Гл. 1. После сих, так называемых, евионеев, развращение которых видели мы в подробности, обещав при помощи Божией силы показать образы других, за ними следующих, зверей, у которых — яды пресмыкающихся, и угрызения и отравы смертельные, как сие можно видеть в их учениях, и которые порождены огнедышащею бездною или страшным пресмыкающимся и василиском, перехожу к ереси валентиниан, придавших себе и наименование гностиков, которых считается десять разных толков, своеобразно, но равносильно пораженных одним ударом — грезами о четах, об осмерицах и об эонах мужеского и женского пола. Готовлю же обличение валентинианам, не по преемству времени ставя ереси в порядок, но постепенно переходя от одной к другой. Ибо гностики все в одно время возникли, как грибы из земли, и как вредные и зловонные побеги тернистых трав и растений, и подобно норе со многими скорпиона и с одного времени все появились на свет, как грибы, по сказанному выше, показавшись в одной безобразной куче, что еще прежде о них было говорено святейшим Иринеем. Ибо все они были современники; но каждый, заимствуя повод к худому у другого, и друг перед другом желая еще больше иметь случаев действовать на показ, отпечатлевал на себе отличие худого изобретения,— и все они именовали себя гностиками, разумею Валентина и гностиков прежде него бывших, а также Василида, и Саторнила, и Колорваса, Птолемея и Секунда, Карпократа и многих других. Но поименовав здесь их всех вместе по стечению в одно время всех их появления и возникновения, отдельно изложим, что зломысленного вышло от каждого семени. Теперь же приступим к указанному ересеначальнику и виновнику плачевных событий, разумею Валентина, и его учение, которое, называясь гностическим, много обещает, но, по предосудительному буесловию, достойно осуждения и смеха, каким и признается по мнению разумных.
Гл. 2. Итак Валентин этот по времени служит преемником поставленных выше его Василида, Саторнила, Евиона, Керинфа, Меринфа и окружавших их. Ибо все они к несчастью появились на свет в одно время; немногим же предупредили Керинф, Меринф и Евион, ибо они родились в одно время с теми, о которых говорили мы прежде них. Отечества Валентина, или откуда он произошел, многие не знали; ибо ни один писатель не позаботился указать место сие. До нас же по слуху как-то дошла некая молва, почему не минуем указать и место его рождения; хотя это и под сомнением, если должно говорить правду, однако ж не умолчим о дошедшем до нас слухе. Говорили иные, что он родился в приморской стране Египта, Фревоните, а в Александрии получил ученое эллинское образование. Отсюда, в подражание Гезиодовой феогонии и тридцати богов, именуемых самим Гезиодом, и он, переняв своим умом языческое баснотворство, и заняв образ мыслей у тех, которые вместе с ним и прежде него отпали от истины, — и сам наравне с Гезиодом, одни имена переделав в другие, пожелал измыслить свой мир. Ибо и ему угодно ввести тридцать богов и эонов и небес, из которых первым, как помешавшись в уме говорил Валентин, есть Глубина (βυϑὸς), как, то есть, и предначертатель его образа мыслей Гезиод первым из богов называл Хаос. А Хаос и Глубина (кому это не ясно?) имена подобозначащие. Рассмотри же плача достойное баснословие и негодное учение обманщика. Ему угодно, как сказал я, ввести тридцать эонов, которых именует и богами, утверждая, что пятнадцать из них мужеского, и столько же женского пола. Каждого же эона в соединении мужеского и женского пола и сам Валентин и последователи его называют и парою. И говорят, что их пятнадцать двоиц, которые называют четами, а всех эонов тридцать, и каждый женского пола эон от эона мужеского пола рождает следующих эонов; порядок же их, при противоположении каждому имени эона мужеского пола сопоставленного ему имени женского, таков, как ниже показано, а именно следующий: Ампсиу, Авраан; Вукуа, Фардуу; Увукуа, Фардеадии, Мерекса, Атарварва; Удуа, Косетин; Удуак, Еслин; Амфен,Ессумен; Уананин, Ламертаде; Афамес, Сумин; Аллора, Кувиафа; Данаддариа, Дамо; Орин, Ланаефех; Удамфех, Емфивохе; Вара, Ассиу, Ахе, Велим; Дексарихе, Масен. Так следуют они при соединении по четам мужеского пола эонов с женскими, а в порядке преемства, так: Ампсиу, Авраан, Вукуа, Фардуу, Увукуа, Фардеадии, Мерекса, Атарварва, Удуа, Кестин, Удуак, Еслин, Амфен,Ессумен, Уананин, Ламертаде, Афамес, Сумин, Аллора, Кувиафа, Дамо, Данаддария, Орин, Ланафех, Удамфех, Емфивохе, Вара, Ассиу, Ахе, Велим, Дексарихе, Масен. Толкования же сих наименований таковы: Глубина и Молчание, Ум и Истина, Слово и Жизнь, Человек и Церковь, Утешитель и Вера, Отчий и Надежда, Матерний и Любовь, Вечный Ум и Разумение, Желанный, он же и Свет, и Блаженство, Церковный и Премудрость, Глубинный и Смешение, Нестареющийся и Единение, Самородный и Срастворение, Единородный и Единство, Неподвижный и Удовольствие. Если же считать по преемству и порядку от провисшего и неименуемого Отца, у них называемого Глубиною, до сего нашего неба число тридцати будет таково: Глубина, Молчание, Ум, Истина, Слово, Жизнь, Человек, Церковь, Утешитель, Вера, Отчий, Надежда, Матерний, Любовь, Вечный Ум, Разумение, Желанный, он же и Свет, Блаженство, Церковный, Премудрость, Глубинный, Смешение, Нестареющийся, Единение, Самородный, Срастворение, Единородный, Единство, Неподвижный, Удовольствие.
Гл. 3. Вот их баснословное сказание о тридцати эонах, и пустословие о четах в духовной будто бы Плироме (полноте). Если кто сравнительно сличит оное с баснословием Гезиода, Стисихора и других эллинских стихотворцев, найдет, что то и другое тожественны, и не различны между собою, и из сего узнает, что не иное что удивительное обещаются под видом тайны возвестить дивные ересеначальники. Ибо не другое что сделали, как переняли у эллинов имевшиеся у них поэтические вымыслы ложного языческого баснословия и учения, ничего не переиначив, кроме имен, переделанных ими на варварские. Так Гезиод говорит: прежде всего происходит Хаос, что валентиниане называют Глубиною, потом Ночь; Мрак, Земля; Эфир, День; Любовь (ἔρως), Дума; Рок, Беда; Жребий, Кара (νέμεσις); Смех (μῶμος), Дружба; Смерть, Безуправность; Старость, Злая Судьба; Влечение, Забвение; Сон, Битва; Дающий ослабу членам, Наглость; Радостный, Блистательность; Прекращающий заботы, Обольщение; Сладкопевец, Ссора. Таким образом в порядке счисление сие богов мужского пола и женского составляет тридцать. Но если кто пожелает знать, как сочинители сии приводят их одного с другим в сочетание, то найдет, что сочетаются и сопрягаются между собою, как угодно бывает поэтам; так одни, сочетав Глубину с Ночью и Молчанием, производили от сего рождение Земли, а другие—рождение Неба, которое называли еще Иперионом. Небо же, говорят, сочетавшись с Землею, породило мужской и женский пол; подобно сему — и все последующие до конца всего их вымысла, как содержит бесконечное их вздорное баснословие. Можно также найти, что сочетаются и сопрягаются, и могут быть соединены между собою таким образом: Хаос, Ночь; Мрак, Земля; Эфир, День; Любовь, Дуема: Рок, Беда; Жребий, Кара; Смех, Дружба; Смерть, Безуправность; Старость, Злая Судьба; Влечение, Забвение: Сон, Битва; Дающий ослабу членам, Наглость; Радостный, Блистательность; Прекращающий заботы, Обольщение; Сладкопевец, Ссора. Если же кто будет внимателен к вымыслу еретиков, и пожелает узнать, как они, напрасно воодушевляясь к тому, что не должно, мирскими и эллинскими стихотворцами, которыми оглушены, вдаются в суетный труд и бесполезную трату сил; то найдет, что еретики еще более заблуждаются.
Гл. 4. Отсюда поднимаясь и еще выше, как думали, в своих исследованиях, собственным своим беснующимся разумом они изобрели Недостаток (ὑϛέρημα), который называют и Недостатком, и Вседержителем, и Зиждителем, и Творцом сущностей. Им, говорят, после семи небес сотворена низшая осмерица, уподобленная первой осмерице; потому что сам он в осмерице, и создал после себя еще семь небес. С этим Недостатком хотят сочетать какой-то эон, не знавший смешения и безженный, от Плиромы пришедший сюда по исканию, исшедшей свыше от Матерней Премудрости, души, для которой хотят образовать и измыслить имя: Ахамоф; эон же сей называют и Спасителем, и Пределом, и Крестом, и Пределоположником, и Преводителем (Μεταγωγέυς), и Иисусом, прошедшим чрез Марию, как чрез трубу. Он же есть свет от вышнего Христа, и по сему от имени отца называется Светом по вышнему Свету, и Христом по вышнему Христу, и Словом по вышнему Слову; называется также Спаситель и Умом; он всегда восходит выше отца своего — Димиурга, и вместе с собою возносит вверяющихся ему к горним четам Плиромы. И вот каково их пустословие, и сколь велико суесловие! Но изложу, по сказанному прежде, и то, как они свое пустословие сочетали с вымыслами поэзии и языческих басней. В след за тридцатью измыслили еще одно имя — среднее, безженное, а после него еще осмерицу изобретенную Димиургом, которая также может быть расположена по четам, имена же ее вот какие: Екзепаф, Порфирион, Пряха[1], Риак, Участь, Епифаон, Непреклонная, Иперион, Астеропа. Таково-то зрелищное представление этих поэтов, содержащее в себе много и других наименований для именуемых ими богов мужеского и женского пола, которые, будучи называемы иными различно, могут составить число трехсот шестидесяти пяти, потому что поэты и еще грезят, давая тем предлог другим ересям снова повторять тоже самое плачевное замятие. Ибо, по словам Гезиода, Орфея и Стисихора, после выше приведенных имен родились Уран и Тартар, Крон и Рея, Зевс и Гера, Аполлон, Посидон, Плутон и множество еще именуемых у них богами: потому что многообразно это их заблуждение, обольстительное по вымыслу, которое, измышляя и изобретая пустые слова, произвело много басней. И оно-то, по-видимому, вводит в обман разумы сих обольщенных. Все же имеющие ум, просвещенный от Бога, находят это прямо смешным. Но, оставив это, теперь предложу здесь извлечение из чтений валентиниан, то есть из их книги, слово в слово и буквально сходно с содержащимся в их книгах; вот сие извлечение:
Гл. 5. Пред мудрыми. Пред душевными. Пред плотскими. Пред мирскими. Пред Величеством. Ум неупразднимый неупразднимым желает радоваться. Я делаю вам напоминание о не именуемых, неизреченных и пренебесных тайнах, недомыслимых ни началам, ни властям, ни подначальным членам, ни всему смешению, а открытых одной только Мысли Неизменяемого. Ибо в начале, когда все, само в себе бывшее неизвестным, заключал в себе самом Самоотец, которого иные называют эоном нестареющимся, вечно юнеющим, двуполым, и который всюду все объемлет и ничем не объемлется; тогда Мысль (ἔννοια), которая в нем, и которую иные называют Мыслью, а другие Благодатью собственно потому, что она преподает сокровища Величества тем, которые от Величества, более же близкие к истине наименовали Молчанием, потому что Величество все совершило помышлением, без слова, — сия-то самая, как сказал я прежде, Мысль, не растленная, сама пожелала расторгнуть узы, и разнежила Величество до возбуждения в нем желания опочить. И она-то от смешения с ним произвела на свет Отца истины; которого совершенные именуют собственно Человеком, потому что он был подобообразен прежде его бывшему Нерожденному. После сего Молчание, выведши наружу естественное единство с Человеком по свету (а сошлись они между собою хотением), произвело Истину. Истина же именуется так у совершенных собственно потому, что была истинно подобна своей матери — Молчанию; так как Молчание захотело этого — равного раздела светов, как мужеского, так и женского, — для того, чтобы из чих самих ясно было, что это оно разделилось на чувственные светы в том, что произошло от этого раздела и в нем. После сего Истина, обнаруживши материнское сладострастие (προυνικίαν), склонила на нежность к себе своего отца, и они соединились взаимно смешением чуждым растления, и непричастною старости связью, и произвели на свет духовную четверицу — мужского и женского пола, подобообразную прежде бывшей четверице, которую составляли: Глубина, Молчание, Отец, Истина. Происшедшая же от Отца и Молчания четверица: Человек, Церковь, Слово, Жизнь. Тогда, по желанию всеобъемлющей Глубины, Человек и Церковь, вспомнив отеческие слова, соединились между собою и произвели на свет двенадцать Пруников того и другого пола. Мужеского пола Пруники суть: Утешитель, Отчий, Матерний, Вечный Ум, Желанный, он же и Свет, Церковный. А женского пола: Вера, Надежда, Любовь, Разумение, Блаженство, Премудрость. Потом же и Слово и Жизнь, под видом дара хваления, вошли в общение между собою (общением же им служило хотение), и соединившись произвели на свет десятерицу Пруников, также обоего пола. Из них мужеского пола Пруники: Глубинный, Нестареющийся, Самородный, Единородный, Неподвижный. Они взяли себе прозвание в славу Всеобъемлющего. А Пруники женского пола: Смешение, Единение, Срастворение, Единство, Удовольствие. И они усвоили себе прозвание во славу Молчания.
Гл. 6. Итак, когда от Отца Истины исполнилось число тридцати, до которого живущие на земле и не зная ведут счет, и когда дойдут до него, не находя более числа, снова повторяют тоже счисление (эти же тридцать суть: Глубина, Молчание, Отец, Истина, Человек, Церковь, Слово, Жизнь, Отчий, Матерний, Утешитель, Вечный Ум, Желанный, Церковный, Вера, Надежда, Любовь, Разумение, Блаженство, Премудрость, Глубинный, Нестареющийся, Самородный, Единородный, Неподвижный, Смешение, Ведение, Срастворение, Единство, Удовольствие); тогда Всеобъемлющий все превосходящим разумением постановил, чтобы вместо первобытной подлинной осмерицы, которая пребывает в числе тридцати (ибо невозможно мыслям Величества подпадать счислению), прозвана была другая осмерица, и заменил эонов мужеского пола — того же пола Одним, Третьим, Пятым, Седьмым, а также ввел и женские названия: Двоицу, Четверицу, Шестерицу, Осмерицу. Итак вот осмерица, получившая названия вместо первобытной осмерицы: Глубины, Отца, Человека, Слова, и Молчания, Истины, Церкви, Жизни. Сия осмерица соединилась со светами, и сделалось число тридцать полным, а первобытная осмерица упокоилась, когда Глубина, опираясь на Величество, изшла соединиться с этим самым числом тридцати. Ибо действительно Отец Истины вошел в союз с Церковию, и Матерний взял за себя Жизнь, и Утешитель Единицу, и Единица соединилась с Отцом Истины, и Отец Истины был с Молчанием, а Слово духовное сообщилось с Духом, и в сем смешении и чуждом растления срастворении совершило таинство Самоматери, то есть, неразделенное между двоими упокоение с самим собою. Итак число тридцать, исполнив таинства Глубины, совершив брак между нерастленными, произвело нетленные светы, получившие наименование чад Единства, и безо́бразные. Посему они покоились едва не вне разумности без мысли: ибо над чем бы кто ни действовал, если не разумеет сего всецело, не действует. Тогда-то, по происхождении светов, которых великое множество нет необходимости выражать числом, а довольно иметь в мысли (ибо каждый из светов получил в удел свое особое наименование за познание неизреченных тайн), Молчание, желая всех возбудить к собиранию ведения, сблизилось со второю подставною осмерицею не в причастном растлению смешении, но мысленным изволением. Сие же мысленное ее изволение был Дух Святой, Который посреди святых церквей. Посему, послав его во вторую осмерицу, увлекло и ее к соединению с собою. Итак совершился брак между членами осмерицы: Святой Дух соединился с Единым, Двоица с Третьим, Третий с Шестерицею, Осмерица с Седьмым, Седьмый с Двоицею, и Шестерица с Пятым; и вся осмерица соединилась в неистощимом удовольствии и чуждом растления смешении (ибо между ними не было взаимного разлучения, а было срастворение, соединенное с чистым удовольствием), и произвела пятерицу безженных Пруников, имена которых таковы: Посредник (Καρπιϛής), Пределоположник, Харистирий, Аффт,Преводитель. Они именуются сынами средины. А я желаю, чтобы вы знали Ампсиу, Авраан, Вукуа, Фардуу, Увукуа, Фардеадии, Мерекса, Атарварва, Удуа, Кестин, Удуак, Еслин, Амфен,Ессумен, Уананин, Ламертаде, Афамес, Сумин, Аллора, Кувиафа, Данаддариа, Дамо, Орин, Ланафек, Удамефех,Емфивохе, Вара, Ассиу, Ахе, Велимь, Дексарихе, Масен.
Конец извлечению у валентиниан.
Гл. 7. Это предложено мною из их книг, и сего пусть будет довольно. Валентин проповедовал и в Египте, от чего и теперь еще, подобно останкам ехидниных костей, в Египте остаются его семена, именно же в Афривите, Просопите, Арсиноите, Фиваиде, в нижних частях приморской страны, и в округе Александрийском. А также приходил и в Рим, и там проповедовал. Пришедши же в Кипр, как бы потерпев свойственное телам крушение, отступил от веры и извратился умом. Ибо до сего в вышеназванных местах почитаем был отчасти имеющим благочестие и правую веру; а потом в Кипре дошел до крайней степени нечестия и погряз во глубине этого своего негодного учения.
И сам он и его последователи, как я сказал, называют Господа нашего Иисуса Христа и Спасителем, и Христом, и Словом и Крестом, и Преводителя, и Пределоположником, и Пределом. Утверждают, что Он принес тело свыше, и, как вода чрез трубу, прошел чрез Марию деву, ничего не воспринял от девических ложесн, а имеет тело свыше, как я прежде сказал, и Он не есть первое Слово, ни следующий за Словом Христос, горе́ сущий между горними эонами. А введен Он в жизнь, говорят, не для чего иного, как только для того, чтобы прийти и спасти духовный род, ведущий начало свыше. Отрицают воскресение мертвых, утверждая нечто подобное басне и пустое, будто восстанет не это тело, но из него же иное, называемое у них духовным, и только тело тех, которые называются у них духовными, и кроме того — душевных, именно, если душевные праведно поступали, а называемые у них вещественными, плотскими и земными, совсем погибнут и никак не спасутся; и еще будто каждая сущность поступит в то, чем она произведена, — вещественное отдастся веществу, плотское и земное земле. Ибо, по их мнению, людей три чина: духовные, душевные, плотские. Чином духовным называют самих себя, а также называют себя ведцами (γνωστικοι), и утверждают, что не нуждаются в усильном труде, а только в ведении и в том, что называют они своими таинствами, и будто каждый из них безбоязненно может делать все, чтобы то ни было, и ни о чем не заботиться. Ибо, как утверждают, их чин во всяком случае спасется, как духовный. А о другом чине людей мирских, который называют душевным, утверждают, что сам собою не может он спастись, разве усвоит себе спасение усильным трудом и праведными делами. Вещественный же чин людей мирских, как утверждают, не может ни вместить ведения, ни принять оное, хотя бы исходящий из сего чина и желал того, но погибнет и душою и телом вместе. А их чин, как духовный, спасется с иным каким-то внутренним телом, которое они мечтательно называют телом духовным. Душевные же, много потрудившись и взойдя превыше Димиурга, горе́ отданы будут Ангелам, сущим со Христом, и ничего не сохранят из тел, а напротив того только души, обретшиеся в полноте признаваемого еретиками ведения и вошедшие превыше Димиурга, отданы будут в невесты Ангелам, которые со Христом.
Гл. 8. Таковы жалкие вымыслы валентиниан; сих вымыслов есть у них и более; но я, что только, как думал, по свойству своему необходимо привести в известность, то и пересказал, как дошли до нас сведения о том, откуда произошел Валентин, в какие времена жил, от кого получил поводы к своему учению; и какое оно было, а также чем произрастило зло миру; и, как сказал, отчасти я упомянул об учении ero, а остальных подробностей о нем не захотел излагать от себя, найдя у древнего святейшего Иринея составленное против Валентина сочинение. Доселе изложив сие немногое, затем сделаю выписку целиком из книг вышесказанного мужа, раба Божия, — разумею Иринея. Читается же у него так.
Гл. 9. Поелику некоторые, оставив истину, вводят лживые слова и родословия бесконечныя, яже, как говорит апостол, стязания творят паче, нежели Божие строение, еже в вере (1 Тим. 1, 4.), и хитро подготовленною убедительностью увлекают ум не искуснейших, и пленяют их, подделывая слова Господни, делаясь худыми толкователями прекрасно сказанного, — и многих совращают, под предлогом ведения отвлекая их от Создателя и Устроителя этой вселенной, как будто имея показать что-то высшее и величайшее Бога, сотворшаго небо и землю, и вся яже в них (Псал. 145, 6.), и как убедительно искусственностью слов привлекают к себе неискусных в способе изыскания, так непреклонно губят их, настраивая их к хульному и нечестивому образу мыслей о Зиждителе, между тем как те не могут различать ложь от того, что истинно (ибо заблуждение не выказывается само по себе, чтобы в обнаженном виде не сделаться удобоизобличимым, но хитро прикрашенное покровом правдоподобия, внешнею видимостью производит то, что неискусным кажется, будто оно истиннее самой истины, как о подобном сему сказано у лучшего нас, а именно: у изумруда, камня ценного, а для иных и многоценного, отнимает честь стекло, искусством ему уподобленное, только когда нет могущего изведать и изобличить хитрость искусственной его обделки. И когда медь примешана к серебру, кто неопытный легко может распознать ее?): посему, чтобы иные не были по нашей вине похищены, как овцы волками, под наружным прикрытием их овечьею кожею, не узнавая в них тех, которых Господь заповедал нам беречься (Мф. 7, 15.), как говорящих хотя и сходно, но мудрствующих несходно; после того, как прочитал я памятные записки учеников Валентиновых, как сами себя называют, а с некоторыми из них и встречи имел, и получил понятие об их образе мыслей, признал я необходимым эти чудовищные и глубокие тайны, для которых не у всех в голове есть праздное место, потому что занято мозгом, объявить тебе, возлюбленный, чтобы и ты, узнав эти тайны, объявил оные всем, которые с тобою, и увещевал их беречься бездны неразумия и хулы на Христа. И, сколько можем, предложим краткое и ясное известие о мнениях самих нынешних лжеучителей, — этом отпрыске школы Валентиновой, разумею последователей Птолемея, и, по мере нашей скудости, изложим основания для опровержения сих мнений, показывая, что утверждаемое еретиками не может устоять перед истиною и не согласно с нею. Хотя навыка к письменным сочинениям мы не имеем и в словесном искусстве не упражнялись; но любовь побуждает нас объявить тебе и всем, кто с тобою, даже до ныне скрывавшиеся, а теперь по милости Божией обнаружившиеся учения; ничто же бо есть покровено, еже не открыется, и тайно, еже не уведено будет (Мф. 10, 26.).
Гл. 10. От нас, проживающих между Кельтами и имеющих дело по большей части с варварским наречием, ты не потребуешь ни словесного искусства, которому мы не учились, ни способностей писателя, которых мы в себе не образовали, ни украшенности слововыражения, ни убедительности, которой не знаем. Напротив того с любовью примешь, с любовью к тебе написанное просто, истинно и неискусно; и приняв от нас как бы семена и начатки, как более нас способный, сам собою приумножишь оные, и сказанное нами в немногих словах обильно оплодотворишь на широте ума твоего, и с силою предложишь своим то, что нами высказано слабо. И как мы, по давнему твоему исканию осведомления о мнениях еретиков, приложили тщание не только сделать оные для тебя известными, но и дать напутствие к показанию лживости оных; так и ты, по данной тебе от Господа благодати, со тщанием послужишь прочим, чтобы люди более не увлекались убедительными словами еретиков, которые подобны следующим.
Гл. 11. Говорят, что в невидимых и не именуемых высотах есть некий прежде всего сущий, совершенный эон (ого называют Первоначалом, Первоотцом и Глубиною), и что он, будучи не вместим и невидим, присносущ и не рожден, беспредельные веки был в покое и великом безмолвии. С ним сосуществовала еще Мысль, та, которую именуют также Благодатью и Молчанием. Некогда сия Глубина помыслила произвести от себя начало всего, и это произведение, которое замыслила произвести, вложила даже, как семя, в сосуществующее с нею Молчание, как бы в ложесна. Молчание, приняв сие семя и сделавшись чреватым, породило Ум подобный и равный произведшему его, и один только вмещающий величие Отца. Этот ум называют и Единородным, и Отцом, и Началом всего. Вместе с ним произведена Истина. И это есть первая и родоначальная пифагорейская четверица, которую также называют корнем всего: именно: Глубина и Молчание, а потом Ум и Истина. Единородный, почувствовав, для чего произведен, и сам произвел Слово и Жизнь, отца всему имеющему быть после него, начало и образ всей Плиромы. Словом и Жизнью произведена еще чета: Человек и Церковь. И это — родоначальная осмерица, корень и основание всего; она называется у них четырьмя именами: Глубина, Ум, Слово и Человек. Ибо каждый из них есть чета мужеского и женского пола в таком порядке: во-первых Первоотец составляет одну чету с своею Мыслью, Единородный, то есть Ум с Истиною, Слово с Жизнью, и Человек с Церковью. Сии же эоны, произведенные во славу Отца, возжелав и сами от себя прославить Отца, производят новые произведения своими четами: во-первых Слово и Жизнь, по произведении Человека и Церкви, производят десять иных эонов, которых имена, по словам валентиниан, таковы: Глубинный и Смешение, Нестареющийся и Единение, Самородный и Удовольствие, Неподвижный и Срастворение, Единородный и Блаженная, — это — десять эонов, о которых утверждают, что произведены Словом и Жизнью; во вторых Человек и сам совокупно с Церковью производит двенадцать эонов, которых еретики жалуют такими именами: Утешитель и Вера, Отчий и Надежда, Матерний и Любовь, Вечный Ум и Разумение, Церковный и Блаженство, Желанный и Премудрость. Вот тридцать эонов, по их заблуждению, скрывавшихся в безмолвии и незнаемых, вот невидимая и духовная их Плирома, троечастно разделенная: на осмерицу, десятицу и дванадесятицу. Посему-то, говорят, и Спаситель (ибо не хотят именовать Его Господом) до тридцати лет ничего не сделал въявь, чтоб указать на таинство сих эонов. А также утверждают, что и в притче о посылаемых в виноград делателях весьма явно указано на сии тридцать эонов: ибо одни из делателей посылаются в первый час, другие в третий, иные в шестый, другие в девятый, а иные в единыйнадесять (Матф. 20, 1—6.); в сложности вышесказанные часы составляют собою число тридцать; ибо один, три, шесть, девять и одиннадцать — составляют тридцать; часами же, по мнению валентиниан, означаются эоны. И вот какие великие, удивительные и неизреченные тайны плодоносят они, применяя и приспособляя к своему вымыслу и еще, что можно, из сказанного в писаниях во множественном числе.
Гл. 12. О признаваемом ими Первоотце говорят, что знаем он одному рожденному от него Единородному, т. е. Уму, а для всех прочих невидим и непостижим. И один Ум, по их словам, услаждался созерцанием Отца, и радовался, помышляя о безмерном Его величии, потом замыслил сообщить и прочим эонам о величии Отца, каков он, и как велик, как безначален и не вместим и недоступен видению. Но Молчание по желанию Отца сдержало Ум, потому что он хотел все эоны привести к мысли и желанию исследовать вышеназванного Первоотца. Подобным образом и прочие эоны, но как-то спокойно, желали увидеть того, от кого произошло их семя, и уведать безначальный корень. Но между ними много выдался вперед один эон, последний и младший из числа дванадесятицы, произошедшей от Человека и Церкви, т. е. Премудрость. Она почувствовала страсть, не испытав объятия супругом Желанным. Страсть эта получила начало в Уме и Истине и перешла к этому эону, совращенному с правильного пути, по-видимому, любовью, а в самом деле дерзостью, потому что он не имел, какое имеет Ум, общения с совершенным Отцом. Страсть же состояла в искании Отца; ибо Премудрость, как говорят, пожелала постигнуть его величие. Но потом не смогла этого, потому что взялась за дело не по силам. И быв в весьма великом борении, и по причине величия Глубины, и неисследимости Отца, и по нежной любви к нему, постоянно простираясь вперед, эон сей в конец мог бы быть поглощен сладостью Отца и разрешиться во всеобщую сущность, если бы не встретился с силою укрепляющею и стерегущей все вне неизреченного величия (сию же силу называют и Пределом). Сею силою был он удержан и утвержден, и с трудом возвратившись в себя самого, и убедившись, что Отец непостижим, отложил прежнее помышление вместе со страстью, превзошедшею в следствие поразительности оного чуда.
Гл. 13. Некоторые же из валентиниан как-то так баснословят о страстном увлечении Премудрости и ее обращении, что она, предпринявши дело не по силам и для ней необъятное, породила сущность безобразную, какую только и естественно было ей, как эону женскому, родить, и уразумевши это, сперва опечалилась несовершенством рождения, за тем убоялась того, чтобы и сие бытие не возымело конца; потом пришла в изумление и недоумение, отыскивая причину сему и способ, как бы скрыть происшедшее. В этих страстных состояниях предприняла она обращение и пыталась возвратиться к Отцу; некоторое время бывши дерзкою, ослабела и стала умолять Отца о прощении. С ней вместе просили и прочие эоны, а особенно Ум. Поэтому говорят, что сущность вещества получила первое начало от невежества, печали, страха и изумления. Отец же после сего производит чрез Единородного вышесказанный Предел, — эон, не имеющий четы и безженный по собственному образу Отца. Ибо Отца то сочетают с Молчанием, то думают поставить выше разности мужеского и женского пола. Предел же этот называют и Крестом, и Освободителем, и Посредником, и Пределоположником, и Преводителем. Сим Пределом, как утверждают, очищена и подкреплена Премудрость, и восстановлена в своей чете. Ибо, по отделении от нее Помышления вместе с превзошедшею страстью, сама она осталась внутри Плиромы; а ее Помышление вместе со страстью отделено и ограждено Пределом, и будучи вне Плиромы, хотя и составляет духовную сущность, как некое естественное стремление эона, но не имеет образа и вида, потому что ничего не достигло. Посему и называют его слабым и женственным плодом.
Гл. 14. По отделении же его от Плиромы эонов, и по восстановлении его Матери в ее собственном сочетании, Единородный, согласно предусмотрению Отца, чтобы какой-либо из эонов не пострадал подобно Премудрости, в оплот и укрепление Плиромы произвел еще другую чету: Христа и Духа Святого, которыми эоны приведены в порядок. Ибо Христос научил их быть довольными, познавая естество четы и понятие нерожденного, и возвестил между ними то познание об Отце, что он не вместим и непостижим, и его не иначе можно видеть, или слышать, как только чрез Единородного, и что причина вечного пребывания для прочих — непостижимое бытие Отца, а его собственному приведению в бытие и образованию причина в том, что есть постижимого в Отце, а это — Сын. Вот что сделал у эонов новоприведенный в бытие Христос. Единый же Дух Святой научил всех их, уравнявшись между собою, вознести благодарность, и привел к истинному покою. Так, говорят, установилось равенство между эонами по образу и по настроению: все сделались Умами, все Словами, все Человеками, и все Христами: а подобно сему и женские эоны все сделались Истинами, все Жизнями, Духами и Церквами. Когда при этом все установились твердо и окончательно успокоились, то, как утверждают еретики, с великою радостью воспели Первоотца, при участии и его во множестве веселия. И за сие благодеяние эоны всею Плиромою, по единодушному желанию и решению, с соизволения Христа и Духа и с утверждения Отца, принесли и собрали вместе, что каждый из эонов имел в себе лучшего и наиболее цветущего, и все это стройно связав и соразмерно соединив, произвели некое произведение в честь и славу Глубины, именно же совершеннейшую красоту и звезду Плиромы, совершенный плод — Иисуса, который назван и Спасителем, и Христом, и Словом по имени Отца, и потом еще Всяческая, потому что он — от всех. Вместе с ним произведены в честь самих эонов почетные ему спутники — сродные ангелы.
Гл. 15. Итак вот какой, по словам валентиниан, ход дел внутри Плиромы: беда, постигшая увлекшийся страстью эон, который едва не погиб от исследования Отца, по причине его необъятности; шестиугольный оплот из Предела, Креста, Освободителя, Посредника, Пределоположника и Преводителя; приведение Отцом в бытие первообразного Христа и Духа Святого после эонов в следствие раскаяния; сложное и сборное устроение второго Христа, которого еретики называют и Спасителем. Но этого, говорят, не сказано ясно, потому что не все вмещают так называемое еретиками ведение, но таинственно объявлено от Спасителя могущим разуметь в притчах, а именно так: тридцать эонов, по сказанному нами прежде, указаны тридцатью годами, в которые, как утверждают еретики, Спаситель ничего не сделал явно, и притчею о делателях в винограднике. И Павел, говорят, многократно весьма ясно именует сих самых эонов, и даже соблюл и порядок их, сказав так: во вся роды века веков (τоῦ ἀιῶνος τῶν ἀιώνων, Ефес. 3, 21.). Да и мы, когда, при евхаристии говорим: во веки веков, то означаем этих же эонов. И где только именуются: век или века, все те места, по мнению еретиков, относятся к эонам. А о дванадесятице эонов думают, что на приведение их в бытие указано собеседованием двенадцатилетнего Господа с законоучителями, и избранием апостолов, ибо апостолов двенадцать. Остальные же восемнадцать эонов, как думают, открыты в том, что Господь, как говорят еретики, по воскресении из мертвых, пребывал с учениками восемнадцать месяцев. А также двумя начальными буквами Его имени, т. е. йотою (ι) и итою (η), знаменательно, говорят, указаны осмнадцать эонов. Точно также, говорят, первая в имени Господа буква: йота означает десять эонов; и потому Спаситель сказал: иота едина или едина черта не прейдет, дондеже вся будут (Матф. 5, 18.). Родившаяся же у двенадцатого эона страсть, говорят, означается отступничеством Иуды, который был двенадцатым в числе апостолов, и еще тем, что Господь пострадал в двенадцатый месяц; ибо, по мнению еретиков, Он по крещении Своем проповедовал один год. Еще же, говорят, весьма ясным указанием на тоже служит кровоточивая. Ибо дванадесяте лет страдавши, уврачевана пришествием Спасителя через прикосновение воскрилию его (Матф. 9, 20.), и посему-то Спаситель сказал: кто прикоснуся мне? (Марк. 5, 31.), научая учеников о совершившемся у эонов таинстве и об исцелении пострадавшего эона. Ибо страдавшая дванадесяте лет есть оная сила; ее сущность распростиралась и растекалась без конца, и если бы не прикоснулась она его одеянию, то есть Истине первой четверицы, на которую указует воскрилие, то разрешилась бы в свою сущность. Однако же ста (Лук. 8, 44.), и страдание ее прекратилось; потому что сила, исшедшая (Лук. 8, 46.) из Него (а эта сила, по мнению еретиков, — Предел), уврачевала ее, и страдание отступило от нее. А что Спаситель, состоящий из всех, есть Всяческая (τὸ Πᾶν), это, говорят, показывают словами: всяк (πάν) младенец мужеска пола разверзая ложесна (Лук. 2, 23.); Он, будучи всяческая, разверз ложесна, изгнанному вне Плиромы, Помышлению страдавшего эона, которое называют и второю осмерицей; о ней скажем не много после. Посему и Павлом, говорят, ясно сказано: и Той есть всяческая (Кол. 1, 17.) и еще: в Нем всяческая, и из Того всяческая (Римл. 11, 36.) и опять: в Том живет всяко исполнение Божества (Колос. 2, 9.); и также объясняют слова: возглавити всяческая о Христе Богом (Ефес. 1, 10.), и если еще что другое сказано сему подобное.
Гл. 16. Потом о признаваемом ими Пределе, который называют и еще многими именами, утверждают, что у него две деятельности: скрепляющая и разделительная, и поскольку он дает крепость и опору, он есть Крест[3], а поскольку разделяет и разграничивает, есть Предел. И Спаситель, говорят, так объявил о деятельностях Предела: и во-первых о скрепляющей сказал: иже не носит креста своего, и не последует Мне, учеником Моим не может сделаться (Лук. 14, 27.); и: взем крест, ходи в след Мене (Марк. 10, 21.), а о разделительной сказал: не приидохом воврещи мир, но мечь (Матф. 10, 34.). И Иоанн, говорят, объявил сие же самое, сказав: лопата в руку Его, и отребит гумно, и соберет пшеницу в житницу Свою: плевы же сожжет огнем негасающим (Лук. 3, 17.), и этим показал деятельность Предела, ибо оная лопата, по толкованию еретиков, есть Крест, который при том истребляет все вещественное, как огонь солому, а спасаемых очищает, как веяло пшеницу. Сей Крест приводит на память, говорят, и сам апостол Павел таким образом: слово бо крестное погибающим убо юродство есть, а спасаемым нам сила Божия (Кор. 1, 18.); и еще: мне же да не будет хвалитися ни о чем, токмо о кресте Иисуса: имже мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6, 14.). Сему-то подобное говорят валентиниане о признаваемой ими Плироме и об образовании всего, усиливаясь приспособить прекрасные изречения к худым своим выдумкам. И при помощи превратного истолкования и неблагонамеренного изъяснения пытаются составить в свою пользу доказательства не только из евангельских и апостольских изречений, но и из закона и пророков, так как в них изречено много притчей и иносказаний, а обоюдное изъяснением может быть относимо ко многому; с великим же насилием и коварно приспособляя сие к своему вымыслу, тем пленяют и отводят от истины не соблюдающих незыблемою веру во единого Бога Отца Вседержителя, и во единого Господа Иисуса Христа Сына Божия.
Гл. 17. А о том, что вне Плиромы, говорят они подобное следующему: Помышление горней Премудрости, которое называют так же Ахамоф, по отделении вместе со страстью от Плиромы, говорят, по необходимости было извергнуто в места теней и пустоты: ибо стало вне света и Плиромы, и, как выкидыш, не имело образа и вида, потому что ничего не достигло. Сжалился над ним горний Христос, и, простершись чрез Крест[4], собственною своею силою образовал образ только по сущности, но не по ведению, и сделав это, отступил назад, взяв с собою свою силу, и оставил Помышление, чтобы, почувствовав свое страдание по причине отчуждения от Плиромы, и имея в себе некую воню нетления, оставленную в нем Христом и Святым Духом, возжелало превосходнейшего. Почему и называется оно обоими именами: и Премудростью по имени Отца, ибо Отец его зовется Премудростью, — и Святым Духом по Духу Христову. Получив образ и способность разумения, но тотчас оставшись без соприсутствовавшего ему невидимо Слова, то есть Христа, оно устремилось на поиски оставившего его света, но не могло настигнуть его, потому что воспрепятствовал Предел. И при сем-то, как утверждают, Предел, возбраняя Помышлению стремиться вперед, изрек: Иао, от чего и произошло имя Иао. Не могши перейти за Предел по причине сплетения со страстью, и оставшись вне одно, Помышление подпало многочастной и многоразличной страсти во всех ее частях, и во-первых страдало печалью о том, что не настигло, а также страхом, чтобы не покинула его и жизнь, как покинул свет, при этом еще — недоумением, и все сие при отсутствии ведения; и у Помышления не сменялись только страсти одни другими, как у эона, бывшего его матерью, то есть у первоначальной Премудрости, но совмещались в противоположности. К нему превзошло еще другое расположение, а именно, расположение обратиться к оживотворителю. Таковы, говорят, были состав и сущность вещества, из которого составился этот мир: от обращения получила происхождение всякая душа как мира, так и Димиурга; от страха же и печали возымело начало остальное, а именно: от слез Помышления произошла всякая влажная сущность, от смеха — светящаяся; от печали и изумления — телесные стихии мира. Ибо, как говорят, оно то плакало и печалилось о том, что оставлено одно во тьме и пустоте, то увеселялось и смеялось, когда ему приходил на мысль оставивший Помышление свет, то опять впадало в страх, а иногда в недоумение и изумление.
Гл. 18. Что же далее? За сим далее сложено много плачевного, и каждый из еретиков, по своему представлению, всякий иначе, высокомерно повествует, от какой страсти, из какой стихии получила происхождение какая-либо сущность. И, как мне кажется, не без причины они не хотят учить этому всех въявь, но учат только тех одних, которые могут за такие таинства вознаграждать великою платою; ибо чему они учат, уже не сходно с тем, о чем Господь наш сказал: туне приясте, туне дадите (Матф. 10, 8.): это — таинства чуждые, чудовищные и глубокие, которые любителям лжи достаются со многим трудом. Кто не потратит всего своего имущества, чтоб узнать, что от слез Помышления страстного Эона получили происхождение моря, источники, реки и вся влажная сущность, а от смеха свет, от изумления же и замешательства телесные стихии мира? Но я хочу и сам привнести нечто к плодоношению еретиков. Ибо видя, что одни воды, как-то: ключевые, речные, дождевые и сим подобные, пресны, а морские солоны, прихожу к мысли, что не все они произведены слезами Помышления, потому что слеза по качеству своему солона. Посему явно, что происшедшие от слез воды суть соленые. Но вероятно, что Помышление, быв в великом томлении и затруднении, проливало и пот. Посему согласно предположению еретиков должно допустить, что ключевые, речные и, если еще есть какие, иные пресные воды произошли не от слез Помышления. Ибо невероятно, чтобы и соленые и пресные воды произошли из слез, потому что качество слез одно. Но вероятнее то, что первые — от слез, а вторые от пота. поелику же в мире есть еще некие теплые и едкие на вкус воды, то должен ты понимать, при каком действии и какою частью испустило оно эти воды. Такие-то плоды приличны предположению валентиниан.
Гл. 19. Итак Матерь их, выйдя из состояния страсти, и едва восклонившись, обратилась, как говорят, с мольбою к покинувшему ее свету, то есть Христу. Он же, восшед в Плирому, сам как будто поленился низойти в другой раз, а послал оной Матери Утешителя, то есть Спасителя, потому что Отец передал ему всю силу и все отдал ему во власть, а подобно сему поступили и эоны, чтобы Тем создана были всяческая, видимая и невидимая, престолы, божества, господствия (Кол. 1, 16.). Посылается же к ней Спаситель с Ангелами своими сверстниками. А Ахамоф, говорят, устыдилась его и сперва от стыда наложила на себя покров, а потом; когда увидала его со всем его плодоносием, прибегла к нему, получив силу от его появления. И он образовал ее, дав ей образование по ведению, и совершил врачевание ее страстей. Он отделил их от нее, но не оставил их в небрежении (ибо не возможно было уничтожиться им, подобно страстям первоначальной Матери, потому что они вошли уже в привычку и в силу), а напротив того, отделив их особо, слил вместе, сплотил, и из духовной страсти превратил оные в чуждое телесности вещество; потом придал им способность и свойство входить в составы и в тела; так что произошли две сущности: худая от страстей, и другая страстная от обращения Ахамофы. И посему в сущности валентиниане усвояют зиждительство Спасителю, а об Ахамофе учат, будто она, освободясь от страсти, и в радости начав рассматривать бывшие с ним светы, то есть явившихся со Спасителем Ангелов, и разгоревшись к ним похотью, породила плоды по подобию их, то есть духовное порождение, составившееся по подобию спутников Спасителя.
Гл. 20. Итак, когда, по словам валентиниан, три сии: происшедшее от страсти, то есть вещество, последствие обращения, то есть душевное, и порождение Ахамофы, то есть духовное, имели уже место; тогда она обратилась к образованию их. Но духовного образовать не смогла, потому что оно было единосущно с нею; обратилась же к образованию душевной сущности, происшедшей от ее обращения, и извела на свет Спасителевы уроки. И во-первых, говорят, из душевной сущности она образовала Отца и царя всему, как единосущному с ним, то есть душевному, что называют они десным, так и происшедшему от страсти и вещества, что называют шуиим. Ибо все, что после Него, как сказывают, образовал он, приводимый неприметно в движение Матерью, почему называют его и матере-отцом, и не имеющим отца, и Димиургом, и Отцом, именуя Отцом десного, то есть душевного, и Зиждителем (Димиургом) шуиего, то есть вещественного, царем же вообще всего. Ибо говорят, что это Помышление, желая делать все в честь эонов, сотворило подобия их, лучше же сказать, сотворил Спаситель при посредстве Помышления, и соблюл самое Помышление неведомым Димиургу во образ невидимого Отца, а Димиурга сделал образом единородного сына, образами же прочих эонов — Архангелов и Ангелов, получивших бытие от Димиурга. По сему, говорят, будучи творцом всего душевного и вещественного, соделался он отцом и Богом сущего вне Плиромы; потому что привел в раздельность две слитые сущности, из бестелесного произвел тела, создал небесное и земное; стал Зиждителем вещественного и душевного, десного и шуиего, легкого и тяжелого, стремящегося выспрь и долу преклонного. Он уготовал семь небес, поверх которых, по словам их, Димиург, и потому называют его седмерицею, а матерь Ахамоф осмерицею, сохраняющею за собою число начало родной и первой осмерицы Плиромы. О семи же небесах говорят, что они разумны, и предполагал, что они Ангелы; да и сам Димиург также Ангел, но подобный Богу, как и о рае утверждают, что, находясь на третьем небе, по силе он четвертый Архангел, и обитавший в нем Адам заимствовал от него нечто. Но хотя Димиург думал, говорят они, что уготовал это сам собою, однако ж творил потому, что тоже самое приводила в бытие Ахамоф. Он сотворил небо, не зная, что такое небо; создал человека, не зная, что такое человек; привел в видимость землю, не познавая, что такое земля; а также и о всем, говорят, не знал он идей того, что говорил, не знал и самой Матери, а думал, что все это — он сам один. И причиною этого мнения, по словам их, была его Матерь, восхотевшая выставить его таким главою и началом собственной сущности и господином всего хода дела. А Матерь сию называют и Восьмерицею и Премудростью и Землею и Иерусалимом и Святым Духом и Господом в мужеском роде; занимает же она место в средине: выше Димиурга, и ниже или вне Плиромы, до скончания.
Гл. 21. И так, поелику, по словам их, вещественная сущность составляется тремя страстями: страхом, печалью и замешательством, а душевное получило состав от страха и обращения; то думают, что в следствие обращения возымел бытие Димиург, а в следствие страха — всякие прочие одушевленные существа, как-то души бессловесных животных, зверей и человеческие. Посему, говорят, Димиург, не имея достаточных сил к познанию чего-либо духовного, подумал, что сам Он один Бог, и сказал устами пророков: Аз Бог, и несть разве Мене (Иса. 46, 9.). А от печали, как учат валентиниане, произошли духи злобы; отсюда возымели бытие диавол, которого называют они и Миродержителем, бесы и Ангелы и всякая духовная злобная сущность. Но хотя Димиурга называют по душе сыном их Матери, однако о Миродержителе говорят, что Он — тварь Димиурга, и что Миродержитель знает превысшее его, потому что он дух злобы, а Димиург, как душевный, не знает. Матерь их, по их словам, обитает в пренебесном месте, то есть в средине, а Димиург — на небесах, то есть в седмерице, Миродержитель же — в нашем мире. Учат, что от ужаса и замешательства, как от незначительнейшего, произошли, как говорили мы прежде, телесные стихии мира: земля по онемению от ужаса, вода по причине движения, произведенного страхом, воздух по охлаждению с печали, огонь же смертью и тлением обнаруживает сродство со всеми ими, как и неведение было скрыто в трех страстях. Выдают также за определенно известное, будто Мироздатель сотворил и перстного человека, взяв не этой сухой земли, но невидимой сущности, — разлиянного и текучего вещества, и вдунул в него человека душевного, и это — человек, созданный по образу и по подобию: по образу он веществен и близок, но не единосущен с Богом; а по подобию душевен, почему сущность его названа духом жизни, от духовного истечения происходящим. Но впоследствии, говорят, возложил на него кожаную ризу (Быт. 3, 21.). Риза же, по словам их, — эта чувственная плоть. А о порождении матери их Ахамофы, которое родила она от созерцания окружающих Спасителя Ангелов, утверждают, что, как единосущное с матерью, духовное, и оно осталось неведомо Димиургу, и вложено в человека тайно, без ведома Димиурга, чтоб, быв чрез него посеяно в происшедшую от него душу и чревоносимо в этом вещественном теле, и в них возросши, сделалось готовым к приятию совершенного слова. Посему, как говорят, по неизреченному промышлению, утаен от Димиурга всеянный Премудростию вместе с его дуновением духовный человек: потому что Димиург не знал как Матери, так и семени ее, которое само, говорят они, есть Церковь, образ церкви горней. И думают, что это и составляет в них человека, так что душу имеют они от Димиурга, тело от персти, плоть из вещества, а духовного человека от матери Ахамофы.
Гл. 22. Из сих трех вещественное, которое называют и шуиим, по необходимости, как говорят, гибнет, потому что совсем не может принять дыхания нетления; душевное, которое называют и десным, как среднее между духовным и вещественным, поступит туда, куда приобретет наклонность; а духовное посылается сюда, чтобы образоваться здесь, живя в союзе с душевным, и поучаясь в обращении с ним. И это, говорят, есть соль и свет мира (Матф. 5, 13. 14.). Душевному нужны были и чувственные уроки. Для того, говорят, уготован и мир, и Спаситель пришел к сему душевному, чтоб спасти его, потому что оно и свободно. Ибо, говорят, принял на себя начатки того, что предлежало ему спасти, от Ахамофы облечен в духовного, а от Димиурга в душевного Христа, а по домостроительству обложен телом, имеющим душевную сущность, и уготованным с несказанным искусством к тому, чтобы сделаться и видимым и осязаемым, и причастным страданию. А вещественного, говорят, не принял Он ничего, потому что вещество неспособно принять спасение. А конец будет тогда, когда образуется и совершится в ведении все духовное, то есть духовные люди, имеющие совершенное ведение о Боге и посвященные в таинства Ахамофы. Таковыми же почитают себя. А душевное обучение получили душевные люди, опирающиеся на дела и простую веру и не имеющие совершенного ведения. Это, как говорят, мы принадлежащие к церкви; потому-то, как утверждают, и необходима нам добрая деятельность, ибо иначе не возможно спастись. О себе же самих решительно учат, что во всяком случае и непременно спасутся, не делами, но потому, что по природе духовны. Ибо, как перстному не возможно стать причастным спасения (ибо, по словам их, не способно к спасению), так опять духовное, каким думают быть сами, не может сделаться доступным тлению, до каких бы ни низошли они деяний. Ибо как золото, положенное в грязи, не теряет своей красоты, но сохраняет природное свое достоинство, и грязь не может ничего дурного причинить золоту: так и они, по их словам, до каких ни унизятся вещественных деяний, ни малого не потерпят вреда, и не утратят духовности.
Гл. 23. Потому совершеннейшие из них небоязненно делают и все запрещенное, о чем писания утверждают, что творящии это царствия Божия не наследят (Гал. 5, 21.). Ибо без разбора едят идоложертвенное, думая, что нимало не осквернятся сим, и на всякое праздничное увеселение язычников, совершаемое в честь идолов, сходятся первые, так что некоторые из них не воздерживаются и от ненавистного Богу и людям зрелища борьбы со зверями и человекоубийственного единоборства. А другие до пресыщения работают плотским наслаждениям и говорят, что воздают плотское плотскому, а духовное духовному. И одни из них тайно растлевают слушающих у них это учение женщин, как неоднократно многие женщины, обольщенные некоторыми из них, и потом обратившиеся в церковь Божию, вместе с прочими заблуждениями, исповедали и это; а другие и явно, потеряв стыд, и сманив от мужей жен, которых полюбили, брали их себе в сожительницы. А иные, сначала притворяясь, что живут честно, как с сестрами, с течением времени обличали себя, когда сестра делалась беременна от брата. И делая много иного мерзкого и безбожного, нас, страхом Божиим хранимых от согрешения даже мыслью и словом, обегают, как невежд и ничего не знающих; а самих себя превозносят, называя совершенными и семенами избрания. О нас говорят, что приемлем благодать заимообразно, почему она и отнимется у нас, а о себе, что имеют в собственность приобретенную благодать, снисшедшую свыше от неизреченной и не именуемой четы, и потому благодать приложится им. Посему должно им всегда всеми способами поучаться таинству этой четы. И к этому убеждают неразумных, говоря буквально так: «кто, быв в мире, не любил женщины, так чтобы она была в обладании у него, тот не от истины, и не получит доступа к истине; также кто, будучи от мира, в обладании у женщины, тот не получит доступа к истине, потому что обладается женскою похотью». Посему-то о нас, которых именуют душевными, говорят, что мы принадлежим миру, и нам необходимы воздержание и добрые дела, чтобы с помощью их войти в среднее место; а им, называемым духовными и совершенными, как говорят, нимало сие ненужно, потому что в Плирому вводит не деятельность, а семя, оттуда сообщаемое в незрелом состоянии и достигающее совершенства здесь. Когда же всякое семя достигнет совершенства, тогда, говорят, Ахамоф, матерь их, переносится из среднего места, входит внутрь Плиромы, и воспримет своего жениха, — от всех происшедшего Спасителя, и составляется чета Спасителя и Премудрости Ахамофы; это — жених и невеста, а брачный чертог — вся Плирома. Духовные же, совлекшись душ, и став умными духами, невозбранно и невидимо вошедши внутрь Плиромы, сделаются невестами Ангелов, окружающих Спасителя. Сам Димиург переходит на место Матери Премудрости, то есть, на место среднее. Души праведных упокоеваются также в среднем месте; потому что ничто душевное не входит внутрь Плиромы.
Гл. 24. По совершении этого, учат валентиниане, таящийся в мире огонь воспламенится, возгорится, потребит всякое вещество, и с ним вместе истребится и обратится в ничто. А Димиург; как утверждают они, ничего этого не знал до пришествия Спасителева. Иные же из них говорят, что от Димиурга произошел Христос, его собственный Сын, но душевный, и Димиург говорил о нем чрез пророков; это — Христос, прошедший чрез Марию, как вода проходит чрез трубу, и на него при крещении сошел в виде голубя принадлежащий Плироме и происшедший от всех Спаситель. Во Христе было также и духовное семя Ахамофы. Посему говорят, что Господь наш, соблюдая в себе образ родоначальной и первой четверицы, сделался сложенным из сих четырех: из духовного, что было от Ахамофы, из душевного, что было от Димиурга, из домостроительства, что было приуготовлено с неизреченным искусством, из Спасителя, которым был сошедший на него голубь. И сей Спаситель пребыл не причастен страданию (ибо Ему, неодолимому и невидимому, не возможно было пострадать); и потому, когда Христос приведен был к Пилату, взялся от Него почивавший на Нем дух. Да и Матернее семя, говорят, не страдало; потому что и оно не причастно страданию, как духовное и невидимое даже Димиургу. Пострадал же, по их словам, душевный Христос, таинственно приготовленный по домостроительству, чтобы Матерь могла показать в нем образ оного горнего Христа, простершегося на кресте и давшего Ахамофе образование по сущности. Ибо все это, ηυ словам еретиков, служит образом оного. О душах, имеющих в себе семя Ахамофы, говорят, что они лучше прочих; почему и больше других возлюблены Димиургом, который, не зная причины, почему они таковы, думает, что они таковы от него. Посему, говорят, Он и поставлял их пророками, священниками и царями. И многое, сказанное пророками, как рассказывают еретики, происходит от сего семени, как естества высшего. Но многое, говорят, и Матерь изрекла о горнем, чрез это же семя и души, в которых оно было. И наконец рассекают пророчества, думая, что иное сказано Матерью, иное семенем, а иное Димиургом. Да и Иисусе также, говорят, изрек иное от Спасителя, иное от Матери, и иное от Димиурга, как покажем еще это в продолжении нашего слова. Димиург же, говорят, не зная того, что выше его, хотя приводим был в движение сказуемым, но пренебрегал тем, приписывая изрекаемое то той, то другой причине: или пророчествующему духу, имеющему некое и свое собственное движение, или человеку, или вмешательству злонамеренных, и продолжал оставаться в этом неведении до пришествия Господня. По пришествии же Спасителя, по словам еретиков, от Него дознал все, и рад был присоединиться к Нему со всею своею силою, и он есть тот упоминаемый в Евангелии сотник, который говорил Спасителю: и я имею под властью своею воинов и рабов, и если что прикажу, они делают (Матф. 8, 9.). Он будет продолжать управление миром до надлежащего времени, более всего из попечения о церкви, а также и потому, что знает об уготованной ему награде, а именно, что войдет в местопребывание Матери.
Гл. 25. Валентиниане утверждают, что людей три рода: духовный земный, душевный, соответственно тому, как были Каин, Авель и Сиф, а поэтому и три естества, но не в каждом порознь, а вообще. Земное, учат они, обращается в тление; душевное же, если изберет лучшее, упокоится в среднем месте, если же худшее, то и само поступит в подобное тому; а духовные, с того времени доныне посеваемые Ахамофою в души праведные, после обучения и воспитания здесь, так как посылаются сюда во младенчестве, достигают потом совершенства, и отданы будут в невесты Ангелам Спасителя, между тем самые души необходимо всегда будут покоиться в средине с Димиургом. И деля опять самые души, говорят, что одни из них по природе добрые, а другие по природе злые; добры те, которые бывают способны принять семя, а по природе злы те, которые ни когда не могут принять оного семени.
Гл. 26.[5] Имея у себя такое начало, о котором ни пророки не проповедали, ни Господь не учил, ни апостолы не предали, они всеми мерами хвалятся, что знают больше других, вычитав в неписанных книгах; и взявшись, по пословице, из песка вить веревки, покушаются к сказанному ими приладить и достоверное, как-то: Господни притчи, или пророческие изречения, или апостольские слова, чтобы вымысел их не казался не имеющим свидетельства. Оставляя в стороне порядок и связь писаний, и сколько можно, разрывая члены истины, переставляют и переиначивают, и из одного делая другое, обольщают многих чем-то нескладно составленным из собранных вместе слов Господних. Как если кто, взяв царское изображение, прекрасно и тщательно составленное умным художником из отличных мелких камней, и уничтожив представленный вид человека, переставит и приведет в другой вид сии камни, и сделает из них образ пса или лисицы, и об этом негодном произведении вздумает потом дать отзыв и скажет: «вот то самое прекрасное царское изображение, которое произвел умный художник», указывая при сем на камни, из которых первым художником сделано было прекрасное царское изображение, а последним дурное изображение пса, и указанием на камни станет обманывать и уверять неопытных, не имеющих понятия о царском лице, что этот гнусный вид лисицы есть то самое прекрасное изображение царя; так подобным сему образом и эти люди сшивают бабьи басни, потом собирают оттуда и отсюда слова, изречения и притчи, и хотят с своими баснями сообразовать словеса Божии. — Что прилагают они к признаваемому ими внутри Плиромы, мы сказали.
Гл. 27. А к тому, что, по их словам, вне Плиромы, покушаются они приспособить из писаний следующее. Господь, говорят, для того пришел на страдание в последние времена мира, чтобы указать на страсть последнего из эонов, и Своею кончиною обнаружить конец запутанности дел у эонов. А та двенадцатилетняя девица, дочь начальника синагоги, которую Господь, приступив к ней, воздвиг из мертвых, объясняют они, служит образом Ахамофы, которую распростертый их Христос образовал и привел в ощущение оставившего ее света. А что Спаситель явился ей, когда была вне Плиромы в положении выкидыша, об этом, говорят, Павел в первом послании к Коринфянам сказал: последи же всех, яко некоему извергу, явися и мне (1 Кор. 15, 8.). Подобно сему пришествие Спасителя к Ахамофе с сверстниками открыл он в том же послании, сказав: должно жене покрывало имети на главе Ангел ради (11, 10.). А что Ахамоф, когда шел к ней Спаситель, от стыда надела покрывало, это сделал явным Моисей, полагая покров на лице свое (Исх. 34, 35.). И страсти ее, которыми она страдала, утверждают еретики, назнаменовал Господь на кресте; а именно: словами: Боже Мой, Боже Мой, почто оставил еси Мя (Марк. 15, 34.), означил оставление Премудрости светом и возбранение ей стремления вперед Пределом; а печаль ее означил словами: прискорбна есть душа Моя (Матф. 26, 38.), страх — словами: Отче, аще возможно, да мимоидет от Мене чаша (ст. 39), а также и замешательство словами: и что реку? не знаю (Иоан. 12, 27.) На три же рода людей, учат они, Он указал так: на вещественный указал, когда говорившему: иду по тебе, отвечал: не имать Сын человеческий где главу подклонити (Лук. 9, 57. 58.); на душевный, когда сказавшему: иду по Тебе: прежде же повели ми отвещатися домашним, отвечал: никтоже на рало руку возложь, и зря вспять, управлен, есть в царствии небесном (Лук. 9, 61. 62.), ибо о сем человеке говорят, что он из средних. А также и тот, который исповедал о себе, что исполнил весьма много дел праведности, а потом не захотел последовать, но, побежденный богатством, не сделался совершенным, по их мнению, был душевного же рода. Духовный же род, говорят они, Господь означил словами: остави мертвыя погребсти своя мертвецы: ты же шед возвещай царствие Божие (Лук. 9, 60.), и тем, что сказал мытарю Закхею: потщався слези: днесь бо в дому твоем подобает Ми быти (Лук. 19, 5.); ибо эти люди, как возвещают еретики, были духовного рода. И притча о квасе, его же жена, как сказано, скры в сатех трех муки (Матф. 13, 33.), указывает, по словам их, на три рода: ибо женою, по учению их, называется Премудрость; тремя сатами муки — три рода людей: духовный, душевный, земный; квасом же, по их учению, назван сам Спаситель. И Павел, говорят, раздельно говорит о земных, душевных и духовных: то: яков перстный, такови и перстнии (1 Кор. 15, 48.); то: душевен человек не приемлет яже духа (1 Кор. 2, 14.); то: духовный востязует вся (1 Кор. 2, 15.). Слова же: душевен не приемлет яже духа, говорят, сказаны о Димиурге, который, как душевный, не знал ни Матери, которая духовна, ни ее семени, ни эонов Плиромы. А о том, что Спаситель восприял начатки тех, кого имел спасти, Павел, учат еретики, сказал: ащели начаток свят, то и примешение (Рим. 11, 16.); и начатком названо духовное, а примешением названы мы, то есть, душевная церковь, которую, как тесто, по их словам, принял Спаситель, и поднял Собою, потому что был квасом.
Гл. 28. И то, что Ахамоф блуждала вне Плиромы, получила образование от Христа, и была взыскана Спасителем, указано, говорят, Им Самим, когда сказал Он, что пришел к заблудшей овце; ибо овцою заблудшею, по их изъяснению, называется их Матерь, которою, как думают, посеяна здешняя Церковь, а блужданием—пребывание вне Плиромы, среди всех тех страстей, от которых, по их предположению, произошло вещество. А женщиною, метущею храмину и обретающею драхму (Лук. 15, 8.), названа, по их изъяснению, вышняя Премудрость, которая, погубив свое помышление, обретает оное потом, по очищении всего пришествием Спасителя; потому что и помышление, по мнению их, возвращается внутрь Плиромы. Симеон, взявший Христа на руку, и возблагодаривший Христа и рекший: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром (Лук. 2, 28. 29.), говорят, есть образ Димиурга, который по пришествии Спасителя, узнал о своем преставлении, и возблагодарил Глубину. И Анна пророчица, о которой возвещает Евангелие, жившая с мужем седмь лет, а все остальное время пребывшая вдовою до времени, когда, увидев Спасителя, узнала его, и глаголаше о нем всем (Лук. 2, 36—38.), утверждают они, весьма ясно указывает на Ахамофу, которая, не много видевши Спасителя с его сверстниками, во все остальное время оставалась в средине и ожидала, когда Он опять придет, и восстановить ее в ее чете. Имя же ее означено Спасителем в словах: и оправдися премудрость от чад своих (Лук. 7, 35.), а равно и Павлом так: премудрость же глаголем в совершенных (1 Кор. 2, 6.). Павел, как утверждают, при одном случае изрек указание и на четы, которые внутри Плиромы; ибо, пиша о житейской чете, сказал: тайна сия велика есть: аз же глаголю во Христа и Церковь (Ефес. 5, 32.).
Гл. 29. Еще учат, что ученик Господень Иоанн указал на первую осмерицу, говорят же буквально так: «ученик Господень Иоанн, желая сказать о происхождении всего, о том, как Отец привел все в бытие, предполагает некое начало, прежде всего рожденное Богом, которое называет и Сыном, и единородным Богом, в котором Отец произвел все в виде семени; а сим началом, говорит, произведено Слово, и в нем вся сущность эонов, которую в последствии образовало Само Слово. Итак поелику говорит о первом приведении в бытие; то уместно ведет учение от начала, то есть, от Сына и Слова. Говорит же так: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Сей бе в начале к Богу (Иоан. 1, 1. 2.). Различив сперва трех: Бога, начало и Слово, опять соединяет их, для того, чтобы показать и происхождение каждого из двух, то есть, и Сына и Слова, и их взаимное между собою, а вместе и с Отцом, единение: ибо в Отце и от Отца начало, а в начале и от начала Слово. Посему хорошо сказал: в начале бе Слово, ибо было в Сыне; и Слово бе к Богу, ибо у Бога было и начало; и в след за сим: Бог бе Слово, ибо рожденное от Бога есть Бог. Сей бе в начале к Богу — показывает порядок происхождения. Вся Тем быша, и без Него ничто же бысть (ст. 3), потому что Слово для всех последующих за ним эонов сделалось виновником образования и рождения. Но еже бысть в Том, говорит, живот есть (ст. 3. 4.)[6]; здесь указал и чету; ибо обо всем сказал, что оно Тем было, а о жизни: в Том; по сему жизнь, как бывшая в нем, по сравнению с тем, что Им получило бытие, — ближе к Слову: она с ним, и от него приносит плод, потому что Иоанн, когда присовокупляет: и живот бе свет человеком, то, сказав только о человеке, соименно с человеком означил и Церковь для того, чтобы одним именем обнаружить общение четы, ибо от Слова и Жизни происходят человек и Церковь. А светом человеков назвал Жизнь, потому что они освещены ею, то есть образованы и явлены. О сем же и Павел говорил: все бо являемое, свет есть (Ефес. 5, 13.). Посему так как Жизнь сделала явными и родила Человека и Церковь, то и названа светом их. И так Иоанн сими словами, кроме другого, ясно указал и вторую четверицу: Слово и Жизнь, Человека и Церковь. Но и первую четверицу он означил; ибо, излагая учение о Спасителе, и говоря, что вне Плиромы все Им образовано, Его называет плодом всей Плиромы: говорит о нем, что Он свет во тме светящийся и ею не объятый (Иоан. 1, 5.), потому что, устроив все, происшедшее от страсти, остался устроенному Им неизвестен; а также называет Его сыном, и истиною, и жизнью, и словом, ставшим плотью, — которого славу, говорит, мы видели, и была слава Его такова, какова была слава единородного, от Отца данная ему, полна благодати и истины. Говорит же так: и Слово плоть бысть, и вселися в ны, и видехом славу Его, славу яко единородного от Отца, исполнь благодати и истины (ст. 14). Итак Иоанн в точности указал и первую четверицу, сказав об Отце, Благодати, Единородном, и Истине. Так Иоанн сказал о матери всех эонов — первой осмерице; ибо говорит об Отце, Благодати, Единородном, Истине, Слове, Жизни, Человеке, Церкви».
Гл. 30. Видишь, возлюбленный, способ, каким еретики обольщают свои умы, насилуя писания и покушаясь ими подтвердить свой вымысел. Для сего-то я и предложил самые их слова, чтобы из них ты понял хитрость их козней и лукавство их заблуждения. Ибо во-первых, если бы Иоанну предлежало указать вышнюю осмерицу, то он соблюл бы порядок происхождения, и первую четверицу, — самую досточтимую, как говорят они, поименовал бы в первых словах, а потом присоединил бы вторую, чтобы порядком имен был показан порядок осмерицы, а не стал бы поминать о первой четверице напоследок, после такого промежутка, как будто позабыв, но потом припомнив. А при том, намереваясь означить и четы, не пропустил бы имени Церкви; но или, для сохранения единства повсюду, и при прочих четах удовольствовался бы наименованием мужских эонов, потому что и при них равно могли бы подразумеваться женские, или, если бы перечислил супруг в прочих четах, то объявил бы и о супруге Человека, а не предоставил бы нам добираться до ее имени гаданиями. Итак очевидна поддельность сего объяснения. Иоанн возвещает единого Бога вседержителя, и единого Единородного — Христа Иисуса; о Нем говорит, что вся Тем быша, что Он Сын Божий, Он — Единородный, Он — Творец всего, Он — свет истинный, просвещающий всякаго человека (Иоан. 1, 9.), Он — Творец мира, Он во своя прииде (11.), Он Самый плоть бысть и вселися в ны; а они, превратно изъясняя по своему вероятию, хотят, чтобы один был Единородный по происхождению, Которого называют и началом, а иной был Спаситель, и чтобы иное было Слово — сын единородного, и иной был Христос, произведенный для восстановления Плиромы. И каждое из сих речений отняв у истины, и злоупотребляя именами, приспособили к собственному предположению, так что у них Иоанн в стольких словах не делает упоминания о Господе Иисусе Христе: потому что, если говорил об Отце, Благодати, Единородном, Истине, Слове, Жизни, Человеке и Церкви, то, по предположению валентиниан, говорил о первой осмерице, в которой еще нет Иисуса, нет Христа, учителя Иоанова. Но что апостол говорил не о четах их, а о Господе нашем Иисусе Христе, о Котором звал, что Он есть Слово Божие, это он сам сделал явным: потому что, сводя в одно сказанное выше о Слове в начале, прибавляет объяснение: и Слово плоть бысть, и вселися в ны. А по их предположению, не Слово сделалось плотию, потому что оно не исходило никогда вне Плиромы, но Спаситель домостроительства, по бытию позднейший Слова.
Гл. 31. Итак научитесь неразумные, что Слово Божие есть сей самый Иисус, Который пострадал за вас, Который вселился между нами. Ибо если бы иной какой из эонов сделался плотью ради нашего спасения; то апостолу следовало сказать о другом. Если же Сшедый, Той есть и восшедый (Еф. 4, 10.), то есть, Слово Отчее, Единородный Сын единого Бога, по благоволению Отца воплотившийся ради человеков: то апостол не об ином ком, и не об осмерице ведет речь, но о Господе Иисусе Христе. А по мнению валентиниан, в сущности Слово плотью и не делалось; но они говорят, что Спаситель облекся в душевное тело, по домостроительству так устроенное неизреченным промышлением, чтобы сделаться видимым и осязаемым. А плоть есть, от начала составленное Богом Адаму, образование из персти; и Иоанн объявляет, что сею плотью истинно стало Слово Божие. И рушилась их первая и родоначальная осмерица: ибо если оказывается, что один и тот же есть и Слово, и Единородный, и Жизнь, и Свет, и Спаситель, и Христос, и Сын Божий, и Сей же Самый воплотился вас ради, то рушилось зрелищное строение осмерицы. А как скоро оно рушилось, падает и все их предположение. Но обольщенные им, как ложным сонным мечтанием, вторгаются в Писания, составив свое собственное предположение. Потом собирая рассеянные по местам речения и имена, переносят, как мы прежде сказали, из естественной связи в неестественную, поступая подобно тем, которые, предложив себе самим какие либо задачи, пытаются потом выполнить оные по произведениям Гомера, так что неопытным представляется, будто Гомер сложил стихи на эту, только что выполненную, задачу, и многие складною последовательностью стихов увлекаются к мысли, не в самом ли деле Гомер так сочинил. Так поступил описывающий Гомеровыми стихами отправление Иракла Эврисфеем за адским псом, а именно так (ибо ничто не препятствует для примера упомянуть и это, потому что приемы у тех и других сходны и одни и те же):
Это сказал, и, стенящего жалобно, выслал из дому |
Кто из бесхитростных не увлечется этими стихами, и не подумает, что так сложил оный Гомер о сем же самом? Но знающий содержание Гомеровых песней, стихи призна́ет, а содержания не призна́ет; ибо ему известно, что из этих стихов один сказан об Одиссее, другой о самом Иракле, иной о Приаме, а другой о Менелае и Агамемноне; разняв эти стихи, и каждый из них возвратив в собственное его место, он устранит это содержание. Так и неуклонно содержащий правило истины, которое принял в крещении, признает имена, речения и притчи, взятые из писаний, но хульного их приложения не признает (ибо хотя и узнает камешки, но лисицу не примет за изображение царя): но каждое изречение возвратив в свою связь и применив к телу истины, обнажит вымысел еретиков и покажет несостоятельность оного.
Гл. 32. Поелику же в этом зрелище не достает отпуска; то, чтобы иной в заключение шутовства еретиков мог привнести опровержительное слово, мы почли пристойным наперед показать, в чем сами отцы этой басни разнятся между собою, как бы происходя от различных духов лести; потому что из сего, и прежде доказательства, весьма точно можно уразуметь твердость истины, возвещаемой Церковью, и поддельность лжесловесия еретиков. Ибо Церковь, хотя рассеяна по всей вселенной даже до концов земли, но приняла от апостолов и от учеников их веру в единого Бога Отца, Вседержителя, сотворившего небо и землю, и море, и все, что в них, и во единого Христа Иисуса, Сына Божия, воплотившегося для нашего спасения, и в Духа Святого, чрез пророков предвозвестившего все домостроительство: и пришествие, и рождение от Девы, и страдание, и воскресение из мертвых и во плоти вознесение на небо возлюбленного Христа Иисуса Господа нашего, а также и пришествие Его с небес во славе Отчей, чтобы возглавить всяческая (Еф. 1, 10.), и воскресить всякую плоть всего человечества, да пред Христом Иисусом, Господом нашим и Богом, Спасом и Царем, по благоволению Отца невидимого, преклонится всяко колено небесных и земных и преисподних, и всяк язык исповесть Его (Филип. 2, 10. 11.), и да сотворит Он праведный суд о всех: духов злобы — Ангелов согрешивших и отпадших, а также и нечестивых, неправедных, беззаконных и богохульных людей Он пошлет в огонь вечный, напротив праведным и святым, заповеди Его соблюдавшим и в любви к Нему пребывшим от начала или по раскаянии, дарует жизнь, подаст нетление и сотворит вечную славу.
Гл. 33. Принявши сию проповедь и сию веру, Церковь, хотя и рассеяна по всему миру, как сказали мы прежде, тщательно хранит, как бы обитая в одном доме; одинаково верует сему, как бы имея одну душу и одно сердце; согласно проповедует это, учить и предает, как бы у ней были одни уста. Ибо хотя в мире языки различны, но сила предания одна и та же. Не иначе верят, и не иное имеют предание церкви, основанные в Германии, в Иверии, у Кельтов, на востоке, в Египте, в Ливии, и в средине мира. Но как солнце — сие творение Божие — во всем мире одно и тоже: так и свет, то есть проповедь истины, везде сияет и просвещает всех людей, желающих в разум истины приити (1 Тим. 2, 4.). И ни весьма сильный в слове из предстоятелей церковных не скажет иного в сравнении с сим (ибо никто не выше Учителя (Мф. 10, 24.), ни слабый в слове не умалит предания. Ибо, так как вера одна и та же, то и иже многое может сказать о ней, не преумножил есть, и иже малое, не умалил (2 Кор. 8, 15.). А большее или меньшее знание некоторых, по мере разумения состоит не в изменении самого содержания, — не в том, чтобы измышляли иного Бога, кроме Создателя, Творца и Питателя сей вселенной, как будто не довольствуясь Им, или иного Христа, или иного Единородного; но в том, что сказанное в притчах исследуют со всею тщательностью и соглашают с содержанием веры, — в том, что изъясняют ход дел в домостроительстве Божием о роде человеческом; уясняют Божие долготерпение к отступничеству преступных Ангелов и к преслушанию людей; возвещают, почему один и тот же Бог сотворил одно — временное, другое — вечное, одно — небесное, другое — земное; уразумевают, почему Бог, будучи невидим, являлся пророкам, и не в одном виде, но различным различно; указывают, почему было много заветов с родом человеческим, и учат, какое отличительное свойство каждого из заветов; исследуют, почему затвори Бог всех в противление, да всех помилует (Рим. 11, 32.); благодарят за то, что Слово Божие стало плотью и пострадало; возвещают, почему пришествие Сына Божия открылось в последние времена, то есть в конце, а не в начале; раскрывают, что изложено в Писании о конце и о будущем; не умалчивают и о том, почему не имевшие упования языки сотворил Бог снаследниками и стелесниками и спричастниками святых (Еф. 3, 6.); провозвещает, как смертное сие тело облечется в безсмертие, и тленное в нетление (1 Кор. 15, 54.); проповедуют, почему речет Господь: не людие — людие, и не возлюбленая — возлюблена (Ос. 2, 23.; Римл. 9, 25.), и почему многочисленнее чада пустыя паче, нежели имущая мужа (Ис. 54, 1.); — о сем-то и подобном сему воскликнул апостол: о глубина богатства и премудрости и разума Божия! яко неиспытани судове Его, и неизследовани путие Его (Рим. 11, 33.) Но не в том знание, чтобы выше Творца и Зиждителя измышлять Ему и себе Матерь — Помышление блуждающего эона, и доходить до толикой хулы, и не в том, чтобы лгать и о превышающей еще сию Матерь Плироме, состоящей то из тридцати, то из неисчислимого племени эонов, как говорят эти учители, по истине лишенные Божественного разумения: тогда как вся Церковь, по сказанному нами прежде, во всем мире имеет одну и туже веру.
Гл. 34. Посмотрим теперь и на непостоянство мнений ересеучителей, как они, хотя их только двое или трое, говорят не одно и тоже об одном и том же, но противоречат и в сущности дела, и в именах. Ибо Валентин, первый образовавший но началам, так называемой, гностической ереси свою особенную школу, издал такое определение: есть неименуемая Двоица, которой одна часть называется Неизреченным, а другая Молчанием. Потом сею Двоицею произведена вторая Двоица, одну часть которой Валентин именует Отцом, а другую Истиною. Эта четверица принесла плод: Слово и Жизнь, Человека и Церковь; это — первая осмерица. Словом и Жизнью, говорит Валентин, произведено десять сил, как говорили мы прежде, а Человеком и Церковью — двенадцать сил, из которых одна отступившая и пришедшая в состояние недостатка совершала остальной ряд дел Пределов Валентин предполагал два: один между Глубиною и остальною Плиромою, разграничивающий рожденных эонов от нерожденного Отца, другой, отделяющий их Матерь от Плиромы. И о Христе предполагал, что произведен не эонами Плиромы, но Материю, находившеюся вне Плиромы, по воспоминанию высших благ, и порожден ею с какою-то тенью, — но, будучи мужеского пола, отсек от себя эту тень и востек в Плирому; а Матерь, оставшись с тенью и лишившись духовной сущности, произвела на свет другого сына; это — Димиург, которого Валентин называет и Вседержителем подчиненного ему. Валентин также, подобно лжеименным гностикам, о которых будем говорить, утверждал, что вместе с Димиургом произведен и шуий князь. Произведение Иисуса на свет приписывал иногда разлиянному во всем, а Матерью их задержанному, то есть Желанному, иногда же востекшему в Плирому, то есть Христу, а иногда Человеку и Церкви. И о Духе Святом говорит, что произведен Истиною, и невидимо входит к эонам для разбора между ними и оплодотворения их, и эоны от него плодоносят насаждения истины.
Конец выписке из книг Иринея о валентинианах.
Гл. 35. Сии-то и подобные сим пустые мнения, высказываемые валентинианами, перечислил вышеназванный муж, старец Ириней, по всему украшенный Святым Духом, воздвигнутый Господом мужественный подвижник, умащенный небесными дарованиями истинной веры и ведения, поразивший и преодолевший все вздорное учение валентиниан. До последней крайности довел он их своими изобличениями во второй по порядку своей книге и в других, желая еще в большей мере предать унижению поверженного на землю и пораженного врага, пред всеми изъявить свое торжество и обнаружить бесстыдство и бессилие вызова со стороны суемудренности поверженного. Мы же, удовольствовавшись не многим сказанным нами, и тем, что сказано и изложено писателями истины, и видя, как потрудились другие, разумею: Климент, Ириней, Ипполит, и многие другие, составившие достойные удивления опровержения валентиниан, как сказал я прежде, не захотели много прибавлять к этому труду, признав, что довольно сделанного вышеназванными мужами, и рассудив, что всякому разумному из самого того, чему учат еретики, будет явно их опровержение при помощи их же самих.
Гл. 35. Во-первых это — потому, что мудрования у них различны, и один обещает разрушить мнения другого. Во-вторых, их баснотворства несостоятельны, потому что того нигде не сказало Писание: не говорит ни закон Моисеев, ни какой-либо пророк после Моисея, а также ни Спаситель, ни Его евангелисты, а также и апостолы. Ибо, если бы еретики говорили истину, то Господь, пришедший просветить вселенную, и прежде Него пророки, а потом апостолы, изобличавшие идолослужение и всякое законопреступное действование, и не боявшиеся писать против всякого законопреступного учения и противления, ясно возвестили бы нам это, особенно же когда Сам Спаситель говорит: внешним в притчах, а вам должно говорить притчами в раскрытие царствия небесного (Марк. 4, 11.). По крайней мере, в евангелиях, сколько ни изрек притчей Спаситель, немедленно является разрешающим оные; так, сказывает, и что такое зерно горушично (Марк. 4, 31—34.), и что квас (Мф. 16, 11. 12.), и что жена, положившая закваску в три меры (Мф. 13, 33.), что виноградник, что смоковница, что сеятель, что наилучшая земля. И напрасно, возбуждаемые демонами, беснуются еретики; о них говорит святейший апостол Павел: в последняя времена отступят нецыи от учения, внемлюще басням и учением бесовским (1 Тим. 4, 1.); и еще святой Иаков, говорящий о таковом учении, что несть сия премудрость свыше нисходящи, но земна, душевна, бесовска. А яже свыше премудрость, первее убо чиста есть, потом же мирна, благопокорлива, несутенна, исполнь милости и плодов благих, и так далее (Иак. 3, 15—17.). Сей премудрости ни одного плода не находится у тех, о которых говорено было выше: ибо у них нестроение и всяка законопреступная вещь (ст. 17), порождения демонов и шипения драконов; в различные времена каждый из них говорит различное и различно; и не милость и сострадание находятся у них, но разности в суждениях и разногласия, и совсем нет чистоты, нет мира, нет кротости.
Гл. 37. Но хотя я и обещал кончить, впрочем, понуждаемый словом, хочу еще припомнить и опровергнуть немногое из сказанного валентинианами: потому что у меня забота не об искусстве слова, а о пользе читающих. Итак они говорят, что двенадцатый эон, пришедший в состояние недостатка (ὑστέρημα), совсем испал из числа двенадцати, и дванадесятное число погибло. Это же, говорят, произошло и тогда, когда Иуда, также двенадцатый, испал из этого числа, и таким образом число двенадцать уничтожилось. Подобное сему говорят о кровоточивой и о потерявшей из десяти одну драхму. Но оказывается, что ни лице Иуды не может представлять собою двенадцатый эон, как прежде сказано святейшим Иринеем (ибо Иуда совсем погиб, а, так называемый ими, двенадцатый эон, по их вымыслу, не упразднился, ибо ему предстал Преводитель или Пределоположник, сказавший ему, как они сказывают: Иао, и от этого эон сей утвердился); ни двенадцать лет бывшая кровоточивою не представляет сходства с воображаемым ими (ибо исцелена после двенадцати лет страдания кровотечением, не одиннадцать лет провела без страдания и в двенадцатом году стала страдать течением, но совершенно напротив одиннадцать лет страдала течением и на двенадцатом году исцелена); ни имевшая у себя десять драхм не теряла одной совсем, так чтобы можно было им баснословить о погибшем эоне вещества, но зажгла светильник и нашла драхму.
Гл. 38. Итак из двух или трех этих слов сынам разумения и чадам святой вселенской Церкви Божией будет понятно, как все лицедейные выдумки валентиниан тотчас же изобличаются в бессилии и гнилости. Но чтобы, распространяясь об одних и тех же, не продлить мне своего труда в беспредельность, полагаю конец, до сего замечания продолжавшемуся, воспоминанию о столь негодном их учении, и перейду к следующему по порядку, призывая Бога быть путеводителем и помощником нашей немощи, чтобы спастись от сей, и от прежде помянутых ересей, и от тех, которые еще будут объясняемы любознательным и желающим в точности знать, какие есть в мире суесловия и несостоятельные догматы. Сей назвавший себя гностиком, всеяв во многих свои грезы, можно сказать, связал много скорпионов в одну цель, как древняя с действительности взятая притча говорит, что скорпионы, цепляясь один за другого как бы цепью, числом до десяти и более, спускаются с кровли или потолка дома и так коварно причиняют вред людям. Так и Валентин и назвавшиеся в след за ним гностиками делались родоначальниками заблуждения; и хотя они заимствовали предлоги к заблуждению у Валентина, но каждый из них после учителя, быв учеником еще другого, делал приращение заблуждения, и вводил другую ересь, состоявшую в зависимости от прежней. И таким образом самые, так назевавшиеся, гностики, как сказано, получив предлоги к заблуждению, конечно, от Валентина и его предшественников, разделились преемственно на разные ереси. Но оставим вышесказанные ереси вместе с ересью сего Валентина, как попранные нами при помощи учения истины, а будем с помощью Божией силы рассматривать ереси следующие за ними по порядку.
- ↑ Κλωϑώ, имя одной из трех парк. Упоминаемые в этом же месте: Участь (Λάχεσις) и Непреклонная (Ἄτροπος) — две остальные парки.
- ↑ При переводе сего извлечения из творений св. Иринея, по неисправности греческого текста в издании св. Епифания, принимаем был еще в соображение весьма древний латинский перевод пяти книг св. Иринея против ересей, из которых извлечена начинающаяся отселе выписка. Patrol. с. compl. series Graec. Т. VII.
- ↑ В объяснение такого употребления слова: крест, можно заметить, что соответствующее оному греческое слово: ϛαυρὸς, имеет два значения; оно значит: крест, но значит также: тын, или вообще: ограда.
- ↑ Т. е. Предел.
- ↑ У св. Ефрема Сирина в сочинении „О добродетели десять глав“ гл. 8 (по моск. изданию русского перевода 1858 г. т. 1. стр. 433—434) приводится вся эта глава почти сполна, с таким предварением: „прекрасно и сильно выразился некто из святых, так уча и говоря“.
- ↑ Так по своему и неправильно делают расстановку слов текста валентиниане, желая придать им смысл, благоприятствующий их заблуждению.
- ↑ Все эти стихи отрывочно взяты из разных мест Одиссеи и Илиады Гомера, а именно: 1-й — Од. 10, 76; 2-й — Од. 21, 26; 3-й — Ил. 19, 123; 4-й — Ил. 4, 368; 5-й — Од. 6, 130; 6-й — Ил. 24, 327; 7-й — Од. 11, 38; 8-й — Ил. 24, 328; 9-й — Од. 11, 625; 10-й — Ил. 2, 409.