играете на скрипке?

МУЗЫКАНТ: Да, немного, но главное, конечно, рояль… Скрипка у меня очень хорошая. Настоящий Амати… Она стоила 70 000 франков.

НЕИЗВЕСТНЫЙ (рассматривая скрипку и потом бережно укладывая ее в футляр): Да, я вижу, это замечательный инструмент… У вас, кажется, и картины очень интересные. (Рассматривает картины на задней стене.)

МУЗЫКАНТ: Да, кое-что есть… Это Гуше…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Гуше?

МУЗЫКАНТ: Да, копия. Оригинал в Лувре.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Копия?.. Впрочем, действительно, теперь вспоминаю, я видел ее в Лувре.

МУЗЫКАНТ: Но вот это подлинник… Маленький настоящий Меисонье. Эта картина небольшая, как видите, — стоила 40 000 франков.

НЕИЗВЕСТНЫЙ (рассматривает): Да, это Меисонье. Какой удивительный колорит… (Оборачивается к Музыканту.) Вы счастливец! Среди каких сокровищ искусства живет ваша артистическая душа…

МУЗЫКАНТ: О, вы слишком любезны… Но у меня точно имеются недурные вещи. Вот, например, старинная бронза, если вам угодно посмотреть. Вот Лялик. Вот шкатулка резной работы с гербом.

НЕИЗВЕСТНЫЙ (рассматривает): Да, ваш герб…

МУЗЫКАНТ: Это часы из севрского фарфора. Они стоили 35 000 франков.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Очаровательно, очаровательно. Этот маленький музей, конечно, накапливался поколениями. Я всегда держался того взгляда, что истинный аристократизм есть плод преемственности. Мы получаем в наследство произведение искусства и аристократические вкусы и таланты… Однако не смею злоупотреблять вашим временем (Берет шляпу и направляется к дверям.)

МУЗЫКАНТ (провожает): Благодарю вас… До свидания, надеюсь… (Протягивает руку.)

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Впрочем, позвольте обратиться к вам с маленькой просьбой. Она покажется вам, быть может, навязчивой, странной, но так редки светлые впечатления искусства… Сыграйте еще раз эту прелестную вещь.

МУЗЫКАНТ: Помилуйте, если это доставит вам удовольствие… (Садится за рояль и начинает играть.)

Неизвестный становится у рояля и слушает, проходит несколько мгновений. Вдруг он закрывает лицо руками и судорожно поднимает плечи. Затем подходит к столу, садится и разражается рыданиями.

МУЗЫКАНТ (прекращает игру, подходит к нему): Что с вами?.. Ради бога, что с вами?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Простите, это сейчас пройдет…

МУЗЫКАНТ: Успокойтесь, граф…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Да, нервы дали себя чувствовать. Эта дивная музыка, она разбудила во мне давние воспоминания. Прошлое пронеслось передо мной. Но простите меня. Я не должен так распускать себя. Явился непрошено, потревожил вас… Позвольте мне удалиться…

МУЗЫКАНТ: О, нет, нет… я вас прошу успокоиться…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Музыка способна взволновать и спокойное, рассудительное сердце. А у меня оно все изранено.

МУЗЫКАНТ: Вы были несчастны?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Я был счастлив, да, мой артист! Я теперь несчастен… Не знаю почему, но я читаю в ваших глазах артиста… Что я хотел сказать?.. да… Вы можете понять душу… Вы поймете меня…

МУЗЫКАНТ: Если я смогу чем-нибудь облегчить вас…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Я граф Морис де Граньяк. Наш род давно известен в Пикардии. У нас там поместье. Мы связаны старинной дружбой с местными семьями. По соседству с нами жило семейство Эстургон. Две прелестные девушки, Клотильда и Сузанна, украшали старинный замок Д’Эстургон. Я еще ребенком играл с обеими. И вы догадываетесь, конечно?

МУЗЫКАНТ: Вы влюбились?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Да, я полюбил со всей беспечностью молодого сердца. Моей избранницей была Клотильда. Она была так же хороша, как Сюзанна, но было что-то ангельское, кроткое, бесконечно нежное в ее глазах и во всем ее образе. Клотильда также любила меня. Со стороны наших родных не могло быть никаких препятствий к браку. Мы поженились. (Закрывает глаза.) И мы были счастливы. Я был счастлив, мой благородный друг… Ничто, казалось, не омрачит нашего безмятежного счастья. Но я забыл одно… (Смотрит пристально на музыканта.)

МУЗЫКАНТ: Что… что вы забыли?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Я забыл, что Сюзанна любила меня со всей силой своей гордой натуры, но молчала, скрывая и подавляя свое чувство. Но наступил момент, когда она была больше не в силах сдерживаться. Она стала осыпать меня страстными признаниями. Она возненавидела свою сестру, мою маленькую Кло. Вы понимаете?

Музыкант кивает головой.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Она возненавидела… она преследовала Кло, не давала ей проходу. Она изводила самыми разнообразными, самыми затейливыми способами. Она превратила мою семейную жизнь в ад, любезный артист. И я терпел, молчал и дрожал, дрожал за мою Кло. И вот в один прекрасный день Сюзанна отравила мою жену! (Поднимается с кресла.)

МУЗЫКАНТ: Что… что вы говорите?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Она подсыпала ей мышьяк… белого яда для мышей… Кло умерла… умерла, умерла…

МУЗЫКАНТ: Она… она умерла?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Да, она умерла. (Закрывает глаза.) Но это не всё. Наш домашний доктор, молодой человек, как вы, да, я думаю, что он был не старше вас… он втайне любил Кло. Когда она умерла, он вошел ко мне в комнату, притворил дверь и сказал: «Милостивый государь, я врач, для меня нет секретов. Ваша жена умерла от яда. Ее отравили вы». — «Вы с ума сошли, — сказал я ему. — Я отравил свою Кло, свою маленькую Кло?.. Я?.. Я, который так любил ее…» — «Довольно, — прервал он меня, — вы отравили ее, чтобы жениться на Сюзанне». Понимаете, что он мне сказал?!

МУЗЫКАНТ: О, он… он вам это сказал?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Напрасно пытался я опровергнуть его обвинения. Он твердил только одно: «Я предам вас в руки правосудия». И единственное снисхождение, которое он мне сделал, — был револьвер, положенный на стол. «Хорошо, — сказал я ему, — если мне нужно заплатить жизнью за чужое преступление, я это сделаю, но мне нужно распорядиться делами, привести их в порядок, повидаться с моим нотариусом». — «Вы сбежите, — ответил он мне. — Если вам нужно поехать за город, вы поедете со мной». И мы отправились. Это было ночью. Я вышел на площадку вагона, чтобы подышать воздухом в последний раз. Это была моя последняя ночь. И он, он, мой тюремщик, мой палач, он вышел тоже со мной. Он не отпускал меня и тут. Тут я понял внезапно, что мне нужно делать… Я схватил его и сильным толчком сбросил туда, вниз, где громыхали колеса и мелькали рельсы… Ха-ха… Он полетел вниз головой… А колеса стучали… и ветер свистел, поезд мчался вдаль, к освобождению… Я был один. Никто, никто не знал тайны… Свободен… Понимаете… Сыграйте что-нибудь в честь моего освобождения…

МУЗЫКАНТ: Я… я… я…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: А, вы понимаете… гимн свободы… Потому что никто уже не знал, никто не мог донести… (Смотрит пристально на музыканта.) Ни один человек ничего не знает? Нет, есть еще один человек, который знает драму… С внезапным просветлением.) Вы!

МУЗЫКАНТ: Боже мой… но ведь вы сами…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: А-а-а-а… Проклятая музыка… она заставила меня выболтать секрет… Я должен был откусить себе язык или разбить ваш рояль (ударяет кулаком по роялю), но теперь поздно… Вы знаете… Есть человек, который знает, и я должен, да, я должен его убить, уничтожить… Туда, вниз, в тьму ночи. (Наступает с кулаками.)

МУЗЫКАНТ: Караул! Боже мой… (Пятится к двери.) Да что же это? Оставьте меня…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Нет, не оставлю… А-а-а. Вы думаете, что можете злоупотреблять музыкой и выпытывать при помощи звуков схороненные на дне души тайны… (Кричит.) Я убью вас!

МУЗЫКАНТ: На помощь! Караул! Помогите… спасите!

НЕИЗВЕСТНЫЙ (наступает): Я убью вас…

Входят молодой человек в пальто и двое служителей, которые хватают неизвестного.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: А вы здесь. (Музыканту.) Он убежал от нас.

МУЗЫКАНТ: Ради бога, спасите меня. Он хотел убить меня…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Это сумасшедший. Мы его сейчас укротим…

НЕИЗВЕСТНЫЙ (рычит): Дайте мне его… Я убью его…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Он, конечно, говорил вам о том, что отравили его жену…

МУЗЫКАНТ: Да, да… Помогите, ради бога!

Неизвестный рычит.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: Это его idée fixe28. Но вы не беспокойтесь. Прошу вас, уйдите в эту комнату, его необходимо смирить.

МУЗЫКАНТ: Пожалуйста, заприте меня… Вот ключ…

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК: С удовольствием.

Музыкант уходит. Молодой человек запирает за ним дверь. Затем все четверо сразу сбрасывают с себя верхнее платье и принимаются тащить драгоценные вещи, раскладывать по карманам и завязывать в узлы.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Я убью его… Где он? (Хватает скрипку, бронзу, вазу.) А-а, я должен убить его. (К молодому человеку, снимающему со стены картину.) Не стоит брать — копия. Вот там оригиналы. А-а-а… Где он? Мейсонье… Давайте мне его… Убью… Тут герб с монограммой. Прежде всего сотрите. А-а-а… Уходите тихо из комнаты. Я посмотрю, нет ли тут еще чего? (Опрокидывает стол и шарит в ящиках.) А-а… Негодяй… Я не позволю… Не позволю… (Все ушли, он прислушивается.)

МУЗЫКАНТ (из-за двери стучит): Отоприте… Отоприте…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Ну, ты еще подождешь немного… посиди… Посиди… (Надевает шляпу, пальто, оглядывает внимательно комнату, уходит с видом джентльмена, с изящным полупоклоном. Отчаянный стук музыканта в запертую дверь.)

Занавес.

27 Предметы роскоши (франц.).

28 Навязчивая идея (франц.).

ПРИМЕЧАНИЯ править

Печ. по авторской машинописной копии: СПбТБ ОРИРК. Фонд «Драматическая цензура». № 56087. Вслед за названием сделана помета: «Сюжет заимствован». На экземпляре печать цензора драматических сочинений Н. В. Дризена: «К представлению дозволено 20 сентября 1910 г.» Театральный сезон 1910/1911 г. в «Кривом зеркале», где был новый главный режиссер, Н. Н. Евреинов, открылся 1 октября. Пьеска А. Кугеля была включена в первую октябрьскую программу.

Через четыре года текст пьески был напечатан: Homo novus. Немного музыки. Гротеск в 1 д<ействии.> (Из репертуара «Кривое зеркало», перед. Homo novus) // Библиотека «Театра и искусства». 1914. Кн. X (окт.). С. 1—5. Помета в рукописи пьесы: «Сюжет заимствован» и в публикации: «Перед<елка>» — в обоих случаях без указания оригинала наводила на мысль о мистификации, вполне допустимой в системе пародийной поэтики театра, либо — об излишней щепетильности автора, не желающего приписывать себе случайно услышанную идею.