На посту (Комаров)

На посту
автор Федот Емельянович Комаров
Опубл.: 1929. Источник: az.lib.ru

ПАВЕЛ ЯРОВОЙ

править

НА ПОСТУ

править

Антология крестьянской литературы послеоктябрьской эпохи

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. МОСКВА 1931 ЛЕНИНГРАД

Николай Петров на посту. Глазами зорко окидывает склады.

Сделает шаг, два — остановится. Мысли, и тревожные и ласковые, бегут через бараки в степь.

Надвигаются сумерки. Серебром рассыпается Млечный Путь, а на севере — Медведица[1] широким ковшом черпает темную синеву, молча играя алмазами.

Знает Петров — если пойти к левому углу ковша Медведицы, то придешь в родную Ветлянку.

Жмутся друг к другу хаты с новой соломой на крыше. Летом они тонут в зное, зимой коченеют от мороза и вздрагивают от воющих метелей.

Сейчас на гумнах идет молотьба. Зерно переливается, Радует глаза мужицкие. Потом будут мужики ссыпать золото в широкие сусеки, глаза мужицкие зацветут радостью и захотят посмотреть дальше Ветлянской околицы, дальше своего загона.

Так-так-так, — мягко выбивает сапог. Летят мысли, перестукивает сердце. А этого могло не быть.

Совсем недавно, весной, враги подходили близко к Ветлянке, хотели истоптать зеленые золотеющие стебли, чтобы летом и осенью потухли мужицкие глаза, чтобы мужицкие сердца застучали от боли и страха. Замахнулся бы многоверстный топор голода над полями, над хатами, потушил бы солнце, звезды. И не стало бы радости на земле.

Этого не случилось, потому что подоспел отряд красноармейцев с пушками и пулеметами. Загрохотал жуткий земной гул.

Иного пути не было и нет сейчас.

Шаг-два-три.

Не было и нет сейчас, потому что много врагов у Советов рассеяно по заморским землям и много таится в городах и селах республики. И враг ветлянский был прогнан свинцом и сталью — тем, что стережет Петров.

Сыреет. Гуще тени. Белей, ниже Млечный Путь; ярче огоньки, непонятной радостью подмигивают. На них смотрит Петров, на минуту забывая Ветлянку с мужицкими вопросительными глазами.

— Устережешь ли?

Сжимает винтовку и зорко смотрит в четыре стороны, как богатырь на узле множества дорог.

— Куда итти? Без смерти бы, мирно, в братской любви… Итти бы к равенству народов… так говорит непонятный, но простой и зовущий Ленин.

— Неверно, неверно, — говорит Ленин, указывая на бараки и жуткие слитки чугуна. — Без этого нельзя…

И опять Ветлянка смотрит умоляющими глазами.

— Стереги. Раз-два-три…

Сначала дует ветерок. Потом слышит Петров, как начинает виться над ним девичий голос. Тянет он издалека, из Ветлянки. Вспыхнуло заревj молодости, запылало сердце, запело иную песню.

И чудится цветная поляна. Кудрями шелестят березы. Обнимает парня краснощекая Марька, целует смачно, голубит сильно. Марька теперь — жена, красноармейка.

Чудится другой голос. Он, как золотой луч, звенит невидимой струной. Голубоглазый мальчик на втором году жизни зовет Петрова из далекой Ветлянки.

— Тя-тя… тя-тя…

И смешно и сладко, и рука крепче сжимает винтовку. Смешно и сладко, — больно было вскидывать Петра Николаича над головой и обещать защиту…

И еще — лица, голоса, а среди них — дед Ефим, единственный на всю волость, не ослепший от революции, а прозревший.

— Чудак старый…

Когда прогнали врагов из Ветлянки, дед Ефим выехал на освобожденную землю и припал к ней… Заплакал от радости… Немножко грустно Петрову.

Шаг-два-три.

Не отходит дед, тенью встает у бараков, И повторяет давно сказанное:

— Жалко мне тебя, Николя… Губится твоя молодость, но, верно, так надо… Смотри на нас с Петькою… Беззащитные мы…

И шепчет Петров:

— Да — беззащитные…

Сыну шлет мысленный приказ — расти! Но какое слово придумать для деда Ефима? «Милый дедушка». Нет. Дедке Ефиму от внука Николая Ивановича Петрова «Красную Звезду» за терпенье. Гуще тишина, а за спиной холодок. Скоро рассвет и смена.

Вдруг мысли разрываются, меркнет серебряный ковш, и в бездну катится Ветлянка, степь с травами и лесами. Не может быть, чтобы солнце поспешило раньше времени выкрасить землю, бараки, забор и тени товарищей. Сердце в набат ударило, тело рванулось… Свистки, крики. И жуткая мысль:

— Пожар…

И вторая, подсказанная мгновеньем…

— Враг подкрался…

Необходимо вызвать помощь. Петров вскидывает винтовку и стреляет.

Раз… Два… Три…

Должен же кто-нибудь притти.

Петров останавливается и ждет.

Дрогнула, разорвалась тишина на клочья, желтый день повис над бараками.

Горело далеко, взять бы огромную пилу и разрезать площадь надвое. Комки чугуна и стали[2] были бы вне опасности.

Мечется Петров один, в безумных поисках огромной пилы… Товарищей нет…

Отчаянно кричит Петров:

— Сюда-а-а-а!.. Сю-да-а-а-а!..

Желтые, красные, накаленные добела языки пламени дразнили небо. Жутко лизали дощатые стены и крыши. Черный окрашенный дым крутился винтом над пляшущим красным пламенем. Языки ползли все дальше и дальше, ближе к Петрову, к жутким слиткам чугуна и стали.

Страх орет сотней убегающих глоток.

— Спасай-ись… Спасайсь… Ггу-ур-ат-ат-ат…

Ббу… Ббу… Ббу-у-у…

Не понять страшной музыки, грянувшей в шипеньи пламени, отдавшейся в душе Петрова криком безумия.

Ветлянка… Марька — жена-красноармейка… Петька, выговаривающий четко: «тя-тя» — и… дед Ефим, прозревший в последние годы своей каторжной жизни…

Потеряв мысли, живя только ощущением ужаса, бегал Петров взад и вперед, взад и вперед.

Грохот… темно… вздрагивает земля, мечутся волны воздушного пространства. Убегают люди… Где-то далеко в моменты затишья пугающие голоса. А Петров, словно прикован неведомой силой, не может бежать, не Может покинуть поста. Снова стреляет он, ждет и слушает. Кто-то ползет, кто-то, сумасшедший, шепчет:

— Я председатель исполкома… Уходи, уходи немедленно… сейчас взорвется барак снарядов… Уходи же, товарищ!

В голове Петрова слабый проблеск от слова «товарищ», прозвучавшего ласково, мгновенно сорван был порывом безумия. И Петров больше не слышал шопота, Ринулся к опасному бараку.

Ббу-у-у-у…

Земля в смятеньи бросила Петрова вверх и ударила о что-то острое.

Отброшенный, распростерся он у забора, с раздробленным черепом, с последней безумной мыслью о враге…

А враг, может быть, сидел в это время где-нибудь в степи на пригорке, смеялся. Восходящее солнце загорелось огромным всевидящим глазом. И этот глаз круглел, щурился, смеялся, посылал легких гонцов с золотыми факелами неугасимого света.



  1. Большая Медведица — созвездие.
  2. Говорится о снарядах.