На большой дороге
правитьС порога веранды маркиз и маркиза де Жеркур следили взором за удаляющейся парой. Она уходила на пляж, обрамленный садами, и когда исчезла из виду, маркиз и маркиза, в первый раз со свадьбы их дочери, обменялись честным, открытым взглядом.
Жеркуры — старинная фамилия в Пуату. Их имя принадлежит французской истории, но им никогда не везло, и судьба была вечно против них. Во времена Людовика XIV-го, они избегали Версаля; они были в армии Конде и вернулись в эпоху «белого террора».
В течение последнего полустолетия они сильно нуждались, и чтобы выйти из этой нужды маркиз де-Жеркур, рисковал приданным своей жены в спекуляциях, которые оказались неудачными. Дошло до того, что дело что шло о спасении чести.
И вот тогда маркиз и маркиза решились на низкий поступок, мешавший им смотреть открыто в глаза друг другу…
Они решились отдать замуж свою дочь за г. Нормана, их банкира и приятеля, которого они слегка презирали за его богатство, низкое происхождение и дурные манеры. Увы! Это было бы еще ничего! Доброта г. Нормана почти все это искупала. Г. Норману было шестьдесят лет, а Матильде восемнадцать!
Грустное приключение! В один прекрасный день этот добрый старик сделал предложение. Почему? Из преданности или из любви?.. Как знать?.. А долги были опасные, судебный пристав уже грозил. Тогда родители решили: «Если она согласится, мы препятствовать не будем!»
Они думали, что она никак не согласится. Но она, со своим веселым характером, увлекалась всякой новостью… И венчалась она со смехом, как девочка, которой не коснулась еще никакая страсть, слишком чистая, чтобы целомудрие ее могло быть задето, и слишком наивная, чтобы подумать о своем человеческом достоинстве. Пока продолжалась их свадебная поездка, г-н и г-жа де Жеркур затаили в себе душевную тоску и скрывали друг от друга свою тревогу.
Они вспомнили свое прошлое, все очарование первых дней своего брака по любви и образы этого счастливого прошлого, делали их тревогу еще мучительнее… И с каким нетерпением старались они прочесть что-нибудь на лице дочери, когда она, вместе с мужем, присоединилась к ним в их маленькой вилле на берегу Средиземного моря!
Но теперь, когда они убедились, что она вернулась к ним по-прежнему жизнерадостная и беззаботная, они вздохнули с облегчением и впервые взглянули друг на друга и обменялись улыбками.
Между тем, свернув с пляжа Матильда и г. Норман, шли по дорожке, проходившей мимо прибрежных вилл. Матильда шла очень весело, да и в самом деле на сердце у нее было радостно. Она была ещё слишком чиста, чтобы что-нибудь понимать.
Тот, кто шел теперь рядом с нею, сумел ее победить чисто-отеческой нежностью, добротой и тем знанием жизни, которое она в нем угадывала. Он был ее верным другом, постоянным спутником, облегчавших для нее всякую минуту ее жизни. Нового он не дал ее душе ничего, но он умел повысить все прежние ощущения. Он умел говорить о чувствах, умел оформить то, что проникает в мысль, но остается неуловимым, если этому сейчас же не дать имени, не воссоздать образа…
Матильда любила звук его голоса, ясность взора. Больше она ничего не замечала в его наружности… Хотя она была его женой, она оставалась в его объятиях играющим ребенком. И теперь она шла совсем счастливая, радовалась свиданию с родными, радовалась, что старые слуги называли ее «Madame». Она думала, как все это интересно и молчала, погруженная в свои мечты, идя, маленькая и хрупкая, рядом с г. Норманом, который тоже молчал.
Вечер был чудный. Солнце золотило скалы и придавало прозрачность всему окружающему. Было тепло и ясно. В садах цвели бубделии и наполняли воздух ароматом этих экзотических лиан. Этот аромат был так силен, что казался недоступным на ощупь, как свет заката придавал всему небывалую прозрачность.
Волны моря непрестанно шептались в медленном прибое. В эту минуту и материя, н звуки, и чувственные вибрации сливались в одно.
Но Матильда этого не понимала. Она этого не ощущала раньше и теперь не сознавала, под защитой своей детской веселости. Но молчание идущего с нею рядом мужа, заставило внимательнее отнестись к окружающему; как-то невольно подчинилась она влиянию минуты; что-то нахлынуло новое, грудь начала быстрее подниматься, губы дрожали, что-то бессознательно вливалось в душу и чувствовалось, что сейчас, вот здесь же, должно свершиться чудо.
Матильда невольно прижалась к мужу, и ее рука скользнула под его руку. И она сжала эту руку так, как никогда не сжимала, она невольно начала соразмерять свои шаги с шагами мужа, ей захотелось слиться с ним, соединиться в одну гармонию…
Он был много ее выше и ей приходилось теперь подняться на цыпочки. Но это скоро ее утомило, она его остановила, и сама остановившись перед мим, она снова, опустив глаза, трепетно и крепко к нему прижалась. Он наклонился. Она вздрогнула. Она чего-то ждет. Она хочет его видеть… Ах! зачем это?.. Она невольно откинулась назад и все, все рушилось в ее глазах!.. Потому ли это, что солнце закатилось за холмы, что потухли блестевшие огнем скалы, что подул холодный ветер, что все стало обычным? Но она только-что сейчас его увидала и ей это показалась ужасным. Как? это ее муж? Ее возлюбленный?.. Это слово впервые родилось в ее сердце!.. Он, этот старик?.. Она его теперь видит! Такой старый, сморщенный, с старческими тенями на лице! Он взял ее руку: рука ледяная. Она на него стала смотреть с каким-то страхом, она стала бояться поцелуя, который он хотел ей дать!
И она вся насторожилась и отошла. Бежать ей было не нужно, ее охранял взгляд полный презрения и горькая складка вдруг появившаяся около рта.
Эту складку я всегда с той поры видел на ее лице… Так как я должен вам сказать, что это она сама рассказала мне всю эту сцену из своего прошлого, описала минуту, перевернувшую всю ее жизнь.
Матильда теперь, маленькая старушка. У нее довольно озлобленный вид, но я знаю, что она очень добра и много страдала. Мы нежно любим друг друга. Часто рассказываю я ей мои любовные горести, она слушает, покачивая головой.
Вчера она рассказала мне свою историю. И, когда она ее кончила, она прибавила:
— Видите ли, мой друг, вы меня поняли конечно! В один вечер я узнала, что такое любовь:
Страстное желание и затем ненависть!
Источник текста: журнал «Вестник моды», 1913, № 6. С. 51—53.