Наша революция (Троцкий)/Предпосылки социализма
| ← Пролетарский режим | Предпосылки социализма | Рабочее правительство в России и социализм → |
| Опубл.: 1906. Источник: Троцкий Н. Наша революция. — СПб.: книгоиздательство Н. Глаголева, тип. «Север», 1906. — 286 с. |
Марксизм сделал из социализма науку. Это не мешает иным «марксистам» делать из марксизма утопию.
Рожков, выступая против программы социализации и кооперации, следующим образом изображает «те необходимые предпосылки будущего строя, которые незыблемо утверждены Марксом».
«Разве теперь, — говорит Рожков, — имеется уже налицо материальная объективная его предпосылка, заключающаяся в таком развитии техники, которое довело бы мотив личной выгоды и наличность (?) личной энергии, предприимчивости и риска до минимума, и тем выдвинуло бы на первый план общественное производство; такая техника теснейшим образом связана с почти полным (!) господством крупного производства во всех (!) отраслях хозяйства, а разве этот результат достигнут? — Отсутствует и психологическая, субъективная предпосылка — рост классового сознания пролетариата, доходящий до духовного объединения подавляющего большинства народных масс. — Мы знаем, — говорит Рожков далее, — и теперь примеры производительных ассоциаций: таков, напр., известный французский стеклянный завод в Альби и некоторые земледельческие ассоциации в той же Франции… И вот указанные французские опыты как нельзя лучше показывают, что даже хозяйственные условия такой передовой страны, как Франция, недостаточно развиты, чтобы создать возможность господства коопераций: предприятия эти — средних размеров, технический уровень их — не выше обыкновенных капиталистических предприятий, они не идут во главе промышленного развития, не руководят им, а подходят к скромному среднему уровню. Только тогда, когда отдельные опыты производительных ассоциаций укажут на их руководящую роль в хозяйственной жизни, — только тогда мы близки к новому строю, только тогда мы можем быть уверены, что сложились необходимые предпосылки для его осуществления» [Н. Рожков, «К аграрному вопросу», стр. 21—22.].
Уважая добрые намерения т. Рожкова, мы с огорчением должны, однако, признать, что даже в буржуазной литературе нам редко приходилось встречать большую путаницу по части так называемых предпосылок социализма. На этой путанице стоит остановиться, — если не ради Рожкова, то ради вопроса.
Рожков заявляет, что теперь еще нет «такого развития техники, которое довело бы мотив личной выгоды и наличности (?) личной энергии, предприимчивости и риска до минимума и тем выдвинуло бы на первый план общественное производство». Смысл этой фразы открыть не легко. Повидимому, все же, т. Рожков хочет сказать, что во-первых, современная техника еще недостаточно вытеснила из промышленности живой человеческий труд; что, во-вторых, такое вытеснение предполагает «почти» полное господство крупных предприятий во всех отраслях хозяйства, и, значит, «почти» полную пролетаризацию всего населения страны.
Таковы две предпосылки, якобы «незыблемо установленные Марксом».
Попытаемся представить себе ту картину капиталистических отношений, которую застанет социализм по методу Рожкова «Почти полное господство крупных предприятий во всех отраслях промышленности» при капитализме означает, как уже сказано, пролетаризацию всех мелких и средних производителей в области земледелия и индустрии, т. е. превращение всего населения в пролетарское. Но полное господство машинной техники на этих крупных предприятиях доводит до минимума потребление живого труда, и, таким образом, огромное большинство населения страны, надо думать процентов 90, превращается в резервную армию, которая живет на государственный счет в работных домах. Мы взяли процентов 90, но ничто не мешает нам быть логичными и представить себе такое состояние, при котором все производство представляет собой единый автоматический механизм, принадлежащий единому синдикату и требующий в качестве живого труда только одного дрессированного орангутанга. Это, как известно, и есть ослепительно-последовательная теория Туган-Барановского. При таких условиях «общественное производство» не только выдвигается «на первый план», но овладевает всем полем; мало того, наряду с ним, и притом совершенно естественно организуется и общественное потребление, так как, очевидно, что вся нация, кроме 10 % треста, будет жить на общественный счет в работных домах. Таким образом, из-за спины т. Рожкова нам улыбается хорошо знакомое нам лицо г. Туган-Барановского. — Дальше наступает социализм: население выходит из работных домов и экспроприирует группу экспроприаторов. Ни революции, ни диктатуры пролетариата при этом, разумеется, не понадобится.
Второй, экономический признак зрелости страны для социализма, по Рыжкову, это возможность господства в ней кооперативного производства. Даже во Франции кооперативный завод в Альби не выше других капиталистических предприятий. Социалистическое производство станет возможным лишь тогда, когда кооперативы окажутся во главе промышленного развития, как руководящие предприятия.
Все рассуждение с начала до конца вывернуто наизнанку. Кооперативы не могут стать во главе промышленного развития не потому что хозяйственное развитие еще недостаточно подвинулось вперед, а потому что оно слишком далеко подвинулось вперед. Несомненно, экономическое развитие создает почву для кооперации, — но для какой? Для капиталистической кооперации, основанной на наемном труде, — каждая фабрика представляет картину такой капиталистической кооперации. С развитием техники растет и значение этих коопераций. — Но каким образом развитие капитализма может дать место «во главе промышленности» товарищеским предприятиям? На чем основывает т Рожков свои надежды на то, что кооперации оттеснят синдикаты и тресты и займут их руководящее место во главе промышленного развития? Очевидно, что еслиб это случилось, то кооперации должны были бы далее чисто автоматически экспроприировать все капиталистические предприятия, после чего им оставалось бы соответственно понизить рабочий день, чтобы дать работу всем гражданам, и установить соответствие размеров производства в разных отраслях, чтобы избежать кризисов. Этим путем социализм оказался бы установленным в своих основных чертах. Опять-таки ясно, что ни в революции, ни в диктатуре рабочего класса совершенно не представилось бы никакой нужды.
Третья предпосылка — психологическая: необходим «рост классового сознания пролетариата, доходящий до духовного объединения подавляющего большинства народных масс». Так как под духовным объединением, очевидно нужно в данном случае понимать сознательную социалистическую солидарность, значит т. Рожков считает, что психологической предпосылкой социализма является объединение в рядах социал-демократии «подавляющего большинства народных масс». Таким образом, Рожков, очевидно, полагает, что капитализм, ввергающий мелких производителей в ряды пролетариата, а массы пролетариев — в ряды резервной армии, даст социал-демократии возможность духовно объединить и просветить подавляющее большинство (процентов 90?) народных масс.
Это так же мало осуществимо в мире капиталистического варварства, как и господство кооперации в царстве капиталистической конкуренции. Но еслиб это было осуществимо, то, естественно, что сознательно и духовно объединенное «подавляющее большинство» нации без всяких затруднений сняло бы немногих магнатов капитала и организовало бы социалистическое хозяйство без всяких революций и диктатур.
Перед нами невольно встает следующий вопрос. Рожков считает себя учеником Маркса. А между тем Маркс, излагавший в «Коммунистическом Манифесте» «незыблемые предпосылки социализма», смотрел на революцию 1848 г., как на непосредственный пролог социалистической революции. Конечно теперь, через 60 лет, не нужно много проницательности, чтоб увидеть, что Маркс ошибся, ибо капиталистический мир, как мы знаем, существует. Но как мог Маркс так ошибиться? Разве он не видел, что крупные предприятия еще не господствуют во всех отраслях промышленности? Что производительные товарищества еще не стоят во главе крупных предприятий? Что подавляющее большинство народа еще не объединено на почве идей «Коммунистического Манифеста»?. Если мы видим, что всего этого нет и теперь, то как же Маркс не видел, что ничего подобного не было в 1848 году? — Поистине, Маркс 1848-го года — это утопический младенец пред лицом многих нынешних безошибочных автоматов марксизма!..
Мы видим, таким образом, что т Рожков, отнюдь не принадлежащий к критикам Маркса, тем не менее совершенно уничтожает пролетарскую революцию, как необходимую предпосылку социализма Так как Рожков только чересчур последовательно выразил воззрения разделяемые немалым числом марксистов в обоих течениях нашей партии, то следует остановиться на принципиальных, методологических основах его заблуждений.
Нужно, впрочем, оговориться, что соображения Рожкова о судьбе коопераций представляют его индивидуальную собственность. Мы лично нигде и никогда не встречали социалистов, которые, с одной стороны, верили бы в такой простой неотразимый ход концентрации производства и пролетаризации народных масс, и в то же время питали бы веру в руководящую роль производительных товариществ до пролетарской революции Соединение этих двух предпосылок в экономической эволюции гораздо труднее, чем их соединение в одной голове; хотя и это последнее нам всегда казалось невозможным.
Но мы остановимся на двух других «предпосылках», формулирующих более типические предрассудки.
Несомненно, что предпосылками социализма являются и развитие техники, и концентрация производства, и рост сознания масс Но все эти процессы совершаются одновременно, и не только подталкивают и подгоняют друг друга, но и задерживают и ограничивают друг друга. Каждый из этих процессов высшего порядка требует известного развития другого процесса низшего порядка, — но полное развитие каждого из них непримиримо с полным развитием других.
Развитие техники имеет, бесспорно, своим идеальным пределом единый автоматический механизм, который захватывает сырые материалы из недр природы и выбрасывает к ногам человека готовые предметы потребления. Еслиб существование капитализма не было ограничено классовыми отношениями и вытекающей из них революционной борьбой, то мы имели бы право предположить, что техника, приблизившись к идеалу единого автоматического механизма в рамках капиталистического хозяйства, тем самым автоматически упразднит капитализм.
Концентрация производства, вытекающая из законов конкуренции, имеет своей внутренней тенденцией пролетаризацию всего населения И, изолировав эту тенденцию, мы имели бы право предположить, что капитализм доведет свое дело до конца, еслиб процесс пролетаризации не был прерван революционным переворотом, неизбежным при известном соотношении классовых сил — задолго до того, как он превратит большинство населения в резервную армию, населяющую тюремные общежития
Далее. Рост сознания, благодаря опыту повседневной борьбы и сознательным усилиям социалистических партий, несомненно идет поступательно вперед, — и, изолировав этот процесс, мы можем мысленно довести его до того момента, когда подавляющее большинство народа будет охвачено профессиональными и политическими организациями, объединено чувством солидарности, и единством цели И еслиб этот процесс действительно мог нарастать количественно, не изменяясь качественно, то социализм мог бы быть осуществлен мирно, путем единодушного сознательного акта граждан XXI или XXII столетий
Но вся суть в том, что эти процессы, исторически предпосылаемые социализму, не развиваются изолированно, но ограничивают друг друга и достигши известного момента, определяемого многими обстоятельствами, но во всяком случае очень далекого от их математического предела, качественно перерождаются и в своей сложной комбинации создают то, что мы понимаем под именем социальной революции.
Начнем с последнего процесса — роста сознания Он совершается, как известно, не в академиях, в которых пролетариат можно искусственно задержать в течение 50, 100, 500 лет, но в живущем полной жизнью капиталистическом обществе, на основе непрерывной классовой борьбы. Рост сознания пролетариата преобразует эту классовую борьбу, придает ей более глубокий, принципиальный характер и вызывает соответственную реакцию господствующих классов. Борьба пролетариата с буржуазией имеет свою логику, которая, все более и более обостряясь, доведет дело до развязки гораздо раньше, чем крупные предприятия начнут всецело господствовать во всех отраслях хозяйства.
Далее, само собою разумеется, что рост политического сознания опирается на рост численности пролетариата, — причем пролетарская диктатура предполагает, что пролетариат достиг такой численности, что может преодолеть сопротивление буржуазной контрреволюции Это вовсе не значит, однако, что «подавляющее большинство» населения должно состоять из пролетариев, а «подавляющее большинство» пролетариата из сознательных социалистов. Во всяком случае, ясно, что сознательно-революционная армия пролетариата должна быть сильнее контрреволюционной армии капитала; тогда как промежуточные сомнительные или индифферентные слои населения должны находиться в таком положении, чтоб режим пролетарской диктатуры привлекал их на сторону революции, а не толкал в ряды ее врагов. Разумеется, политика пролетариата должна сознательно сообразоваться с этим.
Все это предполагает, в свою очередь, гегемонию индустрии над земледелием и преобладание города над деревней.
Попробуем рассмотреть предпосылки социализма в порядке убывающей общности и возрастающей сложности:
1. Социализм, не есть только вопрос равномерного распределения, но и вопрос планомерного производства Социалистическое, т е кооперативное производство в больших размерах возможно лишь при условии такого развития производительных сил, которое делает крупное предприятие более производительным, чем мелкое Чем выше перевес крупного предприятия над мелким, т е чем развитее техника, тем больше должны быть хозяйственные выгоды от социализации производства, тем выше, следовательно, должен быть культурный уровень всего населения при равномерном распределении, основанном на планомерном производстве.
Эта первая объективная предпосылка социализма имеется налицо уже давно С тех пор, как общественное разделение труда привело к разделению труда в мануфактуре, еще в большей мере с тех пор, как мануфактура стала сменяться фабрикой, применяющей систему машин, — крупное предприятие становилось все более и более выгодным, а значит и социализация крупного предприятия должна была делать общество все более и более богатым Ясно, что переход всех ремесленных мастерских в общую собственность всех ремесленников нисколько не обогатил бы их, тогда как переход мануфактуры в общую собственность ее частичных рабочих, или переход фабрики в руки наемных производителей, или лучше сказать, переход всех средств крупного фабричного производства в руки всего населения, несомненно, поднял бы его материальный уровень, — и притом в большей степени, чем высшей ступени достигло крупное производство.
В социалистической литературе цитировалось предложение члена английской палаты общин Беллерса, который за сто лет до заговора Бабефа, именно в 1696 г, внес в парламент проект об организации кооперативных товариществ, самостоятельно удовлетворяющих всем своим потребностям По вычислениям англичанина, такой производительный коллектив должен был состоять из 200—300 человек Мы не можем здесь заняться проверкой его выводов — да это для нас и не существенно — важно лишь то, что коллективистское хозяйство, хотя бы только в размере 100, 200, 300 или 500 человек, представляло уже в конце XVII века производственные выгоды.
В начале XIX в Фурье проектировал производственно- потребительные ассоциации, фаланстеры, в 2 000—3 000 человек каждая Расчеты Фурье никоим образом не отличались точностью, но во всяком случае развитие мануфактурной системы к его времени подсказывало ему уже несравненно более обширные размеры для хозяйственных коллективов, чем в приведенном выше примере Ясно, однако, что как ассоциации Джона Беллерса, так и фаланстеры Фурье, гораздо ближе по своему характеру к свободным хозяйственным общинам, о которых мечтают анархисты и утопичность которых состоит не в том, что они вообще «невозможны» или «противоестественны» (коммунистические общины Америки доказали, что они возможны), а в том, что они отстали от хода экономического развития на 100—200 лет.
Развитие общественного разделения труда, с одной стороны, машинного производства, с другой, привело к тому, что в настоящее время единственный кооператив, который может использовать в широких размерах выгоды коллективистского хозяйства — это государство Да и в замкнутых границах отдельных государств социалистическое производство уже не могло бы вместиться — как по экономическим, так и по политическим причинам.
Атлантикус, немецкий социалист, не стоящий на точке зрения Маркса, вычислил в конце прошлого столетия экономические выгоды социалистического хозяйства в применении к такой единице, как Германия Атлантикус меньше всего отличается полетом фантазии, его мысль вообще движется в колее хозяйственной рутины капитализма, он опирается на авторитетных писателей нынешней агрономии и технологии, — и в этом не только его слабая, но и его сильная сторона, так как она во всяком случае обеспечивает его от неумеренного оптимизма Так или иначе, Атлантикус приходит к выводу, что при целесообразной организации социалистического хозяйства, под условием использования технических средств середины 90-х годов XIX века, доход рабочего может быть увеличен вдвое или втрое, а рабочее время уменьшено до половины нынешнего размера.
Не нужно, разумеется, думать, что Атлантикус впервые доказал выгодность социализма высшая производительность труда в крупных хозяйствах, с одной стороны, необходимость планомерности производства, доказываемая кризисами, с другой стороны, свидетельствовали о хозяйственных преимуществах социализма гораздо красноречивее, чем социалистическая бухгалтерия Атлантикуса Его заслуга состоит лишь в том, что он выразил это преимущество в приблизительных цифровых отношениях.
Из всего сказанного, мы имеем право сделать тот вывод, что если дальнейшее возрастание технического могущества человека делает социализм все более и более выгодным, то достаточные технические предпосылки для коллективистского производства — в тех или иных размерах — имеются уже в течение одного-двух столетий, а в настоящее время социализм технически выгоден не только в государственных, но в огромной мере, и в мировых размерах.
Одних технических преимуществ социализма, однако, совершенно недостаточно для его осуществления В течение XVIII и XIX веков крупное производство проявляло свои преимущества — не в социалистической, а в капиталистической форме Ни проект Беллерса, ни проект Фурье не были осуществлены Почему? Потому, что не нашлось в то время социальной силы, готовой и способной их осуществить.
2. Тут мы от производственно-технической предпосылки переходим к социально-экономической, — менее общей, но более сложной Еслиб мы имели дело не с антагонистическим классовым обществом, а с однородным товариществом, которое сознательно выбирает для себя систему хозяйства, тогда, несомненно, одних вычислений Атлантикуса было бы совершенно достаточно, чтобы приступить к социалистическому строительству Сам Атлантикус, социалист очень вульгарного типа, так именно и смотрит на свой труд.
Такая точка зрения при настоящих условиях могла бы быть применима лишь в пределах частного хозяйства, единоличного или акционерного Всегда можно предполагать, что любой проект хозяйственных реформ (введение новых машин, новых сырых материалов, иного распорядка работ, иной системы вознаграждения) будет принят владельцем, если только проект этот с несомненностью обнаруживает коммерческую выгодность реформы Но поскольку мы имеем дело с общественным хозяйством, этого одного уже недостаточно Тут борются враждебные интересы Что выгодно одному, то невыгодно другому Классовый эгоизм выступает не только против классового эгоизма, но и против выгод целого Следовательно, для осуществления социализма необходимо, чтобы в среде антагонистических классов капиталистического общества имелась налицо социальная сила, по своему объективному положению заинтересованная в осуществлении социализма, и, по своему могуществу, способная осуществить его, преодолев враждебные интересы и противодействия
Одна из основных заслуг научного социализма состоит именно в том, что он теоретически открыл такую социальную силу в лице пролетариата и показал, что этот класс, неизбежно растущий вместе с капитализмом, может найти свое спасение только в социализме, что всем своим положением он толкается к социализму, и что доктрина социализма в капиталистическом обществе не может не стать в конце концов идеологией пролетариата.
Легко понять, поэтому, какой колоссальный шаг назад от марксизма делает Атлантикус, когда уверяет, что раз доказано, что «при переходе средств производства в руки государства не только может быть достигнуто всеобщее благосостояние, но еще сократится рабочее время, то совершенно безразлично, оправдывается ли теория концентрации капиталов, исчезновения промежуточных слоев населения или нет».
Раз доказана выгодность социализма, «тогда незачем, — по мнению Атлантикуса, — возлагать все свои надежды на фетиш хозяйственного развития, а следует предпринять обширные исследования и приступить (!) к всесторонней и тщательной подготовке перехода от частного к государственному или „общественному“ производству» [Атлантикус «Государство будущего», изд книгоизд «Дело», С П- б, 1906 г, стр 22—23]
Возражая против чисто оппозиционной тактики с -д и предлагая немедленно «приступить» к подготовке социалистического преобразования, Атлантикус забывает, что с — д еще не имеет для этого необходимой власти, а Вильгельм II, Бюлов, и большинство германского рейхстага, хотя и имеют в руках власть, но отнюдь не намерены приступать к проведению социализма Социалистический проект Атлантикуса так же мало убедителен для Гогенцоллернов, как проект Фурье для реставрированных Бурбонов, — хотя последний опирался в своем политическом утопизме на пламенную фантазию в области хозяйственного творчества, а Атлантикус — в своем отнюдь не меньшем политическом утопизме опирается на убедительную филистерски-трезвую бухгалтерию.
Каков же должен быть уровень социальной дифференциации для того, чтобы вторая предпосылка имелась налицо? Иначе сказать, какова должна быть относительная численность пролетариата? Должен ли он составлять половину населения, две трети, или девять десятых?
Совершенно безнадежным предприятием было бы стремление наметить голые арифметические рамки этой второй предпосылки социализма Прежде всего, при таком схематизме выступил бы вопрос, кого отнести к пролетариату причислять ли к нему обширный слой полупролетариев-полукрестьян? Причислять ли резервные массы городских пролетариев, которые, с одной стороны, переходят в паразитический пролетариат нищих и воров, а, с другой, наполняют собою городские улицы в роли мелких торговцев, играющих паразитическую роль по отношению к хозяйственному целому? Этот вопрос далеко не так прост.
Значение пролетариата опирается всецело на его роль в крупном производстве. Буржуазия в своей борьбе за политическое господство опирается на свое экономическое могущество. Прежде чем она успевает взять в свои руки государственную власть, она сосредоточивает в своих руках средства производства страны; это и определяет ее удельный вес. Пролетариат же, вопреки кооперативистским фантасмагориям, вплоть до социалистической революции будет лишен средств производства. Его социальное могущество вытекает из того, что средства производства, находящиеся в руках буржуазии, могут быть приведены в движение только им, пролетариатом. С точки зрения буржуазии пролетариат является также одним из средств производства, составляющим в соединении с другими единый цельный механизм; но пролетариат — есть единственная неавтоматическая часть этого механизма, и несмотря на все усилия, ее нельзя довести до состояния автоматизма. Такое положение дает возможность пролетариату приостановить по своей воле правильное функционирование общественного хозяйства — в части или в целом (частные или общие стачки).
Отсюда ясно, что значение пролетариата — при одинаковой численности — тем выше, чем большую массу производительных сил он приводит в движение: пролетарий крупной фабрики представляет — при прочих равных условиях — большую социальную величину, чем ремесленный рабочий, пролетарий города — большую величину, чем пролетарий деревни. Другими словами, политическая роль пролетариата тем значительнее, чем более крупное производство господствует над мелким, индустрия — над земледелием, город — над деревней.
Если мы возьмем ту эпоху истории Германии или Англии, когда ее пролетариат составлял такую же долю нации, какую теперь составляет пролетариат России, то мы увидим, что он не только не играл, но по своему объективному значению и не мог играть той роли, какую теперь играет наш рабочий класс.
Это же самое, как мы видели, можно сказать относительно роли города. Когда городское заселение составляло в Германии лишь 15 %, как у нас, тогда и речи не могло быть о такой роли германских городов в общей экономической и политической жизни страны, какую играют наши города. Сосредоточение крупных промышленных и торговых учреждений в городах и соединение городов с провинцией системой железных дорог дали городам значение, далеко превосходящее простой объем их населения, причем рост их значения далеко обгонял рост численности их населения, в то время как рост их жителей, в свою очередь, обгонял естественный прирост всего населения… Если в Италии, в 1848 году, число ремесленников — не только пролетариев, но и самостоятельных хозяев — составляло около 15 % всего населения, т. е. не меньше чем ремесленников и пролетариев в нынешней России, то роль их была несравненно ниже роли русского промышленного пролетариата.
Из всего сказанного ясно, что предопределять, какую часть всего населения должен составить пролетариат к моменту завладения государственной властью, значит заниматься бесплодной работой. Вместо этого мы приведем несколько примерных данных, чтоб показать, какую часть населения составляет пролетариат в настоящее время в передовых странах.
В 1895 г в Германии из общего числа 20,5 миллионов промыслового населения (не считая армии, государственных чиновников и лиц без определенных занятий) на долю пролетариата приходилось 12,5 миллионов (считая наемных рабочих земледелия, индустрии, торговли, а также домашнюю прислугу); собственно земледельческих и промышленных рабочих насчитывалось 10,75 миллионов. Что касается остальных 8 миллионов душ, то из них очень многие по существу являются пролетариями (домашняя индустрия, работающие члены семей и пр.). Число наемных рабочих только в земледелии охватывало 5,75 миллиона. Все сельское население составляло около 36 % населения страны. Эти цифры, повторяем, относятся к 1895 году. За протекшие 11 лет произошли, бесспорно, огромные изменения — и в общем, в одном направлении: отношение городского населения к сельскому увеличилось (в 1882 г. сельское население составляло 42 %), увеличилось отношение всего пролетариата ко всему населению, индустриального пролетариата — к сельскохозяйственному, наконец, на каждого индустриального пролетария приходится больше производительного капитала, чем в 1895 г. Но и данные 1895 года показывают, что германский пролетариат давно уже составляет господствующую производительную силу страны.
Бельгия с ее семимиллионным населением представляет собою чисто индустриальную страну. На 100 лиц, занятых какой- либо профессиональной деятельностью, 41 приходится на долю промышленности в тесном смысле, и лишь 21 на долю земледелия. На три с лишком миллиона душ самодеятельного населения приходится около 1.800.000 душ пролетариата; т. е. около 60 %. Эти числа стали бы еще красноречивее, если бы к резко дифференцированному пролетариату присоединить родственные ему социальные элементы: производителей, «самостоятельных» по форме, но в действительности закабаленных капиталу, мелких чиновников, солдат и т. п.
Но первое место в смысле индустриализации хозяйства и пролетаризации населения принадлежит бесспорно Англии. В 1901 г. число лиц, занятых в сельском и лесном хозяйстве и в рыболовстве составляло 2,3 миллиона, тогда как индустрия, торговля и транспорт охватывали 12,5 миллионов душ.
Таким образом, в главных европейских странах городское население главенствует над сельским по своей численности. Но главенство его неизмеримо выше не только по массе представляемых им производительных сил, но и по личному качественному составу. Город отвлекает к себе наиболее энергичные, способные и интеллигентные элементы деревни Показать это статистически трудно. Хотя косвенное подтверждение этому дает возрастный состав городского и сельского населения, имеющий притом и самостоятельное значение. Так, в 1895 г. в Германии считалось 8 мил. человек, занятых в сельскохозяйственном производстве, и 8 мил., занятых в индустрии. Но если разбить население по возрастным группам, то окажется, что сельское хозяйство уступает индустрии на миллион наиболее работоспособных сил в возрасте 14—40 лет. Это показывает, что в деревне остается преимущественно «старый да малый».
В результате всех приведенных выше соображений мы можем прийти к тому выводу, что экономическая эволюция — рост индустрии, рост крупных предприятий, рост городов, рост пролетариата вообще и индустриального в особенности — уже подготовила арену не только для борьбы пролетариата за государственную власть, но и для завоевания этой власти
3. Тут мы переходим к третьей предпосылке социализма, к диктатуре пролетариата.
Политика — это та плоскость, где объективные предпосылки пересекаются с субъективными. На почве определенных технических и социально-экономических условий класс ставит себе сознательно определенную задачу, завоевание власти, объединяет свои силы, взвешивает силы противника, оценивает обстоятельства.
Однако, и в этой третьей области пролетариат не абсолютно свободен; кроме субъективных моментов: сознательности, готовности, инициативы, которые тоже имеют логику своего развития, пролетариат сталкивается в своей политике с целым рядом объективных моментов, каковы: политика господствующих классов, существующие государственные учреждения (армия, классовая школа, государственная церковь), международные отношения и пр.
Остановимся, прежде всего, на субъективном моменте — подготовленности пролетариата к социалистическому перевороту
Бесспорно: недостаточно того, чтобы уровень техники делал социалистическое хозяйство выгодным с точки зрения производительности общественного труда. Недостаточно и того, чтобы развившаяся на основе этой техники социальная дифференциация создала пролетариат, как главный по численности и хозяйственной роли класс, объективно заинтересованный в социализме. Нужно еще, чтобы этот класс
сознал свой объективный интерес. Нужно, чтоб он понял, что для него нет выхода вне социализма, нужно, чтоб он сплотился в армию, достаточно могущественную для завоевания государственной власти в открытой борьбе.
Было бы в настоящее время нелепостью отрицать необходимость такой подготовки пролетариата; только старые бланкисты могли надеяться на спасительную инициативу заговорщической организации, сложившейся независимо от масс, или их антиподы — анархисты могут надеяться на самопроизвольный стихийный взрыв масс, который неизвестно чем разрешится; социал-демократия говорит о завоевании власти, как о сознательном действии революционного класса.
Но многие социалисты-идеологи (идеологи в дурном смысле этого слова — из тех, что все опрокидывают на голову) говорят о подготовке пролетариата к социализму в смысле его морального перерождения. Пролетариат и даже вообще «человечество» должно предварительно совлечь с себя свою старую эгоистическую природу, в общественной жизни должны получить преобладание побуждения альтруизма и пр. Так как в настоящее время мы еще очень далеки от такого состояния, и так как «человеческая природа» изменяется крайне медленно, то наступление социализма отодвигается на ряд столетий. Такой взгляд кажется очень реалистическим, эволюционным и пр. Но на самом деле он весь создан из плоских моралистических соображений.
Предполагается, что социалистическая психология должна быть усвоена прежде, чем наступит социализм; другими словами, предполагается, что на основе капиталистических отношений возможно привить массам социалистическую психологию. Не нужно при этом смешивать сознательного стремления к социализму с социалистической психологией. Последняя предполагает отсутствие эгоистических побуждений в сфере экономической жизни; стремление же к социализму и борьба за него вытекают из классовой психологии пролетариата. Как ни много точек соприкосновения между классовой психологией пролетариата и бесклассовой социалистической психологией, но между ними еще целая пропасть.
Совместная борьба против эксплуатации порождает в душе рабочего прекрасные ростки идеализма, товарищеской солидарности, личного самоотречения, —но в то же время индивидуальная борьба за существование, вечно отверстая пасть нищеты, дифференциация в рядах самих рабочих, давление темных масс снизу, развращающая деятельность буржуазных партий, — не позволяют этим прекрасным росткам развиться до конца.
Но суть в том, что даже оставаясь мещански-эгоистичным, не превышая своей «человеческой» ценностью средних представителей буржуазных классов, средний рабочий на опыте жизни убеждается, что его примитивнейшие желания и естественнейшие потребности могут получить удовлетворение только на развалинах капиталистического строя.
Идеалисты представляют себе то отдаленное будущее поколение, которое сподобится социализма, совершенно так же, как христиане представляют себе членов первых христианских общин.
Какова бы ни было психология первых прозелитов христианства, — из Деяний апостольских мы знаем, что бывали случаи утайки своего имущества от общины, — но во всяком случае христианство при дальнейшем своем распространении не только не переродило души всего народа, но само переродилось, материализировалось и бюрократизировалось, от братского наставничества перешло к папизму, от страннического нищенства — к монастырскому паразитизму, словом, не только не подчинило себе социальных условий той среды, в которой распространялось, но само подчинилось им. И это произошло не вследствие неловкости или корысти отцов и учителей христианства, а вследствие неотразимых законов зависимости человеческой психологии от условий общественного труда и существования. И эту зависимость показали на самих себе отцы и учителя христианства.
Если б социализм думал создать новую человеческую природу в рамках старого общества, он был бы только новым изданием моралистических утопий… Социализм ставит своей задачей не создание социалистической психологии, как предпосылки социализма, а создание социалистических условий жизни, как предпосылки социалистической психологии.