Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Художественные произведения. Тома 1-10
Том шестой. Драматические произведения 1840—1859 гг.
Л., «Наука», 1983
<1>
правитьСтаруха (скромно). Скажите, почтенный, дона ли… Владимир[1] Михайлович?.. Его превосход<ительство> Вл<адимир> Мих<айлович> X. —
Швейцар. Что такое? Его превосходительство? Тут никакого превос<ходительства> нет… Ступай-ка, откуда пришла… видно, ошиблась…
Старуха. Нет, я знаю — он тут живет.
Шв<ейцар>. Кто он? Говорят тебе, ник<акого> превосхо<дительства> здесь нет. А если хочешь видеть нашего барина — так подымай выше.
Стар<уха>. Ну так его высокопревосходительство, что ли, он, по-вашему?
Швейц<ар>. И то нет… То есть оно, пожалуй, и так, только ты подымай еще выше.[2]
Стар<уха>. Ну так его сиятельство, что ли?
Швейцар. Вот это по-нашему… Так-с! Так вам угодно знать, дома ли его сиятельство князь Влад<имир> Мих<айлович> X. —?. Так, что ли?
Старуха. Так точно.[3] (Про себя.) Какой громкий титул, я его просто Володькой звала и за усы щипывала…
Швейцар. Ну так бы и говорили. У нас на это стро* го. На днях один какой-то барин — проситель, что ли, — принес прошение и мне отдал, да еще три целковых дал: «Подай, — говорит, — барину. Я дня через три зайду проведать». Я — ладно. Подал. Только посмотрел князь и не распечатал даже — отдал назад — и пошел в лестницу: «Не ко мне!» А на конверте написано четко: «Его выс<око>прев<осходительству> Вл<адимиру> М<ихайловичу> X. —». Что за оказия! Я диву дался. Экзекутор, спасибо, растолковал: «Князь, — говорит, — знал, что делал:[4] адрес не так написан. Когда, — говорит, — генерал, да еще и князь, так надо писать „сиятельству“!». После проситель пришел. «Что, — говорит, — какой ответ?» — а ему пакет назад. «Возьмите, — говорю, — научитесь пра<вильно> писать адрес». Уж стыдил я его, стыдил! (Смеется.)
Старуха. Доложите же об нас-то, сделайте милость; мы вас благодарить будем. (Роется в ридикюле.)
Швейцар. Не беспокойтесь! Первое, его теперь дома нет, а второе — сегодня дома нет. Приходите в пятницу — в приемный день. Всех будет принимать и вас примет.
Стар<уха>. О, нам нужно сегодня… Нам нельзя со всеми. У нас дело не такое… Доложи… или мы подождем.
Швейцар. Нельзя-с, никак нельзя-с. (Старуха просит — швейцар отказывает. Она опять отправляет руку в ридикюль, он ее останавливает.) И не просите. Мне мое место дороже. В пятницу, со всеми.
Старуха. Голубчик, пожалуйста.
Шв<ейцар>. Не просите. Да что мне с вами говорить. Ступайте. (Затворяет дверь и скрывается.)
Старуха (стоит в раздумье, потом отворяет дверь). Послушай, почтенный, у меня такое дело, что барин будет бранить, если не пустишь…
Швейцар (опять в дверях). Что там барин скажет — это наш ответ. А вы, говорю, ступайте; нечего тут слоняться!
Старуха (строго). Ой будешь жалеть… Ты погляди… ты… ведь кабы я была одна… а то дашь ты ответ барину, — я не одна, ты вот погляди. (Быстро поднимает вуаль со своей спутницы и показывает молодое прекрасное лицо и тотчас же опускает вуаль.)
Швейцар (увидев, усмехается). А давно бы ты сказала… А то что ему в старухе… Ступайте,[5] подождите. Он скоро будет. (Кричит.)[6] Сергей Иванович!
Вот к барину… очень нужно… (Шепчет, показывая на Наташу.)[7] Просто, брат, писаная, я тебе скажу! такой давно не приводили…
Сергей. Пожалуйте… (Вводит их в приемную и оставляет одних.)
<2>
правитьСцена I
правитьСтарая женщина и девушка под вуалью подходят к подъезду богатого дома. Швейцар им говорит: дона нет. Это уже в 3-й раз. Старуха горячится, швейцар не внимает[8] — тогда старуха, потеряв надежду, шепчет дочери: «Подыми вуаль» — и с болезненным чувством, подавляя гордость и стыд, говорит швейцару: «Смотри, чтоб после тебе не досталось от барина, — я ведь не одна — может, князь и не отказался бы видеть ее». Эти слова произносит она с отвращением. Швейц<ар>, взглядывая па Наташу, усмехается и тотчас переменяет тон: «Давно бы вы сказали, а то что ему в старухе». Наташа быстро опускает вуаль. Старуха подавляет гнев. Швейцар вводит их в приемную и оставляет одних.
(Мать и дочь). Из приемной видна анфилада богато убранных комнат. Роскошь эта удивляет и восхищает девушку. Мать резко всё критикует, причем обнаруживает вкус. В то же время можно понять из разговора, что она уже бывала в этом доме, что всё ей знакомо. Монолог ее исполнен грусти и подавленного негодования и горечи. Наташа в недоумении. (Можно даже сделать, что она ходит, по комнатам; в одной из них Наташа узнает портрет своей матери (в молодости), но мать заминает это.)
Сцена III
правитьЯвляется X. Наташа бросается ему первая в глаза; он ее хвалит. Старуха слушает с жадностью, но потом, заметив, что старичишка…
Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.
Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.
В 1841—1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).
Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и — в особенности — самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки «Горя от ума» и «Ревизора» не меняли положения. Основное место на сцене занимал пустой развлекательный водевиль, вызывавший резко критические отзывы еще у Гоголя и Белинского. Некрасов не отрицал водевиля как жанра. Он сам, высмеивая ремесленные поделки, в эти же годы выступал как водевилист, предпринимая попытки изменить до известной степени жанр, создать новый водевиль, который соединял бы традиционную легкость, остроумные куплеты, забавный запутанный сюжет с более острым общественно-социальным содержанием.
Первым значительным драматургическим произведением Некрасова было «Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни» (1841). Эта пьеса решительно отличается от его так называемых «детских водевилей». Тема высокого назначения печати, общественного долга журналиста поставлена здесь прямо и открыто. В отличие от дидактики первых пьесок для детей «Утро в редакции» содержит живую картину рабочего дня редактора периодического издания. Здесь нет ни запутанной интриги, ни переодеваний, считавшихся обязательными признаками водевиля; зато созданы колоритные образы разнообразных посетителей редакции. Трудно сказать, желал ли Некрасов видеть это "вое произведение на сцене. Но всяком случае, это была его первая опубликованная пьеса, которой он, несомненно, придавал определенное значение.
Через несколько месяцев на сцене был успешно поставлен водевиль «Шила в мешке не утаишь — девушки под замком не удержишь», являющийся переделкой драматизированной повести В. Т. Нарежного «Невеста под замком». В том же 1841 г. на сцене появился и оригинальный водевиль «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке». Критика реакционной журналистики, литературы и драматургии, начавшаяся в «Утре в редакции», продолжалась и в новом водевиле. Появившийся спустя несколько месяцев на сцене некрасовский водевиль «Актер» в отличие от «Феоклиста Онуфрича Боба…» имел шумный театральный успех. Хотя и здесь была использована типично водевильная ситуация, связанная с переодеванием, по она позволила Некрасову воплотить в условной водевильной форме дорогую для него мысль о высоком призвании актера, о назначении искусства. Показательно, что комизм положений сочетается здесь с комизмом характеров: образы персонажей, в которых перевоплощается по ходу действия актер Стружкин, очень выразительны и обнаруживают в молодом драматурге хорошее знание не только сценических требований, по и самой жизни.
В определенной степени к «Актеру» примыкает переводной водевиль Некрасова «Вот что значит влюбиться в актрису!», в котором также звучит тема высокого назначения искусства.
Столь же плодотворным для деятельности Некрасова-драматурга был и следующий — 1842 — год. Некрасов продолжает работу над переводами водевилей («Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах», «Волшебное Кокораку, или Бабушкина курочка»). Однако в это время, жанровый и тематический диапазон драматургии Некрасова заметно расширяется. Так, в соавторстве с П. И. Григорьевым и П. С. Федоровым он перекладывает для сцены роман Г. Ф. Квитки-Основьянеико «Похождения Петра Степанова сына Столбикова».
После ряда водевилей, написанных Некрасовым в 1841—1842 гг., он впервые обращается к популярному в то время жанру мелодрамы, характерными чертами которого были занимательность интриги, патетика, четкое деление героев на «положительных» и «отрицательных», обязательное в конце торжество добродетели и посрамление порока.
Характерно, что во французской мелодраме «Божья милость», которая в переделке Некрасова получила название «Материнское благословение, или Бедность и честь», его привлекали прежде всего демократические тенденции. Он не стремился переложит;. французский оригинал «на русские нравы». Но, рассказывая о французской жизни, Некрасов сознательно усилил антифеодальную направленность мелодрамы.
К середине 1840-х гг. Некрасов все реже и реже создает драматические произведения. Назревает решительный перелом в его творчестве. Так, на протяжении 1843 г. Некрасов к драматургии не обращался, а в 1844 г. написал всего лишь один оригинальный водевиль («Петербургский ростовщик»), оказавшийся очень важным явлением в его драматургическом творчестве. Используя опыт, накопленный в предыдущие годы («Утро в редакции», «Актер»), Некрасов создает пьесу, которую необходимо поставить в прямую связь с произведениями формирующейся в то время «натуральной школы».
Любовная интрига здесь отодвинута на второй план. По существу, тут мало что осталось от традиционного водевиля, хотя определенные жанровые признаки сохраняются. «Петербургский ростовщик» является до известной степени уже комедией характеров; композиция здесь строится по принципу обозрения.
«Петербургский ростовщик» знаменовал определенный перелом не только в драматургии, но и во всем творчестве Некрасова, который в это время уже сблизился с Белинским и стал одним из организаторов «натуральной школы». Чрезвычайно показательно, что первоначально Некрасов намеревался опубликовать «Петербургского ростовщика» в сборнике «Физиология Петербурга», видя в нем, следовательно, произведение, характерное для новой школы в русской литературе 40-х годов XIX в., которая ориентировалась прежде всего на гоголевские традиции. Правда, в конечном счете водевиль в «Физиологию Петербурга» не попал, очевидно, потому, что не соответствовал бы все же общему контексту сборника в силу специфичности жанра.
Новый этап в творчестве Некрасова, начавшийся с середины 40-х гг. XIX в., нашел отражение прежде всею в его поэзии. Но реалистические тенденции, которые начинают господствовать в его стихах, проявились и в комедии «Осенняя скука» (1848). Эта пьеса была логическим завершением того нового направления в драматургии Некрасова, которое ужо было намечено в «Петербургском ростовщике».
Одноактная комедия «Осенняя скука» оказалась В полном смысле новаторским произведением, предвещавшим творческие поиски русской драматургии второй половины XIX в. Вполне вероятно, что Некрасов учитывал в данном случае опыт Тургенева (в частности, его пьесу «Безденежье. Сцены из петербургской жизни молодого дворянина», опубликованную в 1846 г.). Неоднократно отмечалось, что «Осенняя скука» предвосхищала некоторые особенности драматургии Чехова (естественное течение жизни, психологизм, новый характер ремарок, мастерское использование реалистических деталей и т. д.).
Многие идеи, темы и образы, впервые появившиеся в драматургии Некрасова, были развиты в его последующем художественном творчестве. Так, в самой первой и во многом еще незрелой пьесе «Юность Ломоносова», которую автор назвал «драматической фантазией в стихах», содержится мысль («На свете не без добрых, знать…»), послужившая основой известного стихотворения «Школьник» (1856). Много места театральным впечатлениям уделено в незаконченной повести «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», романе «Мертвое озеро», сатире «Балет».
Водевильные куплеты, замечательным мастером которых был Некрасов, помогли ему совершенствовать поэтическую технику, способствуя выработке оригинальных стихотворных форм; в особенности это ощущается в целом ряде его позднейших сатирических произведений, и прежде всего в крупнейшей сатирической поэме «Современники».
Уже в ранний период своего творчества Некрасов овладевал искусством драматического повествования, что отразилось впоследствии в таких его значительных поэмах, как «Русские женщины» и «Кому на Руси жить хорошо» (драматические конфликты, мастерство диалога и т. д.).
В прямой связи с драматургией Некрасова находятся «Сцены из лирической комедии „Медвежья охота“» (см.: наст. изд. т. III), где особенно проявился творческий опыт, накопленный им в процессе работы над драматическими произведениями.
В отличие от предыдущего Полного собрания сочинений и писем Некрасова (двенадцатитомного) в настоящем издании среди драматических произведений не публикуется незаконченная пьеса «Как убить вечер».
Редакция этого издания специально предупреждала: «„Медвежья охота“ и „Забракованные“ по существу не являются драматическими произведениями: первое — диалоги на общественно-политические темы; второе — сатира, пародирующая жанр высокой трагедии. Оба произведения напечатаны среди стихотворений Некрасова…» (ПСС, т. IV, с. 629).
Что касается «Медвежьей охоты», то решение это было совершенно правильным. Но очевидно, что незаконченное произведение «Как убить вечер» должно печататься в том же самом томе, где опубликована «Медвежья охота». Разрывать их нет никаких оснований, учитывая теснейшую связь, существующую между ними (см.: наст. изд., т. III). Однако пьесу «Забракованные» надо печатать среди драматических произведений Некрасова, что и сделано в настоящем томе. То обстоятельство, что в «Забракованных» есть элементы пародии на жанр высокой трагедии, не может служить основанием для выведения этой пьесы за пределы драматургического творчества Некрасова.
Не может быть принято предложение А. М. Гаркави о включении в раздел «Коллективное» пьесы «Звонарь», опубликованной в журнале «Пантеон русского и всех европейских театров» (1841, № 9) за подписью «Ф. Неведомский» (псевдоним Ф. М. Руднева).[9] Правда, 16 августа 1841 г. Некрасов писал Ф. А. Кони: «По совету Вашему, я, с помощию одного моего приятеля, переделал весьма плохой перевод этой драмы». Но далее в этом же письме Некрасов сообщал, что просит актера Толченова, которому передал пьесу «Звонарь» для бенефиса, «переделку <…> уничтожить…». Нет доказательств, что перевод драмы «Звонарь», опубликованный в «Пантеоне», — тот самый, в переделке которого участвовал Некрасов. Поэтому в настоящее издание этот текст не вошел. Судьба же той переделки, о которой упоминает Некрасов в письме к Ф. А. Кони, пока неизвестна.
Предположение об участии Некрасова в создании водевиля «Потребность нового моста через Неву, или Расстроенный сговор», написанного к бенефису А. Е. Мартынова 16 января 1845 г., было высказано В. В. Успенским (Русский водевиль. Л. —М., 1969, с. 491). Дополнительных подтверждений эта атрибуция пока не получила.
В настоящем томе сначала печатаются оригинальные пьесы Некрасова, затем переводы и переделки. Кроме того, выделены пьесы, над которыми Некрасов работал в соавторстве с другими лицами («Коллективное»), Внутри каждого раздела тома материал располагается по хронологическому принципу.
В основу академического издания драматических произведений Некрасова положен первопечатный текст (если пьеса была опубликована) или цензурованная рукопись. Источниками текста были также черновые и беловые рукописи (автографы или авторизованные копии), в том случае, если они сохранились. Что касается цензурованных рукописей, то имеется в виду театральная цензура, находившаяся в ведении III Отделения. Цензурованные пьесы сохранялись в библиотеке императорских театров.
В предшествующих томах (см.: наст. изд., т. I, с. 461—462) было принято располагать варианты по отдельным рукописям (черновая, беловая, наборная и т. д.), т. е. в соответствии с основными этапами работы автора над текстом. К драматургии Некрасова этот принцип применим быть не может. Правка, которую он предпринимал (и варианты, возникающие как следствие этой правки), не соотносилась с разными видами или этапами работы (собирание материала, первоначальные наброски, планы, черновики и т. д.) и не была растянута во времени. Обычно эта правка осуществлялась очень быстро и была вызвана одними и теми же обстоятельствами — приспособлением к цензурным или театральным требованиям. Имела место, конечно, и стилистическая правка.
К какому моменту относится правка, не всегда можно установить. Обычно она производилась уже в беловой рукописи перед тем, как с нее снимали копию для цензуры; цензурные купюры и поправки переносились снова в беловую рукопись. Если же пьеса предназначалась для печати, делалась еще одна копия, так как экземпляр, подписанный театральным цензором, нельзя было отдавать в типографию. В этих копиях (как правило, они до нас не дошли) нередко возникали новые варианты, в результате чего печатный текст часто не адекватен рукописи, побывавшей в театральной цензуре. В свою очередь, печатный текст мог быть тем источником, по которому вносились поправки в беловой автограф или цензурованную рукопись, использовавшиеся для театральных постановок. Иными словами, на протяжении всей сценической жизни пьесы текст ее не оставался неизменным. При этом порою невозможно установить, шла ли правка от белового автографа к печатной редакции, или было обратное движение: новый вариант, появившийся в печатном тексте, переносился в беловую или цензурованную рукопись.
Беловой автограф (авторизованная рукопись) и цензурованная рукопись часто служили театральными экземплярами: их многократно выдавали из театральной библиотеки разным режиссерам и актерам на протяжении десятилетий. Многочисленные поправки, купюры делались в беловом тексте неустановленными лицами карандашом и чернилами разных цветов. Таким образом, только параллельное сопоставление автографа с цензурованной рукописью и первопечатным текстом (при его наличии) дает возможность хотя бы приблизительно выявить смысл и движение авторской правки. Если давать сначала варианты автографа (в отрыве от других источников текста), то установить принадлежность сокращений или изменений, понять их характер и назначение невозможно. Поэтому в настоящем томе дается свод вариантов к каждой строке или эпизоду, так как только обращение ко всем сохранившимся источникам (и прежде всего к цензурованной рукописи) помогает выявить авторский характер правки.
В отличие от предыдущих томов в настоящем томе квадратные скобки, которые должны показывать, что слово, строка или эпизод вычеркнуты самим автором, но могут быть применены в качестве обязательной формы подачи вариантов. Установить принадлежность тех или иных купюр часто невозможно (они могли быть сделаны режиссерами, актерами, суфлерами и даже бутафорами). Но даже если текст правил сам Некрасов, он в основном осуществлял ото не в момент создания дайной рукописи, не в процессе работы над ней, а позже. И зачеркивания, если даже они принадлежали автору, не были результатом систематической работы Некрасова над литературным текстом, а означали чаще всего приспособление к сценическим требованиям, быть может, являлись уступкой пожеланиям режиссера, актера и т. д.
Для того чтобы показать, что данный вариант в данной рукописи является окончательным, вводится особый значок — <>. Ромбик сигнализирует, что последующей работы над указанной репликой или сценой у Некрасова не было.
Общая редакция шестого тома и вступительная заметка к комментариям принадлежат М. В. Теплинскому. Им же подготовлен текст мелодрамы «Материнское благословение, или Бедность и честь» и написаны комментарии к ней.
Текст, варианты и комментарии к оригинальным пьесам Некрасова подготовлены Л. М. Лотман, к переводным пьесам и пьесам, написанным Некрасовым в соавторстве, — К. К. Бухмейер, текст пьесы «Забракованные» и раздел «Наброски и планы» — Т. С. Царьковой.
Печатается по автографу.
Впервые опубликовано: Чуковский К. И. Некрасов, Николай I и Асенкова. — Звенья, II. М, --Л., 1933, с. 296—301.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IV.
Черновой автограф — ГБЛ (Зап. тетр. № 1, л. 20—21 об., 25-26).
Датируется 1855 или 1856 г. по положению автографа в Зап. тетр. № 1.
По содержанию наброски связаны со стихотворением «Так говорила актриса отставная…» (см.: наст. изд., т. II, с. 21), автограф которого находится в той же тетради. Из стихотворения, так же как и из набросков, но вполне ясно, в чем заключалась просьба старухи (в прошлом, видимо, актрисы и любовницы князя), являющаяся завязкой произведения. Комментатор стихотворения А. М. Гаркави высказал предположение, что речь могла идти об определении Наташи на сцену или о денежной помощи (см.: наст. изд., т. II, с. 340). В стихотворении дана трагическая развязка ситуации: князь отказал в просьбе, старуха умирает в нищете, оставляя дочь без средств к существованию. Первый публикатор комментируемых набросков К. И. Чуковский полагал, что в задуманном произведении Некрасов хотел воспроизвести трагическую судьбу актрисы В. Н. Асенковой и ее матери. Несовпадение некоторых деталей в набросках с реальной биографией актрисы показывает, что Некрасов пытался создать художественно обобщенный образ. Тем не менее впечатления от яркого таланта и ранней кончины В. Н. Асенковой, отразившиеся в стихотворениях Некрасова «Прекрасная партия» (1852) и «Памяти <Асенков>ой» (1855), повлияли, по-видимому, на замысел этой неосуществленной пьесы.
В дальнейшем тема зависимости русской актрисы от покровительства высокопоставленных лиц возникнет в ранней редакции «Сцен из лирической комедии „Медвежья охота“» — «Как убить вечер?» (1866—1867). О перекличке сюжетных линий этих произведений см.: наст. изд., т. III, с. 391.
См. дополняющие этот перечень списки сокращений: наст. изд., т. I, с. 402—464, 709—711.
Белинский — Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I—XIII. М., 1953—1959.
Вольф — Вольф А. И. Хроника петербургских театров с конца 1826 до начала 1855 года, ч. I—II. СПб., 1877.
ГБЛ — Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва).
Герцен — Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти т. М., 1954—1966.
Григорович — Григорович Д. В. Полн. собр. соч. в 12-ти т. СПб., 1896.
ГЦТМ — Государственный центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина (Москва).
ИРЛИ — Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (Ленинград).
ЛГ — «Литературная газета».
ЛГТБ — Архив Ленинградской государственной театральной библиотеки им. А. В. Луначарского.
ЛН — «Литературное наследство».
Некр. и театр — Евгеньев-Максимов В. Е. и др. Некрасов и театр. Л.-М., 1948.
Некр. сб. — Некрасовский сборник. I—III. M. —Л., 1951, 1956, 1960; IV—VII. Л., 1967, 1973, 1978, 1980.
ОЗ — «Отечественные записки».
ПА — альманах «Первое апреля». СПб., 1846.
ПСС — Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем, т. I—XII. М., 1948—1953.
РиП — «Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров».
С — «Современник».
Собр. соч. 1930 — Некрасов Н. А. Собр. соч., т. I—V. М. —Л., 1930.
СП — «Северная пчела».
Ст 1879 — Стихотворения Н. А. Некрасова, т. I—IV. Посмертное изд. СПб., 1879.
Ст 1927 — Некрасов Н. А. Полн. собр. стихотворений. М. —Л., 1927.
ТН — Театральное наследие, сб. II. Некрасов Н. А. Драматические произведения, т. I. Л. —М., 1937.
ТР — «Текущий репертуар русской сцены». Раздается при «Пантеоне русского и всех европейских театров».
Тургенев, Письма — Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Письма в 13-ти т. М. —Л., 1961—1968.
Тургенев, Соч. — Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми т. Соч. в 15-ти т. М. —Л., 1960—1968.
ФП — Физиология Петербурга, составленная из трудов русских литераторов, под редакциею Н. Некрасова, ч. 1—2. СПб., 1845.
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства СССР (Москва).
ЦГИА СССР — Центральный государственный исторический архив СССР (Ленинград).
- ↑ Было: Иван
- ↑ Было: старше
- ↑ Было: [Ну] так [батюшка].
- ↑ Было: смотрел
- ↑ Было начато: Пожа
- ↑ Было: (Вводит их <нрзб>)
- ↑ Выло начато: (Шепчет.) Писаная — надо
- ↑ Вместо: швейцар не внимает — было: он говорит
- ↑ Гаркави А. М. Состояние и задачи некрасовской текстологии. — В кн.: Некр. сб., V, с. 156 (примеч. 36).