Наполеонъ Бонапарте. Небывалое изданіе (?). 2 части. Санктпетербургъ. Въ тип. Фишона. Въ 16-ю д. л. 105 и 133 стр.
Мы не обратили бы вниманія читателей на это небывалое изданіе, которое и заглавіемъ своимъ, и содержаніемъ, и даже объявленіями въ газетахъ показываетъ, что оно не больше, какъ невинная спекуляція на довѣрчивость публики; но съ этимъ соединилось еще одно литературное обстоятельство, которое требуетъ объясненія для пользы самой литературы.
Въ «Замѣткахъ, Выпискахъ и Корреспонденціи Ѳ. Б.», печатаемыхъ въ Сѣверной Пчелѣ, иногда помѣщаются извѣстія и о книгахъ. Вотъ что напечатано тамъ о небываломъ изданіи:
"Теперь невольно вздохнешь, вспомнивъ о Наполеонѣ! Изученіе жизни его чрезвычайно занимательно и поучительно для каждаго умнаго человѣка, и мы чрезвычайно благодарны издателямъ его жизнеописанія… Но тутъ мы должны прервать наши разсужденія о Наполеонѣ, чтобъ обратиться къ изданію, которому мы предсказываемъ огромный успѣхъ, и отъ котораго ожидаемъ много пользы дѣлѣ общественной нравственности и образованности. Нѣсколько литераторовъ и художниковъ предприняли небывалое изданіе, то есть книжки дешевыя, занимательныя содержаніемъ, изящной наружности, печатаемыя со всею типографскою роскошью, на лучшей, заатлашенной (satiné) бумагѣ. Первый опытъ вышелъ въ свѣтъ; это: Наполеонъ Бонапарте (то-есть его жизнеописаніе), съ эпиграфомъ изъ Пушкина:
"Надъ урной, гдѣ твой прахъ лежитъ,
Народовъ ненависть почила
И лучъ безсмертія горитъ, "
«Это жизнеописаніе составлено изъ лучшихъ сочиненій о Наполеонѣ и основано на его біографіи, написанной извѣстнымъ біографомъ Мишо. Русскій языкъ чистъ какъ кристаллъ; слогъ, можно сказать, образцовый; изложеніе увлекательное, приноровленное ко всѣмъ степенямъ образованности; изданіе, какъ выше сказано, щегольское, а цѣна, баснословная не дороговизною, но дешевостью. Жизнеописаніе въ двухъ красивыхъ и уютныхъ книжечкахъ, и каждая книжечка продается по 20 копѣекъ серебромъ! Къ первой части приложенъ снимокъ съ подписи Наполеона 1799 года, когда онъ былъ въ Египтѣ, а ко второй снимокъ съ подписи 1810 года, когда Императоръ Наполеонъ былъ на высшей степени славы и могущества. Господинъ Фишонъ, который долгое время прославлялъ» (подумаете, что рѣчь идетъ о какомъ нибудь наполеоновскомъ маршалѣ!) «чужія типографіи (!) своимъ истинно-художественнымъ познаніемъ типографскаго ремесла, теперь имѣетъ свою собственную типографію, и въ этомъ изданіи доказалъ, что онъ истинный художникъ, сообщивъ изящество изданію, которое покажется простымъ человѣку, не посвященному въ таинства типографскаго искусства. Эта изящная простота составляетъ именно верхъ искусства! Одномъ словомъ, мы всею душею желаемъ небывалому изданію полнаго успѣха, который оно заслуживаетъ во всѣхъ отношеніяхъ, и рекомендуемъ первыя двѣ книжки небывалаго изданія, то есть Наполеона Бонапарте, всѣмъ любителямъ пріятнаго и занимательнаго чтенія. Это подарокъ къ празднику, подарокъ на дачу, подарокъ въ деревню и подарокъ въ путешествіе, подарокъ драгоцѣнный, хотя весьма дешевый, стоящій всего сорокъ копѣекъ серебромъ! Если это изданіе не будетъ раскуплено у насъ какъ свѣжія булки, тогда Русская Литература свертывай свое знамя, и пой громогласно старинную пѣсню:
„Я въ пустыню удаляюсь
Отъ прекрасныхъ здѣшнихъ мѣстъ!“
(Сѣв. Пчелы № 78-й.)
Не говоря о слогѣ и вкусѣ этого извѣщенія, спрашиваемъ: что можно подумать объ указываемой имъ книгѣ, если еще надобно вѣрить извѣстіямъ о книгахъ? Что это чудо, невиданное и неслыханное въ русской литературѣ — чудо, потому-что оно заключаетъ въ себѣ всѣ достоинства въ высокой степени? Предметъ книжки самый любопытный, какой только представляетъ исторія, изложенный увлекательно, такъ искусно, что онъ принесетъ много пользы дли нравственности и образованности. Языкъ — кристаллъ, слогъ — образцовый; изданіе — небывалое изяществомъ и дешевостью (то-есть дешевизной)… Вотъ самый умѣренный выводъ изъ безпримѣрнаго объявленія фельётона „Сѣверной Пчелы“. Но каково будетъ изумленіе того, кто купитъ расхваленную книжку, и не только не найдетъ въ ней ни одного изъ приписанныхъ ей объявленіемъ достоинствъ, но увидитъ качества совершенно противоположныя? Предметъ ея, дѣйствительно любопытный въ высокой степени, искаженъ ошибками и невѣрностями такъ, что тутъ не можетъ быть никакихъ, а тѣмъ меньше нравственныхъ выводовъ, и, слѣдовательно никакой пользы для нравственности и образованности. Языкъ въ ней похожъ не на кристаллъ, а на бутылочное стекло; слога вовсе нѣтъ никакого? Изданіе очень-посредственное и далеко неизящное, а дешевизна книги такова, что цѣна ея дороже обыкновенной цѣны русскихъ книгъ!… Все это подтвердимъ мы доказательствами, и послѣ того сдѣлаемъ выводъ, что значатъ такія литературныя „предпріятія“ и провозглашаемыя о нихъ восхваленія.
Начнемъ съ невѣрностей въ указаніяхъ книги и съ искаженія событій.
„Наполеонъ родился отъ фамиліи благородной, но неизвѣстнаго происхожденія“ (стр. 1).
Ни одинъ историкъ не затруднялся въ вопросѣ о происхожденіи наполеоновой фамиліи, которой имя вписано не многія генеалогическія росписи благородныхъ фамилій Италіи! Кто не знаетъ, что въ недавнія времена одинъ изъ членовъ ея поселился въ Корсикѣ и былъ родоначальникомъ Наполеона! Здѣсь кстати объяснить причину разныхъ невѣрностей въ разсматриваемой нами книжкѣ. Она основана, какъ сказано въ „Сѣверной Пчелѣ“, на біографіи написанной біографомъ Мишо. Этотъ біографъ біографіи, Мишо, прославился компиляціею, изданною отъ его имени подъ заглавіемъ „Biographie Universelle“, наполненною такимъ множествомъ лжи, что никогда и никто не ссылается на его книгу. Безчисленные критики и разборы біографій Мишо доказали, что онъ часто представляетъ черное бѣлымъ, а бѣлое чернымъ. Къ-тому же, онъ, по системѣ, ненавистникъ и порицатель Наполеона. Можно представить себѣ, каково изобразилъ онъ великаго своего современника!
Онъ (Наполеонъ) обнаруживалъ по этому предмету (кристаллъ!) мнимое пренебреженіе, однако можно думать, что оно было неискреннее (Если мнимое, то ужь, конечно, неискреннее! Хороша логика этого кристальнаго слога!), потому что въ то же время онъ собиралъ и награждалъ генеологистовъ и компилаторовъ (куда собиралъ онъ ихъ?), которые производили его отъ Герцоговъ Брауншвейгскихъ, отъ Комненовъ, и, что всего забавнѣе, отъ Царя Гунновъ, Аттилы» (стр. 2)
Не правда ли, что здѣсь стараются представить Наполеона просто глупцомъ, потому-что кто же, какъ не глупецъ, станетъ награждать болтуновъ производящихъ его прямо отъ Аттилы царя Гунновъ?…
Не останавливаясь на многихъ невѣрностяхъ и искаженіяхъ въ описаніи дѣтства и первой молодости Наполеона, вообще представленныхъ очень-неискусно, переходимъ къ важнѣйшимъ событіямъ его жизни.
Біографъ упоминаетъ объ осадѣ Тулона, говоритъ, что Бонапарте (стр. 12) водилъ тамъ войско на приступъ, былъ тяжело раненъ, и, мимо чина полковника, (кристаллъ!) произведенъ прямо въ бригадные генералы. Любопытно, что упоминаютъ о томъ, чего не было и не говорятъ, что же такое сдѣлалъ подъ Тулономъ Бонапарте. За что его наградили? Что вывело его изъ ряда обыкновенныхъ людей?… Ни слова! А пишутъ, чего не было, потому что, 1-е, Бонапарте командовалъ подъ Тулономъ артиллеріею, а съ нею не ходятъ и не водятъ никого на приступъ; 2-е, онъ не былъ раненъ тяжело, если только былъ раненъ сколько-нибудь, что также не достоверно; но подъ Тулономъ онъ получалъ чесотку, отъ-того, что выхватилъ банникъ изъ рукъ бывшаго въ этой болѣзни артиллериста и нѣсколько разъ самъ зарядилъ имъ орудіе. Чесотка, худо вылеченная, была, нѣсколько лѣтъ потомъ, причиной худобы Бонапарте. 3-е, Онъ уже былъ полковникомъ подъ Тулономъ, слѣдовательно, не мимо чина произведенъ въ генералы. Трудно въ немногихъ словахъ сдѣлать болѣе ошибокъ!
Она (Жозефина) по своему сильному вліянію на тогдашнее правительство, легко могла побудить его ко вступленію въ столь выгодныя бракъ" (стр. 16).
"Что за языкъ! Побудить ко вступленію въ столь… кристаллъ! Но дѣло не въ томъ: Жозефина не имѣла никакого вліянія на тогдашнее французское правительство; она только была въ пріязни съ госпожею Талльенъ и Баррасомъ, и совсѣмъ не это, а просто любовь къ Жозефинѣ заставала Бонапарте жениться на ней. Біографъ не хочетъ признать въ Бонапарте никакихъ безкорыстныхъ чувствъ.
«На другой же день (Бонапарте) сдѣлалъ смотръ войскамъ, въ числѣ шестидесяти тысячъ человѣкъ, и привѣтствовалъ ихъ слѣдующею рѣчью.»
Эти строки однѣ могли бы показать совершенное невѣдѣніе автора о предметѣ, который, онъ взялся описывать. Во-первыхъ, у Бонапарте, при открытіи перваго его итальянскаго похода, было гораздо-меньше 60 тысячь человѣкъ всѣхъ войскъ; во-вторыхъ, они были не въ одномъ мѣстѣ, и не могъ онъ на другой же день собрать ихъ и дѣлать имъ смотръ, когда передъ ними находился непріятель; наконецъ, не могъ онъ говорить рѣчь къ 60-ти тысячамъ человѣкъ. Это была, просто, его знаменитая прокламація, начинающаяся словами: Soldats, vous éles nus, mal nourris, etc.
«Такимъ-образомъ… генералъ, до сихъ поръ не участвовавшій еще ни въ однимъ сраженіи….» (стр. 21).
Какъ не участвовавшій еще ни въ одномъ сраженіи? Бонапарте сражался въ Корсикѣ, въ Парижѣ, взялъ Тулонъ — и не участвовалъ ни въ одномъ сраженіи! Это даже не невѣрность, а нелѣпость.
Какъ превратно изображаетъ авторъ всѣ описываемыя имъ событія, можно видѣть изъ того, что смѣлую экспедицію Боназарте въ Южную-Италію называеть онъ набѣгомъ (стр. 23), знаменитое аркольское сраженіе представляетъ болѣе нежели неблагоразумнымъ, противнымъ самымъ простымъ правиламъ стратегіи, и говоритъ: «Наполеона спасло именно то, что долженствовало бы погубить его» (стр. 27). Но что долженствовало погубить и что спасло его — остается загадкою. Авторъ прибавляетъ только: «Здѣсь Бонапарте, предводительствуя колоннами, отличился неустрашимымъ мужествомъ (развѣ бываетъ устрашимое мужество?… О кристальный слогъ!), и погибъ бы въ болотѣ, еслибъ гренадеры не вытащили его (куда? откуда?).» Разумѣется, если такъ описывать событія, то и читатель не пойметъ ничего съ авторомъ, который вообще имѣетъ невѣрныя понятія о военныхъ дѣйствіяхъ, простодушно говоря, на-примѣръ: «Австрія съ своей стороны, набирала армію, гораздо многочисленнѣйшую всѣхъ прежнихъ, чтобы еще разъ подать помощь Мантуѣ (стр. 28).» Слыхано ли гдѣ-нибудь, что какое-нибудь государство набираетъ многочисленную армію, чтобы подать помощь осажденной крѣпости? Развѣ армію можно набрать въ двѣ-три недѣли, устроить, обучить, приготовить къ военнымъ дѣйствіямъ, покуда осаждаютъ и берутъ крѣпость?
Упомянувъ, что Бонапарте былъ ужь въ 36-ти часахъ отъ Вѣны, авторъ прибавляетъ: "Бонапарте убѣдился въ своемъ критическомъ положеніи и въ невозможности исполненія своихъ обширныхъ замысловъ. Теперь же (къ «чему тутъ», «теперь же»?) онъ былъ удаленъ отъ магазиновъ, армія его разсѣяна по отдѣльнымъ отрядамъ (разсѣяна по отрядамъ, да и еще по отдѣльнымъ), а непріятель, сосредоточивъ свои силы, занялъ важнѣйшіе пункты на флангахъ и даже въ тылу Французовъ; наконецъ, вся Венеціянская Область возстала противъ Французовъ. Бонапарте обратился тогда къ «Эрцгерцогу съ предложеніемъ мира». (стр. 34)
Мы нарочно представили здѣсь цѣлое описаніе, чтобъ показать, какъ авторъ искажаетъ событія. По словамъ его, выходитъ, что Бонапарте былъ въ отчаянномъ положеніи и какъ-бы упросилъ эрцгерцога заключить миръ. Но всѣмъ извѣстны условія леобенскаго договора и послѣдовавшаго за нимъ кампо-форміоскаго мира. Развѣ такіе договоры заключаютъ побѣжденные? Не автору, который не знаетъ того, что описываетъ, или умышленно искажаетъ истину, а читателямъ нашимъ мы только напомнимъ, что Наполеонъ во все время побѣдоноснаго своего поприща, при всякомъ рѣшительномъ успѣхѣ предлагалъ миръ своимъ непріятелямъ и всегда охотно заключалъ его. Это было очень умно и сообразно съ глубокою политикою, какою отличались многія его дѣйствія. Онъ не предложилъ бы и леобенскаго договора, еслибъ не былъ побѣдителемъ и не зналъ, что Австрія будетъ рада миру. Венеціянскля Область возстала! Да онъ былъ очень радъ этому, потому что имѣлъ случай уничтожить гордую, одряхлѣвшую республику, что немедленно и сдѣлалъ. Нѣтъ, съ такими понятіями и свѣдѣніями объ исторіи, какія, показываетъ авторъ небывалаго изданія, можно писать что-нибудь другое, кромѣ исторіи. Стараясь изображать Наполеона незнающимъ самыхъ простыхъ правилъ стратегіи, онъ не упускаетъ случая подсмѣяться и надъ его наружностью. При описаніи торжественной ратификаціи кампо-форміоскаго трактата, онъ говоритъ: «Малорослый Бонапарте, въ простомъ мундирѣ, окруженный своими адъютантами, которые всѣ были выше его ростомъ и богаче одѣты, едва былъ замѣченъ публикою (стр. 40).» Если бы сказать: «онъ одинъ и обращалъ на себя вниманіе публики», то это было бы вѣрнѣе: но авторъ видитъ въ Наполеооѣ не героя описываемаго имъ торжества, а только малорослаго Бонапарта, который не блисталъ своимъ мундиромъ. Да, онъ блисталъ многимъ, чего не пилитъ авторъ, а малорослымъ не былъ ни для кого, потому-что, какъ физическій человѣкъ, былъ средняго роста и поражалъ красотою своей наружности. Прочтите описаніе наружнаго вида его, въ статьѣ благороднаго непріятеля, нашего партизана Давыдова («Тильзитъ»): самовидецъ, онъ изображаетъ Наполеона иначе, нежели небывалое изданіе.
Походъ Наполеона въ Египетъ даетъ автору случаи излить все негодованіе его противъ ненавистнаго ему героя, котораго онъ представляетъ притомъ злодѣемъ, незнавшимъ никакихъ нравственныхъ законовъ. Вотъ доказательства:
Овладѣніе Мальтою представлено какимъ-то разбойничьимъ набѣгомъ, гдѣ весь успѣхъ зависѣлъ отъ измѣны, за которую Бонапарте ограбилъ Мальтійцевъ. Тутъ же нелѣпое мнѣніе, что Наполеонъ взялъ себѣ за образецъ Александра Македонскаго и по слѣдамъ его устремился на завоеваніе Бостона (стр. 43).
При описаніи событій въ Египтѣ повторены всѣ выдумки и клеветы, какими Англичане, во время самаго разгара своей вражды противъ Наполеона, старались унижать его. Онъ выставленъ лживымъ мусульманиномъ, и ему вложена въ уста вотъ какая рѣчь, будто-бы сказанная въ Каирѣ: «Возвѣсти народу, сказалъ онъ шерифу (шерифу?), что съ-тѣхъ-поръ какъ сотворенъ миръ [а не міръ?], написано, что я, истребивъ враговъ исламизма, сокрушивъ Крестъ (!), прійду съ запада исполнить обязанность, на меня возложенную (стр. 44)». — Такія рѣчи можно было придумывать въ то время, когда надлежало язвить врага всякимъ оружіемъ; но теперь, когда народовъ ненависть почила, смѣшно повторить нелѣпости. Можно ли утверждать и слѣдующее:
«Однажды явился онъ (Наполеонъ) даже въ мечеть въ мусульманской одеждѣ для празднованія памяти Магомета» (тамъ же).
По-крайней-мѣрѣ, не надобно порицать и врага за собственныя свои выдумки, а говорить: «безстрастные Египтяне не обращали вниманія ни на его шарлатанство, ни на торжества, которыми онъ праздновалъ прибыль воды въ Нилѣ и основаніе республики» (стр. 54).
Но авторъ старается громоздить одно обвиненіе на другомъ, то утверждая, что Бонапарте билъ какого-то шерифа и ограбилъ, меккскій караванъ, то обвиняя его даже и за то, что онъ привезъ съ собою изъ Европы многихъ ученыхъ и художниковъ и основалъ Египетскій Институтъ. Угадайте, какой выводъ сдѣланъ изъ этого учрежденія? Это были «первыя попытки къ основанію неограниченной монархіи!» (стр. 46). Какъ хорошо знаетъ авторъ то, о чемъ пишетъ — можно видѣть также изъ словъ его: «изъ ихъ (ученыхъ) трудовъ составилось огромное твореніе сборникъ „Египетской комиссіи“, то-есть онъ не знаетъ даже заглавія „Описанія Египта“, и потому не удивительно, что не можетъ оцѣнить важности всѣхъ трудовъ, свершенныхъ учеными, окружавшими Бонапарте въ Египтѣ.
Къ числу выдумокъ автора на Бонапарте относимъ слѣдующія мѣста:
„Въ продолженіе цѣлаго мѣсяца, разстрѣливали ежедневно по двѣнадцати человѣкъ (въ Каирѣ). Эта система ужаса, которую Бонапарте продолжалъ въ послѣдствіи и на Западѣ…“ (стр. 48).
„Еще передъ отъѣздомъ изъ Парижа, онъ велъ переговоры съ старшинами еврейскаго народа, обѣщалъ имъ возстановить Іерусалимскій Храмъ, и получилъ отъ нихъ большія суммы“ (стр. 48).
Авторъ забылъ, что самъ упоминаетъ о тайнѣ, въ какой приготовлялась египетская экспедиція, и что еслибъ Бонапарте велъ переговоры о разныхъ цѣляхъ ея, и даже бралъ деньги съ жидовъ, то уже тайны не могло бъ быть. И съ какими старшинами еврейскаго народа велъ онъ переговоры? не въ родѣ ли они египетскаго шерифа?
„Гарнизонъ Яфы…. былъ хладнокровно умерщвленъ, по повелѣнію Бонапарте“ (стр. 30).
„Въ Яфѣ онъ приказалъ отравить своихъ воиновъ…. Докторъ Деженетъ отказался быть исполнителемъ этого гнуснаго убійства, а аптекарь Ройе, взявшій на себя исполненіе безчеловѣчной обязанности, не былъ допущенъ главнокомандующимъ въ Европу“ (стр. 51).
Замѣтьте, что, представляя событія по своему, авторъ заботится только представить Наполеона хладнокровнымъ, гнуснымъ убійцею.
Переворотъ 18-го брюмера изображенъ весьма сбивчиво. Наконецъ, авторъ съ удивительнымъ простодушіемъ говоритъ:
„Между тѣмъ нѣкоторые приверженцы прежней династіи не сомнѣвались, что монархическое зданіе, имъ (Бонапарте) сооружаемое, назначалось Бурбонамъ; самъ Людовикъ XVIII думалъ такъ, и написалъ ему весьма учтивое и ласковое письмо, въ которомъ просилъ о возвратѣ короны. Черезъ годъ, первый Консулъ отвѣчалъ Королю, но предлагалъ Лудовику отказаться отъ короны. Другая попытка, сдѣланная съ тою же цѣлью Графомъ Артуа, черезъ Герцогиню Да-Гюишъ, и поддержанная Жозефиною, равномѣрно осталась безъ успѣха“ (стр. 63).
Разумѣется, если такъ изображать событія, то они только смѣшны! Лудовикъ XVIII былъ человѣкъ умный и не сталъ бы ласковымъ письмомъ просить у перваго консула короны, а тотъ не могъ и отказывать въ томъ, что было не въ его власти. Два письма Лудовика къ Бонапарте и отвѣтъ на нихъ совершенно сообразны взаимнымъ ихъ отношеніямъ и могутъ служить образцами благородства, ума и высокаго чувства въ положеніи каждаго изъ писавшихъ.
„Немногіе эмигранты, оставшіеся вѣрными Бурбонамъ, поддерживали энергію Англичанъ (!), и двое изъ нихъ, Пишгрю и Жоржъ Кадудаль (хорошъ эмигрантъ!), отправились даже тайно въ Парижъ съ пятидесятью Вандейцами, чтобы ниспровергнуть существующее правленіе. Пишгрю, захваченный измѣннически, былъ удавленъ въ темницѣ; Кадудаль, смѣло признавшійся въ намѣреніи умертвить Консула, съ необыкновеннымъ мужествомъ пошелъ на плаху, а Моро, обвиненный за участіе въ томъ же заговорѣ, былъ изгнанъ“…» (стр. 68).
Довольно, довольно! Отдаемъ всю справедливость искусству автора заключать въ немногія строки неправду и ошибки всѣхъ родовъ! Разберемъ по сортамъ эти драгоцѣнности.
«Эмигранты, поддерживающіе энергію Англичанъ», и «пятьдесятъ Вандейцевъ, идущихъ ниспровергнуть могущество перваго консула» — небывалыя вещи, едва-ли кому-нибудь приходившія въ голову.
Кадудаль-эмигрантъ и Пишгрю захваченный измѣннически — непониманіе или искаженіе истины. Людей, идущихъ возмущать и убивать, не захватываютъ измѣннически, а ловятъ всѣми средствами, какъ преступниковъ, уже напередъ осудившихъ себя передъ обществомъ.
Пишгрю удавился самъ, а не былъ удавленъ: первому консулу не было надобности въ такомъ злодѣйствѣ, Моро былъ не обвиненъ въ заговорѣ, а точно зналъ о немъ, и за то подвергся изгнанію. Это было великодушіе со стороны Бонапарте, а небывалое изданіе готово осудить его за это!
Но рука у насъ устала, выписывая ошибки разсматриваемой нами книги, а мы еще не перебрали и половины ея, и въ пройденномъ нами замѣчали только немногое, а не все, что находимъ въ ней невѣрнаго. Но и не стоитъ умножать обличительныя цитаты; читатели видятъ изъ разсмотрѣнныхъ вами мѣстъ, какова эта книга! На нее можно написать нѣсколько томовъ опроверженій; но она не стоитъ такою труда — а между-тѣмъ, намъ надобно еще упомянуть о другихъ сторонахъ ея, которыя обѣщали мы представить въ ихъ настоящемъ свѣтѣ.
Ошибки кишатъ въ «небываломъ изданіи». Авторъ или передѣлыватель причиной ихъ, но мы видимъ ихъ въ русской книгѣ. Надобно замѣтить, однакожъ, что многое принадлежитъ русскому передѣлывателю, потому-что явно происходитъ отъ неумѣнья его выражаться ясно и правильно. Излагая даже дѣйствительныя событія, онъ своимъ языкомъ придаетъ имъ такой характеръ, что они кажутся дурною сказкою, а не исторіею. Вотъ, на-примѣръ:
«Наполеонъ основалъ Рейнскій Союзъ, долженствовавшій ниспровергнуть древнюю Германскую Имперію, и принудилъ Императора Франца отказаться отъ титула главы этой имперіи» (стр. 81).
Ниспроверженіе Германской Имперіи не было прямою цѣлью учрежденія рейнскаго союза, хотя при немъ имперія уже и не могла существовать; итакъ, оно было только слѣдствіемъ его, и Наполеонъ имѣлъ другія цѣли при учрежденіи рейнскаго союза. Но небывалое изданіе придаетъ неискуснымъ выраженіемъ своимъ такой характеръ событію, какъ-будто Наполеонъ для того и основалъ рейнскій союзъ, чтобъ ниспровергнуть Германскую имперію. Онъ никогда и не принуждалъ императора отказаться отъ своего древняго титула: императоръ самъ сложилъ съ себя его про новомъ устройствѣ дѣлъ.
«Тщетно хотѣла Пруссія образовать родъ противовѣсія (contre-poids) посредствомъ Сѣвернаго Союза; Саксонія, Гессовъ и Ганзеатичсскіе города были насильно отторгнуты Наполеономъ отъ этого союза, и для большаго униженія Прусской Державы, онъ предложилъ Англіи возвратить Ганноверъ (кому?), который незадолго предъ тѣмъ отдалъ королю Фридриху-Вильгельму, въ обмѣнъ Клеве, Анспаха и Нёшателя» (стр. 82).
Что за путаница! И все отъ-того, что не понято, не договорено и дурно выражено по-русски. Саксонія и сѣверныя владѣнія Германіи не были насильно отторгнуты Наполеономъ отъ союза съ Пруссіею. Пруссія, своею политикою, сама поставила себя въ такое положеніе, что второстепенныя державы страшились союза съ нею, когда видѣли неудовольствіе противъ нея Наполеона, который, напротивъ, желалъ сѣвернаго союза и самъ предлагалъ Пруссіи образовать этого. Онъ не предлагалъ Англіи возвратить Ганноверъ, и не могъ предлагать его для уничтоженія Пруссіи, когда при переговорахъ съ Англіею, подъ величайшей тайною, далъ только разумѣть, что Ганноверъ будетъ возвращенъ ей при общемъ мирѣ. Пруссіи назначалъ онъ достаточное вознагражденіе. — Но поймете ли вы что-нибудь изъ описаній небывалаго изданія?
На чемъ же основываются «Замѣтки и Выписки Сѣверной Пчелы», ожидая много пользы въ дѣлѣ общественной нравственности и образованности отъ такой книги, которая представляетъ свой предметъ совершенно-невѣрно, искажаетъ описываемыя ею событія, и ничего не умѣетъ порядочно выразить? Мы сказали, что изъ нея не можетъ быть никакихъ выводовъ, развѣ кромѣ тѣхъ, которые сами собою представляются не въ пользу ея, и если это называетъ «Сѣверная Пчела» нравственными выводами, то мы согласны съ нею. Расхваленная ею книга можетъ служить доказательствомъ, что не должно браться за предметъ выше силъ своихъ — охотно отдаемъ этотъ нравственный выводъ въ пользу «Сѣверной Пчелы» и хвалимаго ею автора небывалаго изданія.
Читатели уже видѣли въ представленныхъ нами выпискахъ, какъ слабъ въ русскомъ языкѣ редакторъ или передѣлыватель книги, которой слогъ названъ образцовымъ, а языкъ чистымъ, какъ кристаллъ. Вотъ еще нѣсколько обращиковъ этого образцоваго языка и кристальнаго слога, избираемыхъ намъ на удачу, гдѣ откроется книга:
«Побѣдитель (подъ Аустерлицемъ) извинялся, что принимаетъ такимъ образомъ (на бивакѣ) своего будущаго тестя» (стр. 79).
Аустерлицкая битва была 2 декабря 1805 года; Наполеонъ женился на дочери австрійскаго императора въ мартѣ 1810 года. Какимъ образомъ зналъ онъ за четыре съ половиной года, что говоритъ съ будущимъ своимъ тестемъ? Это напоминаетъ анекдотъ одного генерала, который разсказывалъ, что при началѣ семилѣтней воины Фридрихъ-Великій, потрепавъ его по плечу, сказалъ: «Ну, вотъ, любезный генералъ, и семилѣтняя война начинается!»
"Вы извлекаете изъ этого дворца (сказалъ Императоръ Францъ) столько выгодъ, что вамъ не можетъ быть въ немъ непріятно (стр. 80).
Кромѣ того, что это дурно выражено по-русски и почти не имѣетъ смысла, отвѣтъ императора Франца былъ совсѣмъ иной. Онъ сказалъ, что Наполеонъ пользуется очень-хорошо скромнымъ своимъ помѣщеніемъ. То ли это, что силится и не умѣетъ выразить бывалое изданіе?
«Герцогъ Брауншвейгскій не имѣлъ ни энергіи, ни дѣятельности, чтобъ быть противникомъ Наполеону» (стр. 82).
Какъ по-русски!
«Такъ какъ его гордость и детогисмъ возрастали вмѣстѣ съ Фортуною (?), то и съ побѣжденными непріятелями обошелся онъ болѣе нежели надменно» (стр. 84),
Точно приказная бумага прошедшаго столѣтія!
«Іеронимъ вошелъ къ нему въ милость, послѣ того, что развелся съ первою своею женою» (стр. 85).
Русскій писатель не знаетъ, какъ и это выражается правильно по-русски!
«Французская армія, закаленная въ битвахъ и побѣдахъ» (стр. 86).
Закаленная въ битвахъ — такъ, но закаленная въ побѣдахъ — не употребляется, потому-что не имѣетъ смысла. Можно воспитаться, возрасти, состарѣться въ побѣдахъ, но побѣда, какъ слѣдствіе битвы, не служитъ закалкою.
Необыкновенно-смѣшно описаніе прейсиш-эйлауской битвы! Вотъ кусочки этого кристалла:
«Битва, начавшаяся еще 7 Февраля, около полудня, продолжалась и на другой день до 10-ти часовъ вечера (и того 58 часовъ). Триста орудій извергали смерть въ продолженіе двѣнадцати часовъ, часто на картечный выстрѣлъ (что же дѣлали они въ остальные 46 часовъ?). Ожесточеніе и мужество сражавшихся были такъ велики, что каждый солдатъ умиралъ на своемъ мѣстѣ (то-есть не двигался съ мѣста, чему и слѣдуетъ доказательство:), и, на другой день, поле сраженія было покрыто ранцами, расположенными въ линію, будто на смотру» (стр. 87).
Здѣсь мы почти готовы воскликнуть съ Гамлетомъ: «Полно-те! вы уморите меня со смѣха!…» Въ-самомъ-дѣлѣ, большое искусство смѣшить, описывая кровавыя событія!.. Эти ранцы, расположенные въ линію, послѣ убитыхъ, останутся въ русской письменности наряду съ фразами Тредьяковскаго.
Въ образецъ искуснаго расположенія словъ и кристальнаго языка, можно привести еще слѣдующій періодъ:
"Устраненіе Луціана и Іеронима основывалось на томъ, что они, безъ позволенія брата, женились на женщинахъ (на комъ же еще женятся?) не изъ сословія, изъ котораго онъ хотѣлъ выбрать имъ невѣстъ (стр. 71).
Вотъ какой языкъ называетъ «Сѣверная Пчела» кристалломъ, и какой слогъ ставитъ въ образецъ! И послѣ этого она еще будетъ говорить, что заботится о чистотѣ русскаго языка, сокрушается объ искаженіи его и безпристрастно хвалитъ и хулитъ произведенія литературы? Книжка, которая должна бы почесть счастіемъ, еслибъ о ней промолчали, получаетъ отъ «Сѣверной Пчелы» такія неумѣрѣнныя хвалы, какихъ мы не читывали и первостепеннымъ произведеніямъ!… Говорите послѣ этого о безпристрастіи!.. Не наше дѣло изъискивать, что заставляетъ хвалить такое произведеніе; но мы ясно видимъ тутъ кумовство, непотизмъ, самое рѣзкое литературное пристрастіе. Пусть объясняетъ «Сѣверная Пчела» свои похвалы какъ ей угодно, а мы что видимъ, то видимъ, и говоримъ для нравственной пользы литературы.
Неумѣренность похвалъ «Сѣверной Пчелы» выказывается даже въ томъ, что, желая представить небывалымъ чудомъ плохую книжку, она говоритъ и о наружныхъ достоинствахъ ея, какъ о чемъ-то удивительномъ, безпримѣрномъ. Для этого мимоходомъ брошенъ вѣнокъ «художническому искусству» г. Фишона въ «типографскомъ ремеслѣ», хотя самое сближеніе такихъ словъ не можетъ быть звучно передъ образованною публикою, которая знаетъ различіе «ремесла» отъ «искусства». Но нечего разсуждать тутъ ни о ремеслѣ, ни объ искусствѣ: надобно только взглянуть на расхваливаемую такъ высокопарно книжку, и вы увидите изданіе очень-посредственное, наполненное опечатками, и некрасивое. Бумага для него употреблена неуклюжаго формата; шрифтъ старинный въ текстѣ, одинаковый съ шрифтомъ «Сѣверной Пчелы», въ капителяхъ набитый, а въ примѣчаніяхъ какой-то допотопный. Чернила для печатанія издержаны не парижскія, не лондонскія, а просто рыжія. Тутъ спорить не о чемъ, потому-что книга у всѣхъ передъ глазами, и мы входимъ въ эти мелочныя подробности, желая только показать, что значатъ похвалы «Сѣверной Пчелы» и каково безпристрастіе ея. Купите только, раскупите какъ свѣжія булки, а послѣ думайте, что хотите! Вотъ, по-видимому, вся цѣль восторженныхъ похвалъ небывалому изданію. Но пусть же публика видитъ все это въ примѣрѣ, котораго нельзя отрицать.
Не оставимъ безъ разсмотрѣнія и послѣдней хвалы — дешевизнѣ книжки. «Баснословная, неизвѣстная доселѣ дешевизна!» говорятъ намъ. Но и тутъ находимъ мы явное пристрастіе. Разберите сами: въ обѣихъ книжкахъ «Наполеона Бонапарте», всего съ небольшимъ семь печатныхъ листовъ, и онѣ стоютъ 40 к. сер. Обыкновенная у насъ цѣна новыхъ книгъ, кромѣ исключеній, по 1 р. с. за томъ листовъ въ двадцать; слѣдовательно, это дешевле, нежели баснословная цѣна, о которой такъ скромно говоритъ «Сѣверная Пчела». Конечно, 40 к. с. немного, но это немного слишкомъ-относительно. Есть предметы дешевые, хотя за нихъ надобно платить по 400 р. с. Еслибъ вамъ предложили за 400 р. сер. «Описаніе Египта», изданное при Наполеонѣ (такъ хорошо извѣстное «небывалому изданію»!), то это было бы дешево; а дать за двѣ книжки «небывалаго изданія» 40 коп. — слишкомъ-дорого. Здѣсь мы говоримъ уже не о внутреннемъ достоинствѣ, а о матеріальной цѣнности книги. Зачѣмъ же говорить: "40 копеекъ! что значатъ 40 копеекъ! Бездѣлица! Вздоръ! Покупайте какъ свѣжія булки! Это подарокъ драгоцѣнный, хотя весьма-дешевый, стоящій всего сорокъ копеекъ серебра! Нѣтъ, извините, это отнюдь не дешево — это слишкомъ-дорого! Если за 7 печатныхъ листовъ книги станемъ платить по 40 к., то за 28 заплатимъ 1 р. 60 коп., а это слишкомъ-дорого! Сочиненія Шатобріана продаются дешевле, хотя издатели заплатили за нихъ неслыханныя суммы.
Выводъ нашъ о «небываломъ изданіи», послѣ всего сказаннаго, незатруднителенъ. Мы не видимъ въ «небываломъ изданіи» никакихъ достоинствъ; мы показали недостатки его, при которыхъ оно достойно не похвалы, а правдиваго порицанія. Для пользы литературы русской, не желаемъ успѣха этой черезъ-чуръ смѣлой компиляцій, и надѣемся, что она останется точно «небывалымъ изданіемъ», то-есть, какъ-будто ея «не бывало».