Кабаретные пьесы Серебряного века
М.: ОГИ, 2018.
Петр Потемкин править
МУДРЫЙ ФАРАОН править
Старый ПРОФЕССОР-египтолог.
Фараон РАМПСЕНИТ.
РАЗА, дочь его.
ЕВЗИПП, строитель.
ЖЕНА его.
1-Й, 2-Й, сыновья Евзиппа.
СЫЩИК.
РАБЫНИ.
РАБЫ.
ВОИНЫ.
У подножья пирамиды найден был на днях папирус.
Слой громадной серой пыли на листах потертых вырос.
Триста дней египтологи пыль смывали и стирали,
И вчера под вечер только тот папирус прочитали.
Почерк древнего поэта в читке был уж очень ахов:
Две версты иероглифов и притом без твердых знаков.
Всё же после долгих мытарств разобрали всё до нитки
И решили пропечатать. Вот что было в этом свитке:
В лето девять тысяч двести сорок ante Christum natum
Был в Египте Сеттий Пятый фараоном бородатым.
Мудро правил он Египтом, собирал, где мог, налоги,
И текло ковшами злато в фараоновы чертоги.
Целый день рабы и слуги, подстрекаемы бичами,
Разгружают караваны, носят золото пудами.
Сто два зала полны златом, и пошел уже сто третий,
В сто четвертом и сто пятом приютился с дочкой Сеттий.
Очень плохо фараону: и не естся, и не спится,
Ночи все, что пес, он бродит, за казну свою боится.
И надумал Сеттий Пятый мудроцарственную думу,
Не сказав о ней ни слова и ни свату и ни куму.
Ночью тайно призывает он строителя Евзиппа,
Длинноносого брюнета неегипетского типа. —
Слушай, — молвил Сеттий Пятый, — чтобы спрятать мог казну я,
Ты построй мне пирамиду, а не то тебя казню я.
Побледнел Евзипп-строитель, тотчас в ноги повалился,
Прокричал, что он невинен, и построить согласился.
Через кухню, где кухарка за циновкою храпела,
Вышел следом за Евзиппом Сеттий Пятый делать дело.
Ночь темна. Лягушки стонут в водах царственного Нила.
Тьма египетская всюду, точно пролили чернила.
Под покровом благодатной и весьма удобной ночи
Ходят-бродят по болотам фараон и хитрый зодчий.
Два часа без перерыва, без пути и без дороги,
Пробродили, простудились, оба вымочили ноги…
Наконец промолвил Сеттий:
— Баста… хватит… поискали…
Здесь построим пирамиду. —
Спать пошли и крепко спали.
Восемь лет Евзипп-строитель пирамиду эту строит.
Восемь лет он фараона просьбой денег беспокоит.
Наконец закончил строить с небольшим перерасходом.
Вновь пустыня закипела и наполнилась народом.
День и ночь рабы и слуги, подстрекаемы бичами,
Разгружают караваны, носят золото пудами.
Отслужил на новоселье фараонский жрец молебен —
Оказался тот молебен в высшей степени целебен —
Крепко спится фараону, ничего он не боится,
За саженными стенами вся казна его хранится.
Но хитер Евзипп-строитель, чтоб иметь свою копейку,
В толстых стенах пирамиды сделал он себе лазейку.
Думал он:
— Всё в мире этом переменно и непрочно.
Как ни служишь фараону верой, правдой, непорочно,
А того гляди, придется получить свою отставку,
Дело выйдет очень скверно, закрывать придется лавку.
Нет, уж лучше не зависеть от начальства и оклада,
Пусть себе другие служат, ну а мне служить не надо… —
Был Евзипп-строитель скромен и плутяга первый номер,
Воровал всю жизнь успешно, воровал, пока не помер.
Перед смертью, чуя сердцем, что близка его кончина,
Сыновей велел позвать он, и пришли к нему два сына.
Тут сказал Евзипп-строитель:
— Вот что, миленькие дети,
Жил я честно, но платил мне очень скупо мудрый Сеттий.
Вам с мамашей не оставлю я в наследство ни копейки,
Но зато открою тайну… —
И сказал им об лазейке.
Только мумию папаши, как велел им то обычай,
Заключили в подземелье — вышли братья за добычей.
Ночь темна. Лягушки стонут в водах царственного Нила.
Тьма египетская всюду, точно пролили чернила…
Под покровом благодатной и весьма удобной ночи
Всё проверили два брата, что сказал им старый зодчий.
Только влезли в пирамиду, на сокровища воззрились,
И застыли, точно камни:
— О Изида, о Осирис… —
И чего тут только нету: бриллианты, оникс, злато,
Изумруды и рубины. Впали в раж тут оба брата.
И повадились с той ночи оба брата неустанно
Забираться в пирамиду, набивать себе карманы.
Вздумал как-то Сеттий Пятый посмотреть свои богатства,
Смотрит — нету половины… Вне себя от святотатства
Приказал казнить он стражу и везде замки проверить…
Все как есть замки на месте, как всегда усердна челядь.
Призывает Сеттий Пятый полицмейстера к допросу,
Как могли украсть богатства из-под царственного носу?
— Ты не сыщик, не охранник, ты пригрел измену злую,
Отыщи воров сейчас же, а иначе — четвертую!.. —
Был обижен полицмейстер этим выговором лютым,
И, решив поймать воришек, он прибегнул к хитрым путам;
Пять английских мышеловок ставит он под пирамиду,
Пять капканов очень цепких, но весьма невинных с виду.
Ночь темна. Лягушки стонут в водах царственного Нила.
Тьма египетская всюду, точно пролили чернила.
Вышли воры на добычу. Младший был побеззаботней;
Шел он, под ноги не глядя, не дошел шагов полсотни
До лазейки, вдруг как крикнет… Ногу стиснуло капканом.
Видит, чует — дело плохо… Шевельнуть не может станом;
Говорит он брату:
— Слушай, нам с тобой не пофартило,
Нынче рок над нами шутит злее злого крокодила.
Ты один уйдешь к мамаше по тропинке этой узкой;
А теперь, когда не хочешь познакомиться с кутузкой,
Доставай скорее ножик, голову сними мне с шеи,
Забирай ее под мышку, а потом беги скорее… —
Брат всплакнул. Однако видит — делать нечего, поймают.
Срезал голову и страже показал, как убегают.
Вводят утром фараона, он от радости трясется…
— А, мошенник, ты в капкане… Погоди, сейчас вопьется
Сталь кривая в твой загривок, и снести тебе головку
Фараон сумеет лично очень ласково и ловко… —
Подошел, однако, ближе, а кинжал держал готовым. —
Что такое?.. Неужели был мошенник безголовым?..
Кто посмел прикончить вора?.. Кто посмел содеять это?..
С головой его пропали все улики и приметы… —
Сеттий Пятый зол, как дьявол…
— А, ты как? Ну хорошо же.
Эй, рабы, скорей бегите, заверните труп в рогожи…
Притащить его на площадь… Развернуть и в голом виде
Прикрепить гвоздями крепко к самой главной пирамиде…
Кто посмотрит и заплачет, всех тащите для острастки.
В подземелья, и кутузки, и в темницы, и в участки.
Всех — сестру, жену и брата, всех ловите живо, чисто,
Крокодилам отнесем мы нынче ночью фритто-мисто… —
У вдовы Евзиппа горе — нету сына, нету трупа.
Ей и хочется поплакать, а впустую плакать глупо.
День и ночь она тоскует, смотрит скорбно и сурово,
Не смеется, и не плачет, и не вымолвит ни слова.
Видит сын живой: старушка не в себе — помрет, пожалуй.
И решил ее утешить трупом брата добрый малый.
Сорок штук мехов козлиных он наполнил дри-мадерой
И навьючил ими мулов — восемь, масти темно-серой,
По пяти мехов на каждом. Сам уселся на девятом
И отправился на площадь за своим покойным братом,
Рассудил он так:
— Все люди из того же, в общем, теста —
Страже скучно, даже тошно не сходить все время с места.
Угощу я их мадерой, ну а там и стибрю тело —
Только надо это сделать незаметно и умело… —
Вот уж он у пирамиды. Всех осматривает стража —
Всех прохожих и проезжих, и собак и кошек даже.
Но хитер сынок Евзиппа: самый полный и пузатый
Мех тихонько продырявил он иголкой номер пятый.
Льется сладкая мадера. И потоком тем плененный,
Не сдержался б сам начальник, а не то что подчиненный.
Едет мимо. Смотрит стража. Тяжко ей стоять на пёкле.
Пить охота. Подбежали, стали пить, ну и намокли…
Поднялся тут пир на славу. Пляшут, пьют, поют солдаты.
Обошел хитрец всю стражу той уловкой вороватой.
Снял со стенки тело брата. Сделал дело, и в сторонку.
Да еще обстриг всю стражу на прощанье под гребенку.
Осрамился Сеттий Пятый… Сам себя и бьет, и тычет.
Чуть со злости не рехнулся. Спешно дочь свою он кличет:
— Вот что, Раза, чадо солнца, твой отец в великом горе.
Помоги ему немного… Ты прекрасна… В дивном взоре
Глаз твоих сердца потонут, если только ты захочешь.
Знаю, ты сильна в приманках и меня не опорочишь.
Завтра утром мы объявим в нашем экстренном приказе,
Чтобы все мужи Египта шли в чертоги к нашей Разе.
Верь, сердца у них растают под лучом ночного взора,
Тайны выплывут наружу, в этот миг хватай ты вора… —
Так и сделали. Пять тысяч желтотелых братьев Нила
Раза лаской и приманкой обольстила, покорила.
Но хитрее юной Разы был воришка. К синей тоге
Прикрепил он руку брата, в Разины идя чертоги.
Целовал ее он жарче, чем пять тысяч братьев Нила;
И ни лаской, ни приманкой Раза вора не прельстила.
А когда настало время с юной Разою проститься,
Он решил себя потешить и о всем проговориться.
Молвил он:
— О ваша светлость… От любовных чувств излишка
Я растаял и сознаюсь, ваша светлость, я — воришка… —
Раза хвать его за руку, и рука с рукой осталась;
И весьма уже несвежей при осмотре оказалась.
Делать нечего. К папаше притащила Раза руку.
Прослезился Сеттий Пятый, увидав такую штуку.
Взаперти сидел он месяц, наконец позвал министра
И велел ему составить манифест умно и быстро.
Сколько времени писали манифест, никто не знает,
Но его весьма подробно нам папирус сохраняет:
«В лето девять тысяч двести сорок ante Christum natum
Мы, преславный Сеттий Пятый, в царстве нашем пребогатом
Объявляем всем и всюду, что во всем прощаем вора,
Ибо действовал умно он, ловко, весело и споро.
И за то, что уродиться он сумел таким пролазой,
Мы сыграть желаем свадьбу вора с нашей дочкой Разой».
И сдержал свое он слово. И когда хитрец явился,
Сеттий Пятый справил свадьбу и отменно веселился.
Вот что некогда случилось в той стране, весьма богатой.
В дни, когда был фараоном многомудрый Сеттий Пятый.
Если нам не врет папирус… А ведь он, заметим кстати,
В две версты иероглифов и притом без ер и яти.
ПРИМЕЧАНИЯ править
Печатается по: Slavic Almanac: The South African Journal for Slavic, Central and Eastern European Studies. 2011. Vol. 17. № 1. P. 85—89. Текст был воспроизведен как Приложение 3 к статье: Дмитриев О. Уникальное собрание пьес Петра Потемкина в фонде Отдела рукописей и редких книг Санкт-Петербургской театральной библиотеки // Slavic Almanac. 2011. Vol. 17. № 1. P. 72—92. Машинописная копия: СПбТБ ОРиРК. Фонд «Драматическая цензура». № 33970: Потемкин П. П. Мудрый фараон: В 1 д. [Б. м.] 1912. Цена: 20 к. Цензурное разрешение: l февраля 1912 г. Монолог рассказчика пародирует расхожие в литературе эпохи «египетские мотивы», и в первую очередь стихотворение В. Я. Брюсова «Встреча» («Близ медлительного Нила, там, где озеро Мерида, в царстве пламенного Ра…»; 1907).