Октября 16 и 23. Днѣпровской Русалки. 1 и 2. Итакъ Русалка долго еще будетъ любимою оперою! Надобно думать, что она писана подъ счастливою планетою. Вотъ такъ-то говорятъ и объ людяхъ: не родись ни пригожъ ни уменъ, а родись счастливо! жаль, очень жаль, что своенравная фортуна во всѣ дѣла мѣшается, и беретъ даже власть надъ хорошимъ вкусомъ въ изящныхъ искусствахъ и въ словесности.
Ахъ! не все намъ рѣки слезныя
Лить о бѣдствіяхъ существенныхъ!
На минуту и позабудемся
Въ чародѣйствѣ красныхъ вымысловъ!
повторяетъ г. переводчикъ Русалки передѣ началомъ 1 Части. Нѣтъ сомнѣнія, что красные вымыслы доставляютъ пріятнѣйшее удовольствіе воображенію нашему въ праздное время. Однакожъ есть разница между вымыслами красными и вздорными; есть разница между тѣмъ что можетъ забавлять людей хорошо воспитанныхъ и благомыслящихъ, и тѣмъ что приноситъ удовольствіе черни грубой и непросвѣщенной. Человѣкъ, принадлежащій къ послѣднему сонму, ослѣпляется великолѣпіемъ, превращеніями, полупахабными остротами; но принадлежащій къ немногочисленному обществу первыхъ ищетъ правильности, порядка, здраваго разума и въ самыхъ даже вымыслахъ. Такъ на примѣръ для представленія вымышленнаго дѣйствія, взятаго изъ Греческой миѳологіи, онъ готовъ на минуту позабыться и вѣрить тому, чему вѣрили древніе Греки; но за то уже онъ требуетъ, чтобы отъ начала до конца не было ничего противнаго исторической истинѣ, правдоподобію и вѣроятности, Дафна, Аполлономъ преслѣдуемая, передъ глазами зрителя превращается въ лавровое дерево; крылатой пегасъ ударомъ копыта своего источаетъ Иппокрену; все сіе на эту пору не кажется ему невозможнымъ. Но онъ вознегодовалъ бы, когдабъ Греки, современники Перикла, говорили о завоеваніяхъ Юлія Цезаря, или когдабъ Римляне божились именемъ Скандинавскаго Одина; онъ негодуетъ, когда показываютъ ему рыцарскія обыкновенія между Славянами того времени, въ которое совсѣмъ еще не могло быть рыцарству на свѣтѣ, ибо Князей Славомысла и Видостана предполагать надобно за нѣсколько вѣковъ прежде Рурика; онъ негодуеть, видя что Тарабаръ боится сатаны, которой для Славянина язычника не могъ быть страшенъ.
Октября 25. Коварство и любовь, Шиллерова Трагедія, переведенная г-жъ Смирновымъ. Сія трагедія съ перваго представленія понравилась здѣшней публикѣ, и ее, по всей вѣроятности, очень долго еще будутъ смотрѣть съ большимъ удовольствіемъ. Шиллеръ преискусной сочинитель. Онъ умѣетъ выставлять на театрѣ почтенными и такихъ людей, къ которымъ неимѣютъ почтенія въ обществѣ, и на оборотъ заставляетъ ненавидѣть такихъ людей, которыхъ уважать должно; а иногда приводитъ зрителей въ такое состояніе, что они и сами незнаютъ, на что рѣшишься. Лэди Мильфортъ, пріятельница сладострастнаго и жестокосердаго Князя, котораго она нелюбя сбираетъ, есть настоящій образчикъ высокой добродѣтели. Благомыслящій и честной Фердинандъ, герой трагедіи, вынимаетъ противъ своего отца шпагу, грозится обнаружить всѣ его бездѣльничества, отравляетъ ядомъ свою любовницу и самъ умираетъ отъ яду же, Баронъ фонъ Валтеръ, министръ и любимецъ владѣтельнаго Князя, говоритъ своему сыну: "Фердинандъ! для кого я такими происками проложилъ себѣ дорогу къ сердцу государеву, навсегда поссорился съ Богомъ и своею совѣстію? Я говорю съ своимъ сыномъ. Для кого погибелью своего предшественника досталъ мѣсто въ министерствѣ съ Вурмомъ, секретаремъ своимъ, человѣкомъ подлѣйшимъ и самымъ бездушнымъ, онъ разговариваетъ весьма откровенно о своихъ злодѣйствахъ. Какъ можно представить себѣ на умѣ, чтобы человѣкъ любимый государемъ, живущій въ большомъ свѣтѣ, имѣющій свои связи, сказалъ о себѣ въ слухѣ, что онъ бездѣльникъ и злодѣй? Скупой называетъ себя бережливымъ, ибо онъ знаетъ, что скупость порокъ; расточительной хочетъ слыть щедрымъ, ибо щедрость похваляется, а мотовство никогда; жестокосердый закрываетъ звѣрство свое праздолюбіемъ, ибо извѣстно ему, что жестокостію столько же всѣ гнушаются, сколько любятъ справедливость. — Ни у какого актера ненайдется довольно искусства, чтобы можно было незнаніе словѣ утаить отъ зрителей. г. Мочаловъ, которой нѣкоторыя сцены игралъ хорошо, могъ бы еще лучше играть отъ начала до конца роль свою, ежели бы позаботился протвердить слова, Онъ по нуждѣ протягивалъ рѣчи и останавливался; и нѣкоторымъ зрителямъ показалась игра г-на Мочалова удивительною! Очень жаль, ежели г. Мочаловъ соблазнился ничтожнымъ симъ ободреніемъ, и ежели думаетъ, что вызовомъ на сцену отдана ему справедливость, тогда какъ г. Зловъ, которой игралъ Барона со всевозможнымъ искусствомъ, вовсе не былъ вызванъ. Примѣръ сей можетъ служить доказательствомъ, что рукоплесканія и вызовы актеръ долженъ принимать не безъ разборчивости, и не всегда почитать ихъ справедливою наградою, Г. Зловъ конечно имѣетъ дарованіе для разныхъ характеровъ; но судя по прекрасной игрѣ его въ Коварствѣ и любви и въ Желѣзной маскѣ, можно думать, что лицо коварнаго и самолюбиваго вельможи принадлежитъ ему исключительно, Г. Колпаковъ и г-жа Воробьева были также вызваны. По мнѣнію нѣкоторыхъ знатоковъ послѣдняя, пришедши къ Лэди Мильфортъ не довольно показала въ себѣ той благородной гордости, которую имѣть ей надлежало въ присутствіи пышной Англичанки. Въ прочемъ, г-жа Воробьева, какъ извѣстно, доставляетъ публикѣ много удовольствія своею во многихъ случаяхъ прекрасною игрою. X.
[Каченовский М. Т.] Московския записки / Т. // Вестн. Европы. — 1810. — Ч. 54, N 21. — С. 73-77.