Глава шестая
Тополь да березка
На рассвете следующего дня Абрамовна, приготовив все нужное ко вставанью своей барышни, перешла пустынный двор ассоциационного дома и поплелась в Измайловский полк. Долго она осведомлялась об адресе и, наконец, нашла его.
Абрамовна не пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже. Старуха сказала девушке свое имя и присела на стульце, но не успела она вздохнуть, как за дверью ей послышался радостный восклик Женни, и в ту же минуту она почувствовала на своих щеках теплый поцелуй Вязмитиновой.
— Голубка моя, красавица моя! — лепетала старуха, ловя ручку Евгении Петровны. — Ручку-то, ручку-то мне свою пожалуй.
— Как это ты, няня? Откуда ты? — спрашивала ее между тем Женни, и ничего нельзя было разобрать, кто о чем спрашивал и кто что отвечал.
Евгения Петровна показала старухе детей, квартиру и, наконец, стала поить ее чаем.
Через полчаса вышел Вязмитинов, тоже встретил старуху приветливо и скоро уехал.
После его отъезда Евгения Петровна в десятый раз принялась расспрашивать старуху о житье Лизы и все никак не брала в толк ее рассказа.
— Я и сама, друг мой, ничего не понимаю, что это они делают, — отвечала няня, покачивая на коленях двухлетнего сынишку Евгении Петровны.
— Поедем к ней, няня!
— Поедем, душа моя, пожалуйста, поедем!
Евгения Петровна накинула бурнус и вышла со старухой. Через час они остановили своего извозчика у дома ассоциации.
— Пойдем по черной лестнице, — сказала няня и, введя Евгению Петровну в узенький коридор, отворила перед нею дверь в комнату Лизы.
Лиза стояла спиною к двери и чесала сама свою голову. Услыхав, что отворяют дверь, она оглянулась.
— Бесстыдница, бесстыдница, — произнесла, покачивая головой, Вязмитинова и остановилась. — Не узнаешь? — спросила она, дрожа от нетерпения.
— Женни! — спокойно сказала Лиза.
— Я, душка моя, я, Лиза моя милая, злая, недобрая, я это, — отвечала Евгения Петровна и, обняв Бахареву, целовала ее лицо.
— И не стыдно, — говорила она, прерывая свои поцелуи. — За что, про что разорвала детскую дружбу, пропала, не отвечала на письма и теперь не рада! Ну, скажи, ведь не рада совсем?
— Нет, очень рада. Как ты похорошела, Женни.
— Помилуй, двое детей, какое уж похорошеть! Ну, а ты?
— А я, вот как видишь.
— Одна все?
— Нет, с людьми, — отвечала Лиза, слегка улыбнувшись.
— Замуж нейдешь.
— Никто не берет.
— За капризы?
— Верно, так. Чаю, Женни, хочешь?
— Давай, будем пить.
— Вот прекрасно-то! — раздался из-за двери голос, который несколько удивил Лизу.
— Можно взойти? — спросил тот же голос.
— Это Розанов, — идите, идите! — крикнула Женни.
На пороге показался Розанов и с ним дама под густым черным вуалем.
Лиза взглянула на этот сюрприз, насупив бровки.
Дама откинул а вуаль и, улыбнувшись, сказала:
— Здравствуйте, Лиза.
— Полинька!Вот гостиный день у меня неожиданно.
— А вы отшельницей живете, скрываетесь. Мы с Женни сейчас же отыскали друг друга, а вы!.. Целые годы в одном городе, и не дать о себе ни слуху ни духу. Делают так добрые люди?
— Господа! не браните меня, пожалуйста: я ведь одичала, отвыкла от вас. Садитесь лучше, дайте мне посмотреть на вас. Ну, что ты теперь, Полина?
— Я? — Бабушка, мой друг, бабушка-повитушка. Выходи замуж, принимать буду.
— Боже мой! что это тебя кинуло?
— А что? — я очень довольна.
— А ты, Женни?
— Мать двух детей.
— Чиновница?
— Да.
— И счастлива?
— Да, и муж не бьет, как ты когда-то предсказывала.
— Значит, счастлива?
— Значит, счастлива.
Кто-то постучал в двери.
— Войдите, — произнесла Лиза, и на пороге показался высокий, стройный Райнер.
Он возмужал и даже немножко не по летам постарел.
Розанов с Райнером встретились горячо, по-приятельски.
— Здравствуйте, шпион! — произнес Розанов при его появлении.
Райнер весело улыбнулся в ответ, и они поцеловались.
В зале общество сидело нахмурившись: все по-вчерашнему еще было в беспорядке, окна плакали, затопленная печка гасла и забивала дымом.
Белоярцев молча прохаживался по зале и, останавливаясь у окна, делал нетерпеливые движения при виде стоящих у подъезда двух дрожек.
— Бахарева наша уезжает куда-то, — сказала, входя в залу, Бертольди.
— Куда это? — буркнул Белоярцев.
— С своими друзьями.
— И отлично делает.
Евгения Петровна упросила Лизу погостить у нее два-три дня, пока дом немножко отогреется и все приведется в порядок.
Лиза сдалась на общую просьбу и уезжала.
— А сегодняшнее заседание? — крикнула Бертольди проходившей через переднюю Лизе.
— Я не буду.
— Какое это у вас заседание? — спросил ее Розанов на лестнице.
— Э, вздор, — отвечала с неудовольствием Лиза.
У Вязмитиновых в Измайловском полку была прехорошенькая квартира. Она была не очень велика, всего состояла из шести комнат, но расположение этих комнат было обдумано с большим соображением и давало возможность расположиться необыкновенно удобно. Кроме очень изящной гостиной, зальца и совершенно уединенного кабинета Николая Степановича, влево от гостиной шла спальня Евгении Петровны, переделенная зеленой шелковой драпировкой, за которой стояла ее кровать, и тут же в стене была дверь в маленькую закрытую нишь, где стояла белая каменная ванна. Затем были еще две комнаты для стола и для детей, и, наконец, не в счет покоев, шли девичья с черного входа и передняя с парадной лестницы.
У Вязмитиновых уже все было приведено в порядок, все глядело тепло и приятно.
— Рай у тебя, моя умница, — говорила, раздевшись в детской, няня.
— Действительно хорошо, — подтвердила Лиза.
Вязмитинов, возвратись к обеду домой, был очень рад, застав у себя неожиданную гостью. Вечером приехал Розанов, и они посидели, вспоминая многое из своего прошлого. Лиза только тщательно уклонялась от пытливых вопросов Николая Степановича о ее настоящем житье. Они взаимно произвели друг на друга неприятное впечатление. Лиза сказала о Вязмитинове, что он стал неисправимым чиновником, а он отозвался о ней жене как о какой-то беспардонной либералке, которая непременно хочет переделать весь свет на какой-то свой особенный лад, о котором и сама она едва ли имеет какое-нибудь определенное понятие.
На ночь Евгения Петровна уложила Лизу на диване за драпри в своей спальне и несколько раз пыталась добиться у нее откровенного мнения о том, что она думает с собой сделать, живя таким странным и непонятным для нее образом.
— Мой друг, оставь меня самой себе, — тихо, но решительно отвечала ей Лиза.
На другой день Розанов привез к вечеру Райнера. Вязмитинову это очень не понравилось.
— Ведь ты же с ним был знаком, — убеждал его доктор.
— Да мало ли с кем я был знаком, — отвечал Вязмитинов.
— Чудно, брат, как ты так в генералы и лезешь.
— Да, Николая Степановича трудно иногда становится узнавать, — произнесла, краснея, Женни, при которой происходил этот разговор. — Ему как будто мешают теперь люди, которых он прежде любил и хвалил.
Вязмитинов замолчал и был очень вежлив и внимателен к Райнеру.
— Тебе, кажется, нравится Райнер? — спросила Лизу, укладываясь в постель, Женни.
— Да, он лучше всех, кого я до сих пор знала, — отвечала спокойно Лиза и тотчас же добавила: — чудо как хорошо спать у тебя на этом диване.
Бахарева прогостила у подруги четверо суток и стала собираться в Дом. В это время произошла сцена: няня расплакалась и христом-богом молила Лизу не возвращаться.
— Я здесь на лестнице две комнатки нашла, — говорила она со слезами. — Пятнадцать рублей на месяц всего. Отлично нам с тобою будет: кухмистер есть на дворе, по восьми рублей берет, стол, говорит, у меня всегда свежий. Останься, будь умница, утешь ты хоть раз меня, старуху.
Лиза сердилась.
— Матушка, Женюшка! умоли ж хоть ты ее, неумолимую, — приставала, рыдая, старушка.
Ничто не помогло: Лиза уехала.