М. Н. Катков
правитьНевыдержанность лиц законного правительства и дисциплина подпольного
правитьСегодня открылся в Петербургской судебной палате процесс против участников цареубийства. Пишем эти строки до получения депеши о сегодняшнем заседании. Депеша придет, вероятно, в то время, когда этот листок будет уже в печати, и в таком случае разошлется нашим подписчикам в особом прибавлении при нумере. Впрочем, по всему вероятию, суд об этом страшном и выходящем из ряду деле будет заурядный, с точным соблюдением всех формальностей, не исключая и обычных вопросов председателя: «Как вас зовут, подсудимый? какого вы вероисповедания? сознаете ли вы себя виновным?», причем, быть может, не обойдется без пояснения, что подсудимый может и не отвечать на предлагаемые вопросы, если не желает. Все, по всему вероятию, пойдет своим порядком, и затем все разойдутся по домам с удовлетворенным чувством, как люди, исполнившие свой долг и сделавшие свое дело. А что преступники? Смягчились ли они духом, пришли ли к сознанию своего положения? Увы, едва ли! Они выдержали строгую дисциплину революционной школы, которая не балует своих воспитанников, внушая им, с одной стороны, почтение к таинственной силе, обрекшей их на служение своим неведомым целям, с другой — держа их под страхом неминуемой грозной расправы в случае уклонения от связующего их долга; наконец, дисциплинируя их всеми искусами безусловного послушания и, как ведомо из политических процессов, исправляя их в своем смысле доброю наставницей, розгой.
Странное явление происходило в нашем глаголемом образованном обществе! В то время как слагалась революционная организация, похищавшая детей наших из семей и школ, в нашем обществе усиленно распространялись «лжелиберальные» идеи, состоящие в том, чтобы детей и юношей оставлять без всякой опеки, не докучать им сериозными занятиями, не надоедать им дисциплиной и держать их как можно слабее, чтобы тем легче могла захватывать их в свои тиски тайная организация, которая, напротив, в такой же степени, как либеральничало общество, вбивала в них страх если не Божий, то дьявольский. Чем больше падало в наших образованных сферах чувство долга, авторитет власти, тем строже выдвигался этот принцип в подпольном мipe.
Удивительный контраст представляли, встречаясь лицом к лицу, агент законного правительства и служитель тайного правительства! Насколько первый старался с либеральною небрежностью относиться к своим правам или, что то же, к своим обязанностям, настолько второй был крепок и преданно консервативен в своем деле; насколько первый сглаживался и старался, настолько поднимался духом второй…
Наше мнимое образование пошло нам не впрок; оно не сделало нас умнее. Увы, оно имеет печальное свойство лишать людей самородного здравого смысла! В этом главная вина нашей нынешней смуты. Не революционная пропаганда страшна, страшна податливость так называемой образованной среды, где пропаганда действует.
Мы думаем, что исполняем долг гуманности и цивилизации, стараясь галантерейно и будто бы мягкосердечно обращаться с преступниками, которые готовятся на виселицу или по малой мере на каторгу. Нет, это неправда: тут нет человеколюбия, нет доброты, тут только слабость; тут нет цивилизации, тут только напомаженное и причесанное варварство. Вместо того чтобы жеманиться с этими людьми, не вернее ли было бы позаботиться о том, чтобы привести их в чувство, смягчить, отрезвить и смирить их, чтоб они очнулись от того состояния опьянения, в котором они нравственно находятся, от той гордости безумия, от того самообольщения, в котором глохнет голос совести и чувство правды. Приторные любезности только выше поднимают нечистый дух, ими владеющий, только ожесточают их во лжи. Если вами движет жалость к этим людям, то вы лучше поступите, если успеете отрезвить их настолько, чтоб они опомнились; если им придется умирать, то не лучше ли умереть им с душою, смягченною и пришедшею в себя, нежели в диком фанатизме под властью духа лжи? Не лучше ли, чтобы смерть их принизила, а не возгордила их единомышленников?
Впервые опубликовано: «Московские ведомости». 1881. 27 марта. № 86.