На рождение царицы Гремиславы (Державин)

На рождение царицы Гремиславы
автор Гавриил Романович Державин (1743—1816)
См. Стихотворения 1796. Дата создания: 1796. Источник: Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. — СПб.: Изд. Имп. Академии наук, 1864. — Т. 1. Стихотворения. Часть I. — С. 729—739.

На рождение царицы Гремиславы
Л. А. Нарышкину

1.Живи и жить давай другим,
Но только не на счет другого;
Всегда доволен будь своим,
Не трогай ничего чужого:
Вот правило, стезя прямая
Для счастья каждого и всех!

2.Нарышкин! коль и ты приветством
К веселью всем твой дом открыл,
Таким любезным, скромным средством
Богатых с бедными сравнил:
Прехвальна жизнь твоя такая.
Блажен творец людских утех!

3.Пускай богач там, по расчету
Назнача день, зовет гостей,
Златой родни, клиентов роту[1]
Прибавит к пышности своей;
Пускай они, пред ним став строем,
Кадят, вздыхают — и молчат.

4.Но мне приятно там откушать,
Где дружеский, незваный стол[2];
Где можно говорить и слушать
Тара-бара про хлеб и соль;
Где гость хозяина покоем,
Хозяин гостем дорожат;

5.Где скука и тоска забыта,
Семья учтива, не шумна;
Важна хозяйка, домовита[3],
Досужа, ласкова, умна;
Где лишь приязнью, хлебосольством
И взором ищут угождать.

6.Что нужды мне, кто по паркету
Под час и кубари спускал[4],
Смотрел в толкучем рынке свету[5],
Народны мысли замечал
И мог при случае посольством,
Пером и шпагою блистать[6]!

7.Что нужды мне, кто, все зефиром
С цветка лишь на цветок летя,
Доволен был собою, миром,
Шутил, резвился, как дитя;
Но если он с столь легким нравом
Всегда был добрый человек,

8.Всегда жил весело, приятно
И не гонялся за мечтой;
Жалел о тех, кто жил развратно,
Плясал и сам под тон чужой[7]:
Хвалю тебя, — ты в смысле здравом
Пресчастливо провел свой век.

9.Какой театр, как всю вселенну,
Ядущих и ядому тварь,
За твой я вижу стол вмещенну,
И ты сидишь, как сирский царь,
В соборе целыя природы,
В семье твоей — как Авраам!

10.Оставя короли престолы
И ханы у тебя гостят[8];
Киргизцы, Немчики, Моголы
Салму и соусы едят:
Какие разные народы
Язык, одежда, лица, стан[9]!

11.Какой предмет, как на качелях
Пред дом твой соберется чернь[10],
На светлых праздничных неделях,
Вертятся в воздухе весь день!
Покрыта площадь пестротою,
Чепцов и шапок миллион!

12.Какой восторг! — Как все играет,
Все скачет, пляшет и поет,
Все в улице твоей гуляет,
Кричит, смеется, ест и пьет!
И ты, народной сей толпою
Так весел, горд, как Соломон!

13.Блажен и мудр, кто в ближних ставит
Блаженство купно и свое,
Свою по ветру лодку правит,
И непорочно житие
О камень зол не разбивает
И к пристани без бурь плывет!

14.Лев именем — звериный царь,
Ты родом — богатырь, сын барский;
Ты сердцем — стольник, хлебодар;
Ты должностью — конюший царский;
Твой дом утехой расцветает,
И всяк под тень его идет.

15.Идут прохладой насладиться,
Музыкой душу напитать;
То тем, то сем повеселиться[11],
В бостон и в шашки поиграть;
И словом, радость всю, забаву
Столицы ты к себе вместил[12].

16.Бывало, даже сами боги,
Наскуча жить в своем раю,
Оставя радужны чертоги,
Заходят в храмину твою[13]:
О! если б ты и Гремиславу
К себе царицу заманил[14],

17.И ей в забаву, хоть тихонько,
Осмелился в ушко сказать:
«Кто век провел столь славно, громко[15],
Тот может в праздник погулять
И зреть людей блаженных чувство
В ея пресветло рождество»!

18.В цветах другой нет розы в мире[16]:
Такой царицы мир не зрит!
Любовь и власть в ея порфире
Благоухает и страшит.
Так знает царствовать искусство
Лишь в Гремиславе — божество.

Комментарий Я. Грота править

Гремиславою названа здесь Екатерина II. В шуточных стихах Державин, как сам он говорит, не позволял себе употреблять настоящего имени государыни, a называл ее Фелицею; но так как этим последним именем беспрестанно пользовались в своих сочинениях и другие писатели, то он решился придумать новое (Об.). День рождения императрицы был 21 апреля.

По одному месту в письмах Державина к И. И. Дмитриеву можно догадываться, что первый вскоре после сочинения этих стихов послал их к последнему в Москву для напечатания в Аонидах; но тот почему-то не исполнил поручения. Получив от Карамзина I-ю книжку этого сборника и говоря о ея содержании, Державин в письме от 5 августа 1796 г. спрашивает y Дмитриева: «Но для чего вы не отдали Гремиславы»? (См. в нашем издании переписку Державина). Любопытно, что в оглавлении Музы Мартынова за сентябрь 1796 года (ч. III) помещено заглавие: В день рождения царицы Гремиславы, но самой оды ни в этой, ни в следующих книжках не оказывается, из чего можно заключить, что напечатание ея было остановлено, вероятно из опасения не угодить ею Зубову и другим сильным того времени.

Лев Александрович Нарышкин, к которому Державин обращается в этих стихах, представляя отличительные черты его характера и образа жизни, родился в 1733, умер в 1799 г. Еще когда Екатерина была великою княгинею, он был пожалован камер-юнкером (1751) при дворе ея супруга и сделался одним из самых близких к ней лиц. Она, как сама говорит, щедро изливала на него добро и дружбу, и при женитьбе его в 1759 г. на свой счет обмеблировала дом, где он должен был поселиться (Mém. de Cath. II, стр. 287). По вступлении ея на престол он получил звание обер-шталмейстера, в котором и оставался до самой смерти своей. По врожденной веселости характера и особенной остроте ума он присвоил себе право всегда шутить, не стесняясь в своих речах. Во все царствование Екатерины II он сохранял величайшую ея благосклонность. Говоря о нем в Записках своих не с большим уважением, называя его то «прирожденным арлекином» (стр. 162), то «слабою головой и бесхарактерным» (стр. 288), или «человеком незначительным» (стр. 243), она однакож высоко ценила его «комический талант» (стр. 162), который доставлял ей столько наслаждения; с этои стороны она находила в нем даже некоторый ум: «он слышал обо всем», замечала она, «и все как-то особенно ложилось в его голове. Он мог», продолжает Екатерина, «произнести неприготовясь диссертацию о каком угодно искусстве или науке: при этом он употреблял надлежащие технические термины и говорил безостановочно с четверть часа или долее; кончалось тем, что ни он, ни другие не понимали ни слова из его по видимому складной речи, и в заключение раздавался общий хохот» (там же). Впечатление, которое Л. А. Нарышкин производил на государыню своею забавною личностью, было так сильно, что она написала на него комедию L’Insouciant и два юмористические очерка, открытые П. П. Пекарским и напечатанные в Записках Академии Наук (т. III, кн. II). Замечателен особенно первый из них, названный: «Léoniana ou faits et dits de sir Léon, grand-écuyer, recueillis par ses amis». Иностранцы, видевшие Нарышкина при дворе Екатерины, были также поражены его чрезвычайною оригинальностью: это свойство находит в нем Сегюр рядом с «умом посредственным, большою веселостью, редким добродушием и крепким здоровьем» (Mémoires, т. II, стр. 4 и 5). В дополнение к настоящим примечаниям отсылаем читателя к оде На смерть Нарышкина, под 1799 г.

Выраженное в первом стихе правило житейской мудрости, известное на всех языках, составляло любимое изречение Екатерины II (Vivons et laissons vivre les autres); но Державин, «видя беспрестанные войны, прибавил, чтоб жить не на счет другого и довольствоваться только своим» (Об. Д.; ср. Зап. его, Р. Б., стр. 348). Князь И. М. Долгорукой, в пьесе 1799 год, сказал также про Екатерину II:

«Душой, умом мила, и не мешала жить».

Ода На рождение Гремиславы напечатана была только в изданиях: 1798 г., стр. 391, и 1808, ч. I, LXII.

Первый из приложенных рисунков есть портрет Л. А. Нарышкина; на втором представлены качели и около них толпа народу.

Примечания править

  1. Златой родни, клиентов роту — «т. е. множество в золото одетых сродников и приверженцев» (Об. Д.).
  2. Где дружеский, незваный стол. — Л. А. Нарышкин, вообще отличаясь хлебосольством, чрезвычайно любил, когда к нему приезжали обедать незваные, что и поставлял себе в особенное преимущество, пред прочими вельможами, «которые иначе не называли гостей, как на приуготовленный стол» (Об. Д.).
    Довольно согласно с этим Булгарин в своих Воспоминаниях (ч. I, стр. 217), рассказывает: «Каждый дворянин хорошего поведения, каждый заслуженный офицер имел право быть представленным Л. А. Нарышкину и после мог хоть ежедневно обедать и ужинать в его доме. Литераторов, обративших на себя внимание публики, остряков, людей даровитых, отличных музыкантов, художников, Л. А. Н. сам отыскивал, чтобы украсить ими свое общество. В 9 часов утра можно было узнать от швейцара, обедает ли Л. А. дома и что будет вечером, и после того без приглашения являться к нему... Ежедневно стол накрывался на пятьдесят и более особ. Являлись гости, из числа которых хозяин многих не знал по фамилии, и все принимаемы были с одинаковым радушием». Заметим впрочем, что то же самое рассказывают и о графе А. С. Строганове (Н. Колмакова Памяти гр. Строганова, стр. 12).
  3. Важна хозяйка, домовита. — Он женился в 1759 г. на Марине Осиповне Закревской, племяннице Разумовских (Mém. de Cath. II, стр. 275). «Супруга его управляла домашнею экономией, и он получал от нея на шалости и на покупку всякого вздору не более, как по рублю на день» (Об. Д.).
  4. Под час и кубари спускал. — «Л. А., забавляя императрицу, нередко перед ней шучивал и нечаянным образом спускал перед ней кубари» (Об. Д.). Принц де-Линь в одном из писем своих, писанных из южной России во время путешествия в Крым с императрицею, рассказывает: «Намедня обер-шталмейстер Нарышкин, прекраснейший человек и величайший ребенок, спустил середи нас волчок, огромнее собственной его головы. Позабавив нас своим жужжанием и прыжками, волчок с ужасным свистом разлетелся на три или на четыре куска, проскочил между государыней и мною, ранил двоих, сидевших рядом с нами, и ударился об голову принца нассауского, который два раза пускал себе кровь» (Барьера Bibliothèque des Mémoires и проч., Paris, 1859, т. XX, стр. 71).
  5. Смотрел в толкучем рынке свету. — «Он всякий день почти прохаживался пешком и по большой части в толкучем рынке, перебивая с чернию всякую всячину и покупая всякий вздор, что попадется, на рубль, который ему всякий день был определен» (Об. Д.).
  6. ... Пером и шпагою блистать. — «Он был весьма острый и сметливый человек, a ежели бы не напустил на себя шутовства и шалости, то бы мог по своему уму быть хороший министр или генерал» (Об. Д.). О способностях Нарышкина были приведены нами в примечании 1-м два важные, современные же отзыва, не совсем согласные с мнением Державина. Из этого можно заключить, что на Нарышкина, как всегда бывает с людьми такого рода, смотрели различно. Впрочем едва ли верен взгляд Державина, будто Нарышкин мог бы сделаться государственным человеком. Кажется, самый благоприятный приговор, какого он в праве ожидать от потомства, заключается в следующих словах одного из наших современников: «Вельможа тем более опасный, что он под видом шутки, всегда острой и язвительной, умел легко и кстати высказывать самую горькую правду» (Москвит. 1842 г., ч. I, стр, 483, в статье Н. Андреева Пребывание императрицы Екатерины II в Туле).
  7. Плясал и сам под тон чужой. — «Он весьма умел угождать людям сильным, и паче любимцам императрицы» (Об. Д.).
  8. И ханы у тебя гостят. — Посещавшие Екатерину II государи и принцы, к числу которых в последние годы присоединился и граф д’Артуа, брат Людовика XVI (см. выше, стр. 288, примеч. 33, и стр. 533, прим. 1), «а также азиятские ханы и султаны, приезжавшие в столицу, все у него бывали и нередко обедывали» (Об. Д.). Название салма в издании 1798 г. объяснено словами: «татарская похлебка».
  9. Какие разные народы и проч. — Ср. известные два стиха Пушкина:

    Какая смесь одежд и лиц,
    Племен, наречий, состояний!

  10. Пред дом твой соберется чернь. — Державин в своих Объяснениях говорит, что перед домом Нарышкина к Светлой неделе обыкновенно строились качели и что он чрезвычайно любил смотреть из своих окон, как народ веселился; когда же предполагалось поставить балаганы на другом месте, то он огорчался и просил переменить распоряжение. Говорят, дом Нарышкина был у Исакия, где ныне дом Мятлева; ему же принадлежал другой дом на Мойке, против Новой Голландии, на месте нынешнего Демидовского дома для призрения трудящихся (см. одно из примечаний к оде На смерть Нарышкина, под 1799 г.).
  11. То тем, то сем повеселиться. — Так в изданиях 1798 и 1808 г. и в рукописях; почему мы и не решились поставить, по примеру других издателей: сим. Говорят же, хотя конечно неправильно: до сех пор.
  12. ... Столицы ты к себе вместил. — Сегюр (Mém., т. II, стр, 5) рассказывает: «С утра до вечера в доме Нарышкина слышались звуки веселья и пира, безумный хохот, музыка; весь день там ели, смеялись, пели, плясали; приходили туда без зова, уходили без поклонов; не было там никакого принуждения» и проч.
  13. Заходят в храмину твою. — Императрица часто посещала Нарышкина как в городском его доме, так и на даче (Об. Д.). Прекрасный загородный дом Нарышкина находился на 6-й версте петергофской дороги, на левой стороне, если ехать из Петербурга; против него, по правую сторону дороги, простирался до самого взморья большой, разведенный в английском вкусе сад, в который публика ежедневно не только была допускаема, но любезно приглашалась выставленною у входа надписью. Сад этот известен был под странным названием Га! Га! данным ему будто бы от восклицания, которое вырвалось у императрицы, когда она в первый раз увидела сад, устроенный необыкновенно скоро и с удивительным вкусом (сад обер-шенка А. А. Нарышкина на 4-й версте по той же дороге назывался Ба! Ба!). Самая дача Льва Александровича против его сада носила название Левенталь (по имени владельца Льва?). Перед домом у дороги поставлена была мраморная колонна в память посещения Екатерины II, для которой здесь в июне 1779 г. дан был великолепный праздник, описанный в № 55 С.-петербургских Ведомостей того же года (Георги-Безак, Описание Спб., ч. III, стр. 713, и Воспом. Булгарина, ч. I, стр. 220 и 330).
  14. К себе царицу заманил — т. е. в день ея рождения, 21 апреля. — В бумагах Державина найден нами следующий стихотворный отрывок, относящийся к этому же дню:

    Сей день на небесах денница
    Блеснула кротко средь планет;
    В сей день вдадеть, императрица,
    Ты нами родилася в свет.
    В сей день прошли зимы морозы,
    Дохнул зефир, и юны розы
    Облагоухали злачный луг.
    Улыбкою весна умильна,
    Дни лета предвестив обильна,
    Восхитила мой к пенью дух.
    О, коль позорище прекрасно
    Объемлет мой веселый взор!
    Вокруг златое небо ясно,
    Высоко слышен птичий хор:
    То в рощах раздаются свисты....

    Здесь место привести еще другой отрывок, в котором Екатерина названа Доброславою, откуда, может быть, после развилось имя Гремиславы:

    Послание мурзы Багрима к царевне Доброславе.

    Мурза, Багримов сын, царевне Доброславе
    Желает здравия, всех благ ея державе:
    Чтоб розами уста, в лилеях грудь цвела,
    Чтоб райскою росой кропил тебя Алла
    И, вознеся престол, как солнце, твой высоко,
    Хранил тебя на нем, яко зеницу ока.

    Вероятно, оба эти отрывка относятся к первым 90-м годам, когда Державин, по желанию государыни, старался писать по прежнему в похвалу ея, но не мог произвести ничего достойного своей славы; о чем сам он рассказывает (см. выше, стр. 496, примеч. 12 к оде На умеренность).

  15. Кто век провел столь славно, громко. — Этот стих, как, вскоре обнаружилось, заключал в себе предсказание: императрица прожила только несколько месяцев после того, как он был написан (Об. Д.).
  16. В цветах другой нет розы в мире — т. е. между государями нет блистательнее Екатерины. Выражение это основывается на том, что в Польше, по случаю последнего раздела ея, выбита была медаль с изображением на одной стороне портрета императрицы, а на другой — розы с иглами, вокруг которой была надпись: Благоухает и страшит (Об. Д.).