Начертание о состоянии Франции, читанное в законодательном корпусе министром внутренних дел Шанланьи, 31-го декабря 1804 года*
править- Речь сия конечно никого не введет в заблуждение. Опыты доказали, благоденствует ли государство, управляемое одними солдатами? У кого висит над головой обнаженный меч, к волоску привязанный, тот не может искренне радоваться! Изд.
Исполняя данное мне повеление, имею честь предложить вам о нынешнем состоянии Французской империи.
Внутреннее состояние Франции ныне такое точно, какое было во времена самые спокойные; ничто не нарушает общественной безопасности; никакие злодеяния не напоминают нам о революции; полезные предприятия, меры, взятые для обеспечения собственности публичной и частной — все свидетельствует о приращении доверенности к правительству и общего спокойствия. — Пагубные мнения не раздражают умов; гражданский порядок, понимаемый ныне в прямом своем значении, заставляет каждого помышлять о счастье народном. Донесения чиновников государственных подтверждают сию истину. Наполеон, путешествуя по департаментам, видел это собственными глазами: еще более это доказывается тем, что армии были оставлены своими генералами, военные отделения — своими начальниками, верховные трибуналы были без судей, церкви без пастырей, города и села оставались без властей, управляющих умами[1]; везде народ был оставлен самому себе — и везде сей самый народ поведением своим доказал, что желает повиноваться порядку и законам. Верховный первосвященник, проезжая Францией, от берегов По до Сены, везде видел знаки любви и почтения большей части народа, который, будучи преданным древнему своему закону, почитает Пия VII-го общим отцом и средоточием веры. — Коварные замыслы державы непреклонной едва не погрузили Францию в войну междоусобную и анархию. Франция вздрогнула, когда они открылись; беспокойства, едва усыпленные, воспрянули; в умах пробудились правила, уважаемые мудрецами, правила, которым всегда мы следовали, прежде нежели заблуждение и слабость овладели нами, прежде нежели наши мнения совратились с пути истины. — Дознано опытами, что разделенная власть не сильна; испытано на самом деле, что власть, порученная на короткое время, весьма не надежна, потому что не дозволяет заняться ни долговременными трудами, ни прилежными размышлениями; будучи вверенной одному человеку по жизнь, она вместе с ним ослабевает и угрожает несогласиями и безначалием после его смерти. Наконец все уверены, что в обширном государстве только одна власть наследственная удобна сохранить его политическое существование, и продолжается многие столетия. Сенат был, и надлежало ему быть, органом общей заботливости. Скоро обнаружились желание о наследственном правлении, желания, таившиеся, в сердцах истинных французов; они провозглашены избирательными коллегиями и войском. Требованы были мнение от государственного совета, от чиновников, от людей просвещеннейших — все отвечали единодушно.
Первый консул уже давно видел, что для государства, столь обширного, как Франция, необходимо нужна власть наследственная. Тщетно он сопротивлялся могуществу собственной уверенности; тщетно хотел ввести систему избирательную, которая могла бы продолжить правление, спокойно передавая власть из рук в руки. Опасение граждан, надежды наших неприятелей уничтожили его намерения. Вместе с кончиною первого консула погибли бы все плоды трудов его. Зависть чужестранцев, дух крамолы и безначалия, нетерпеливо ожидали сей минуты. Разум, чувство и опыт твердили всем французам, что та только власть может быть прочной, которая переходит к другому без остановки, и что тот только преемник безопасен, который правом наследства пользуется по закону природы.
Столь побудительные причины, вместе с общим желанием нации, заставили первого консула решиться. Он согласился возложить на себя, и после своей смерти на двух братьев своих, бремя, которое по стечению обстоятельств принять ему необходимо надлежало. Следствием его размышлений, усовершенствованных частыми сношениями с членами сената, рассуждениями в советах и примечаниями людей мудрейших, был ряд учреждений, которыми утверждается наследство императорского престола; назначаются принцам их права и обязанности; обещается наследнику империи воспитание, соответствующее высокому его сану; определяются те, которые в случае малолетства наследника должны взять на себя правление и знать границы своей власти; установляются между троном и гражданами чины и достоинства, для каждого открытые, ободрение и награды за общественные добродетели; даются людям, отличенным высокими достоинствами, такие судьи, которые, из уважения к ним, не забудут своей должности; назначаются нарушителям общественного спокойствия и выгод империи судьи, необходимо привязанные к общественному спокойствию и выгодам империи; возвращаются судилищам и их определениям старинные наименования, уваженные столетиями; наконец утверждаются права государя и народа посредством присяг — стражей всех выгод.
Сии распоряжения подтверждены сенатским определением в 28-й день флореаля; народ французский объявил свою волю, свободную и непринужденную; захотел, чтобы императорское достоинство было наследственным в потомстве прямом, законном, или усыновленном Наполеона Бонапарте, прямом и законном Иосифа Бонапарте, прямом и законном же Людовика Бонапарте. С того времени никакое другое постановление не нужно для утверждение прав и власти Наполеона. Несмотря на то, ему было угодно возвратить Франции прежние обычаи ее, ввести учреждения, самым Божеством вдохновенные, и начало своего царствования ознаменовать печатью религии. Глава церкви, желая уверить французов в отеческой к ним нежности, решился приехать во Францию для отправления священного обряда. Какие глубокие впечатления сей обряд оставил в душе Наполеона и в памяти нации! Какая материя к разговорам для будущих поколений! Какой повод к удивлению для Европы!
Какое зрелище! Наполеон упадает на колени у подножия жертвенника, им восставленного; верховный первосвященник просит небо о ниспослании на его и на Францию благословения, и в молитвах своих о благе одной нации не забывает о благе целого света[2]! Священники, некогда разделяемые несогласием, к мольбам его присоединяли свои голоса, свою благодарность.
Сенаторы, законодатели, трибуны, судьи, воины, правители народа и председящие в собраниях соединяют свои мнения, свои надежды, свои желания; самодержцы, князья и посланники с недоумением смотрят на великое зрелище, которое представляет Франция, утверждаясь на древних своих основаниях, и своим спокойствием обеспечивая спокойствие их отечества!
Среди сего великолепия Наполеон пред лицом вечного, произносит непреложную клятву, которой утверждается целость империи, неприкосновенность собственности, прочность узаконений, почтение к законам и счастье нации! Клятва Наполеона будет ужасом для неприятелей и эгидою для французов. Она будет повторена перед лицом войска, если враг нападет на пределы наши — и тогда мы не устрашимся неприятельского нашествия. Она сохранится в памяти чиновников; будет напоминать им об их должностях и о цели их упражнений, и, если не предотвратит погрешностей в их управлении, по крайней мере научит их немедленно поправлять свои ошибки. Она подтверждает наши законы. С сего времени менее новых учреждений будет предлагаемо на рассуждение законодательного корпуса. Гражданское уложение совершило общую надежду; оно напечатлено в памяти граждан и управляет их поступками; оно всеми единодушно почитается благодеянием для народа. Начертание уголовного уложения окончено уже назад тому два года и было предложено на рассмотрение трибуналов; теперь государственный совет произнесет о нем последнее мнение. Продолжение уложений о судебном производстве дел и о торговле остановлено. Важнейшие занятия отвлекли от них внимание Наполеона, который поставил для себя непременным долгом предлагать на рассуждение законодателей только такие законы и начертания, которые приведены уже в зрелость долговременными мудрыми размышлениями. Училища законоведения немедленно откроются; лицеи и второстепенные училища наполнены юношеством, ищущим просвещения. Из Фонтенбло уже вышло множество молодых людей, которые отличаются в войсках наших знаниями, любовью к порядку и повиновению. Школа политехническая наделяет полезными людьми наши арсеналы, гавани и рабочие. В Компьене школа художеств и ремесел ежедневно показывает новые успехи; скоро на границах Вандеи учреждено будет подобное училище. Награды назначены для наук, словесности и художеств; Наполеон, определив в известное время ободрять труды, имеет право ожидать мастерских произведений от французского гения. По части строения мостов и плотин работы — одни постоянно продолжаются, для других сочиняются планы; таким образом каждый год готовятся для последующих годов новые занятия на пользу государственную. Безвременное ненастье уничтожило осторожные меры правительства; дожди и разлития рек испортили дороги; некоторые работы остановлены, другие надлежит начинать снова; департаменты Рейнский и Мозельский претерпели великие опустошения. Один префект, ревностный исполнитель намерений Наполеона, подал нужную помощь несчастным жертвам разорения; сам он ободрил их своим присутствием и утешил своими благодеяниями. Зараза опустошала соседнее королевство; осторожное наше правительство предохранило Францию от сего несчастья, не прерывая сношений, питающих торговлю и мануфактуры. В средоточии Вандеи созидается новый город, назначаемый вмещать в себе правительство департамента, которое с неутомимою деятельностью постарается надзирать над безопасностью граждан; из сего-то города будет изливаться просвещение на все части департамента, где невежество и недостаток в наставлении часто вовлекали простодушных людей в пагубные сети искушения. Торговля процветает на левом берегу Рейна; в Майнце и Кельне происходит размен товаров без ущерба выгод внутренней Франции. Мануфактуры приходят к совершенству. Между тем, как наемники британского правительства выхваляют силы и богатство Англии на морях и в Индиях, между тем, как они кричат, что ремесленные наши заведенья опустели, что работники умирают от голода и нужды, — промышленность глубоко пускает корни на нашей собственной земле, и уже равняется с английской во всем том, чем прежде наши неприятели славились. Землепашество распространяется и приобретает новые успехи; благоразумные распоряжения, в рассуждении вывоза и ввоза хлеба, дают земледельцу средства получить награду за труды свои, и ручаются, что наши магазины никогда не будут скудны. Видя, как ободряются конские заводы, смело можем надеяться, что будем иметь хороших лошадей; шерстяные фабрики час от часу приближаются к совершенству; поля покрыты скотом; все части империи наполняются истинным богатством. — С приумножением богатства, при уверенности в личной безопасности, обильнее изливаются благодеяния. Граждане, побуждаемые религией и помня претерпенные несчастья, благодетельствуют не для настоящего только времени, но и для будущих поколений; они вверяют правительству сокровища, поручая ему исполнение своих завещаний. Никогда еще не сделано было столько благочестивых приношений в пользу странноприимства и богаделен; никогда страждущее человечество не имело столь многих друзей, а бедность такого верного пристанища. Благодетельные пожертвования теперь употребляются с особливою осмотрительностью, и больницы парижские не служат, как прежде, убежищем, пагубным для населения и многолюдства. Оттого происходит, что теперь число нищих тридцатью двумя тысячами менее, нежели было оно в 1791-м году, и двадцатью пятью тысячами менее, нежели в 10-м году республики. Вера восприняла прежнюю власть свою, но только для блага человечества. Благоразумная терпимость ей сопутствует; Священники различных исповеданий, поклоняющиеся единому богу, оказывают друг другу взаимное уважение и препираются только в исполнении добродетелей. Таково внутреннее состояние нашего отечества.
Храбрость французов, с помощью усердия испанцев, сохранила нам Санто Доминго. Мартиника ни во что вменяет угрозы неприятелей; приверженность ее к Франции час от часу усиливается под влиянием отеческого правления. Гваделупа обогатилась добычами английской торговли; Гвиана благоденствует под сенью деятельного правительства; Иль де Франс и ла-Реюньон теперь были бы вместилищем богатств азийских; Лондон мучился бы судорогами и отчаянием, если бы слабость и неопытность не уничтожили остроумного плана[3]; по крайней мере помянутые острова довольствуются добычами, отнятыми у неприятелей. Наши войска достойны славы, приобретенной подвигами. При своей храбрости, при любви к порядку и повиновению, они еще приобрели навык к терпению и без ропота ожидают сражения, вверив себя благоразумию начальника. Наши солдаты и офицеры учатся господствовать над стихией, отделяющей от них ненавистный остров, предмет их негодования. Они своей отважностью, своим искусством удивляют самых опытных мореходцев. Наши флоты, беспрестанно упражняясь в оборотах, готовятся к сражениям и между тем как неприятельские борются с ветрами и ненастьем — без малейшего ущерба, заблаговременно привыкают к победам. — Немедленно по начатии войны мы приобрели Ганновер; теперь удобнее, нежели когда-нибудь, можем нанести решительный удар неприятелю. Морские наши ополчения ныне приведены в лучшее состояние, нежели в каком находились они за десять лет прежде; сухопутные наши войска теперь гораздо многочисленнее, гораздо исправнее, нежели прежде; они теперь не имеют недостатка в том, что нужно для преодоления врагов наших. В департаменте финансов господствует та же деятельность, та же исправность в собирании доходов, тот же порядок в управлении казною; долги государственные почти ничем не увеличились. Война требовала чрезвычайных издержек; но сии издержки, сделанные внутри Франции, доставили нам корабли, пристани, все, что служит к безопасности отечества. Теперь уже не нужны чрезвычайные издержки; суммы по случаю нынешних военных обстоятельств будут употребляемы в расход с бережливостью, которой прежде не позволяли наблюдать поспешные приготовления к нападению и защите. Доходы короны достаточны для издержек, употребленных на миропомазание и коронование Наполеона, и для тех, которые впредь будут употребляемы на украшении престола. Пышность двора не может быть тягостной для народа. В положении дел Европы произошла одна только важная перемена. Испания наслаждалась спокойным нейтралитетом по согласию Франции и Великобритании; вдруг учинено нападение на ее корабли, и договор Амьенский нарушен против Испании, равно как против Франции. Его католическое величество решился принять средства, соответствующие достоинству его престола, нарушенной верности и чести народа великодушного, им управляемого. — Император австрийский, повинуясь внушению человеколюбивого своего характера и соображаясь с пользою своего народа, хранит мир и печется о приведении в порядок государственных сборов и издержек, о благе провинций и об успехах торговли. — Итальянская республика, управляемая по одинаковым правилам с Францией, по примеру сей державы, ощущает потребность в окончательном устроении, которое утвердило бы выгоды общежития для настоящего и ддля будущих поколений. Наполеон, соединенный с республикою тесными узами, по долгу своему, в качестве президента и основателя сего государства, оправдает ее доверенность и утвердит ее независимость, не теряя однако из виду пользы французского народа, которому оная республика обязана бытием своим и соглашая выгоды обоих дружественных народов с выгодами держав сопредельных. Сии перемены, которых требует воля одного народа и польза всех прочих, наконец уничтожат нелепые клеветы; тогда не станут уже обвинять Францию, которая сама для себя назначила границы; не станут, говорю, обвинять Францию в том, что она распространяет свои пределы. — Гельвеция спокойно пользуется благодеяниями своего уложения, мудростью своих сограждан и нашею дружбою. — Батавия изнемогает от бремени олигархии, без единодушия в своих намерениях, без могущества, без любви к отечеству. Ее колонии в другой раз преданы в руки англичан без малейшего сопротивления, но народ батавский бодр духом, бережлив и благонравен; ему недостает только правительства мудрого, твердого, одушевленного любовью к отечеству. — Король прусский во всех случаях обнаруживает свою дружбу к Франции, а Наполеон со своей стороны не пропускает ни одного для утверждение прочности такого счастливого согласия. — Курфюрсты и все члены Германского корпуса с верностью сохраняют приверженность и дружбу ко Франции. — Дания продолжает сообразоваться с правилами политики мудрой, истинной и умеренной. — Турция непостоянна в своей политике; побуждаемая страхом, она следует системе, противной собственным выгодам. Пожелаем, чтобы она, чрез потерю своего бытия, не узнала, что боязнь и нерешительность опаснее войны самой несчастной, и что они ускоряют падение империи! — Предприятия Англии для нас нестрашны: Франция утвердилась на своем основании; будучи сильною своим единодушием, своим богатством, храбростью своих защитников, она станет хранить союзные постановления с дружественными народами и не устрашится угроз неприятельских. — Когда Англия уверится в ничтожности своих усилий нарушить мир на твердой земле; когда узнает она, что безрассудно предпринятая война служит к ее вреду, и что Франция не примет никаких других условий, кроме содержащихся в трактате Амьенском, и никогда не согласится на присвоение Мальты Англией, в противность договорам; в то время Англия обратится к миролюбивым намерениям. Вражда и ненависть скоро проходят.
Шампаньи Ж.Б.Н. де Начертание о состоянии Франции, читанное в Законодательном корпусе министром внутренних дел Шанпаньи, 31 го декабря 1804 года: (Из Монитера) / [Пер. М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 20, N 5. — С. 67-84.
- ↑ То есть, что главные начальники военные, гражданские и духовные, призваны были в Париж по случаю коронации.
- ↑ Кажется, что г. Шанпаньи мог бы обойтись без пустой декламации, и что членам законодагаельного корпуса гораздо нужнее знать о состоянии Франции, нежели о том, как и за кого папа молился. Французы сами признаются, что литература их в упадке. Изд.
- ↑ Речь идет об экспедиции контр-адмирала Линуа, который не мог остановить английского купеческого флота, плывшего из Китая с богатым грузом. Изд.