Мщение Калькатрони править
I. править
Лет пять тому назад, при бракосочетании сына банкира Антонина Леру с медмуазель де-ла-Комб-о-Фонтэн случилось происшествие, наделавшее много шума.
В то время носились неблагоприятные слухи насчет состоятельности этого банкира, бывшего компаньона одного итальянца, графа Калькатрони, тогда еще появлявшегося в доме Леру, но затем прекратившего свои посещения.
Раза два или три, добрые люди принимались уверять, что свадьба разошлась, но она все-таки состоялась, вопреки этим пророчествам.
Свадебная корзинка оказалась великолепной, и завистники спрашивали себя, откуда этот разбойник Леру мог раздобыться такими приношениями.
В числе свидетелей невесты был ученый библиотекарь Дерош, близкий приятель Комб-о-Фонтэн.
Из церкви молодые гости отправились завтракать к мадам Леру. В одном из ее салонов были выставлены свадебные подарки невесте и среди других драгоценностей находилось брильянтовое ожерелье, подаренное отцом Антонина, своим великолепием привлекавшее все взоры и заставлявшее умолкнуть злые языки, шептавшие о плохих делах банкира. Ожерелье стоило по меньшей мере 10 тысяч экю. Вдруг, в то время как нарядная толпа осаждала буфет, разнесся слух, что брильянтовое ожерелье украдено!
II. править
При этом обстоятельстве, Леру выказал себя истинным вельможей: в первую минуту он очень покраснел, но тотчас же оправился и при виде увеличивавшегося общего смятения, громко произнес:
— Прошу вас, господа, не нарушать нашего праздника из-за такого пустяка! Денежная потеря ведь не смертельная рана. Милые дети, пусть эта легкая, преждевременная тень будет единственною, которая омрачит ваше грядущее участье!
— Ловко повернул! — заметили некоторые гости.
Однако, приключение было неприятное и многие из приглашенных вздохнули свободнее, очутившись на улице: десять минут спустя, салоны Перу опустели.
Как раз в этот момент банкиру доложили, что кто-то ожидает его в кабинете.
Бросившись туда, он нашел там старого ученого Дероша в сильном волнении.
— В моей профессиональной обязанности, — начал библиотекарь, — я привык наблюдать за всем, что делается вокруг меня. Я видел как совершено было воровство. Вор — человек лет за пятьдесят, худой, сильный брюнет. Вы знаете его, так как несколько раз пожимали ему руку в ризнице. Я следил за ним на улице и только что собирался шепнуть ему пару слов, как нас разъединила толпа и плут ускакал в фиакре. Но я успел заметить номер экипажа, вот он. Остальное ваше дело. Бесполезно говорить вам, что я готов дать показание. Едем сейчас?
При этих словах, Леру вскочил и одним прыжком очутился против двери: по его движению можно было подумать, что Дерош — вор.
— Повремените немножко, прошу вас, --сказал отец Антонина, — действительно, я знаю личность, которую вы подозреваете…
— Подозреваю! — вскричал библиотекарь. — Черт меня возьми, если я только подозреваю его! Я отлично видел, благодаря отражению в зеркале, как он сунул брильянты к себе в карман. Этот вор будет сегодня спать в тюрьме, если только он еще может спать. Не будем только терять драгоценное время!
— С вашего позволения, — отвечал Леру, не отходя от двери, — этот несчастный, сбившийся с прямого пути, выспится в своей постели. Пусть он найдет себе виселицу в другом месте! Я очень мало знаю его, это правда, но прежде мы вместе вели кое-какие дела. Я не желаю возбуждать процесс. И так, милейший мосье Дерош, вы ничего не видали, не правда ли? Само собою разумеется, что впредь я не стану пожимать руку этому мошеннику. Ваш покорный слуга!
III. править
Дерош вышел на улицу совершенно ошеломленный. Этому безукоризненно честному и прямодушному человеку преувеличенная снисходительность Леру показалась просто сообщничеством; поэтому, обсудив дело, он отправился в полицейскую префектуру и рассказал обо всем случившемся, описал приметы виновнаго и дал номер фиакра. Затем, он с облегченною совестью вернулся домой.
На следующий день, к Леру явился полицейский инспектор, с письменным показанием Дероша. Банкир стиснул кулаки и послал болтуна ко всем чертям; затем, приняв спокойный вид, он заявил что не желает преследовать вора. Пять минут спустя он уже беседовал с глазу на глаз с знаменитым Коандаром, прежде служившим в полицейской префектуре, а теперь начальником лучшего в Париже «Справочного Агентства».
— Вот в двух словах, что привело меня к вам, — сказал банкир, — Вчера была свадьба моего сына. В числе гостей находился некий итальянский граф, во время оно бывший моим компаньоном, и превратившийся в мошенника с великосветскою внешностью, которыми изобилует Париж. Зовут его Калькатрони, и в суете он украл ожерелье, положенное мною в корзинку моей снохи.
— И вы желаете чтобы мы выследили его? — спросил Коандар, делая заметки в свою памятную книжку.
— Действительно, я прошу вас выследить его. Но постараемся хорошенько понять друг друга: его нужно не арестовать, а напротив, помешать его аресту, так как один глупец уже натравил полицию на его след.
Коандар невозмутимо стенографировал.
— Поступок мой должен удивлять вас, — пояснил Леру, — Не входя в подробности…
— Меня ничто не удивляет, — возразил экс-шпион. —Вы не первый обращаетесь ко мне за подобной услугой. Еслибы публика знала все, она менее изумлялась бы неудачам полиции в некоторых случаях. Но вернемся к вашему протеже. Само собою разумеется, вы желаете чтобы его не постигла никакая неприятность. Но без сомнения, вы рассчитываете получить обратно ожерелье?
Банкир с минуту подумал.
— Пожалуй, это было бы самое лучшее, — сказал он наконец, — но для меня, деньги — вопрос второстепенный. Прежде всего, я желаю избежать ареста, шума, судебного разбирательства. Понятно, что для вас открыт какой угодно кредит, но в особенности прошу вас не терять времени, так как противная сторона уже открыла действия.
Затем, они расстались.
IV. править
В тот же вечер, Калькатрони возвращался из оперы пешком, чтобы подышать воздухом, и когда он остановился закурить сигару, к нему приблизился незнакомец, попросивший у него огня с развязным поклоном человека высшего круга.
Он закурил, поблагодарил итальянца и приподняв шляпу, сказал:
— Мосье Калькатрони, намерены ли вы провести эту ночь у себя?
Бывший компаньон Леру вздрогнул, услыхав свое имя, произнесенное этим ночным прохожим, но тотчас же овладел собою и с улыбкой человека, услыхавшего забавную шутку, отвечал;
— Честное слово, в течение более тридцати лет, в первый раз еще мне встречается лицо, заботящееся о моей добродетели. Но вы именно напали на один из моих благоразумных дней. Через полчаса, я уже буду лежать в постели.
— Ошибаетесь, — возразил Коандар. — Через десять минут вы будете сидеть в фиакре между двух полицейских, ожидающих вас у вашей двери. Поэтому, если вы последуете моему совету, мы повернем назад, и вы выспитесь у меня. Кстати, где брильянты?
Несколько секунд Калькатрони был сильно смущен: брильянты лежали у него в кармане. Он кончил тем, что высокомерно произнес:
— Шутка переходит границы! Но прежде всего, скажите, кто вы?
— Я фея, добрый гений, как в «Черном Домино», — отвечал Коандар. — Я поверенный вашего друга Леру, который желает, чтобы ни один волос с вашей головы не упал под ножницами парикмахера Мазасской тюрьмы. Вы не верите? Пойдемте со мною. Я покажу вам издалека двух агентов, готовых сцапать вас…
— Пойдемте тотчас к вам, там удобнее будет беседовать, — решил итальянец.
Но они еще не завернули за угол Сен-Мартенского предместья, как Калькатрони уже сознался.
— Долг чести, — пояснил он. — Я проиграл пятнадцать тысяч франков, и сегодня должен был уплатить их. Я заложил брильянты за эту сумму. Пусть Леру не беспокоится, я возвращу ему ожерелье. Что за добрый друг! Это так благородно, что он пощадил старого товарища. Передайте ему мою признательность.
Калькатрони спал прескверно у своего спасителя, но, по крайней мере, сторожившие его агенты убрались не солоно хлебавши.
С этого момента, между Коандаром и его прежними товарищами полицейскими завязалась гомерическая борьба; полиция упорно следила по пятам за добычей, а Коандар искусно скрывал ее, поджидая удобного случая, чтобы переправить Калькатрони в Англию.
Улучив свободный промежуток, экс-шпион сообщил Леру о результатах своих стратагем и о признательности Калькатрони.
— Принимаю его признательность, — сказал банкир, — только бы он отдал мне мои брильянты.
— Пока это невозможно: они заложены за пятнадцать тысяч франков!
— За пятнадцать тысяч франков! — вскричал Леру, воздевая руки к небу. — Но значит, закладчик не рассмотрел хорошенько брильянты?
— Они стоят гораздо больше? — спросил заинтересованный Коандар.
— Пятнадцать тысяч франков! — не слушая его, продолжал восклицать Леру. — Как тут быть? Что, если этот презренный укрыватель краденых вещей вздумает продать их? Мосье Коандар, прошу вас, узнайте к завтрашнему утру имя этого закладчика.
Но на завтра, в кабинет банкира явился не Коандар, а сам Калькатрони, гордо пославший ему свою визитную карточку и не пожелавший дожидаться ни одной минуты в передней. Когда эти двое людей остались наедине, при плотно затворенных дверях, итальянец твердыми шагами подошел к растерявшемуся банкиру. Можно было подумать, что полиция разыскивала не Калькатрони, а самого Леру.
— Значит, слухи справедливы? — начал посетитель. — Вы окончательно разорены?
— Право, такие речи в ваших устах… — пробормотал было отец Антонина.
— Не задирайте нос! — прервал его итальянец. — В течение недели я имел глупость думать, что воспоминание о наших старинных отношениях побуждает вас так вести себя относительно меня, и я был тронут! Сегодня я понял, почему вам так хотелось удержать полицию от вмешательства в ваши действия.
— Мои действия! — с остатком энергии протестовал Леру.
— Сегодня утром, — холодно продолжал итальянец, — я сделал то, чего не намеревался делать, считая вас честным человеком: я рассмотрел брильянты.
— Так вы не заложили их! — воскликнул просиявший банкир.
— Заложить их? С каких это пор джентльмены закладывают куски стекла?
Леру упал в кресло, дрожа всеми членами.
— А! Теперь вы перестали задирать нос! Итак, для того чтобы отвести глаза публике и скрыть ваши плохие дела, вы не стыдитесь наряжать жену вашего сына в жалкие стекляшки? Чтобы замаскировать пропасть, готовую поглотить состояние ваших клиентов, вы, прежде всего, обманываете доверие бедной молодой девушки, заранее гордившейся этим мнимо-роскошным убором!
— Я предупредил бы ее… — пробормотал банкир. — Она поняла бы, что в настоящую минуту… Я ожидаю взносов…
— Не предупреждайте никого, это бесполезно. Я сам отдамся правосудию, обвиняющему меня в воображаемом преступлении. Человека нельзя осудить за стекляшки! Это вы сделаетесь общим посмешищем, вы будете опозорены! Завтра же целые толпы будут осаждать ваши конторы, требуя возврата своих вкладов. Вот чего вы страшились, и отчего так старались о моей безопасности. Тщетные усилия! Прямо отсюда я отправляюсь в префектуру!
— Ради Бога! Подождите! — простонал Леру. — Чем могу я удержать вас?
— Пятнадцатью тысячами франков. Если ваши брильянты попадут в судебную камеру, они обойдутся вам дороже.
Каким способом были добыты пять тысяч экю, решительно неизвестно, но конечно Леру нашел их не у себя в кассе. Как бы то ни было, но после довольно долгого ожидания, Калькатрони прикарманил их, и вышел на улицу твердой и развязной походкой человека, исполнившего акт справедливости.
Он нес в своем портфеле письмо Леру, которое бросил в ближайший почтовый ящик: письмо адресовано было в полицию, и в нем Леру заявлял, что ожерелье, считавшееся украденным, найдено завалившимся за мебель, и теперь покоится в своем голубом бархатном футляре.
С тех пор дела банкира поправились. Его сноха носит настоящие брильянты. Калькатрони же, при разговорах о банкире и его семье, постоянно заявляет:
— Я больше не бываю у этих людей.
Источник текста: журнал «Вестник моды», 1891, № 37. С. 359—360.