Борис Садовской
правитьНаполеониды
правитьКоневской
Глава первая
ЧУДЕСНЫЙ ЖРЕБИЙ
править
Коневской
Я жаркий поклонник Наполеона Третьего. Именно третьего, а не первого, племянника, а не дяди. Племянник добрый малый, свой брат-обыватель, при нем не страшно; а можно ли было ужиться с дядей? Я думаю, дышать одним воздухом с ним так же неловко было, как спать на Дельфийском треножнике или пить чай на Монблане. А тут… Господи! Да одна высадка в Булони чего стоит! В дядином мундире и шляпе, с кусочком сала; над салом кружится ручной беркут ли, карагуш ли, не знаю, только уж конечно не Зевсов белый орел. Как кому, а мне этот потешный орлишка-шулер ей-Богу милее белого: его и погладить можно, и покормить, и по носу шлепнуть, и все-таки он орел, из десятка его не выкинешь. Да и сама-то Вторая империя, по совести, чем плоха? Мы привыкли во всем хватать через край: ах, пирамиды, Москва, Святая Елена, воздушный корабль, ночной смотр. А посмотрел бы я на великого Наполеона перед вторым декабря: много бы он взял со своей старой гвардией после сорок восьмого года?
Вот почему мне искренно жаль, что мой земляк и приятель Арий Петрович Бездыханский по странной игре природы был двойником Наполеона I. Прохожие, завидев Бездыханского, шарахались с тротуара, а когда он учился у нас в гимназии, все, от директора до последнего сторожа, звали его Бонапартием. Учитель французского языка, monsieur Пелжье, допытывался даже, не живала ли матушка Ария Петровича за границей и не встречалась ли с принцем Наполеоном-Жозефом. Этот принц, по уличному прозвищу Plon-Plon, сын вестфальского короля Жерома, брата Наполеона Первого, тоже был как две капли воды похож на гениального «изгнанника вселенной». Когда-то он сражался под Севастополем, но без особенной храбрости, вечно потом строил козни против кузена и дяди, кутил, франтил, играл превосходно в шахматы, не раз превращался из принца Жозефа в гражданина Бонапарта и в старости, почти на краю могилы, затеял последний заговор, но уже против республики. И все-таки быть родителем Ария Петровича принц Наполеон-Жозеф никак не мог. Во-первых, мой приятель родился в самый год смерти Наполеона Третьего, когда принцу Plon-Plon уже стукнуло пятьдесят и он давно был женат, а во-вторых и в главных, матушка Ария Петровича дальше Москвы никогда никуда не ездила. Monsieur Пелжье утверждал, однако, что имеется еще один принц, Виктор-Наполеон, из-за которого какая-то парижанка даже травилась спичками и, помнится, будто этот самый принц приезжал в Россию. Но о принце Викторе у нас никто ничего не знал. Как бы то ни было, monsieur Пелжье, ярый бонапартист, прожигавший юность в Париже в эпоху Второй империи, особенно любил Бездыханского и ставил ему пятерки.
Совсем незаметно, еще школьником, Арий Петрович усвоил привычку хмуриться, поджимать губы, закладывать одну руку за жилет, другую назад и говорить отрывистым сухим тоном. Впрочем, кроме Бонапартия имел он в гимназии еще и другие прозвища. Сначала окрестили его «бедным немцем», это когда в пятом классе он сочинил стихи:
Трудно жить на свете,
Не имея денег,
Плачет бедный немец,
Поднимая веник.
Дня три стоял в гимназии неистовый хохот, прерываемый вопросами: почему именно веник? Ведь немцы и в баню совсем не ходят, и отчего непременно немец, а не француз? Арий Петрович презрительно щурился, поджимая губы, точно Наполеон перед Советом Пятисот. Потом прозвали его «Ересиархом», намек на странное имя. Действительно странное. Помню, однажды я робко спросил (он был моим репетитором) : «Арий Петрович, отчего вас назвали Арием?» Он нахмурился.
— Это протест. К следующему разу возьмете из Цезаря.
Он был уже филологом второго курса и жил в Москве на Козихе, когда появилась и прогремела на всю Европу знаменитая комедия Викторьена Сарду «Madame Sans-Gene». На святках компания студентов решила ее поставить не столько ради достоинств самой пьесы, сколько из-за фатального сходства Ария Петровича с маленьким капралом. Я тогда на Рождество случайно попал в Москву и получил роль Рустана. Спектакль сошел превосходно. Среди студентов был один богатый графчик, он дал нам залу, все декорации и костюмы. Арий Петрович вышел на сцену почти без грима, и в публике поднялся изумленный гул голосов. На подмостках стоял живой, подлинный, настоящий Наполеон. Я сам, тогда гимназист шестого класса, в малиновой кофте и тюрбане мамелюка, подавая кофе, почувствовал благоговейный трепет и чуть не грохнул подноса. Играл Арий Петрович изумительно. В сцене, где разъяренный император срывает с графа Нейперга аксельбанты, весь зал от восторга замер и бешено разразились рукоплескания. Вот тогда-то и влюбилась в Ария Петровича несчастная Анна Павловна, игравшая камер-фрейлину Марии-Луизы.
Замечу в скобках, что опьяненный успехом и лаврами Арий Петрович едва не ушел в актеры. Сама Яворская осведомлялась о нем; премьер коршевской труппы Яковлев прислал Арию Петровичу свою фотографию в роли Наполеона. Но увы: попытки дебютировать в Шекспире и Викторе Крылове оказались ниже критики и стоили стихов про «бедного немца». Тогда, махнув рукой на капризную Мельпомену, Арий Петрович стал готовиться к переходу на третий курс.
Анна Павловна Маллармэ-Скрипакаева тоже имеет общее с Наполеоном. Прежде всего в голубых ее жилках бежит французская кровь: она племянница великого символиста Стефана Маллармэ. Отец Анны Павловны, двоюродный брат поэта, красавец Поль, приняв российское подданство, служил в армейских гусарах, вышел по неприятности в отставку, женился, овдовел и был потом в нашем уезде исправником. Кроме того, Анна Павловна близко знавала принца Наполеона-Мюрата. Вот тут начинается таинственность. Известны два принца с этим именем: Наполеон-Ахиллес-Мюрат и Людовик-Наполеон-Мюрат, — который же из двух? Анна Павловна называла его просто Наполеон-Мюрат и прибавляла: ах, да не все ли равно? Дело в том, что принц приезжал к нам охотиться на медведей и ночевал у исправника на лесном хуторе, где его встречала и принимала юная Анна Павловна. Тогда она только что кончила институт. Долгий зимний вечер пролетел незаметно в беседе с галантным принцем, который, по словам Анны Павловны, в уланском мундире походил на Марса. Тут опять неточность. На медвежьи облавы езжал действительно принц Людовик-Наполеон, не помню в точности, чей внук и племянник, знаю только, что служил он в гвардейской кавалерии и был, по выражению одного писаря, эффектный мужчина. Но этот принц к нам являлся гораздо позже. Впрочем, и то сказать: не все ли это равно? У нас в уезде и без того все знали, что принц Наполеон-Мюрат, или там кто бы он ни был, убил двух медведиц и уехал очень довольный. Исправник Маллармэ провожал его до вокзала и на Пасху был представлен к ордену, Анна же Павловна, проплакав целых три дня, получила на Красной Горке фамилию Скрипакаевой. Осенью у нее родился мертвый младенец.
Супруг Анны Павловны, Скрипакаев происходил из мещан и числился в Московской консерватории по классу игры на скрипке. Был он длинноволосый, кроткий, всегда задумчивый. Анна Павловна его сразу возненавидела, и было за что. Скрипач Скрипакаев! Действительно, это только в «Будильнике» можно найти, да и то не всегда. Кроме того, Скрипакаев был мещанин, сын мелкого бакалейщика, а ведь Анна Павловна аристократка: дядя у нее поэт, отец гусар, мать жила в генеральском доме, наконец, принц Наполеон-Мюрат… К счастью, скрипач Скрипакаев скоро умер, почти в одно время с тестем, и Анна Павловна, схоронив мужа и отца, поступила классной дамой и учительницей французского языка в московскую частную гимназию Маргариты Титовны Раззубовой. В этом же заведении преподавал словесность племянник начальницы Арий Петрович Бездыханский.
Глава вторая
ДОБЫЧА СЛАВЫ
править
Коневской
Гимназия Маргариты Титовны Раззубовой помещается в живописном переулке, заросшем густой сиренью, между Арбатом и Пресней, в белом старинном доме. Верхний этаж занят классами, внизу живет сама начальница, круглая добродушная старушка, дочь ее, гимназистка Нуся, Арий Петрович и Анна Павловна. Никто не знает, сколько Анне Павловне лет: двадцать восемь, тридцать пять или тридцать девять; известно только, что в эпоху «Madame Sans-Gene» она была уже замужем. С тех именно пор она носит черное платье с маленьким шлейфом, большой черный бант на голове a la chauve-souris и черные вязаные митенки.
— Отчего вы так мрачно одеваетесь, Анна Павловна?
— Это траур по моей погибшей жизни. Я устала жить. У всех есть жизнь, а у меня никакой.
О, как идут эти трагические фразы к ее бледному личику с измученными глазками, к ее красноватому носику и синим губкам!
Арий Петрович занимает отдельную квартиру с особым ходом. Впрочем, ему слышно все, что делается в квартире. Теперь он еще больше похож на великого корсиканца, особенно когда наденет серый халат, сшитый наподобие знаменитого походного сюртука. Он уже приблизился к возрасту Наполеона перед двенадцатым годом и, можно сказать, находится тоже в зените славы. Ария Петровича обожают все ученицы, тетушка в нем души не чает, об Анне Павловне нечего говорить. Бедная Анна Павловна! Давно ли Арий Петрович беседовал с ней о литературе и высших вопросах жизни, давно ли читал ей отрывки из своего романа. «Анна Бонапарт»? Все знали, что роман посвящается Анне Павловне. И вдруг…
В один, как говорится, прекрасный день Арий Петрович объявил за обедом, что роман он сжег.
Анна Павловна пискнула и упала в обморок. Нуся побежала за водой. Маргарита Титовна испуганно спросила:
— Зачем же ты это сделал, Арик?
Арий Петрович нахмурился.
— Странная вещь. Сжег же Гоголь «Мертвые души»! Художники свободны в своих поступках.
С того рокового дня — вот уже скоро два года — Арий Петрович резко переменился. Он начал разговаривать с Анной Павловной кислым холодным тоном. Так, вероятно, Наполеон беседовал с англичанами о континентальной системе.
Анна Павловна слишком была умна, чтоб не понять, в чем тут дело. В седьмом классе вместе с Нусей училась Женя Арбузова, дочь миллионера. Женя была, что называется, писаная красавица. Каждое лето Арбузова ездила за границу, на балах появлялась в роскошных туалетах из Ниццы и Парижа, говорила на трех языках и восхитительно пела. Что Арий Петрович влюбился в Женю, видела вся гимназия. Анна Павловна утешала себя надеждой, что весной Арбузова кончит курс и уедет: тогда Арий Петрович вернется к ней. Увы, бедную женщину ждал новый страшный удар. Во-первых, в гимназии с осени будет новый словесник, во-вторых, в день именин Ария Петровича, по случаю окончания Нусей курса, состоится торжественный обед для всего выпуска с Женей Арбузовой во главе. После обеда Арий Петрович прочтет свой новый роман. А для чего все это? Ну, что же, дай Бог, дай Бог…
Так шептала у себя в комнате несчастная Анна Павловна, комкая слабыми пальчиками душистый платочек. Ей, за которой ухаживал принц Наполеон-Мюрат, племяннице самого Маллармэ, предпочесть какую-то девчонку из Замоскворечья, богатую куклу. Боже мой, Боже мой! А давно ли…
Анна Павловна услыхала за стеной голоса и, вспорхнув мотыльком с кушетки, прильнула к замочной скважине.
— Конечно, милый Арик, все будет как ты желаешь. Я достану золотые приборы. Только боюсь…
— Чего вы боитесь, тетя Марго?
— Видишь ли, разница есть в летах.
— Странная вещь. Наполеон был не моложе, когда женился вторично. Наконец, тут общие мерки неприложимы. Я автор произведения, которое сделает, так сказать, эпоху.
— Что же это, что-нибудь вроде Чехова?
— Увидите завтра. Положим, не вроде. И что такое Чехов, странная вещь? Я знал его. Пустейший был человек. Только все пиво пил да смеялся.
— Арик, а предложение ты уже сделал?
— Нет, тетя Марго. Предложение я сделаю завтра после обеда.
— Ах, Арик, Арик! Никогда не откладывай до завтрего того, что можешь сделать сегодня.
Арий Петрович сухо откашлялся.
— Ну, не сердись, милый Арик. Уж очень мне жаль Анюту. Как она любит тебя.
— Не будем говорить об этом, тетя Марго.
— Боюсь я за нее. Умрет, бедняжка, как Вяльцева.
Арий Петрович еще раз кашлянул и вышел твердой походкой. Анна Павловна залилась слезами.
Глава третья
РОКОВАЯ СИЛА
править
Коневской
Именинный стол накрыли в актовом зале. Под горячим июньским солнцем тарелки, графины, букеты играют веселой радугой. Среди двадцати приборов блестят рядом два золотых, для Ария Петровича и Жени Арбузовой. Honny soit qui mal y pence 1. Женя кончила курс с медалью и заслужила право сидеть за обедом у золотого прибора.
1 Стыд тому, кто об этом плохо подумает (фр., девиз Ордена Подвязки).
Ударило два часа. В комнату Анны Павловны влетели две первых ласточки, ее любимые ученицы Люля Соколенко и Галочка Бух.
— Ну что, Галочка, устроила?
— Устроила, Анна Павловна.
Галочка носит имя свое недаром. Черненькая, худая с прической Cleo-Merode, она постоянно прыгает и стрекочет. Оглянувшись и таинственно закрыв двери, Галочка сунула Анне Павловне большой флакон.
— Абрикотин.
— Ах, как прекрасно! Спасибо, милая Галочка. Ну, и что же?
— Знаете, Анна Павловна, страшно, но интересно. Сначала Ара Макаровна разложила карты, потом долго-долго смотрела в воду и говорит: скажи, чтобы твоя алмазная барынька ничего не боялась, все будет по-нашему. Потом пошептала над абрикотином. Ну, говорит, ежели он хоть глоточек отведает, полюбит ее навеки.
Галочка бросилась в объятия Анны Павловны.
— Я так этого желаю, так желаю, милая Анна Павловна! Не я одна, весь наш выпуск. Противная Арбузова!
— Спасибо, душечка Галочка.
Анна Павловна грустно утерла носик.
Люля, пухлая, будто заспанная блондинка с толстой косой, заговорила вполголоса:
— Все благополучно. На астральном плане ни одного враждебного клише. Ментальные флюиды…
— Ах, Люля, нельзя ли попроще? У нас в институте этого не учили.
— Да я просто. И Лев Львович тоже сказал, что флюиды совпадают и что Арий Петрович должен жениться на вас.
Анна Павловна взволнованно закрылась платочком. На улице защебетали голоса: гости приближались.
Когда Анна Павловна вспорхнула наверх, все уже были в сборе. Черные, русые, каштановые прически, белые платья, цветы, улыбки, сдержанный говор. Подле ослепительной Жени Арбузовой покачивался на каблуках новый учитель Кир Кирилыч Коридолин, стройный молодой человек. Из гостиной выплыла вся в браслетах и бриллиантах Маргарита Титовна; за нею твердо выступал, понурясь, Арий Петрович в модном коротком фраке.
Коридолин непринужденно шагнул вперед, наклонился и откашлялся.
— Глубокоуважаемый Арий Петрович! На мою долю выпало лестное поручение от лица всех ваших бывших воспитанниц поздравить вас с днем вашего ангела и пожелать вам бодрости и здоровья еще на долгие годы. Это во-первых. Собственно говоря, я не оратор и не умею выражаться складно, но это не столь важно в настоящем случае. Покойный Василий Осипович Ключевский тоже не был выдающимся оратором, собственно говоря. Но я отвлекся от темы. Ну-с. Итак, да здравствует наш почтенный и уважаемый юбиляр, то есть, вернее сказать, именинник. Пьем ваше здоровье, Арий Петрович. То есть мы выпьем, собственно говоря, за обедом, а теперь пока делаем это мысленно.
Коридолин неожиданно обнял и трижды поцеловал именинника.
Маргарита Титовна прослезилась.
— Теперь позвольте презентовать вам на память, дорогой Арий Петрович, этот наш скромный дар.
Галочка и Люля преподнесли Арию Петровичу в китайском ящике стопу роскошной бумаги.
— Это для ваших новых произведений. Мы все знаем, что вы сочинили роман, и будем теперь надеяться, что, собственно говоря, вы создадите другой такой же. Это во-первых. А лично от меня позвольте вручить вам тоже нечто… собственно говоря, ерунда на постном масле, зато от чистого сердца…
Коридолин полез в карман, достал платок и вновь спрятал, порылся в боковых и задних карманах, вытащил кошелек, портсигар, ключи, записную книжку, огляделся и, ударив себя по лбу, быстро выскочил и сбежал по лестнице.
Арий Петрович хмуро ждал. Многое ему не нравилось. Начать с того, что Коридолин в сюртуке, когда на имениннике фрак, но это еще не важно. Возмутительнее всего развязность. Мальчишка, давший после Пасхи всего два пробных урока, держит себя как настоящий учитель, говорит речь, выставляется. Потом что это за обращение: глубокоуважаемый, почтенный, на долгие годы? Точно Арий Петрович и вправду ровесник Наполеону. А главное… Герой наш еще не знал, в чем тут дело, но смутно чуял, что по какому-то важному пункту выходит совсем не то.
Наконец, Коридолин вбежал запыхавшийся и кинулся к имениннику.
— Вот, я забыл в пальто…
Он вертел в руках изящный футлярчик. Крышка отскочила. На синем бархате — слоновый черенок очаровательной бритвы.
Все, поздравляя, жмут руки Арию Петровичу. Он улыбается с видом Наполеона, отдавшего приказ начинать Бородинский бой.
Однако подарки на именинном столе были совсем не у места. Арий Петрович решил отнести их к себе. В коридоре ему встретилась Анна Павловна.
— Я знаю все. Желаю вам счастья. Но если вы меня когда-нибудь хоть капельку, если вы…
Анна Павловна прижала к лицу платочек. Запахло карилопсисом. «На ее чудных глазах сверкали слезы» — вспомнилась ей фраза из какого-то романа. Арий Петрович молчал.
— Прошу вас принять вот эту безделку. Вы любите абрикотин.
Арий Петрович улыбнулся и взял флакон.
— Холодно, холодно, — шептали посинелые губки Анны Павловны.
— Вам холодно, неужели?
— Холодно душе, жестокий, безжалостный человек.
Анна Павловна припала к Арию Петровичу и оттолкнула его.
— А теперь я отдаю тебя ей. Прощай.
Арий Петрович вспомнил императрицу Жозефину, задумчиво улыбнулся и, сутуля плечи, пошел вниз. Анна Павловна с покорной грустью смотрела на его широкую спину. «Уходя, она бросила последний прощальный взгляд» — опять мелькнула ей романтическая фраза.
В зале ожидала именинника новая неприятность. Когда все стали садиться, Арий Петрович пригласил Женю и, указав золотой прибор, хотел сесть рядом. Вдруг его место у второго прибора занял Коридолин и тотчас весело затараторил с соседкой, будто ни в чем не бывало. В суматохе это осталось незамеченным. Не мог же Арий Петрович, в самом деле, вытащить гостя за шиворот и посадить с другой дамой.
Он медленно отошел, сел в конце стола и очутился подле Анны Павловны. Арий Петрович чувствовал, что и ему теперь холодно. Вихри бушевали в груди именинника под крахмальной сорочкой. Он видел себя в снежном пустынном поле среди разгромленной армии, бегущего в санках из обгорелой Москвы.
Глава четвертая
ДЛАНЬ НЕМЕЗИДЫ
править
Коневской
Арий Петрович хмурился весь обед. Никто не обратил на это внимания, одна Маргарита Титовна была немного удивлена, что племянник выбрал другое место, но за хлопотами ей было не до того.
Коридолин между тем разыгрался и закусил удила. Уже за пирогом он успел овладеть вниманием всех девиц и мог по праву назваться душою общества. Остроты, эпиграммы, каламбуры он сыпал как из мешка, бесцеремонно шутил с начальницей, заставлял девиц пить и чокаться, то и дело подливал Жене. Особенно возмущало Ария Петровича поведение барышень и самой Маргариты Титовны. Все они радостно и благодарно сияющими глазами смотрели на Коридолина, приходили в бурное восхищение от его острот, дружно смеялись и вообще держали себя так, будто за именинным столом сидел не Арий Петрович, а восковая кукла. Но Женя, Женя! Она глядела Коридолину в глаза, аплодировала, хохотала. И только одна бедная Анна Павловна, поглощенная, как говорится, своим горем, молча кушала пирог.
Еще за супом Арий Петрович терзался упорной мыслью: на кого похож Коридолин? Где встречал он эти наглые усы с циничной бороденкой, узкий нос и косой пробор? Лицо это давно известно, знакомо с детства. Арию Петровичу ясно было, что он жестоко простужен: окна открыты, везде сквозняки, начинается, должно быть, бред. И только после жаркого он вдруг вспомнил: да ведь это копия Наполеона Третьего!
Арий Петрович презрительно усмехнулся.
— Собственно говоря, моя специальность Пушкин, — рассказывал между тем Коридолин, прихлебывая бордо. — Барышни, наполняйте ваши чаши. Подымем бокалы, содвинем их разом! Ура! Вот так. Я пушкинианец. Сейчас у меня готовы две крупные работы: «Знал ли Пушкин по-португальски», это во-первых, и еще одна: «Нюхал ли Пушкин табак».
Девицы визгливо хохотали. Маргарита Титовна вытирала от смеха слезы.
— Я не шучу. Новейшая наука требует детальных подробностей при изучении поэзии. Даже Венгеров… Да вот вы, не знаете ли, кстати, Арий Петрович, откуда это? Пушкин пишет, что, мол, Сенковскому учить Дениса Давыдова все равно, что евнуху учить Потемкина. Цитата, собственно говоря, несомненно точная, но источник не указан.
Арий Петрович ответил огненным взором. Девицы переглянулись.
— То есть чему же учить Потемкина, Кир Кирилыч, я что-то не понимаю? — спросила Галочка Бух.
— Со временем поймете, барышня, времени много. Когда-нибудь все тайное окажется явным.
Коридолин захохотал. Арий Петрович, выражаясь слогом Козьмы Пруткова, не верил ушам своим. Оса влетела в окно и кружилась, звеня, над рюмками.
— А то вот еще загадочное местечко. Я ведь родом из Пензы. Там в старину держал театр помещик Гладков. Так Пушкин про него говорит: Гладков-Буянов, провонявший чесноком и водкой. Ну-с. Пензенская архивная комиссия…
Галочка взвизгнула и вскочила: оса ужалила ее в щеку. К счастью оказалось, что опухоль сделала Галочку интересней. Она успокоилась и тотчас решила, что будет собирать ос и давать им жалить щеки.
Арий Петрович потемнел. Лучшие чувства его поруганы, идеал оплеван. И он ничего не может сделать с пошляком, не может даже возразить ему. Цитаты из Пушкина, и обе вполне цензурны, а главное, и тетя Марго, и Нуся, и Женя, и Люля с Галочкой, и остальные двенадцать барышень — все пленены Коридолиным. все глаз не сводят с нахальных его усов.
— Кир Кирилыч, прочитайте нам что-нибудь из ваших стихотворений, — сказала Люля.
— Да, Кир Кирилыч, пожалуйста! Мы просим вас, Кир Кирилыч! Да, Кир Кирилыч, прочтите!
Коридолин поэт! Этого еще недоставало. Арий Петрович судорожно стиснул свою рукопись, ожидавшую под салфеткой. И тут же, совсем некстати, ему вспомнился «бедный немец».
— Собственно говоря, я автор пушкинской школы и чуждаюсь всех этих декадентских фокусов. Пожалуй, я прочитаю вам «Старый сад».
Все замерло. Арий Петрович взглянул на Женю. Она улыбалась.
— Ты так любила старый сад,
Глухой, запущенный и дикий,
Цветник, где роза и гвоздика
Струили сладкий аромат,
Травой поросшие дорожки
И бор тенистый вдалеке,
Где часто маленькие ножки
След оставляли на песке.
— Совсем Надсон, — прошептала умиленная Маргарита Титовна.
Барышни жадно и страстно глядели в лицо поэту. Женя потупилась. Галочка выставила укушенную щеку. Стихи лились и журчали:
— Я помню, как тяжелый сон
Обряд унылый похорон,
Гроб, свечи, саван погребальный,
И лик твой бледный и печальный,
И облетевший желтый сад…
Послышались вздохи. Кто-то всхлипнул. Люля простонала. Анна Павловна с рыданьем выскочила из-за стола и бурно бросилась по лестнице. Эта капля переполнила чашу.
Так продолжаться не могло. За столом сидели два Наполеона, Первый и Третий. Один был мрачен, как после битвы под Лейпцигом, другой сиял, точно готовился праздновать победу при Сольферино.
Глава пятая
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ПОЗОР
править
Коневской
Золотая вилочка звякнула о фарфоровую тарелку. Арий Петрович развернул рукопись.
Тридцать шесть глаз устремились на него, и во всех тридцати шести читалось одно и то же. Что именно хотели сказать глаза, могло бы остаться тайной, но, к сожалению, Коридолин лишен был способности притворяться и выразил с дерзкой откровенностью их общую мысль:
— А что, милейший collega, роман, да еще исторический… После обеда оно немного того… в большом количестве вещь нестерпимая.
Арий Петрович с достоинством скрестил руки.
— Можно не читать.
Он ожидал взрыва восклицаний, упреков, просьб: ничуть не бывало. Угрозу встретили молчанием, а молчание, как известно, знак согласия. Мало того, все барышни глядели в тарелки, видимо совсем не желая слушать.
Коридолин хихикал. Одна Маргарита Титовна, разомлевшая от жары, шампанского и стихов, преодолела зевоту.
— Нет, отчего же, Арик, прочти, мы послушаем…
Арий Петрович отвечал ледяной улыбкой. Ах, как ему нездоровилось! В носу щиплет, по спине пробегает то озноб, то жар. Точно в тумане мелькнуло перед ним красивое лицо Жени. Арий Петрович вгляделся и сразу ожил. Женя кивала ему, улыбаясь и ободряя взглядом. Так вот в чем дело! Она шалит, она играет с Коридолиным, да и может ли нравиться подобный хам? А вот что скажут и Коридолин и все девицы, когда, выслушав роман, Женя упадет в объятия Ария Петровича и воскликнет: твой гений достоин моей красоты, я твоя навек!
Арий Петрович чувствовал, что улыбается слишком широко, сознавал непристойность своей улыбки, но удержаться не мог. Впрочем, и Наполеон, возвратившись с Эльбы, наверное, улыбался во весь рот.
Снова бодрый, радостный и здоровый, Арий Петрович раскрыл уверенно рукопись и глотнул воды.
— Евгения Богарнэ. Исторический роман эпохи Наполеона I. В трех частях, с прологом и эпилогом. Посвящается Евгении Михайловне Арбузовой. Пролог. Глава первая. Таинственный жиро-фаг. На засыпавшую Францию постепенно спускались весенние сумерки, и багряное солнце тихо сливалось с далекой линией пурпурного горизонта. Красивый всадник, сидя верхом на арабской лошади…
— Pardon, — зазвенел страдальческий голосок Анны Павловны. Она подошла к столу. — Я прошу у всех извинения. Надеюсь, что Арий Петрович, как истинный кавалер, не откажет мне в моей просьбе. Я тоже хочу прочесть кое-что. Вчера я написала стихотворение в прозе «Одуванчик». Оно короткое, всего несколько строк…
— Вот это дело, просим! — крикнул Коридолин.
— Пожалуйста, Анна Павловна, просим, душечка, читайте, дорогая, — защебетали девицы хором.
— Арик, что такое жирофаг? — спросила тетя Марго.
— Бродячий монах, — сурово ответил Арик.
Анна Павловна ухватилась за стул и слегка качнулась. Галочка поддержала ее.
— Вам дурно, Анна Павловна?
— Оставь меня, добрая Галочка. У меня хватит силы снести до конца мой крест.
«На осеннем солнце в саду, на фоне зелени и голубого неба рос одуванчик. Он был так красив своей последней предсмертной красотой. Он так любил и небо, и зелень и так жаждал солнца».
Анна Павловна судорожно взялась за горло. Галочка второпях подала ей стакан Ария Петровича. Анна Павловна горько улыбнулась.
— О, не бойтесь, Арий Петрович. Все ваши мысли и без того известны.
— Однако, — заметил Коридолин.
— Но вот прошел холодный любопытный человек. Ему понравился цветок, но он сорвал его так грубо, так небрежно, что все лепестки в тот же миг осыпались. А человек равнодушно прошел дальше.
Анна Павловна упала на стул, закрыв лицо. Плечи ее дрожали.
Негодующие взоры девиц метали стрелы в Ария Петровича. Горе обидчику! Женщины всегда стоят друг за друга; их месть беспощадна: это заметил наблюдательный Осип Дымов в одной из своих новелл. Арий Петрович растерянно посмотрел на Женю. Глаза ее смеялись.
— Ловко написано, — похвалил Коридолин.
Анна Павловна успокоилась, погляделась в зеркальце, вытерла личико обрывком papier-poudre и кротко сказала:
— Арий Петрович, хотите безей?
Надо заметить, что Анна Павловна мастерски умела делать пирожное, называемое baiser, и в этот раз особенно отличилась. Но Арий Петрович сухо ответил:
— Странная вещь. Вы видите, я читаю. И почему безей, когда весь свет говорит безе?
— Так говорил мой дядя, поэт Стефан Маллармэ.
— Как, Стефан Маллармэ вам дядя? — воскликнул Коридолин. — Да неужели? Вы шутите!
— Родной дядя. Что же в этом такого? Я знала принца Наполеона-Мюрата. Ах, простите, Арий Петрович, я вас перебиваю.
С Арием Петровичем делалось что-то странное. Лицо его то увеличивалось, то уменьшалось и даже теряло минутами сходство с Наполеоном.
— Евгения Богарнэ. Исторический роман эпохи Наполеона I. В трех частях, с прологом и эпилогом. Посвящается Евгении Михайловне Арбузовой. Пролог. Глава первая. Таинственный жирофаг. На засыпавшую Францию…
Арий Петрович поднял голову, будто ища вдохновения. Внезапно лоб его покраснел, щеки раздулись, веки сузились; весь сморщившись, он вскочил, замахал руками и вдруг оглушительно, как пушечный залп, чихнул.
Но это было не простое чиханье. Так чихнуть могла только живая голова в «Руслане и Людмиле». Помните? «Поднялся, вихорь, степь дрогнула, с усов слетела стая сов, и конь ретивый заржал, запрыгал, отлетел».
За первым залпом грянул второй, за ним третий. Барышни закрывались руками и салфетками. Арий Петрович бешено шарил в карманах: увы, он забыл платок. Забрызганный, взъерошенный, красный, он скомкал мокрую рукопись, уронил ее, бросился поднимать, поскользнулся и очутился под столом.
Бывают минуты, когда сознается ясно, что время — фикция, а пространства не существует. Тогда все кажется легким, как фельетон Дорошевича. Арий Петрович под столом пережил это чувство. Прежде всего он утерся и высморкался в салфетку. Потом внимательно посмотрел вокруг. Зрелище было действительно редкое. Восемнадцать пар дамских туфель и башмачков, черных, белых, коричневых, красных, желтых, осененных цветными юбками, и между ними пара грубых мужских ботинок. Вот крошечные шевровые баретки Анны Павловны на прозрачных чулочках creme, вот стоптанный каблук непоседы Галочки, вот Нусины атласные туфли на снежно-белых чулках. У Люли ступни без подъема, точно утиные лапки. Арий Петрович разглядывал пристально ноги Коридолина. Ничего особенного не было в желтых американских ботинках с толстой подошвой и шишками на носках, но Арий Петрович ясно видел, как в одну из этих ботинок грациозно упиралась французским каблуком стройная ножка в лакированной модной туфельке. О, если бы эту ножку видел Пушкин! На узенькой тонкой подошве Арий Петрович разглядел этикетку: 35.
Все ножки под столом стояли неподвижно, точно окаменели от страха, увидав Ария Петровича. Наверху тоже, как говорится, царствовало безмолвие. Вдруг одна пара прелестных ножек в чулочках creme дрогнула и нервно затрепетала; ей отвечал пронзительный женский крик. Тотчас все туфельки и башмачки вскочили, задвигались, побежали. И только французский каблучок, ничуть не смущаясь, по-прежнему любовно ластился к американской ботинке.
Анна Павловна лежала без чувств.
Глава шестая
РАЗВЕНЧАННАЯ ТЕНЬ
править
Коневской
Темнеет. В переулке субботняя тишина. Арий Петрович лежит у себя на диване.
В комнате его солидность и строгий порядок. Стены пестреют наполеоновскими портретами всех видов и возрастов, когда же Арию Петровичу случится сесть перед зеркалом, из овального стекла глядит еще один точно оживший портрет. На столе именинные подарки и торт от Жени. «Неужели ее туфелькам цена тридцать пять рублей? Наверное, франков. Ну, конечно же. Женя заказывает обувь в Париже, может быть, покупает готовую где-нибудь в Лувре или Пале-Рояле. Эх, хорошо бы махнуть за границу с такой женой! Положим, еще не все потеряно: гвардия не сдается».
На этажерке красные с золотом томики «Готского альманаха». Арий Петрович любит их перелистывать и смотреть на изящные гравюрки Вегера в Лейпциге. Тонкий мастер! Сколько из-под резца его вышло герцогов, принцев и принцесс! Вот Леопольд Баварский, дюжий, с воловьим затылком, с могучей грудью; это к нему, говорят, приставлен был Вронский. Вот тесть его Франц-Иосиф с холодным взглядом, с коварной улыбкой в нависших седых усах. Ишь, габсбургская губа! Испанская королева Мария Мерседес, дочь герцога Монпансье, в кружевной мантилье, Виктория и ее пять дочерей, Вильгельм… А там уж пошли без конца Баттенберги, Мекленбурги, Шварцбурги, Гогенлое, Веймарские, Саксонские, Пирмонтские, Прусские. Проборы, усы, ордена, ожерелья, прически… Под заголовком «Maison Bonaparte» карандашные пометки, на полях какие-то выкладки и значки. Что греха таить: в комоде у Ария Петровича хранится полный костюм великого императора, будто бы от спектакля «Madame Sans-Gene», а на самом деле сшитый три года назад портным Бертье. Кто знает? Дипломаты твердят о близкой войне, милитаризм растет, столкновение держав неизбежно. Еще Владимир Соловьев пугал монгольским нашествием. И вдруг Вильгельм объявит войну! Французы отступают перед германскими пушками, Париж в опасности. Тогда появляется Арий Петрович на белом коне. «Французы, вспомните вашу славу!» Армия несется ураганом, «Vive la France!», немцы сдаются, Берлин взят, Вильгельм на острове Святой Елены, Арий Петрович в соборе Парижской Богоматери венчается на царство и в мантии и короне, благословляемый папой, выходит к народу об руку с Женей Арбузовой. «Французы, вот ваша императрица!» Всеобщий восторг. Династия восстановлена. О, французы только притворяются республиканцами!
Арий Петрович повеселел и вскочил с дивана. Сию минуту он отправит Жене роман с посыльным; пусть прочитает на сон грядущий, а завтра… Он уже заклеил рукопись в синий конверт; вдруг в коридоре застучали быстрые шаги.
— Анна Павловна, это я. Слышали новость: Женя выходит за Коридолина, сама сейчас сказала. Кир Кирилыч вчера еще сделал предложение. Свадьба через месяц, потом в Париж на всю зиму.
Каждое слово легкомысленной Галочки гвоздем вбивалось в сердце Ария Петровича. Все кончено. Он проиграл Ватерлоо.
Оцепенелый, подавленный, автор «Евгении Богарнэ» стоял посредине комнаты; со всех сторон на него косились с презрением сердитые двойники. «Готский альманах» точно краснел от стыда.
За дверями зашуршало знакомое платье; торжествующий голосок пропел:
— Сердце прокляло созвездья,
Сердце ищет лучших звезд.
— Нет, Галочка, от добра добра не ищут. Кланяйся маме, милочка, и скажи, что я завтра буду.
Арий Петрович очнулся и подошел к столу. Выбрав листок желтоватой китайской бумаги из именинного ящика, он твердым почерком написал несколько строк. Затем взял свой роман и разорвал на клочки. Торт Жени и абрикотин Анны Павловны поставил рядом и долго смотрел на них с непостижимой улыбкой. Наконец, раскрыв бритвенный футляр, достал подарок соперника, Сумрачно разглядывал Арий Петрович блестящую сталь.
Глава седьмая
ВЕЛИКОЛЕПНАЯ МОГИЛА
править
Коневской
Летом по праздничным дням Анну Павловну будит воскресный звон. Форточка всю ночь у нее открыта. Бойко трезвонят колокола, горланит петух, голосят разносчики, из сада тянет жасмином.
Самой Анны Павловны сейчас нет в комнате, но на постели не убрано: хозяйка только что встала. Как все здесь грациозно, с каким обставлено вкусом! Везде японские веера и вазы, изящные безделушки; картина Беклина «Остров мертвых» и его же автопортрет со скелетом, ехидно пиликающим за спиной художника на цыганской скрипке. Дальше группа выпускных институток в белых пелеринках; между подругами семнадцатилетняя Нюра Маллармэ, завитая и невинная, точно пасхальный барашек. Целая стена занята портретами родных и знакомых: тут и покойный исправник в гусарской венгерке, и скрипач Скрипакаев с кудрями до плеч, и принц Наполеон-Мюрат, и Арий Петрович, и Маргарита Титовна, и множество подруг, учениц и воспитанниц Анны Павловны. Над письменным столом открытки с портретами великих людей: Ницше, Собинова, Надсона, Мопассана, Григория Петрова, Льва Толстого и Макса Линдера.
Где же, однако, Анна Павловна?
В легком капоте, в ночном чепчике, несется она птичкой по коридору; в одной руке свеча и спички, в другой свежий номер «Русского слова». Анна Павловна раньше всех достает газету из ящика и прочитывает ее в постели. Но что это? У Анны Павловны отморожен носик.
Такая игра природы была бы, конечно, чудом: отморозить нос в Москве в начале июня не сумел бы самый хилый барабанщик наполеоновской армии. А между тем у Анны Павловны носик белый. Уж не проказа ли это?
Нет, не мороз и не проказа, а просто пудра Брокар, приобретенная в солодовниковском пассаже. Кстати, чтоб не забыть: у Анны Павловны есть очень уютный резной шкапчик; в нем хранятся бенедиктин, шартрез зеленый и желтый, а также Tres Vieux Cognac Дюбуше. Когда Анна Павловна начинает чувствовать себя несчастным поруганным одуванчиком — это бывает обыкновенно после обеда, — она приоткрывает шкапчик и пробует вкус вина.
Кто забыл о последнем бокале,
Недостоин и слыть мудрецом.
Анна Павловна уже хотела скользнуть к себе, но непонятная сила принудила ее пройти несколько лишних шагов. Она у дверей Ария Петровича. По привычке Анна Павловна приложила к замку сначала ушко, потом ресницу, подумала, покачала головой. И вдруг прыгнула, как раненая газель.
Из-под дверей ползла струйка крови.
Недаром сказано, что горе перерождает. Откуда взялись вдруг у Анны Павловны мужество и спокойствие? Она не упала, не закричала, не стала плакать. Нет, Анна Павловна точно окаменела.
Арий Петрович покончил с собой, это ясно. Да разве мог он с его умом, с его сердцем жить среди этих дрянных людишек — он, идеалист, рыцарь, поэт?
Изо всех сил она ударила в дверь кулачком. Дверь медленно отворилась.
За столом, лицом к окнам, спиной к порогу, Арий Петрович в старом халате, недвижный, сгорбленный, точно узник Святой Елены. Перед ним на тарелке остатки торта, флакон на полу; недопитый ликер разлился и тонкой струйкой ползет к дверям. На листе китайской бумаги четко написано с росчерком: «Арий Бездыханский, великий писатель земли русской. Проба пера. Принц Арий — Наполеон Бонапарт. Napoleon IV. Empereur Francais».
Маргарита Титовна и Нуся сидели за утренним самоваром. Внезапно в столовую вошел Арий Петрович об руку с Анной Павловной.
— Тетя Марго, позвольте вам представить мою невесту.
Все поет и ликует в этот счастливый день. Колокола без умолку трезвонят, воркуют, целуясь, голуби, извозчики носятся как угорелые, ласточки щебечут, военная музыка гремит на бульварах.
— Значит, Арик, ты останешься в гимназии?
— Конечно, тетя Марго. Ведь Коридолин уезжает, и заменить его некому. Вот она, нынешняя молодежь.
— Большой нахал, — заметила Анна Павловна.
— Нахал и скотина. Вы знаете, какую он подарил мне бритву? Золингенской стали. На английскую у него не хватило средств. А женится на богатой.
— Арий Петрович, где ваш роман?
— Уничтожен. Я напишу другой, еще лучше, и посвящу его моей любимой верной жене.
— Как же он будет озаглавлен?
— «Анна Мюрат».
Анна Павловна не в силах была сдержаться. Блаженно припала она к плечу жениха, томно вздохнула, и уста их, как выражаются романисты, слились в долгий упоительный поцелуй.
Я забыл сказать, что Женя Арбузова в гимназии носила прозвище «Императрица Евгения» за сходство с супругой Наполеона Третьего.
1924
Примечания
правитьПервоначально повесть носила название «Императрица Евгения»; попытки издать ее остались безуспешными, о чем свидетельствует письмо Садовского Л. П. Гроссману от 12 октября 1925 г.: «Уважаемый Леонид Петрович, если Вам не удалось пристроить мою повесть „Императрица Евгения“, будьте добры вернуть ее мне через подателя сего письма» (ф. 1386, оп. 2, ед. хр. 377).
Публикуется по авторизованной машинописи (оп. 2, ед. хр. 38).
Наполеониды — династия родственников Наполеона I; в 1872 году были объявлены не имеющими права на престол.
С. 168. Наполеон Третий (1808—1873) — племянник Наполеона Бонапарта, в 1852—1870 император Франции. Пришел к власти в результате государственного переворота 2 декабря 1852 года; 4 декабря по его приказу в Париже было истреблено большинство противников переворота, успевших воздвигнуть кое-где баррикады. После поражения под Седаном в 1870 году сдался в плен пруссакам, был низложен и умер в эмиграции в Англии. В 1836 и 1840 гг. Наполеон III дважды устраивал заговоры против Людовика-Филиппа. Во время второй попытки он высадился с группой офицеров в Булони 6 августа 1840 года, одетый в костюм и треуголку, напоминающие костюм Наполеона I и имея при себе прирученного орла, который, выпущенный в определенный момент, должен был парить над его головою. Но этот момент не наступил, т. к. солдаты первого же полка, которому представился Наполеон III, арестовали его и его сторонников.
С. 173. Вяльцева — Анастасия Дмитриевна (1871—1913), эстрадная певица, артистка оперетты, популярная исполнительница цыганских романсов.
С. 181. Готский альманах — «Almanach de Gotha», «Gothaischer Jahrbuch fur Diplomatie, Verwaltung und Wirtschaft» — дипломатический, генеалогический и статистический справочник. Издается с 1763 г.
Источник текста: Садовской Б. А. Лебединые клики. — М.: Советский писатель, 1990. — 480 с.