«Мракобесы», «Изгнание блудного беса», «Горький цвет», «Акила».
Комедия в 4-рёх действиях.Действующие лица:
Лиза (Лизавета Антоновна).
Василий Петрович Драгоменецкий — разорившийся дворянин.
Мирра Михайловна Хорошенкова — купчиха.
Константин Павлович — дьячок.
Зоя — его дочь.
Егор Иванович Вологодов — доктор.
Акила — старец-чудотворец.
Прасковья Алексеевна — его сожительница.
Володька.
Баба.
Девки, нищие, юродивые, калеки, странники.
Действие 1. править
Володька. Как зовут-то?
Зоя. Зоя.
Володька. А сколько тебе лет?
Зоя. Вчера было за сто.
Володька. Девка?
Зоя. А тебе к чему это знать?
Володька. Я всегда должен знать все по этой части… Если ты баба, с тобой один разговор, а если девка — другой. Я сразу вижу, что ты девка.
Зоя. Какой догадливый.
Володька. На том и стоим, что мы догадливые.
Зоя. Откуда же ты будешь сам-то?
Володька. Живал в столицах, за границей и даже в Африке у чернокожих. (Сплевывает). Все одно и то же. Только там бабы много умнее нашего. Ты, значит, из скита приехала?
Зоя. Из скита Лысогорского. Мы с тятенькой приехали за свечами и за мылом.
Володька. Лавочники?
Зоя. Мы дьячки.
Володька. Это не у вас на Лысой горе старец появился, Акила?
Зоя. У нас. А ты про него не выражайся.
Володька. Я туда скоро приду. Ждите.
Зоя. Только тебя там и дожидаются.
Дьячок. Я на постоялый двор побежал, а ты вот где сидишь. Ну, Зоюшка, все укупил. Попоим лошадок и поедем с Богом. Это чья же одежда-то висит?
Володька. Поповская. Выветривать повесили ржавый дух.
Дьячок. А ты зачем развалился у храма? Бесстыдник! Идем, Зоя, отсюдова.
Зоя. Тятенька, подождите, сейчас венчать кончат, посмотрим — жениха с невестой.
Баба. Ну, уж и свадьба. Без оглашения — прискакали, и венчать. Кое-как, без певчих. Боятся они чего, или уж не терпится, что ли.
Дьячок (садится на лавочку). Кого венчают-то?
Володька. Дураков.
Дьячок. Как дураков? Каких?
Володька. Он дурак — зачем женится, она дура — зачем замуж идет, — элементарно.
Дьячок. Как? А вот я схожу за полицейским, чтобы тебе по затылку наложили, как следует. Крапивник.
Зоя. А ты слушай, что он болтает-то. Жених Василий Петрович.
Дьячок. Ну? Да что ты!
Зоя. А невеста вдова…
Дьячок (поспешно). Богатая.
Зоя. Да подожди… Невеста-то Мирра Михайловна Хорошенкова.
Дьячок. Ликования достойно… Богатейшая, благолепнейшая женщина. Зойка, ты пойми. Богомольнейшая женщина, скит наш не оставляет без внимания. Отец Акила ее превыше всех вознес. Дай ей, Господь, многие лета… А замуж-то за кого выходит?
Зоя. Да говорю, за барина, за пьяницу-то этого — Василия Петровича Драгоменецкого.
Дьячок. Весьма доволен высокобрачному торжеству нашей благодетельницы.
Обрачились.
Володька. А чем же этот Акила у вас в скиту занимается?
Дьячок (строго). Старец врачует душевные, равно и телесные скорби. Особенную силу имеет против других старцев — бесов выгонять. Беса блудного, унылого, чревоугодного, запойного и возмутительного. Запреты кладет — бродяге, чтобы не бродил, безобразнику — чтоб не безобразил. Дожди ниспосылает в сухое время. От бесплодия разрешает чрево женщинам и скотам. Большую помощь оказывает по женской части.
Баба. Пришла это к нему женщина, милые мои, жалуется животом, — муж ее не любит, бьет. Старец возложил руки да как закричит: «Пошла вон!» — и вылезает, милые мои, из этой женщины змея пестрая.
Зоя. Ой, пестрая, говоришь?
Володька. Ну, уж это пустяки.
Дьячок. Истину говорит эта женщина. Чудеса великие у нас в скиту.
Лиза. Венчают?
Дьячок. Вам кого надо, девица?
Лиза. Его… Он здесь… Василий Петрович?
Дьячок. Совершенно верно. Обряд окончен.
Лиза. Обвенчался! (Хочет бежать в церковь).
Баба. Батюшки, держите ее!
Володька. Мамзель, вы куда спешите?
Лиза. К нему. Пустите меня!
Володька. Не могу, при всем желании.
Лиза. Нужно мне. Пожалуйста.
Володька. Извините, мамзель, мне за это деньги заплачены — вас не пускать.
Лиза. Деньги платили — в церковь меня не пускать. Господи помилуй! Что же я ему сделала? В церковь не велят пускать…
Володька. Извините, боятся скандала с вашей стороны.
Лиза. Да какой скандал, когда любила я его!.. А он тайком от меня…
Зоя. Хотела свадьбу сорвать: есть такие шельмы.
Лиза. Соседи сказали, — не поверила. Ведь еще вчера он ко мне приходил… (Опять кинулась). Не верю!.. Не верю! Не его венчают!..
Володька. Мамзель, ваше дело пропащее.
Лиза. Пропащее? (Села на ступеньки, заплакала).
Володька. Фу ты, как вы ревете. Послушайте, плюньте ему, негодяю, в рожу, когда он выйдет, препятствовать не стану. Что я, действительно нанялся буржуям? Поищите другого раба. Элементарно.
Дьячок. Ах ты мошенник! Деньги взял, а сильных мира сего поносишь.
Володька. Эх, деньги вчера пропил.
Дьячок. Идем, Зоя.
Зоя. Тятенька, послушаем, как она плачет.
Баба (Лизе). А ты, сударушка, громче кричи, на голос. В прошлом году тоже одна женщина здесь брякнулась да заголосила так хорошо. Народ со всего квартала сбежался, жениху пиньжак весь изодрали.
Дьячок. Выходят. (Встает, снимает шляпу).
Зоя. Тятенька, молодая-то — чистая картинка.
Лиза. Василий Петрович!
Мирра. Ай! Кто это?
Лиза. Василий Петрович! Зачем ты обманул меня?
Драгоменецкий (смотря поверх головы). Где наша карета?
Лиза. Сказал бы сам. Ни минуты бы не стала тебя держать …
Мирра. Послушайте, что вы к нам привязались?
Вологодов. Не будем волноваться. (Лизе). Сударыня, успокойтесь.
Лиза. Я спокойная. Я никого не трону.
Мирра. Уберите ее! У нее серная кислота!
Драгоменецкий. Не кричите пронзительно. Идемте же.
Лиза. Васенька … Разлюбил … Обманул …
Драгоменецкий. Я ничего не понимаю. Здесь такой шум… (Снимает цилиндр, вытирает пот).
Лиза. Я только спросить хочу и уйду. Скажи, зачем же ты вчера приходил?
Мирра. Ну, уж это слишком нагло… Полицию надо позвать.
Лиза (ей). Ты молчи. Ты не смеешь говорить.
Мирра (глядит на Лизу мгновение молча). Ай! Ай! Ай!
Вологодов. Послушайте, крикните кто-нибудь, чтобы карету поскорее …
Зоя. Тятенька, умру, интересно.
Лиза. Что же ты молчишь? Или я с ума сошла?
Драгоменецкий (Лизе). Я вас вижу в первый раз. Я вас не знаю.
Лиза. Нет!.. Нет!..
Драгоменецкий. Вы приняли меня за кого-нибудь другого. Позвольте нам пройти.
Зоя. Липкая какая, пройти не дает.
Дьячок. А ты не лезь с глупыми разговорами.
Лиза. Прощай, Васенька.
Драгоменецкий. Прощайте. (Жене). Идемте, Мирра Михайловна.
Мирра. Вас, милая, нужно в больницу запереть, а не пускать по городу. Сумасшедшая. (Подобрав платье, бежит к воротам).
Вологодов спешит за нею. Драгоменецкий идет медленно, едва передвигая ноги, держа высоко голову.
Зоя. Никогда не допустила бы себя до такого срама при всем народе.
Дьячок. А я вот поздравить их даже не успел с законным браком.
Драгоменецкий (оборачивается в воротах и говорит Лизе, глядящей ему вслед). Прощай, Лиза, прости! (Ушел).
Лиза. Не прощу! Не могу! (Садится на лавочку).
Зоя (Лизе). Послушайте, а он к вам часто ходил? Несчастная!
Дьячок. Не приставай. Видишь, она без сознания. (Лизе). Девица хорошая, вот вам книжечка. (Вынимает из шляпы и дает). Не велика, но чудесно в ней описано местонахождение нашего скита и природа окрестностей. А вот портрет старца Акилы и все им содеянное. Сходите, сходите к нам, получите облегчение. (Тянет Зою за рукав к выходу). Идем, идем, Зойка.
Зоя. Тятенька, что это у нее лицо какое страшное — сейчас помрет. Тятенька, какие подлецы на свете мужчины.
Баба (Лизе). Ах, девушка, ни при чем ты осталась. Тебе надо с первого раза рыжую эту за волосы схватить. А уж теперь она им завладела. Барин-то какой красивый. Вот теперь слез-то прольешь! А ты сходи, сходи к отцу Акиле. Ах ты, горькая, — ни отца, ни матери, всякий тебя обидит…
Вологодов. Ну, что она?
Баба. Обмерла. Нет, где уж, она жить не станет. Сиротка, говорят, в гимназии училась и жила бедно… На людей белье шила… Глядите-ка, кончается.
Вологодов. Уйдите… Я хочу с ней поговорить.
Баба. Поговори, поговори, батюшка. (Отходит к висящей одежде и спустя некоторое время, захватив какую-то шубу, удаляется совсем).
Вологодов (Лизе). Василий Петрович только что просил меня с вами переговорить. Я отвечаю за все его поступки. Вам угодно выслушать?
Лиза поднимает голову. Глаза ее высохли и блестят, как в лихорадке. Она говорит почти спокойно, но выражение слов ее находится в несоответствии с их смыслом.
Лиза. За какие поступки вы отвечаете?
Вологодов (резко). За все.
Лиза. Говорите.
Вологодов. Василий Петрович очень удручен всем здесь происшедшим.
Лиза. Мне тоже это показалось…
Вологодов. Вы не поняли меня… Он очень озабочен вашим горем.
Лиза. Пожалуйста, передайте, что никаких скандалов с моей стороны больше не будет.
Вологодов. Та-та-та, совсем не в том дело.
Лиза. А сегодня … Только потому, что ничего не знала, не поверила… Побежала… Мне все равно нужно было за ситцем — в город… Вот куда это я записочку потеряла, все было записано, что купить… (Поискала и сейчас же забыла).
Вологодов (кусая губы). Ну да, я понимаю…
Лиза. Пускай не боятся. На улице их встречу — на другую сторону перейду. Испугались кого… (Задрожали губы, отвернулась).
Вологодов. Свадьба эта была решена внезапно. Дело в том, что денежные дела Василия были очень тяжелы. Оставался буквально один выход — пулю в лоб. Конечно, все это не оправдание, да я и не намерен его оправдывать. Он сам себя считает глубоко виноватым перед вами. Вот его собственные слова. Садясь в карету, он мне шепнул: «Передай ей, что я подлец и негодяй».
Лиза. Это к чему же вы мне все говорите?
Вологодов. Простите, Елизавета Антоновна, ваша судьба, ваша дальнейшая жизнь совершенно нам не безразлична.
Лиза. Замуж за него все равно не пошла бы… На коленях проси, не пошла бы. Не знаю, из-за чего вы так беспокоитесь. Я всем очень довольна.
Вологодов (мрачно, почти с отвращением). Все это он скрыл от вас потому, что так требовала его теперешняя жена: свадьбу держать в тайне. Ну, вот и все… Елизавета Антоновна, разрешите мне как-нибудь заехать к вам. Я был бы счастлив. Если не ошибаюсь, вы живете все там же, за речкой.
Лиза (засмеялась). Да, за речкой. За рекой я живу. Одна. И ход у меня отдельный, прямо в садик.
Вологодов. Елизавета Антоновна, не считайте меня за подлеца. Ох, черт! Вся эта история в высшей степени омерзительна… Я только хочу знать, что бы я мог сделать для вас?
Лиза. Уйти, уйти… Уходите.
Вологодов. Слушаюсь. (Уходя, обернулся). Елизавета Антоновна, если что случится с вами… Ради Бога…
Лиза. Со мной ничего не случится… Что вам еще?
Вологодов. Прошу простить меня. (Идет и в воротах сталкивается с Володькой).
Володька. Извиняюсь, господин, я немного не усмотрел за этой женщиной, да ведь она лезла прямодуром.
Вологодов. Убирайтесь к черту!
Володька. Это я могу каждую минуту, а только с вас приходится на чаишко.
Вологодов. На! (Швыряет деньги, уходит).
Володька. На! Как собаке… Думаете, не возьму, — я возьму, но с величайшим презрением. Элементарно. Ну-с, мамзель, как ваши дела? Может, прикажете вас до дому проводить после такой катастрофы?
Лиза. Нет, не нужно, я сама дойду. (Идет, покачнулась). Ах, что это у меня в голове звенит? Точно колокольчики. Точно кузнечики. Жарко… Водицы бы испить. А то свет очень красный… (Опускается на траву).
Володька. Мамзель, так нельзя… Мамзель, здесь нехорошо, здесь пыльно…
Действие 2. править
Дьячок. Народу к нам валит. Прасковья Алексеевна, народ идет, — поглядел я, умилился: за рекой прямо полки, полки идут — богомольцы, странники, убогие, божьи люди… А рыбки соленой мало привез из города… Говорил Зойке, паскуднице, рыбы надо воз купить. Бог милостив, поторгуем завтра.
Прасковья. Я вот скажу старцу, чтоб процент с тебя назначил, с торговлишки-то.
Дьячок. Процент? Что вы, Прасковья Алексеевна! Да ведь это ж суета.
Прасковья. Зачем пришла? Какое желание?
Лиза. Я бы хотела поговорить с отцом Акилой.
Прасковья. Не знаю, захочет ли старец говорить с тобой. Что-то ты больно бледная, тощая. Больная?
Дьячок. Летом у нее горячка была, Прасковья Алексеевна, едва не померла в земской больнице. Хорошая девушка, допустите ее до старца.
Прасковья. А чем кланяешься?
Лиза (с недоумением смотрит на обоих). Я не знаю.
Дьячок. Спрашивают вас, что вы принесли? Холстинки, яиц или, например, уточку, курочку? С чем вы к отцу-то пойдете? А то двумя полтинниками поклониться — еще лучше.
Лиза. У меня с собой немного денег. (Кладет кошелек на стол).
Прасковья. Как же, Константин Павлович?..
Дьячок. Так уж, Прасковья Алексеевна.
Прасковья. Посчитай-ка, Константин Павлович.
Дьячок. С удовольствием. (Осторожно берет кошелек и считает деньги).
Прасковья (Лизе). Горячка была?
Лиза. Лежала без памяти до Петрова дня. А как встала, обещалась сходить к старцу, пусть работу возложит
на меня.
Дьячок. Не верю я этому полтиннику, Прасковья Алексеевна.
Прасковья. Ну-ка. (Пробует на зубок). Чистый.
Дьячок. Ну-ка я. (Пробует на зубок). Бога гневить нечего, хороший полтинник. (Лизе). Это вы дадите старцу, а это на свое пропитание у меня оставите. (Прасковье). Допустить возможно ее.
Прасковья. Хорошо, я тебя допущу к отцу Акиле.
Лиза. Покорно вас благодарю.
Дьячок. А теперь идите к себе, девица, вас позовут, когда нужно.
Лиза. Нельзя ли поскорее? Тяжело мне… Сегодня бы.
Прасковья (наливая себе чаю). Какая настойчивая!
Дьячок. Завтра большой выход к народу. А сегодня старец никого не принимает — с Богом беседует.
Лиза. Ну, хорошо.
Зоя. Что вы под руку лезете?
Дьячок. Куда? Кому?
Зоя. Приехали.
Дьячок. Кто?
Зоя. Да сейчас. (Убегает).
Прасковья. Замуж ее надо поскорее выдать.
Дьячок. Зла, зла, да. Очень строптива. Прасковья Алексеевна, еще стаканчик с мятным листом. А вы бы с блюдечка пили, с блюдечка-то хлёбче…
Прасковья. Не хочу больше чаю. Наливки хочу.
Дьячок. Смородиновой?
Прасковья. А ты наливай, не спрашивай.
Дьячок (наливает). Вот так же одна женщина, свояченица брата моего, привыкла и привыкла наливочку-то пить, — глядь, водянкой и захворала. Летом — и то в валенках ходит, ноги гниют. Кушайте на здоровье, Прасковья Алексеевна.
Зоя. Найдите себе другую слугу, я все ноги отбила. (Идет за прилавок).
Дьячок. Кто приехал-то, я спрашиваю?
Зоя. Да Мирра Михайловна с мужем, и доктор с ними.
Дьячок. Ну, слава Богу, пожаловали наконец… Зойка, шляпа где моя? Радость бог послал. Я уж и так каждую неделю писал благодетельнице — скучаем, тоскуем, на личико бы только ваше посмотреть. Ох, Прасковья Ликсеевна, и радость, и что-то я заробел.
Прасковья. Кто боится, тому черт приснится.
Дьячок. Тьфу, поминаете черта под праздник. (Зое). В каком они номере остановились?
Зоя. Да где всегда.
Дьячок. Вот она, шляпа. (Уходит).
Прасковья. Благодетельница лечить супруга, что ли, привезла?
Зоя. От запоя. За благодатью приехали.
Прасковья. Пьёт?
Зоя. Ужасти! На красную горку повенчались, он сразу и запил.
Прасковья. Налей-ка еще смородиновой.
Зоя. Безобразничает, ничего знать не хочет. Скружилась она с ним.
Прасковья. Значит, сглазили.
Зоя. Ну да. И сглазила его Лизавета, с вами-то которая сейчас говорила, — она.
Прасковья. Вот как! Она?
Зоя. Я сама видела: только это они из-под венца вышли, она подбегает, глазищами и уперлась в него, замыргала. Он так и переменился в лице, затрясся. Вот страшно было глядеть, я даже побледнела.
Прасковья. Что же ты мне раньше-то не сказала? Это дело надо во внимание принять.
Батюшки, старец проснулся. Накрывай на стол, чтоб ему со сна-то поскорее чаю напиться, а то опять будет кричать. (Уходит в боковую дверку).
Володька. Папиросы имеются?
Зоя. Имеются.
Володька. Пачку «Трезвону».
Зоя. Без денег не дам.
Володька. Я бумажник в овраге оставил.
Зоя. Ну и ступай в овраг, откуда пришел.
Володька. Так ведь мне же одному там скучно.
Зоя. А ну тебя… Только платье мнешь. (Продолжает накрывать на стол). Хотя бы занялся делом, право. Тятенька вам жалованье хорошее положит, одёжу справим. В люди можете выйти.
Володька. Нет уж, это ты брось — на меня покушаться. Я лучше уйду от греха.
Зоя (бросает ему с прилавка пачку папирос). Нате.
Володька (закуривает). Я тебе сейчас докажу. Во-первых, вам, мещанам, лавочникам, жить на свете — много забот, копейки считать — скука. Разным графам, князьям в эту сторону — «ах, пардон», в эту сторону — «ах, мерси»; теснота, с ума сойти. Скажем, царю ничего бы житье, но опасно: ни по улице пройти, ни в ресторане рюмочку пропустить; нос высунул — покушение. Вот и выходит, значит, во-вторых: одному мне только и весело жить на свете. Когда ты это поймешь, тогда, пожалуйста, мы с тобой за грибами можем
сходить.
Зоя. За грибами?
Володька. Сыроежки собирать. Элементарно.
Зоя. Ах ты бесчестный! Совести у тебя нет!
Володька. Так ведь я же тебя не силой в овраг тащу.
Зоя. Убирайся. Старец сюда идет.
Акила. Я сон видел. Будто я в саду. На цветах птицы поют. Будто я по самый пупок в землю врос.
Прасковья. К чему же сон-то? Вот дивно.
Акила. Вспотел я. Жарко. (Садится к столу).
Прасковья. Откушай, батюшка.
Зоя. Прошу покорно — откушайте чаю.
Акила. Не желаю.
Прасковья. Вот — жамки на меду. Вот — коржики. Вот отведай лепешки крупитчатые, — только из печи выкинули.
Акила (толкает тарелки). Не хочу. Фу, дрянь! Противно.
Прасковья. А ты грибочков солененьких откушай, растрави аппетит-то.
Акила. Прохладного.
Прасковья. Зоюшка, беги за квасом.
Акила. А к тому я сон видел, что я помереть должен. Да.
Прасковья. О-о-о-о-о-о-о… Не говори, не говори так, батюшка, о-о-о-о-о-о-о…
Зоя. О-о-о-о-о-ох.
Акила (Прасковье). Не вой. Желаю преставиться. Надоело, — одни бесы, рожи кругом. Тьфу!
Прасковья (подает ему жбан). Ужасы какие.
Володька (сплевывает). Чудеса.
Зоя. Отец, вы хоть бы вот Владимира-то пристыдили. Живет при скиту шестую неделю, спит в лесу. Ничего не делает, как дикий.
Акила (Володьке). Ты рот разинул, оглянись.
Видел?
Володька. Нет.
Акила. А я видел. Да. (Пьет из жбана).
Зоя. Вот, батюшки, страсти.
Акила (спокойно). Вон из-за плеча у него рыло высовывается. Рогатый. Фу, смрад какой!
Прасковья (Володьке). Уходи, уходи с нечистым духом.
Володька. Чудно что-то… Вот, скажи на милость.
Акила. Иди к дьячку в услужение при лавке. Я за тебя помолюсь. Может, тогда бес-то отвалится. Понял?
Володька. Понял.
Зоя. Уходи, уходи.
Володька. Ну и политика. (Уходит).
Зоя. Хорошенько его, отец, постращайте, — такой непокорный.
Акила. А ты уж и рассолодела. Ну-ка, садись рядом.
Прасковья. Зоя, сядь напротив.
Акила. В каждое время я могу огорчиться. Что тогда?
Прасковья (толкает Зою к двери). Уходи, уходи от греха.
Что ты с девкой-то озорничаешь? Мало ли тебе, что ли, сладкого?
Акила. Ты карга, старая ворона, я вот на тебя червей на пущу. Да.
Прасковья. Сократись, сократись, Господь с тобой.
Акила. Много воли взяла, Прасковья. Ай, побью.
Прасковья. Пошел бы ты сейчас в баню, право, а то больно гневный. Ведь тебе сейчас с благодетельницей надо разговаривать, — неровен час, ты и напугаешь.
Акила (удивился, обрадовался). Благодетельница приехала?
Прасковья. С мужем прибыли только что.
Акила. Ну, твое счастье. (Слезает с лавки, причесывает волосы). Давно я Мирру Михайловну не видел. Ах, ах… Поди к ней, скажи — желаю, скажи, с ней ласкаться.
Прасковья. Батюшка, а ты не забудь, что я тебе сейчас про Лизавету-то рассказывала.
Акила. Про каку таку Лизавету?
Прасковья. Да которая Василия Петровича сглазила на красную горку.
Акила. Ладно, не забуду.
Прасковья (бросается к ней). Нельзя! Сказано — нельзя. Куда, куда лезешь?
Лиза. Не могу больше… Батюшка, выслушайте меня.
Прасковья. Завтра, завтра приходи.
Лиза. Не останусь я здесь ни минуты. Грех вам, если не примете меня. Места себе не нахожу.
Акила. Как зовут?
Прасковья. Да Лизавета, она самая.
Акила. Вот ты какая, Лизавета. Ну, подойди.
Прасковья. Подойди к старцу. Порядок знаешь? Дары положи под ширинку, чтобы он не видел. Дай я тебе помогу. (Берет у Лизы кошелек, кладет на стол, кланяется и уходит).
Акила. Ну? Что мы делать-то будем, а, лебедь? Ну, давай шептаться. Садись.
Лиза. Погибаю. Сил больше нет.
Акила. Вижу, вижу, давно не плакала. Ничего, поплачь, порыдай.
Лиза. Любила я, батюшка.
Акила. Знаю. И кого любила — знаю.
Лиза. Он здесь. Только что видела его. Мимо двери шла. Лежит на постели. Бледный. Спит ли, мертвый ли — не знаю. Зачем его привезли? Куда мне деться?
Акила. Сядь. Деться тебе все равно некуда. Птица — и та сама от себя не может улететь. Поняла?
Лиза. Обиды не могу забыть. Любви его не могу забыть. Разве я могу жить с такой памятью? Ведь все было грехом — и слова наши, и ласки, — ложь, ложь, ложь…
Акила. Трудно жить в грехе. А в святости еще труднее. Ох, трудно, лебедь, жить в святости. Как же ты с ним грешила-то?
Лиза. В огне мне сгореть — не забуду. На людей ли гляжу, проснусь ли ночью — каждая минуточка во мне как игла, живая. Встала я после горячки, маюсь, маюсь, места себе не нахожу. Поцелуи его, ласки — ложь, ложь…
Акила. А как вы ликовались-то? Все говори.
Лиза (стиснув зубы). Не могу. Не спрашивай.
Акила. Ишь ты, как тебя перекореживает. А не постегать ли?
Лиза. Сними с меня грех. Трудом, мукой, унижением, плетями стегай… Только бы забыть… Возьми у меня душу и память…
Акила. Вытерпишь?
Лиза. Все вытерплю.
Акила. Вот ты как. А ну, сними с гвоздя леставку.
Ишь ты, какая расторопная. Больно буду стегать, девка.
Лиза. Да, да, да.
Акила (замахнулся, опустил руку). Постой. Погляди на меня. А ты в меня веришь, Лизавета?
Лиза. Верю, верю.
Акила (хватает ее за плечи; внезапно). Ведьма!
Лиза. Что вы!.. (Отшатнулась).
Акила (отталкивает ее). Гордыня окаянная! Грехом брезгуешь… Чиста очень. А зачем ко мне пришла? Гнушаться мною пришла?
Лиза. Что вы… Что вы…
Акила (бросает лестовку). Не хочу тебя стегать, не желаю. Нет тебе прощения… Сластена…
Лиза. Батюшка!..
Акила. Вот сапог. Почище тебя бабы валялись, мордой об него терлись. А тебе сапог не дам поцеловать. Бесовка!
Лиза. Неправда!
Акила. Чиста, чиста… А меня за кого почитаешь? Кто я! Мужик юродивый, да? Сейчас у тебя милостыньку попрошу. Сейчас у меня дерганье во всем теле начнется. Это ты видела? А гусаком, хочешь, покричу? Вот ты как меня понимаешь! Так нет тебе ни горького, ни кислого. Провались сквозь землю.
Лиза. Простите… Пощадите меня…
Акила. Нет, тебе помощи. Кыш, бесовка… (Кричит). Прасковья!
Лиза. Нет, нет, я сама уйду!
Акила. Погоди, погоди. (Орет). Прасковья!
Гляди, кто она оказалась — бесовка!
Прасковья. С нами крестная сила!
Акила. Искушать меня пришла. Вот беда-то. А я пощупал, а у нее хвост. Во, полтора вершка.
Прасковья. Ах, змея, ах, семя крапивное!
Лиза (в отчаянии). Неправда, не бесовка я!
Акила. Гляди, как ее перекореживает. Ах, ненавистница! За святостью ко мне пришла. Полтинник сунула — на. Как псу. Чужим горбом святость норовит заработать.
Прасковья. Ах, бесстыжая…
Акила. Униженья захотела. Я тебя унижу. Прасковья, беги за Василием Петровичем.
Лиза. Нет, нет, только не это!
Умру, не останусь. Не могу. Какое хотите испытание, только не это. Отпустите!
Акила. Лизавета.
Лиза. Что?
Акила. Ты зачем человека испортила?
Лиза. Как я испортила?
Акила. Я спрашиваю: каким зельем ты его опоила?
Лиза. Кого?
Акила. Человек с утра до ночи без просыпу пьян. С женой не спит. Безобразничает. Сгорел человек.
Лиза. Про кого вы говорите?
Акила. Про Василия Петровича говорю, змея подколодная.
Лиза. Василий Петрович… Нет… Не я погубила Василия Петровича.
Акила. Лизавета, сейчас он сюда придет. Сейчас ты ему все простишь. Чтобы к завтрашнему утру он и думать о тебе забыл.
Лиза. Хорошо, останусь.
Акила. Поди, поди. (Толкает ее за прилавок). Посиди, лебедь, я тебе кивну, когда надо.
Драгоменецкий. А! Святой отец. Здравствуйте!
Акила. Здравствуй, Василий. Давно я тебя ждал. Садись.
Драгоменецкий. Благодарствуйте.
Акила. А ты со мной попроще. Я человек легкий. А ты расстегнись, душа-то и возликует. Говори, говори, родной.
Драгоменецкий. Что я хотел вам сказать? В сущности, я чувствую здесь себя довольно глупо, святой отец.
Акила. А я еще не святой. Нет, грешный. Зови меня — папа.
Драгоменецкий. Слушаюсь. Меня привезла жена. Для чего, честное слово, не знаю. Она верит в вас… папа… Уговорила приехать и исцелиться. Я подчинился. Утверждают, что я много пью. Но что же делать, когда у меня жажда. Кстати, мы привезли вам отличной мадеры.
Акила. Спасибо, сынок. А с какого дня у тебя жажда?
Драгоменецкий. Не помню. Боже мой, давно.
Акила. Не с весны ли?
Драгоменецкий. Да, вы правы — жажда с весны.
Акила. Припомни, не случилось ли с тобой чего весной-то?
Драгоменецкий. Случилось… случилось… (Трет лоб). Кажется, со мной ничего не случилось. (Безнадежно). Не помню. Не помню.
Акила. Женщина к тебе не привязалась ли какая-нибудь?
Лизавету забыл? (Трясет его). Вася, да ты не в себе!
Драгоменецкий. Кто плачет? Кто здесь все время тихонько плачет? (Оглядывается на прилавок, за которым слышен голос Лизы, зажавшей платком рот).
Акила. Вот она! Гляди, вот она, твоя хворь!
Драгоменецкий (поднявшись). Лиза!
Лиза. Теперь можно идти мне, отец Акила?
Драгоменецкий. Елизавета Антоновна, как странно…
Акила. Гляди, гляди на нее. Поганка злая. Бесица. Сосуд скверный. Вот кто тебе сердце сушил…
Драгоменецкий. Какое счастье видеть вас.
Лиза. Мне нет счастья видеть вас, Василий Петрович.
Акила. Вася, Вася, постой… Читай за мной. (Начинает петь).
От духа святого,
От печати Христовой,
От Спасовой руки,
От Богородицина запечатанного замка.
Драгоменецкий (бросаясь к Лизе). Не уходи, умоляю!
Лиза (с мученьем). Что вам нужно? (Быстро садится к столу).
Акила. Дую, плюю, отженяю всякого злого человека, порченика, пыточника, насилочного пакостника, лихую девку, змею Скорпию… Плюй, Вася, плюй ей на хвост.
Драгоменецкий (топая ногой в бешенстве, Акиле). Убирайтесь ко всем чертям!
Прасковья (в дверях). Отец, отец, не гневи его.
Драгоменецкий. Пошел вон! Вы мне надоели!
Акила. Вот гром грянул.
Драгоменецкий. Лиза… (Берет ее руку). Девочка моя, как я истосковался … Прости. Ну, подними же лицо. Зачем ты дрожишь?
Лиза. Мне страшно. Вы пьяны.
Драгоменецкий. Да. Я пью теперь довольно много. Я очень давно пьян. С тех самых пор. Я сделал ошибку.
Лиза. Я вам простила, Василий Петрович.
Драгоменецкий. Зачем ты так жестоко говоришь со мной? У тебя всегда был нежный голос, Лиза. Сядь… Я должен сообщить тебе страшную тайну. Лиза, я терпеть не могу мою жену. От нее пахнет сырой говядиной. Она попрекает меня своим капиталом.
Я с ней больше не разговариваю. Довольно. Молчу, усмехаюсь и пью. И так — три месяца.
Лиза. Больны вы станете от этого.
Драгоменецкий. Ты угадала. Я сознательно себя жгу. Дочитываю последнюю главу романа. Лиза, какие были чудные страницы… Подожди, не убирай руки. Моя жизнь кончилась с того часа, помнишь, на церковном дворе. Как ты глядела на меня, родная …
Темные, любимые глаза в смертельной тоске. По ночам я вспоминал эту роковую минуту и пил, пил, пил…
Лиза (в тоске). Нет, не могу, не могу!
Драгоменецкий. Ты не хочешь меня больше любить, Лиза?
Лиза. Ведь ты и сейчас меня обманываешь. Знаю, как словечки твои подкрадываются, запутывают. Не хочу.
Драгоменецкий. В моей жизни я любил только одну женщину, тебя, дитя мое. Дай погладить твои руки. Худые, любимые руки. Лиза, зачем прошло счастье? Помнишь, домик за рекой, твоя комнатка… Проснешься ночью, на плече — твоя головка, твои волосы…
Лиза (дико). Да кто ты?.. Дьявол?.. Забыл, что ли, все?
Драгоменецкий (в восторге). Дикая, смуглая, степная… (Поёт).
«Целовать твои смуглые плечи
И румянец щеки твоей алый»…
Ах, черт, вина бы… Лиза, бежим… Эх, тройку бы… К чертям Мирру Михайловну… (Швыряет кольцо). Лиза, — вдвоем в степь… Любовь, простор, тоска… Ночью у костра ты
глядишь на меня диким взором … Цыганка! (Держит ее в объятиях). Веришь? Любишь? Целуй, милая…
Лиза. Не хочу… Не верю…
Драгоменецкий. Подожди. Я все устрою. У меня чертовски сильный характер. Мы уедем. Ты будешь богатая, счастливая. Я буду дарить тебе персидские шали, кольца, бриллианты… Дай мне забыться… Ну, хоть бы на день, на час, на минуту. (Целует ее).
Лиза. Скоро же костер твой догорел, Вася. Оставь меня. Пусти меня. (Идет к двери).
Драгоменецкий. Лиза, кажется, я не сказал ничего резкого. Не уходи. Ты у меня одна. Не покидай. Будь милосердна.
Лиза. Ну, что это, в самом деле!
Драгоменецкий. Понимаешь, они меня спаивают. Мирра ненавидит меня. У нее виды на Егора Ивановича. Да, да. Егор тоже как будто и друг мне и что-то хитрит, я вижу. Моя жизнь ужасна. Путаница, ложь, кошмар.
Лиза. Ах, Боже мой, маленький, что ли?
Драгоменецкий. Я знаю, зачем меня сюда привезли. Я только показываю вид, что не знаю. Послушай, завтра они из меня хотят выгонять блудного беса. Я боюсь. Это ужасно неприятно. Лиза, пощади, спаси меня!
Лиза. Ну, разве можно так! (Целует его в голову).
Акила. Вот они что вытворяют!
Мирра. Василий Петрович, отойди от этой дряни.
Драгоменецкий. В чем дело, господа? Пожар? Губернатор приехал? Почему такое волнение умов? Входите, садитесь.
Мирра (Акиле). Пьяный?
Акила. Пьяный, матушка, пьяный. Я с ним шептался — нестерпимо коньяком от него так и бьет.
Мирра (мужу). Идите, сию минуту ложитесь спать.
Драгоменецкий. А вот это видела? (Показывает кукиш).
Дьячок (бросается, заслоняя от него Мирру). Матушка Мирра Михайловна, позвольте, я вас заслоню.
Акила (сбоку дует на него). Выложи и выложи из раба Божия Василия хмель — не просыпь головной, нутровой, жильной и поджильной, из семидесяти жил, с головы до тулова, из тулова в ноги, в сыру землю, за темные леса, за дикие острова, где ворон кости не заносит, ныне и во веки веков — аминь.
Дьячок (поет по-церковному). Ныне и присно и во веки веков — аминь.
Драгоменецкий. А ну вас к черту! (Уходит, хлопает дверью).
Акила. Тяжел у него хмель. Даже в пот ударило.
Дьячок. Даже паленым завоняло.
Мирра (на Лизу). А с этой что будем делать?
Дьячок. А прогнать ее. Пошла отсюда, чернавка поганая!
Мирра. Нет, подождите, прогнать ее мало. Опять прилипнет, муха. (Лизе). Вы больная, кажется? Мужчину не можете видеть спокойно?
Ах, вам смешно. Вы в себе очень уверены? Нет, мне эта кошачья смерть нравится. Мощи тараканьи. Туда же, посмеивается. Вас опасно на свободе держать. Какая-то чересчур страстная.
Лиза (стремительно подходит к Мирре). Ты все это про себя сказала.
Мирра. Ай!
Лиза. Все кольца себе на руках изгрызи, а любовь не купишь… Мне смешно на тебя глядеть. Ненавижу тебя. Зла тебе хочу. Ах! (Стискивает руки). Убила бы тебя!
Мирра. Ай-ай, она покушается на меня! Вы слышали? Хватайте её! Бегите за стражником!
Прасковья. Батюшки, благодетельницу нашу убивают, держите воровку!
Акила. На цепь ее!
Дьячок. Полотенчиком, полотенчиком руки-то ей крути!
Мирра. Вяжите!
Вологодов. Слушайте, что это такое?!
Мирра. Егор, полюбуйтесь, — явилась.
Вологодов. Вы все с ума сошли!
Мирра. Эта гадина кинулась на меня с ножом.
Лиза. Лжёшь!
Вологодов (дьячку и Прасковье). Отпустите девушку.
Дьячок. Егор Иванович, опасно.
Вологодов. Ну? Что я сказал!
Мирра. Егор, и вы туда же… Поздравляю!
Вологодов. Чепуха, бред, сумасшедший дом. (Отталкивает дьячка и Прасковью). Пошли прочь!
Дьячок. За рукоприкладство, Егор Иванович, ответить недолго.
Вологодов. Елизавета Антоновна, идите, я вас провожу.
Мирра. Егор, вы действительно сошли с ума!
Акила. Блуд, блуд кромешный.
Лиза. Нет, Егор Иванович, вы уж за меня не заступайтесь. Пускай они меня берут.
Акила. Благодетельница, мы ее в часовню запрем, а завтра осрамим при всем народе.
Мирра. Это — дело.
Дьячок. Уйдет, уйдет!
Прасковья. Уйдет, уйдет!
Лиза. Не уйду, не бойтесь.
Вологодов. Елизавета Антоновна!
Лиза (оборачивается в дверях). Я ведь и вправду злодейка. (Ушла).
Мирра (визгливо). Егор Иванович, подойдите же ко мне, у меня сердцебиение.
Вологодов. Ну, и тем лучше… (Уходит).
Мирра. Негодяй! (Кинулась за ним, остановилась). Завтра всенародно требую осрамить эту девку. Завтра всенародно требую осрамить моего мужа…
Акила. Лебедь, лебедь, горячей, горячей кружись, кружись… кружись… (Притоптывает, шлепает в ладоши, кружится).
Горы белые стояли,
Птицы белые летали,
Восплескали, закружились…
Живо душей причастились…
Действие 3. править
Зоя. Привела. Идет.
Дьячок. Ах, безбожник, ах, некрещеный! Народ во храм, а он в овраге дрыхнет.
Зоя. Что ему на глаза-то лезть, когда вы иного слова не скажете, — вор да бродяга.
Дьячок. А уж ты около оврага так и мелькаешь, так и мелькаешь, и мелькаешь с утра до ночи. Смотри, Зойка, со двора нагишом прогоню, если, упаси Бог…
Зоя. Мое девичество, не ваше.
Дьячок. Срамница!
Голос Володьки
(поет)
Сяду я на корабль трехмачтовый,
Я покину родные места,
Доплыву до страны незнакомой,
Поцелую дикарку в уста.
Дьячок. Пожалуйте, артист. Святое место, а он орет во всю глотку.
Володька.
Там, где вьется река Амазонка,
Я не буду тебя вспоминать,
Буду петь и смеяться я звонко,
Чернооких красавиц лобзать.
Дьячок. Коротко говоря, бери три целковых. Соглашайся.
Володька. Смотря по тому, какая предложена будет работа. Если обременительная для моего здоровья — спрячьте деньги.
Дьячок. После обедни старец выйдет к народу и будет изгонять блудного беса.
Зоя. Из Василия Петровича.
Дьячок. Всенародно. Чудо сие велико и страшно. Ну, согласен за трешницу?
Володька. А чего я согласен-то?
Зоя. Тятенька, не путайте, говорите прямо.
Дьячок. А ведь чудо может оказаться невидимое.
Володька. Как невидимое?
Дьячок. Чудо произошло, а ничего не видать. Ведь это как Бог пошлет: удостоит видимого чуда, и бес выходит во всем поганом образе. И бывает — народ ударится за ним ловить. А не удостоит — получается чудо невидимое, бес выйдет, как в прошлом
году: знаем ведь, вышел, и даже, проклятый, завонял, а невидимо.
Зоя (у лотка). Серой они обыкновенно воняют.
Володька. Что ты?
Дьячок. Серой, серой. А ведь народ дурак. Народ не верит, Бога гневит. Покажи им беса с хвостом, рогами… Что тут делать?
Володька. Податься вам некуда.
Дьячок. На сей случай, с благословения старца, рога и хвост у нас заготовлены . Для маловерных. Говори — согласен?
Володька. За трешницу дурака валять? В овраг пойду, я еще не выспался.
Дьячок (бежит за ним). Ну, три с полтиной. Хорошо — четыре целковых? Ах, стяжатель! Ну, пять. Ей-богу, больше не дам.
Зоя. Владимир, поди сюда.
Володька. Вот это другой разговор. (Подходит к лотку).
Зоя. Ты зачем безобразничаешь? Другая бы и глядеть в твои бесстыжие зенки не стала. Соглашайся.
Володька. А награда от тебя будет?
Зоя. Там увидим.
Володька. В овраг придешь?
Зоя. Там увидим, говорю… Да соглашайся.
Володька. Чёртом народ пугать?
Зоя. Ну да, чертом.
Володька. Ради твоей красы… (Целует ее).
Зоя. Пусти! (Отбегает к отцу).
Володька. Ну и до чего целоваться ловка.
Зоя (дьячку). Согласный.
Володька. Фу ты, до чего целоваться ловка…
Дьячок. Веди, веди его в сарайчик.
Зоя (Володьке). Иди в сарайчик.
Дьячок (вдогонку). Лицо пострашнее намажь.
Драгоменецкий. Прошу покорно разговаривать с женщинами. (Дрожащими пальцами закуривает сигару). Упряма и зла. Да, да, сударыня, — это я готов вам бросить в лицо… Всенародно изгонять из меня этого, как его… Черт знает что такое… Я понимаю —
в пустыне, среди невежественного племени, в библейские времена… Но, помилуйте, господа, в век электричества… Мещанка! Ну, заплатила мои долги. Мерси. Ну, спасла от тяжелого материального положения. Мерси, мерси… Вы же носите фамилию Драгоменецких. Я могу в конце концов попасть в газеты с этим глупым обрядом.
Дьячок (кланяется). Василию Петровичу.
Драгоменецкий. А, здравствуй. Скажи, любезный, не видел ли ты Егора Ивановича?
Дьячок. А Егор Иванович сейчас тут ходил.
Драгоменецкий. Ты что это, баранки здесь продаешь?
Дьячок. Торгуем, Василий Петрович, чем Бог послал. Народу, народу нынче в обитель принесло, как песку морского. Будто у них почта-телеграф. Чуда великого ждут. Про вас интересуются: какой из себя, да то да се.
Драгоменецкий. Э-э-э-э-э-э… Приносит тебе прибыль эта торговля?
Дьячок. Питаемся, Василий Петрович, Бога гневить не стану. А вы пошли бы прилегли на постельку, до времени нехорошо народу показываться.
Драгоменецкий. И без тебя знаю, любезный, что мне делать.
Дьячок. Извините.
Драгоменецкий. А что, эта процедура — очень неприятная?
Дьячок. Про что вы?
Драгоменецкий. Ну, как это, по-вашему, — изгнание беса?
Дьячок. Какой бес, прямо говорю.
Драгоменецкий. Так…
Дьячок. Иной бес выходит со скрежетом зубовным, аки лютый кобель.
Драгоменецкий. Так, так, так…
Дьячок. А иной — наложит старец руки, он легко и вышел. И не побеспокоит.
Драгоменецкий. Собственно, я не понимаю, откуда же он выходит?
Дьячок. Из пупка большей частью, Василий Петрович.
Драгоменецкий. Вот как!
Дьячок. Чудо сие неизъяснимо.
Драгоменецкий. Егор, я тебя искал.
Вологодов (сухо). Да.
Драгоменецкий. Представь, Мирра и слышать не желает, — требует, чтобы я подвергся этому глупому обряду. Они, оказывается, согнали народ. Особый молебен служат сейчас. Помоги, пожалуйста, выручи как-нибудь.
Вологодов. Возьми моих лошадей, уезжай в город, — кажется, просто.
Драгоменецкий. Куда я поеду? У меня с собой что-то около двух рублей. План безнадежный. Мирра опять придет в ярость, поскачет за мной, начнутся скандалы, писк, и опять меня повезут к святому старцу. Она чертовски упряма. А после вчерашнего особенно зла на меня. Я сглупил, сознаюсь.
Вологодов (со сдержанным бешенством). Поди сию минуту и скажи все это Елизавете Антоновне.
Драгоменецкий. Зачем? Мы так вчера внутренне поняли друг друга. Какая прелесть Лиза! Вчера было между нами волнующее объяснение.
Вологодов. Если ты не пойдешь к ней и не скажешь ей все, я тебя ударю.
Драгоменецкий. Ты разговариваешь совсем не по-дружески, послушай.
Вологодов. Я тебе больше не друг.
Драгоменецкий. Жили, жили — и вдруг какая-то муха укусила. Хорошо, если ты так резко ставишь вопрос, я переговорю. Где я могу найти Елизавету Антоновну?
Вологодов (показывает на часовенку). Здесь.
Драгоменецкий. Здесь? А, она молится. (Идет на цыпочках к часовне). Лиза… Я пришел… Нам нужно объясниться. Ты слышишь меня? Алло, Лиза… (Стучит согнутым пальцем в решетку). Отвори. (Вологодову). Висит замок, Лизы там нет.
Вологодов. Она там.
Драгоменецкий . Странно. (Взглядывает за решетку в темноту часовни). Лиза. Ты не хочешь меня выслушать? Ты обиделась, что я вчера за тебя не заступился? Подумай, а мне как было тяжело! (Приваливается к часовенке, закуривает сигару). Нужно быть справедливой, моя крошка. Да, я сделал ошибку, порвав с тобой. Да, я сделал ошибку, женившись на Мирре. Но что поделать, — я человек старой культуры. Существуют устои, которых нельзя поколебать. Я не студент, я не социалист. Я венчался перед алтарем, я поклялся. Сегодня утром говорю моей жене: «Я до конца готов исполнить долг мужа
и семьянина, но, сударыня, перед вами — труп». Это рок, это трагедия! Лиза, представь: ну, я порву с моей женой, и что же: в один прекрасный день я появлюсь у тебя с вывернутыми карманами, без копейки. Мы поём очень мило цыганские романсы друг другу… и… питаемся одной корочкой и студеной водицей. Это ирония… У меня седые виски, Лиза, я конченный человек…
Лиза (из-за решетки). Всей силой души моей ненавижу тебя. Ты — дурной сон. Не было тебя.
Драгоменецкий (заморгал). Что?.. Как же так — не было?
Вологодов (подходит к Драгоменецкому и отшвыривает его от часовенки). Пошел прочь!
Драгоменецкий (отлетев, кидается на него, но опадает под взглядом Вологодова). Хорошо, Егор, мы встретимся, как мужчина с мужчиной… (Уходит).
Вологодов (рвет замок с решетки часовенки). Пора кончать с этой глупостью.
Лиза. Егор Иванович, не старались бы.
Вологодов. Хорошо, хорошо.
Лиза. Я сама отсюда не хочу выходить.
Вологодов. Глупости, глупости…
Лиза. Я за мучением пришла. Принять хочу все до конца.
Вологодов. Не понимаю, никогда не пойму. Бред! Бред, Лиза… (Продолжает ломать замок).
Лиза. Вы бы, зная меня лучше, ушли бы отсюда, Егор Иванович.
Вологодов. Они надругаются над вами! Они готовят что-то невыразимо гнусное.
Лиза. У меня сердце неистовое, Егор Иванович. Все хотела смирению научиться. Прикрыться платочком, да и прожить жизнь. Не могу. Не ему, не ей хочу мстить, себе я мщу. Себе. Так бы и разорвала сердце. Не хочу больше в смирении жить. Сидишь, шьешь
у окошка, улица пустая, пыль, воробьи да скука. И молодость моя никому не нужна. И любовь моя — разве воробьям кинуть, чтобы расклевали по зернышку.
Вологодов. Дитя мое, дитя мое неразумное…
Прасковья. Срамники, бесстыдники…
Дьячок. Ах-ах… Ах-ах… Срамота! Срамотища!..
Прасковья. Да в скиту, да в святом месте, да за это мало в клочки разорвать!
Дьячок. Замки ломать — ответить можете.
Прасковья. Да чего на них глядеть?.. Народ надо звать. Люди, люди, на род честной! О-о-о-о…
Прасковья (кинулась в толпу). Люди, люди, страх-то, срамота-то: среди бела дня беса тешат.
Голоса. Срам, срам, срамота, срамота…
Мирра. Калеки, убогие, язвенные, гнойные, молитесь за нас.
Голоса. Матушка, кормилица, на личико дай взглянуть. Матушка, царица небесная, рученьку поцеловать…
Юродивый (на четвереньках с ведерком в зубах, бегает, лает). Собаке-то кусок, собаке… Меня Бог наказал, мне хвост привязал. Собаке-то кусок, собаке.
Мирра. Калеки, убогие, язвенные, гнойные, молитесь за нас.
Акила. Смрадно. Нечисто. Мести надо чище. Метлой их, метлой, метлой…
Голоса. Метлой, метлой, метлой, метлой…
Акила (кричит). Ворота отворите!
Прасковья (кланяется Акиле). Батюшка, люди скотину привели. Со вчерашнего дня дожидаются, не евши, не пивши. Благослови скотину-то. (Кидается к приведшим скотину). Подводите, подводите их к старцу. Не бойся, старец скотину любит.
Акила. А что люди, что скотина — я не разбираю. К нему подводят скотину, он встает.
Прасковья. Рядком её, рядком станови.
Акила. Царь Давид, царь Соломон, Флор и Лавр, прехрабрый Егорий, спасите и сохраните милый мой живот, крестьянский скот. Помогите и благословите обороны чинить от черного зверя, от рыскучего волка, ползучего гада, от нечистого духа, от колдуна и колдуньи, от однозуба, и двоезуба, и троезуба, со стороны видяща и мимо идуща. Милый живот, крестьянский скот, стой крепко, аки арапский камень в арапском
море, аки крепкая нерушимая Фавер-гора.
Дьячок (поет). От однозуба, и двоезуба, и троезуба, со стороны видяща и мимо идуща, во веки веков — аминь.
Голоса в толпе (поют). Однозуба, двоезуба, троезуба, аки крепкая нерушимая Фавер-гора.
Акила (благословляет скот). Бык на корову, баран на овцу, петух на курицу, щепка на щепку.
Голоса. Девок, девок, девок сюда!
Акила. Ай да девки, разворотные, живородные. Что ж вы, девки, порожние ходите? На то у девки и брюхо, чтобы ходила брюхатая.
Юродивый (Акиле). А ты портками, портками на них потряси…
Акила. Слышали, девки, жив дух Костя велит мне портками трясти. Потрясу портками, спляшу я с вами. (Встает). Попляшем, попляшем, жива духа напляшем… (Ударил в ладоши).
Горы белые стояли,
Птицы белые летали…
(Оборвал, остановился). Что это, дети, у меня волосы дыбом встают? Нечистым духом запахло…
Голоса. Нечистым духом, нечистым духом?!..
Акила (начинает трястись). Чую, чую, идет, грядет, когтями землю скребет… Бес, бес, бес… Сам Сатана идет.
Акила (протягивает руку). Вот он!
Акила. Стой. Не подходи близко. Что с ним?
Мирра. Блуд и порча.
Акила. Я сам вижу. Подойди там, кто поздоровее, возьми его, а то не удержим.
Драгоменецкий. Осторожнее, мне так неудобно.
Акила (читает заклинание). Поди и поди, злой, лихой бес, вилокосный и прикосный… Поди и поди, злой, лихой бес… (Обрывает).
Акила (разинув рот, вытирает пот с лица). Блудный, страшный, огненный… (Опять обрывает). Она… Это она мешает… Язык окостенел … Слова не выговорю… Она не допускает… Ведьму ко мне приведите… (Указывает на часовенку). Вон ведьма!
Вологодов. Прочь! Не сметь! С ума сошли! Он вас обманывает. (Борется, исчезает в толпе).
Акила. Ведьма! А ну, перекрестись.
Лиза. Не хочу.
Юродивый. Заголи ведьму, осиновым колом ее в брюхо.
Лиза. Не хочу креститься, хоть руки выламывай.
Акила (указывает на Лизу, на Драгоменецкого). Она на него порчу навела — сорок сороков блудных бесов. Дети, давайте все вместе потрудимся, одолеем. Ну-ка, дети… Девки, сестры, сестры, сестры… (Притоптывает, снова запевает).
Горы белые стояли,
Птицы белые летали.
Поди и поди, злой и лихой бес…
Поди и поди, злой и лихой бес…
(Снова остановился. Страшным голосом).
Мочи нет! Она мне мешает. Берите ведьму, ломайте ее… Рвите ее… Топчите ее…
Лиза. О, как страшно! Как гнусно!..
Вологодов. Идемте отсюда сию же минуту.
Лиза. Глядите… (Показывает на Володьку, который прыгает и рычит). Это Володька, это Володька! Это он скачет… О, будь они все прокляты! Будь они прокляты!
Действие 4. править
Мирра (на минутку показывается в окне). Не хочу шептаться, не хочу ласкаться. С ума сойду!
Акила (в окне). Да чего ты хочешь-то, скажи, матушка?
Мирра (дико). Не подходи, не касайся меня! Чувствами не владею!
Дьячок. Беда, беда, Прасковья Ликсеевна.
Прасковья. Как брякнулась о паперть, — ведь с тех самых пор.
Дьячок. Пропали мы, совсем пропали…
Акила. Ну и беда! Ходуном ходит.
Прасковья. Что делать-то будем?
Акила. Ума не приложу.
Прасковья. Заговор-то читал?
Акила. Читал, не помогает.
Дьячок. Володьки она испугалась. Страх-то какой, народ из скита, почитай, верст десять бежал без памяти.
Прасковья. А ты хорош, — нашел кому такое важное дело поручить.
Дьячок. Больше некому было. Извините. Не мне же народ пугать!
Акила. А где бесовка?
Дьячок. В палисаднике с Егором Ивановичем.
Акила. Не дай Бог, благодетельница увидит ее, костей не соберем.
Дьячок. Я трижды заходил в палисадник, увещевал: господа, разойдитесь честью. Егор Иванович трижды рычал на меня, как лев.
Акила. Вот беда кругом. (Дьячку). Ты теперь иди к Мирре Михайловне, узнай, чего она хочет.
Дьячок. Со страху может неудобное со мной что-нибудь приключиться. Уж лучше вы, Прасковья Ликсеевна.
Прасковья. Говорю; у нее это женское, тут надо мужчине спрашивать, а я что полезу?
Акила. Иди. (Толкает дьячка в дверь крылечка).
Дьячок. Подрясник, подрясник изорвете, отец Акила.
Акила. Баню надо истопить, в баню ее.
Прасковья. Так ведь она лошадей уже велела закладывать.
Акила. Как лошадей?.. Уезжать собралась? Батюшки!
Прасковья. А вчера еще обещалась поддевку тебе справить, мне платье кашемировое…
Акила. Ах, горе!..
Драгоменецкий. Папа, послушайте…
Акила. Чего тебе?
Драгоменецкий. Прошу вас, пойдите к ней. Нам нужно, наконец, выяснить отношения.
Акила. Одно тебе скажу — плохи твои дела.
Драгоменецкий. Но я порвал, порвал навсегда с Елизаветой.
Акила. А ну тебя!
Драгоменецкий (садится на лавочку). Абсурд. Отказываюсь что-нибудь понимать… Кошмар…
Дьячок. Слава Богу.
Акила. Ну?
Прасковья. Что она?
Дьячок. Раков пожелала откушать.
Акила. Раков? Вот радость-то!
Дьячок. Прасковья Ликсеевна, где у вас бредень? Володьку надо позвать. Ах, каторжник! Натворил делов и опять, чай, в овраге завалился дрыхнуть. Зойка, Зоя! Эта куда провалилась?.. (Уходит в ворота).
Акила. Ну-ка я еще попытаюсь… (Идет к Мирре).
Прасковья. Уговори, чтоб не уезжала. У меня пирог с морковью поспел.
Драгоменецкий (срывается с лавочки). Передайте Мирре, что я совершенно переродился. Я чувствую себя помолодевшим. Скажите ей, что я наконец поверил в чудо.
Акила. А ну тебя! (Уходит к Мирре).
Драгоменецкий (перед окном, чтобы его слышали). Действительно странно, Прасковья Алексеевна, во мне прилив какой-то молодой энергии.
(Засвистал).
Прасковья. Не свистали бы, Василий Петрович, в святом месте.
Драгоменецкий. Что?..
Прасковья. Нахально это.
Драгоменецкий. Пожалуйста… (Перестает свистеть).
Дьячок. Володька!
Володька.
Сяду я на корабль трехмачтовый,
Я покину родные места,
Доплыву до страны незнакомой,
Поцелую дикарку в уста.
Дьячок. Иди со мной раков ловить.
Володька. Раков ловить не пойду.
Дьячок. Как же я один с бреднем управлюсь? Пойдем!
Володька. Снял портки, да и лезь в воду. Элементарно.
Дьячок. Как я могу без портков, я лицо духовное.
Володька. Предрассудки.
Дьячок. Прохвост, бродяга, жулик! Прасковья Ликсеевна, помогите хоть вы, а то мне одному до вечера не наловить.
Прасковья. Да ты совсем одурел, дьячок…
Дьячок. Для благодетельницы-то согрешите, Прасковья Ликсеевна.
Прасковья. Голова кругом, батюшки!
Володька (садится рядом с Драгоменецким). Холодно становится, граф.
Разрешите прикурить. У меня в санатории по ночам стало прохладно, придется на юг подаваться. (Прикуривает). Мерси. Значит, шансии ваши падают вниз, граф.
Драгоменецкий. А? Не понимаю.
Володька . Со стороны замечаю, что вы попали в коробку.
Драгоменецкий. В какую коробку?
Володька. Полная отставка, граф, с обеих сторон. Супруга ваша только что кричала: лучше, говорит, с козлом буду жить, чем с вашей милостью.
Драгоменецкий. Да вы сознаете, с кем вы говорите?
Володька. Граф, не кипятитесь. Надо к житейским авариям относиться с пролетом. Вот насчет Лизаветы Антоновны дело обстоит более плачевно. Тут вы окончательно пошли на дно со всем грузом…
Драгоменецкий. Слушайте, вы хам.
Володька. Совершенно верно. Одолжите сигару. Граф, когда вам будет некуда деваться, обратитесь ко мне. (Закуривает сигару). Мерси. Получите приятного и легкого спутника в жизни. А сигарка качество имеет, хотя слегка легковата. Обыкновенно товарищи, с которыми приходится путешествовать, личности элементарного воспитания: одно понимают — водку да в морду. С вами бы мы сошлись.
Драгоменецкий. Вы предлагаете мне себя в спутники? Вот в этих лохмотьях?
Володька. Одежду не хайте, граф, изъяны эти — главным образом для вентиляции.
Драгоменецкий. Я, кажется, не пьян… Что это за разговор?..
Володька. Граф, плюньте на буржуазный строй общества, пойдем в овраг.
Драгоменецкий. Боже мой, боже мой, значит, я действительно у края бездны!
Мирра. Хотели говорить со мной?
Драгоменецкий. Дорогая… Я просто вот уж два часа тревожусь за тебя, зная твою впечатлительность…
Мирра. Врёте.
Драгоменецкий. Ты знаешь, что только для тебя, чтобы сохранить наши отношения, я подвергался этому обряду.
Мирра. Врёте.
Драгоменецкий. Мирра… Ты знаешь мои принципы… Мой взгляд на священную нерушимость брачного союза…
Мирра. На кой черт вы мне нужны сейчас, когда из вас беса выгнали?.. Пустышка!
Драгоменецкий. Позволь… Я ничего не понимаю… Ты же сама настаивала …
Мирра. Мало ли на чем женщина настаивает. Настоящий мужчина всегда делает наоборот. Чего вам от меня нужно?
Драгоменецкий. Я переродился. Я предлагаю вам ехать в Италию, как два любовника… Тем более что с Егором у вас ничего не выйдет, он пошло и безнадежно влюблен в эту девушку…
Мирра. Врешь! (Вцепилась ему в грудь, смотрит в глаза). Лицо расцарапаю — говори правду.
Драгоменецкий. Егор давным-давно волочится за Лизой, вы последняя узнаете об этом, моя дорогая.
Мирра (шепотом). Иди. Все расскажешь, я все хочу знать! (Увлекает его в дверь на крылечко).
Володька. Ну-ка, граф. (Запел).
Там, где вьется река Амазонка,
Я не буду тебя вспоминать,
Буду петь и смеяться я звонко,
Чернооких красавиц, лобзать…
Постой-ка.
Зоя. Ах ты, Господи, что тебе?
Володька. Чего несешь?..
Зоя. Пирог с морковью.
Володька (нюхает). Ну, вот что, Зойка. Ругали меня и притесняли. Невежественный народ заставили обманывать. Точка. Мое последнее слово… В сумерки ты ко мне придешь.
Зоя. Лопни глаза — не приду.
Володька. Тогда — прощай.
Зоя. Как это так — прощай.
Володька. Уйду. Элементарно.
Зоя. Да ты в уме? Да кто тебя научил такие слова говорить?
Володька. Заладила одно — женись. Это я-то у прилавка чаем, ситником, вонючей рыбой торговать буду? Найди себе для этого мещанина с брюхом. А я иду в широкий свет навстречу судьбе.
Зоя. Так зачем же ты меня все лето промучил, окаянный? (Заплакала).
Володька. Я тебе говорил толком: ходи ко мне в овраг почаще. А ты с предрассудками. Конечно, теперь реви, покуда меня не забудешь. Эх, дура, дура, довела меня до решения. Уйду я теперь года на два. Потом опять приду. Только уж вряд ли встретимся. Ты замуж выйдешь, развезет тебя поперек шире. А ведь до чего девка-то хороша! (Обнял ее).
Зоя. Ах ты злодей окаянный…
Ай, пусти-ка! Все дочиста видели. (Вырывается из рук Володьки и скрывается за дверью на крылечке).
Володька. Элементарно… (Уходит).
Вологодов. Вы из тех женщин, — вас, ваши глаза увидишь в тысячной толпе… В вас какое-то неизъяснимое очарование, Лиза.
Лиза. Вы очень хороший человек, Егор Иванович. Только вы много выдумываете… Про меня выдумали. Очарование?.. Самая обыкновенная, темная, глупая. И душа моя темная. Вологодов. Вам нужно глубоко отдохнуть… Говорю это вам как врач.
Лиза. На воды меня отправить, в Крым? А я закрою глаза, и опять: дворишко церковный, и вот выходит он: «Я вас не знаю». И лицо страшное, красное, гнусное… Сегодня думала: ну, я ведьма, змея, бесовка, так и рвите меня в клочки. Я ведь знала: нищие разорвали бы, Акила нарочно это подстроил.
Вологодов. Мне тяжело, что вы его все еще так ужасно любите.
Лиза. Егор Иванович, не его — я любовь свою любила. Ведь у меня другого сокровища нет. Я — нищая. Ах, нас, баб, слушать — только время терять. И без нас солнце по небу ходит. Вы мне дружбу свою предлагаете. Спасибо. Надо бы узелок мой вынести из гостиницы. Не хочу туда заходить.
Вологодов. Сейчас принесу, Елизавета Антоновна. Вы со мной поедете до города?
Лиза. Нет, одна.
Вологодов. Почему?
Лиза. Люди увидят, нехорошо.
Вологодов. Да, жил холостяком. Состарился. Надо ставить точку. Сейчас принесу узелок.
Лиза. Все, что я вам наговорила, все это умерло. Сердце мое как ледяной камень, Егор Иванович.
Вологодов. Да, да, это неизбежное состояние после, так сказать…
Мирра (Вологодову). Влюбился. В швею! Какая пошлость! Голову потерял. Ничтожество! (Захлопывает окно).
Вологодов (как бы очнувшись). Лиза, нужно бежать отсюда.
Лиза. Узелок-то мой не забудьте.
Вологодов. Да, да…
Дьячок. Боюсь, Прасковья Ликсеевна, тону…
Прасковья. Глубже, глубже заходи…
Дьячок. И так вода по шею — куда же глубже-то?
Прасковья. Да слезь с кочки-то, слезь, антихрист…
Дьячок. Тону, Прасковья Ликсеевна.
Прасковья. Тяни бредень.
Мирра. На глаза мне во веки веков не смей попадаться! Паразит несчастный! (Скрывается в окне).
Драгоменецкий (подбирая шляпу и трость). В конце концов, чёрт с вами, мадам. Я тоже плюю на ваши капиталы, на ваши религиозные излишества. (Идет к воротам. Увидев Лизу, поклонился). До свидания, сударыня… До свидания, доктор… Ухожу в овраг… (В воротах). Послушайте, как вас… Володька! (Уходит).
Лиза. Шляпу в окошко выкинули… А все-таки несчастный он. (Вологодову). Ну, я больше не буду.
Голос Мирры. Вон отсюда! Шарлатан!.. Лошадей, лошадей мне сию минуту!
Акила. Лошадей приказала… Боже мой, Боже мой… Прасковья!
Прасковья. Иду, иду, батюшка…
Акила. В ноги ей вались…Уезжать собралась…
Прасковья. Ужас!
Акила. К архиерею жаловаться едет. «В полицию, — говорит, — на вас донесу».
Прасковья. Пропали, батюшка!
Акила. Вы, говорит, людей обманываете. «Вы, — говорит, — притон разврата».
Прасковья. Ну, уж это она совсем напрасно.
Акила. Ох, куда ехать-то собралась на ночь глядя, благодетельница?..
Мирра. Довольно… Наслушалась ваших советов… Вы мне жизнь исковеркали… (Акиле). Вы сводник, вы развратник!
Акила. Ой, неверно это…
Мирра. В один день потерять мужа, друга, оказаться одураченной какой-то паршивой девчонкой! Камня на камне не оставлю от вашего дрянного заведения. Все образа отниму, все вклады возьму обратно.
Акила (Прасковье). Кланяйся.
Матушка, прости… Матушка, не бери греха на душу…
Мирра. Грязный мужик!.. (Идет).
Акила (Прасковье). Под ноги ей вались.
Дьячок. Рачков принес вам, Мирра Михайловна, огромные, непостижимые.
Мирра. И тебя тоже в Сибири сгною! (Уходит).
Дьячок. Мирра Михайловна… Неужели гнев распространится также и на наше семейство?
Акила. Идем, идем за ней! Под колеса лягу, а уж не дам ей уехать… Вой громче, Прасковья…
Лиза. После горячки у меня что-то с головой случилось, Егор Иванович… Потемнение находит. Сумасшедшая? Нет, я не сумасшедшая. Мне с вами спокойно… Тихо… Когда вы руку мою держите — хорошо. Зачем я сюда пришла? Зачем? Сон какой-то страшный. ·
Вологодов. Да, да, именно — страшный сон… Но, с другой стороны, я опустившийся человек. Не привлекателен. Разговариваю только о медицине. Нелепо. Невозможно… Серый человек, — это основное… Не должен таить никакой надежды…
Лиза. Узелочек-то принесите.
Вологодов. Да, да. Несу, несу… (Стоит).
Лиза (вдруг нежно засмеялась). Пойдемте уж вместе за узелочком.
Драгоменецкий. Хорошо бы теперь достать спиртного.
Володька. Достанем, граф, достанем.
Драгоменецкий. Видите ли, мне необходимо выпить.
Володька. А вот проснемся пораньше, пропустим по баночке синтифарису и запечатаем подошвами.
Драгоменецкий. А, собственно, куда мы направимся?
Володька. В Китай, граф.
Драгоменецкий. В Китай? Пешком? Но ведь это страшно далеко.
Володька. Доберемся.
Драгоменецкий. Хотя, голубчик, если хорошенько выпить, — плевать: в Китай — так в Китай!
Володька.
Сяду я на корабль трехмачтовый
И покину родные места,
Доплыву до страны незнакомой,
Поцелую дикарку в уста.
Лиза. Егор Иванович, вечер, я говорю, какой дивный. Слышите, — полынью пахнет, это из степи… Горький запах земли…
Вологодов. Как хороша, как печальна, как невыразимо коротка жизнь, Лиза.
Лиза. У меня точно с глаз повязку сняли… Егор Иванович, далеко бы уйти сейчас. Ничего, что я вас все время за руку держу?
Вологодов. Я уж с вами все время, так сказать как врач.
Лиза. Ну, уж ладно.
Акила. Долдонь во все колокола! (Хватает веревку от звонницы, звонит). Невиданное чудо покажу, чудо. Живой в гроб лягу, в гробе на небо вознесусь… Гроб давайте мне, гроб повапленный. Народ! Идите сюда, люди! Убогие, нищие! Самому царю телеграмму
пошлю… Желаю живым на небо!
Лечу… Лечу… Лечу, православные… На небо живым лечу.
1917 г.
Впервые под названием «Горький цвет» напечатана литографским способом «Театральной библиотекой М. Соколовой», 1917 г. Вошла в сборник «Гр. А. Н. Толстой. Горький цвет. Пьесы», Русское универсальное издательство, Берлин, 1922 г.
«Я отлично помню момент ее написания, — вспоминал драматург в статье „Формализм — идейная пустота художника“. Это был как раз июль — август 1917 года. Я жил под Москвой и бродил по оврагам, заросшим березой, придумывая сюжет».
Момент, с которого должна начаться сценическая жизнь героев комедии, был найден не сразу. Об этом свидетельствуют черновые наброски первого акта, хранящиеся в архиве А. Н. Толстого. Действие начинается в них задолго до появления Лизы у церкви, где венчают Мирру и Драгоменецкого. Черновики раскрывают «предысторию» событий, описанных в окончательной редакции пьесы, знакомят с прошлым Лизы — племянницы дьячка, капризной, романтически настроенной девушки, которая увлекается французскими романами и мечтает о появлении прекрасного графа. По первоначальному замыслу автора любовная интрига должна была развиваться стремительно. Во всех набросках граф — Драгоменецкий — появляется уже в первой сцене. Он красив, богат, но в городе не напрасно шепчут о его «темном прошлом». В одном из набросков выведен и Вологодов — в этом варианте постоялец дьячка и отвергнутый жених Лизы. Мотив разорения Драгоменецкого вначале отсутствовал. Постепенно изменялись характеры действующих лиц. Проще и строже становилась Лиза, драматичнее ее любовь к Драгоменецкому. «Роковые страсти» сменялись обстоятельствами реальной будничной жизни, и все большее место занимал в пьесе «старец» Акила и весь окружающий его душный мир наживы, мракобесия, изуверства.
Пьеса «Горький цвет» предназначалась автором для Московского Драматического театра. Роль Драгоменецкого А. Н. Толстой писал в расчете на исполнение Н. М. Радина — создателя блестящих сценических образов Бельского и Шилова в пьесах «Касатка» и «Нечистая сила». 2 сентября 1917 года состоялась премьера комедии в Московском Драматическом театре (постановка Ю. Озаровского) . Спектакль, в котором участвовали известные актеры — М. Блюменталь-Тамарина, М. Нароков, Н. Радии, Е. Шатрова, вызвал многочисленные отклики прессы. По свидетельству современников, в образе Акилы (исполнение Нарокова) публика того времени видела портрет Распутина. Действительно, создавая эту роль, драматург стремился отразить черты Григория Распутина. А. Толстой был хорошо знаком с вышедшей весной 1917 года книгой Сергея Труфанова (бывшего иеромонаха Илиодора) «Святой черт» и почерпнул из нее ряд материалов для характеристики Акилы и его окружения. Однако полностью отождествлять Акилу с Распутиным, конечно, нельзя. «Герой» комедии Толстого проще, примитивнее, он действует в другой среде, круг его возможностей гораздо уже. Весной 1924 года драматург переработал пьесу. Центральное место в ней заняла отсутствовавшая в первом варианте комедии сцена в скиту, когда Акила «изгоняет» из Драгоменецкого «блудного и пьяного беса». Новый вариант пьесы под названием «Изгнание блудного беса» был поставлен в 1925 году режиссером Н. В. Петровым в Ленинградском государственном академическом театре драмы. Тогда же А. Н. Толстой совместно с П. Е. Щеголевым начал работать над сценарием одноименного фильма. «Трагикомедия суеверия» — так определил драматург «сквозное действие» будущей кинокартины. Как видно из хранящейся в архиве А. Н. Толстого схемы сценария, автор хотел оставить неизменными основные сюжетные положения комедии. Но действие фильма должно было развиваться уже после революции, в годы нэпа. Лиза становилась дочерью чиновника, погибшего в борьбе за революцию; Драгоменецкий — молодым актером драматической труппы, приехавшей на гастроли в провинциальный городок; Мирра — богатой вдовой, «покупающей» оставшегося без денег актера; Егор Иванович Вологодов и «природный анархист» бродяга Володька объединялись в образе «веселого человека», студента Московского политехникума Володьки, который разоблачает темные махинации Акилы и помогает Лизе освободиться от влияния мракобесов. Большое место в замысле сценария занимали «народные сцены» и разоблачение «хитро подстроенной механики Акилиного ясновидения и чудотворства». Иным, чем в пьесе, должен был быть финал: «Народ громит скит, добивается убить Акилу за обман. Сцены темноты, растерянности, отчаяния — подорванной веры. Пожар скита. Бегство Драгоменецкого. Мирра требует у Акилы чуда. Акила и Мирра гибнут в огне. Володька и Лиза покидают городок. Картины мирной трудовой сельской жизни. Лиза пробуждается от тяжкого сна. Новая лю6овь. Они приезжают в Москву». (Архив А. Н. Толстого.)
Работу над сценарием А. Н. Толстой не закончил. Но десять лет спустя он вновь вернулся к этой теме и создал третий вариант пьесы — «Акила». Под этим названием комедия была напечатана в журнале «Молодая гвардия», 1936, № 1. Одновременно начались репетиции «Акилы» в МХАТ II. Спектакль не был показан из-за закрытия театра. Новая редакция пьесы не вполне удовлетворяла Толстого. Драматург продолжал работать над ней и после опубликования. Уточнялись и углублялись характеристики действующих лиц, все более зловещей и близкой к своему историческому прототипу становилась фигура Акилы. В последнем (четвертом) варианте комедии история несчастной любви Елизаветы Антоновны окончательно отодвинулась на второй план. Центральной стала связанная с образом Акилы сатирическая тема «распутинщины», разоблачение религиозного дурмана, ханжества, мракобесия. Именно эту тему и подчеркнул автор в новом названии — «Мракобесы». В мае 1938 года, вскоре после завершения писателем четвертого варианта, комедию «Мракобесы» поставил Киевский театр Красной Армии. В дальнейшем к ней не раз обращались периферийные театральные коллективы. В 1939 году пьеса с успехом шла в Вологодской области (спектакль Устюбинского колхозносовхозного театра). Осуществлена была постановка «Мракобесов» в городском театре Комсомольска-на-Амуре (1954 г.) и Балашовском Областном передвижном театре (1955 г.). Печатается по тексту сборника «Пьесы», «Искусство», М. Л. 1940 г.
Источник текста: Толстой А. Н. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 9, М., «Художественная литература», 1960 г. С. 235—281, 758—760.