Александр Алексеевич Кондратьев
правитьУлыбка Ашеры
правитьИзбранные рассказы. Том 2
правитьНадпись на саркофаге
правитьКлянусь обеими богинями — Деметрой в венке из золотистой пшеницы и лиловохитонною Персефоной, под властью которой теперь существую, — я, Хелидонион, дочь Праксинои, честно исполнила сбое земное предназначение.
В детстве я пасла на скалах близ берега вечно шумящего моря возлюбленных Афродитою коз.
И Она, чье дыхание слышно в ночном дуновении теплого ветра, чье бессмертное сердце заставляет мерно колыхаться волну и содрогаться влюбленных, вложила мне в грудь томящее душу желание.
Красно-бурые скалы и темную зелень родных тенистых дубрав без сожаленья покинула я ради белых домов пыльного шумновеселого города.
Много юношей, очи которых блестят вожделением, много чернобородых полных сил и здоровья мужей, много всею душою к жизни жадно привязанных старцев встретило там меня своими голодными взорами.
И желанья их всех я утолила. Никто не уходил от меня, не пресытясь любовью, которую я, покорная воле Богини, щедро расточала вокруг.
Старцы приносили мне золото, янтарь с берегов холодных морей, браслеты из электрона и тяжелые ожерелья с цветными камнями. Этих сокровищ напрасно ты будешь искать в моем саркофаге и лишь возбудишь против себя гнев подземных богов тщетными поисками.
Загорелые в дальних походах, рубцами вражьих мечей покрытые воины отдавали мне плату свою, полученную от чужеземных царей. В знойные полдни, встав от сна, любила разглядывать я незнакомые лики и странные знаки чуждых монет.
Купцы и моряки дарили мне яркоцветные ткани, заморские пряные вина, амулеты из Египта и благовония аравийской земли. Я смеялась, слушая их небылицы про далекие страны за бурным простором сине-зеленых морей.
Юноши мне приносили цветы. Никогда я не задавала вопросов, в чьем саду были похищены ими махрово-пышные розы, белые нежные нарциссы на длинных стеблях и благовонные темные фиалки. Зачем огорчать понапрасну влюбленных?
В разрезных легких одеждах и прозрачных цветных покрывалах танцевала я для мужчин, бешено кружась, так что пышные волосы мои благовонною тучей плавали в воздухе; порою совсем без одежд, с одним лишь венком на заплетенных митрою косах.
Танцы всех народов и стран одинаково искусно исполняла я перед гостями моими, хотя сама больше всего любила пляску «двенадцати радостей Афродиты»…
Неподвижно теперь мое в гиацинтную тунику облеченное тело.
В последний раз омыв и причесав, завитую и нарумяненную, с подведенными бровями, положили меня в этот каменный гроб рабыни мои и плачущие куртизанки-подруги.
Мягко женское сердце; не знает оно после смерти соперницы чувства соревнованья и зависти.
Возле меня лежит только медное зеркальце, из пальмовых листьев сделанный веер и глиняное изображение Афродиты-Астарты…
Путник, не тревожь покоя гробницы! Ничего дорогого не взяла с собою дочь Праксинои; ничего, кроме воспоминанья о тех, кого обнимала…
Юноши, вы позабыли меня! Но Хелидонион, которую вы когда-то ласкали, вас не забыла и, бродя одиноко во тьме по берегам унылого Стикса, в благодарной памяти перебирает одно за другим ваши лица, как перебирала когда-то в солнечно-знойные полдни, при опущенных ставнях, монеты с изображеньями чужеземных царей.