[168]
НАИВНАЯ ЖАЛОБА.

Всѣ говорятъ, что стала я блѣдна,
Что блѣдность мнѣ къ лицу,—что въ этомъ толку!
Вѣдь вы не знаете, какъ часто я одна
Грущу и плачу,—плачу втихомолку.
Сказать ли вамъ за тайну, отчего
За мной домашніе присматриваютъ строже;
Клянитесь матушкѣ секрета моего
Не открывать… О, сохрани васъ Боже!
Вотъ, видите, одинъ студентъ у насъ въ дому…
Онъ съѣхалъ къ намъ на дачу, и сначала
Мнѣ было дико съ нимъ, не знаю почему;
Но съ каждымъ днемъ къ нему я привыкала.
И, наконецъ, чтобъ нравиться ему,
Ужъ я чего-чего себѣ не позволяю…
Чего не дѣлаю! Какихъ не прилагаю
Стараній, хитростей… То, косу распустя,
Я передъ нимъ играю какъ дитя,

[169]

То въ уголъ я сажусь, молчу и поминутно
Любуюсь имъ и не умѣю путно
Связать двухъ словъ; то съ небольшимъ вѣнкомъ
Изъ васильковъ, отъ матушки тайкомъ,
Къ нему навстрѣчу я сбѣгаю въ садъ старинный,
И у калитки, тамъ, въ концѣ аллеи длинной,
Стою и жду .........
Сказать ли вамъ еще, за что̀ меня бранятъ?
За то, что въ дождикъ,—въ воскресенье,
Я по сырой травѣ сама ходила въ садъ
Ему цвѣтовъ нарвать любимыхъ,—безъ сомнѣнья,
Одно въ виду имѣя утѣшенье,
Улыбку, можетъ-быть, иль благодарный взглядъ.
Но, что̀ ни дѣлаю, ничто не помогаетъ!
Попрежнему онъ холоденъ и тихъ,
Попрежнему сидитъ, да книги все читаетъ,—
Какъ будто хуже я его несносныхъ книгъ!