206
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею, а детей у них не было; стали они со слезами бога молить, чтоб даровал им хоть единое детище, — и услышал господь их молитву: царица забеременела. В то самое время понадобилось царю на́долго отлучиться из дому; простился с женой и отправился в дорогу. Много ли, мало ли прошло времени, родила царица сына Ивана-царевича — такого красавца, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Рос он не по годам, не по дням, а по часам, по минутам — как тесто на опаре киснет; вырос такой сильномогучий богатырь, что всякий стул под ним ломается, и просит царицу, чтоб приказала сделать ему железный стул, и тот с подпорами.
Вот воротился царь домой; царица обрадовалась, встречает его и сказывает, какого она ему сына родила — сильного, могучего богатыря. Царь не хотел верить, чтоб мог такой сын от него народиться; сделал пир, созвал всех князей, и бояр, и думных людей; спрашивает их: «Научите, что мне делать с неверной женой — топором казнить её или вешать?» Один думный сенатор отвечает ему: «Чем казнить да вешать, лучше сослать её с сыном в дальние страны, чтоб об них и слуху не было». Царь согласился, и тотчас выслали их из того государства.
Вышла царица с Иваном-царевичем за городские ворота.
— Любезная матушка! — говорит он. — Сядь — отдохни здесь, а я от отца моего пешком не пойду.
Вернулся назад и просит у царя лошади.
— Ступай в заповедные луга; там пасутся мои табуны — выбирай себе любого коня.
Приходит Иван-царевич в заповедные луга, начал коня выбирать: на которого руку положит — тот и издохнет. Выбежал к нему пастух:
— Э-эх, Иван-царевич! Ты здесь не выберешь по себе коня. Возьми-ка вот этого для матери, а для тебя есть добрый конь на острову; там растут двенадцать дубов, под ними выход[1] есть, в том выходе стоит конь на двенадцати цепях, за двенадцатью дверями и за столькими ж замками; каждый замок в пятьдесят пуд.
Иван-царевич благодарствовал на том пастуху, брал одного коня и держал путь к матери; сажал её на того коня, а сам возле пешком шёл.
Много ли, мало ли ушло времени — увидали они двенадцать дубов. Побежал туда царевич, открыл выход и начал ломать и двери и замки; только что конь услыхал по себе богатыря — тотчас стал помогать, копытами цепи, двери разбивать. Подходит Иван-царевич к коню, надевает на него богатырский прибор[2] и выводит в поле чистое; сел верхом и начал пытать своего коня. Мать ему говорит:
— Сын мой любезный! Завёл меня в такие пустые, безлюдные места, да и покинуть хочешь.
— Нет, матушка! Я тебя не покину; а коня пытаю.
Раскинули они на острову́ палатку, жили и питались, чем бог послал.
Однажды говорит Иван-царевич:
— Государыня моя матушка! Благослови меня в дальнюю дорогу. Чем тут жить, лучше поеду — отыщу себе державу.
Поехал он и долами, и горами, и тёмными лесами; выезжает на ровное место и видит впереди — словно гора воздымается. «Дай подъеду!» Подскакал поближе, глядь — а то лежит богатырь убитый. «Эх, — думает царевич, — славный был богатырь, да какой-то злодей сгубил: может, сам-то и ногтя его не стоит!» Подивовался-подивовался и хотел было ехать дальше; вдруг мёртвый богатырь отзывается:
— Что ж ты, Иван-царевич, только посмотрел на меня, а ни слова не вымолвил? Ты бы спросил меня, я б тебе добро посоветовал. Вишь ты, младой юноша, и сам не ведаешь — куда едешь, а едешь ты прямо к Огненному царю: не доезжая до его царства вёрст тридцать — уж огнем жжёт! Столкни-ка моё туловище да возьми мой щит и острый меч-кладенец. Как станешь подъезжать к огненному царству и начнёт тебя огнём жечь — ты закройся моим щитом и не бойся жару, а приедешь к самому царю — он тебя встретит с обманом; смотри, в обман не давайся, бей его один раз, а убьёшь — меня не забудь!
Иван-царевич взял щит и меч-кладенец, поскакал-полетел к Огненному царю, на всем скаку ударил его раз; Огненный царь наземь пал и кричит:
— Бей еще!
— Русский богатырь не бьёт два раза, а раз да горазд!
Убивши царя, бросился его осматривать и нашёл у него мёртвую и живую воду. Взял ту воду и поехал к мёртвому богатырю; соскочил с своего доброго коня, поднял голову богатыря, приложил её к туловищу и спрыснул мёртвой и живой водою. Богатырь встал; назвались они братьями и пошли путём-дорогою. Говорит богатырь:
— Давай изведаем силу — чья возьмёт?
— Эх, брат! Не надоело тебе лежать в чистом поле тридцать три года; а я не хочу пролежать и единого. Лучше разъедемся в разные стороны!
И поехали они по разным дорогам.
Иван-царевич приехал к своей матери, рассказал ей, как победил Огненного царя, и зовёт её с собой:
— Поедем, государыня матушка, в его царство.
— Ах, Иван-царевич! На что ты убил его? Ведь Огненный царь мне сват.
Поехали они в то царство; жили сколько-то времени, вздумалось царевичу на охоту ехать, а мать его достала мёртвую и живую воду, нашла Огненного царя, подкатила его голову к туловищу и давай взбрызгивать. Огненный царь открыл глаза и говорит:
— Ах, любезная свашенька, долго ж я спал.
— Спать бы тебе отныне и до́ веку! Мой сын-злодей тебя до́ смерти убил. Как бы нам его извести?
— А вот как: только он вернётся — ты сделайся больна и скажи ему, что в таком-то царстве, куда ворон костей не заносит, есть одномесячные яблоки и от тех яблоков всякая хворь проходит. Пусть-ка достанет.
Сын вернулся домой — мать больна лежит, посылает его за одномесячными яблоками. Иван-царевич оседлал своего доброго коня и стрелой полетел в то царство далёкое, куда ворон костей не заносит. А там царствовала девица-красавица, и был у ней пир большой. Выглянул из окна один из гостей и говорит:
— Приехал к вам младой юноша: конь под ним аки лютый зверь, сбруя и все приспехи богатырские словно жар горят.
Встречала его царевна середи двора широкого, сама снимала с доброго коня; взялись они за белые руки и пошли во дворец. Села царевна на золотой стул, а русский богатырь сам себе место найдёт.
— Не будешь ли гневаться? — говорит Иван-царевич. — Ведь я с просьбой приехал.
— Говори: что надобно? Всё тебе в угоду сделаю.
Он ей сказал свою нужду. Тут они долго пировали и забавлялись, после того обручились и дали слово крепкое, чтоб ей за другого замуж нейти, а ему на другой не жениться. Пора Ивану-царевичу и в путь отправляться; невеста-красавица навязала ему одномесячных яблочков, пошла провожать и говорит ему:
— Я слышала — ты большой охотник; подарю тебе двух собак. Эй, Тяжёлый и Лёгкий! Служите царевичу, как мне служили; коли что над ним приключится — лучше и назад не бывайте!
Едет Иван-царевич домой; мать увидала и говорит свату:
— Вон наш разлучник едет!
Тотчас заперла Огненного царя за кипарисные двери, а сама на постель легла. Входит Иван-царевич во дворец и отдаёт матери одномесячные яблоки. Вдруг собаки бросились к кипарисной двери и начали грызть; мать говорит:
— Сын мой любезный! Какую привёл ты охоту? Мне и без того мочи нет, а они дверь грызут.
Царевич закричал на своих собак — и они улеглись возле него.
На другой день поехал он с своей охотой позабавиться, а мать кинулась свата отпирать и просит его извести как-нибудь сына. Пошёл Огненный царь к озеру, на песчаные берега, злого змея караулить. Мало ли, много ли дожидался — выходит змей на́ берег, лёг и заснул. Огненный царь одним взмахом отрубил ему голову, вынул зелье[3] и понёс к сватье; отдаёт ей:
— На, — говорит, — напеки с этим зельем лепёшек и покорми сына.
Иван-царевич вернулся домой и просит у матери:
— Нет ли поесть чего?
Она отвечает:
— Мочи моей нет, ничего не готовила, только лепёшек напекла — возьми и кушай на здоровье!
Только он взял одну лепешку — собака из рук её вырвала.
— Ну, сынок, завёл ты охоту — не дадут и куска съесть!
— Я, матушка, другую возьму.
Взял ещё — другая собака и эту вырвала. Взял третью, откусил и тут же помер. Мать соскочила с постели, отперла кипарисную дверь и выпустила свата.
— Ну, — кричит, — извели, наконец, нашего злодея!
Выковырнули у Ивана-царевича глаза и бросили его в колодец, а сами стали жить да веселиться.
Собаки бились-бились около колодца, вытащили Ивана-царевича и понесли к наречённой невесте; а ей уж сердце сказало, что нет его на свете; вышла она далеко к нему навстречу, взяла его на свои белые руки, понесла во дворец и написала к своей сестре, чтобы та прислала новые, лучшие глаза и воды живой и мёртвой. Начали его лечить, живой водой вспрыскивать. Иван-царевич встал:
— Ах, моя милая невеста! Как долго я спал.
— Спать бы тебе вечным сном, кабы не я! — отвечала невеста и рассказала всё, что с ним мать сделала.
Пожил он у ней несколько времени и собирается домой. Говорит ему царевна-красавица:
— Иван-царевич! Не давайся в обман матери.
Он оседлал коня и едет домой. Мать узнала его и закричала:
— Опять едет мой злодей, и две собаки впереди бегут!
Заперла своего свата за кипарисную дверь, сама села под окно и горючьми слезами обливается. Иван-царевич въехал на двор, соскочил с коня и пошёл к матери; собаки за ним и бросились дверь грызть.
— Матушка! — говорит царевич. — Подай мне ключ от этой двери.
Она мялась-мялась, не хотела ключа отдавать, разные отговорки приводила: и ключ-то потерян, и отпирать-то незачем! Иван-царевич сам нашёл ключ, отворил дверь — а за дверью сидит в креслах Огненный царь.
Закричал царевич своей охоте:
— Тяжёлый и Лёгкий! Возьмите Огненного царя, отнесите в чистое поле и разорвите на мелкие части!
Собаки схватили его и разорвали на мелкие части: не только человеку кусков не собрать, даже птице не сыскать! Потом Иван-царевич сделал тугой лук и кленовую стрелу и говорит матери:
— Пойдём теперь в чистое поле!
Пришли они в чистое поле; царевич натянул свой тугой лук, положил о́даль:
— Становись, матушка, рядом со мною; кто из нас виноват, того кленовая стрела убьёт.
Мать прижалась к нему близко-близко. Сорвалась стрела и попала ей прямо в сердце.
Иван-царевич поехал к своей невесте; пристигла его в пути-дороге тёмная ночь. Усмотрел он вдали огонёк, поехал в ту сторону — стоит избушка, а в избушке старуха сидит. Завёл с нею разговор о том, о сём; старуха ему и сказывает:
Есть у нас в озере страшный змей о двенадцати головах, всё людей пожирает. Нынешнюю ночь вывезут к нему на съедение самоё царевну: так вышло по жребию!
Иван-царевич не ложился спать, со полуночи пошёл на то озеро. Царевна стоит на берегу и во слезах говорит таковы речи:
— Лютый змей! Пожри меня скорее, кончи мои мучения.
Распахнулось у ней покрывало, и узнал Иван-царевич свою невесту, и она его признала.
— Ступай отсюдова, — говорит ему царевна, — не то лютый змей и тебя съест!
— Не пойду, — отвечает Иван-царевич, — мы с тобой обручились, чтобы вместе жить, вместе и помереть.
Вот лезет из озера змей о двенадцати головах:
— Эх, красная девица! Да у тебя заступа есть. Ну что ж! В моем брюхе и заступе будет место.
— Ах ты, проклятый змей! — сказал Иван-царевич. — Ты прежде пожри, тогда и хвались.
Вынул свой острый меч, раз махнул — и снял с него шесть голов; в другой махнул — и остальные сбил. Потом Иван-царевич поехал с своей невестою в её царство, обвенчались и жили долго и счастливо.
207[4]
Бывали-живали царь да царица; у царя, у царицы был один сын, Иван-царевич. Вскоре царь умер, сыну своему царство оставил. Царствовал Иван-царевич тихо и благополучно и всеми подданными был любим, ходил он с своим воинством воевать в иные земли, в дальние края, к Пану Плешевичу; рать-силу его побил, а самого в плен взял и в темницу заточил. А был Пан Плешевич куда хорош и пригож! Увидала его царица, мать Ивана-царевича, влюбилась и стала частенько навещать его в темнице. Однажды говорит ей Пан Плешевич:
— Как бы нам сына твоего, Ивана-царевича, убить? Стал бы я с тобой вместе царствовать!
Царица ему в ответ:
— Я бы очень рада была, если б ты убил его!
— Сам я убить его не смогу; а слышал я, что есть в чистом поле чудище о трёх головах. Скажись царевичу больною и вели убить чудище о трёх головах да вынуть из чудища все три сердца; я бы съел их — у меня бы силы прибыло.
На другой день царица разболелась-расхворалась, позвала к себе царевича и говорит ему таково слово:
— Чадо моё милое, Иван-царевич! Съезди в поле чистое; убей чудище о трёх головах, вынь из него три сердца и привези ко мне: скушаю — авось поправлюсь!
Иван-царевич послушался, сел на коня и поехал. В чистом поле привязал он своего доброго коня к старому дубу, сам сел под дерево и ждёт… Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб — дуб зашумел и погнулся.
— Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь — на обед, молодец — на ужин!
— Эх ты, поганое чудище! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! — сказал Иван-царевич, натянул свой тугой лук и пустил калёну стрелу; разом сшиб чудищу все три головы, вынул три сердца, привёз домой и отдал матери.
Царица приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу. Съел он, царица и спрашивает:
— Что — будет ли у тебя силы с моего сына?
— Нет, ещё не будет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о шести головах; пусть царевич с ним поборется. Одно что-нибудь: или чудище его пожрёт, или он привезёт ещё шесть сердец.
Царица побежала к Ивану-царевичу:
— Чадо моё милое! Мне немного полегчило; а слышала я, что есть в чистом поле другое чудище, о шести головах; убей его и привези шесть сердец.
Иван-царевич сел на коня и поехал в чистое поле, привязал коня к старому дубу, а сам сел под дерево. Прилетело чудище о шести головах — весь дуб пошатнулся:
— Ха-ха-ха! Конь — на обед, молодец — на ужин!
— Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!
Натянул царевич свой тугой лук, пустил калёну стрелу и сбил чудищу три головы. Бросилось на него чудище поганое, и бились они долгое время; Иван-царевич осилил, срубил и достальные три головы, вынул из чудища шесть сердец, привёз и отдал матери. Она того часу приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу.
Пан Плешевич от радости на́ ноги вскочил, царице челом бил; съел шесть сердец — царица и спрашивает:
— Что — станет ли у тебя силы с моего сына?
— Нет, не станет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах: коли съем ещё его сердца́ — тогда нешто будет у меня силы с ним поправиться!
Царица побежала к Ивану-царевичу:
— Чадо моё милое! Мне получше стало; а слышала я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах; убей его и привези девять сердец.
— Ах, матушка ро́дная! Ведь я устал, пожалуй мне не состоять супротив того чудища о девяти головах!
— Дитя моё! Прошу тебя — съезди, привези.
Иван-царевич сел на коня и поехал; в чистом поле привязал коня к старому дубу, сам сел под дерево и заспал. Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб — дуб до земли пошатнулся.
— Ха-ха-ха! Конь — на обед, молодец — на ужин!
Царевич проснулся:
— Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!
Натянул свой тугой лук, пустил калёну стрелу и сразу сшиб шесть голов, а с достальными долго-долго бился; срубил и те, вынул сердца́, сел на коня и поскакал домой. Мать встречает его:
— Что, Иван-царевич, привёз ли девять сердец?
— Привёз, матушка! Хоть с великим трудом, а достал.
— Ну, дитя моё, теперь отдохни!
Взяла от сына сердца́, приказала сжарить и отнесла в темницу к Пану Плешевичу. Пан Плешевич съел, царица и спрашивает:
— Что — станет ли теперь силы с моего сына?
— Станет-то станет, да всё опасно; а слышал я, что когда богатырь в баню сходит, то много у него силы убудет; пошли-ка наперёд сына в баню.
Царица побежала к Ивану-царевичу.
— Чадо моё милое! Надо тебе в баню сходить, с белого тела кровь омыть.
Иван-царевич пошёл в баню; только что омылся — а Пан Плешевич тут как тут, размахнулся острым мечом и срубил ему голову. Повестил о том царицу — она от радости запрыгала, велела Ивана-царевича зарыть в могилу, а сама стала с Паном Плешевичем в любви поживать да всем царством заправлять.
Осталось у Ивана-царевича двое малых сыновей; они бегали, играли, у бабушки-задворенки оконницу изломали.
— Ах вы, собачьи сыны! — обругала их бабушка-задворенка. — Зачем оконницу изломали?
Прибежали они к своей мамке, стали её спрашивать: почему-де так неласково обзывают нас? Отвечает мать:
— Нет, дитятки! Вы не собачьи сыны; был у вас батюшка, сильный и славный богатырь Иван-царевич, да убил его Пан Плешевич, и схоронили его во сырой земле.
— Матушка! Дай нам мешочек сухариков, мы пойдём оживим нашего батюшку.
— Нет, дитятки, не оживить его вам.
— Благослови, матушка, мы пойдём.
— Ну, ступайте; бог с вами!
Того часу дети Ивана-царевича срядились и пошли в дорогу. Долго ли, коротко ли шли они — скоро сказка сказывается, не скоро дело делается; попался навстречу им седой старичок:
— Куда вы, царевичи, путь держите?
— Идём к батюшке на могилу; хотим его оживить.
— Ох, царевичи, вам самим его не оживить. Хотите, я помогу?
— Помоги, дедушка!
— Нате, вот вам корешок; отройте Ивана-царевича, этим корешком его вытрите да три раза перевернитесь через него.
Они взяли корешок, нашли могилу Ивана-царевича, разрыли, вынули его, тем корешком вытерли и три раза перевернулись через него — Иван-царевич встал:
— Здравствуйте, дети мои малые! Как я долго спал.
Воротился домой, а у Пана Плешевича пир идёт. Как увидал он Ивана-царевича — так со страху и задрожал. Иван-царевич предал его лютой смерти; попы его схоронили, панихиду отпели и отправились поминки творить; и я тут был — поминал, кутью большой ложкой хлебал, по бороде текло — в рот не попало!