Начало сезона
авторъ Власъ Михайловичъ Дорошевичъ
Источникъ: Дорошевичъ В. М. Папильотки. — М.: Редакція журнала «Будильникъ», 1893. — С. 100.

Тринадцатаго августа въ газетѣ «Вселенская Смазь», органѣ города Макаротелятинска, появилось совсѣмъ-таки сенсаціонное извѣстіе слѣдующаго содержанія:

«Нами неоднократно было замѣчено, что воздухъ за послѣднее время охладѣваетъ. Потому что приписываемъ это минованію лѣта, а также и близости осени. Ибо сегодня уже 13-е августа, что и согласно съ утвержденными законами природы. А потому, въ виду наступленія сезона, и открываемъ подписку, а также желаемъ нашимъ уважаемымъ гг. подписчикамъ здравія и благоденствія и добраго здоровья въ наступающемъ сезонѣ».

Обыватели Макаротелятинска, прочтя такое извѣстіе, хоть и не поспѣшили подписаться, но все-таки сказали:

— А, вѣдь, это въ газетѣ весьма дѣльно замѣчено! Дѣйствительно, начинается сезонъ.


Макаротелятинскъ ожилъ. Первою откликнулась Городская Управа. Сойдясь въ засѣданіе, она очень долго думала и пришла къ такому рѣшенію: «Въ виду наступленія осени, ночи становятся темными, а потому и надлежитъ уличное освѣщеніе прекратить. Ибо какой путный человѣкъ пойдетъ въ этакую темень ночью на улицу? Пойдетъ развѣ пьяница въ кабакъ. А если онъ въ темнотѣ кабака не найдетъ, то тѣмъ и лучше».

По улицамъ начали быстро ходить гимназисты другъ къ другу списывать лѣтнія работы. У воротъ Думы начали собираться гласные и чесать языки.

Гласные только что отгуляли вакаціи, а потому и хранили загадочное спокойствіе на лицахъ. Каждый приготовилъ по сюрпризу. Ждали только открытія засѣданій. Гласный Шатаевъ, мѣстный Цицеронъ, ощущалъ какой-то особенный зудъ. Онъ подходилъ къ каждому и на ухо шепталъ:

— А ужь какой я, братецъ, дворъ вынюхалъ! Восторгъ! Холера, а не дворъ. Разитъ такъ, что дурно дѣлается. Каждый день нюхать ходилъ. Такой докладище по этому поводу загну, — въ носъ бросится!

Прослышавъ про такія рѣчи, полиція встрепенулась и принялась отечески понуждать домовладѣльцевъ къ очисткѣ. По городу цѣлый день начали разъѣзжать таинственныя бочки. Это придало городу тотъ своеобразный ароматъ, который говоритъ, что городъ заботится о гигіенѣ.


Домовладѣльцы не зѣвали. Ходили въ редакцію «Вселенской Смази» и «Макаротелятинскаго Пустозвона» и покупали на пуды сегодняшній номеръ. Благодаря этому обѣ газеты пошли настолько блестяще, что редакторъ «Вселенской Смази» сходилъ въ дворянскія бани, а редакторъ «Макаротелятинскаго Пустозвона» купилъ себѣ совсѣмъ-таки новые сапоги.

Купленной бумагой домовладѣльцы оклеивали стѣны квартиръ и завлекали квартирантовъ.

— Весьма занятная квартира: газетой оклеена. Это не то, что обои. Обои — вздоръ. На обояхъ кромѣ глупыхъ бутоновъ ничего нѣтъ, а тутъ умныя статьи и скандалы пропечатаны. Можно читать. Экономическая квартира: въ библіотеку подписываться не надо.

Для уловленія квартирантовъ, у воротъ появились даже дворники, чего прежде никогда не бывало! Дворники брали проходящихъ за шиворотъ, обманнымъ образомъ сдавали имъ квартиры, а тѣхъ, — кто не нанималъ, — били и ругали. Это внесло въ жизнь разнообразіе.

Появилось весьма много докторовъ. Единственный во всемъ городѣ коновалъ, и тотъ повѣсилъ у своихъ воротъ вывѣску:

«Новай дохтаръ изъ Парижа лечитъ отъ модныхъ балестей. Бетныхъ премаетъ бисъ платна апосли дожжичька вчитъ верхъ».


Въ острогѣ увеличили порціи. Тамъ содержалось много интересныхъ преступниковъ, дѣла которыхъ, изъ уваженія къ публикѣ, были назначены на осенній сезонъ. Теперь смотритель кормилъ ихъ на убой, чтобы они на судѣ своими лоснящимися щеками ясно свидѣтельствовали о добросовѣстности острожныхъ харчей. Смотритель надѣялся даже получить награду за усердіе.

Въ тоже время и противная сторона не зѣвала. Лѣтомъ въ клубѣ бывалъ только одинъ Иванъ Ивановичъ, да и тотъ въ пьяномъ видѣ. Развлекался онъ игрою въ поддавки со швейцаромъ. Теперь-же клубъ преисполнился адвокатами. Адвокаты пили хорошіе сорта винъ и хвастались.

— Я, братъ, по-демосѳеновски лѣтомъ готовился! — говорилъ одинъ, — стану передъ зеркаломъ, высуну языкъ и начну имъ для практики вертѣть. Такихъ поразительныхъ успѣховъ достигъ, — что теперь сплю, а у меня все языкъ вертится!

— Меня не удивишь! — отвѣчалъ другой, — я самъ гимнастикой языка занимался. Теперь, братецъ, языкомъ орѣхи грецкіе грызу…

— Какъ такъ?

— Довольно просто. Положу на языкъ грецкій орѣхъ, прижму къ нёбу — щелкъ и готово.

Первый на втораго смотрѣлъ съ завистью и отходилъ.


Въ трактиръ «Австралія» явился репортеръ Жигулистый, выпилъ двойную рюмку водки, поздравилъ съ наступленіемъ сезона, прокричалъ хозяину «многія лѣта» и спросилъ:

— Готовитесь?

— Готовимся! — отвѣчали ему, — а вамъ что?

— Трешницу.

— За что?

— За тухлые припасы. Не дадите — изобличу, что у васъ осетрина съ пиканомъ та самая, которая въ маѣ отъ обѣдовъ осталась, и что вы въ нее цвѣточнаго одеколона для отшибанія запаха кладете.

Репортеру дали.

Велосипедисты слѣзли съ велосипедовъ, заложили ихъ въ ссудныя кассы и купили красокъ для гримировки, сдѣлавшись теперь любителями драматическаго искусства.


Въ городъ вернулись дамы съ водъ и наполнили воздухъ вздохами. Супруга предсѣдателя «общества взаимнаго объегориванья», вернувшаяся изъ Ялты, каждую ночь во снѣ кричала, ибо видѣла какого-то страшнаго татарина, который кидался на нее съ огромнѣйшимъ кинжаломъ. Послѣ этого она неукоснительно била супруга по лысинѣ.

По вечерамъ въ глухихъ переулкахъ начали показываться рецензенты. При встрѣчѣ другъ съ другомъ они рычали. Самый главный изъ нихъ сидѣлъ, впрочемъ, дома, ѣлъ сырое мясо съ толченымъ стекломъ, пилъ уксусъ и точилъ ножикъ объ ножикъ, чтобы поднять нервы и разбудить благородную злобу. По временамъ онъ садился къ окну и заслушивался руганью извозчиковъ, — звѣрски улыбался, пѣлъ похоронные мотивы и кому-то грозилъ перстомъ. Онъ ждалъ. Но, не дождавшись начала сезона, озлился до того, что побѣжалъ ночью къ зданію театра и съ похороннымъ пѣніемъ собственноручно пытался заколотить двери двухтесовыми гвоздями. Ему помѣшали, и онъ убѣжалъ домой, откусивъ мѣдную ручку отъ двери театра.


Въ городѣ появился антрепренеръ, юркій господинъ въ бутафорскихъ брючкахъ. Онъ нанялъ квартиру рядомъ съ вокзаломъ и въ свободное время читалъ весьма подержанный указатель Ландцерта. Въ то-же время окрестные крестьяне со страхомъ сообщали, что черезъ деревни проходятъ какіе-то бритые люди, направляясь въ Макаротелятинскъ.

Готовилось открытіе кафе-шантана. Двѣ примадонны ужь были высланы изъ города за скандалы.

Въ окнахъ магазиновъ появились осенніе костюмы. Продавались пальто изъ заграничнаго драпа, стеганныя на мочалѣ, — по 3 рубля штука.

Въ это-то время и случилось происшествіе.


На углахъ домовъ появились саженныя афиши, въ которыхъ лѣтній антрепренеръ сада «Плюнь на все» извѣщалъ, что за недостаткомъ денегъ и въ виду окончанія лѣтняго сезона будетъ данъ послѣдній спектакль, весь сборъ съ котораго предназначается на прогорѣлое мѣсто. Афиша кончалась словами: «помогите, жена-вдова, семеро дѣтей, труппа не ѣвши, самъ безъ сапогъ».

Публика собралась въ числѣ десяти человѣкъ. Началась какая-то оперетка, — но во второмъ-же явленіи на сценѣ появился судебный приставъ и опечаталъ занавѣсъ и надѣтую на примадоннѣ коленкоровую юбку. Бросились искать антрепренера и нашли его трупъ. Бѣдняга, на вырученныя въ кассѣ деньги, купилъ колбасы и, отвыкнувъ, какъ надо съ нею обращаться, поѣлъ ее не въ свою мѣру, отчего и померъ.

Тогда всѣ поняли, что лѣтній сезонъ точно конченъ, и начинается осенній. Отъ радости всѣ перепились. Въ этотъ день пьяныхъ не забирали даже въ участокъ, ибо всѣ сибирки были переполнены. Сезонъ былъ начатъ.