Мороз
автор Константин Алексеевич Коровин
Опубл.: 1937. Источник: az.lib.ru

Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.

Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма

М.: Русский путь, 2010.

Сегодня мороз. Рано утром я увидел в окно, что сад мой весь покрыт узорами инея. Все ветки орешника, берез, елок были покрыты пухлым белым нарядом.

Точно неведомый волшебник нарядил сад. Это было восхитительно, я не мог оторвать глаз от этого чуда природы.

Сороки, садясь на ветки берез, отряхали их и трещали, радостно поднимая хвосты, в тишине утра.

Какая волшебная красота! Странно… Избы, сараи и мой дом будто оделись в заячий мех. И мой ручной заяц, тоже побелевший в одну ночь, с радостью прыгал по первому снегу.

Тетушка Афросинья в желтом платке с узорами, Феоктист в тулупе с красным кушаком, дедушка-сторож, приятели мои, охотники — Павел Александрович, доктор Иван Иванович, Караулов, — елки, березы — все как-то было похоже на забавные игрушки, которые показывает фокусник…

Мы идем по саду к речке. В темной воде опрокинут соседний берег. В белом саване, задумчив, огромный Феклин бор.

— Смотрите-ка, — говорит Василий Сергеевич, — баки-то у Ивана Ивановича побелели.

Брови, усы у приятелей покрылись инеем; лица изменились.

— Вот пороша — что надо! — сказал охотник Герасим. — Пойдемте по бугорку — видать будет. Эвона следы, глядите, лисица прошла. В кустах держится. К деревне норовит. Хитрая. Куру украсть охота. Воровка.

У самого берега речки, где песчаный бугорок, остановился Герасим и смотрел на маленькие, как бы птичьи, следы.

— Чего это? — спросил Караулов.

— Редкостно, — ответил Герасим, — мышка белая, горностай. Летом не увидишь. Два рубля шкурка стоит. К Ивашову озеру есть, у Вепря тоже, а здесь не видано было. В глухих местах держатся.

Проходя по берегу реки, мы дошли до мельницы Ремжи. Весело шумели колеса, брызгая светлой водой. На фоне огромного елового леса маленькая мельница с помольцами и крестьянскими лошадьми радовала глаз.

На мосту мельниковы собаки с лаем прибежали к нам; весело прыгали и виляли хвостами. У мельника в избе было тепло. Большой самовар стоял на столе. Сидели помольцы.

Мельник, приветливо встретив нас, сказал:

— Герасим, вечор вверху боле восьми лосей прошло. Вот тута прямо, в руках. В горку. Я прямо притулился, около прошли. Эх, и здоровы! Думаю, батюшки, увидят — на рога бы не взяли. Вам бы быть. Лосины бы на всю зиму насолили.

— Да-с. Хорошо-с. Рядом лоси, — говорил Павел Александрович, смотря на меня, — а вы только прохлаждаетесь. Обеды, ужины, чаепитие, Герасим тоже. А охота рядом!

— Да нешто, Пал Лисандрыч, узнаешь, где ход их и кады? Зря глаза пучить. Кому ведомо? Вот надысь говорил Захар-угольщик — медведина под Любилками пудов на двадцать прошел, вот рядом. А правду ли сказал?

— Кажинную осень, — сказал мельник, — этот самый ведмедь здесь проходит, это верно. Я след видал. К старому Спасу, на Вепрь, держится след. Там, знать, заляжет на зиму в берлогу. Вепревские говорили: знать, любит слухать колокол Спасский, по нем время зимнее коротает. До весны счет держит. Видали его. Эх, велик. Вреда от его нет, тоже живот не обижает. Это не Миколка Кольцов, что у Спаса в алтаре хрест золотой уворовал. Зверь с понятием.

— Чего еще! — сказал помолец. — Он в котелке хотел хрест сплавить, а его огонь не берет. Настька, полюбовница его, в Переславль пошла и начальству сказала. А Кольцов видит — хрест не плавится, спугался да назад, в Вепрь, к Спасу: опять ночью залез, на алтарь и положил да домой. К нему начальство, обыск. Где хрест? Нет хреста. Миколка говорит: знать не знаю, ведать не ведаю. Начальство к Спасу. К попу. Поп говорит: «Три дня крест пропадал, а на четвертый на престоле лежит и сияет более прежняго…» А Колька с перепугу сбежал после того, и посейчас нету…

*  *  *

Возвращаемся с мельницы домой.

Подходя к крыльцу, увидели деда, сторожа дома моего. Он, здороваясь, сказал:

— Вот ведь ушли, а поглядите-ка — у помойки за сараем что наслежено — волки были. В ночь приходили.

Все пошли к сараю смотреть следы.

— Верно, — сказал Герасим, — следы волчьи, пара была, вот ведь что. Опять те же ходят.

— Это что ж такое? — удивился Павел Александрович. — Сегодня с вечера садимся на чердак и оттуда их жиганем.

— В прошлом году сидели, — сказал Герасим, — Иван Иванович помнит, — так нет, хитры. Ружье, себя салом смазали… нет, не идут. Сидели, мучились, а как пошли спать — пришли. Утром следы, как сейчас. Это здешние. Из мохового болота. Хитрые до чего! Они всех знают здесь.

— Капкан надо поставить, — сказал Павел Александрович.

— Ставили. Не идут, не попадают. Вот до чего умственные. Их не проведешь.

— Ага, постойте, нашел! — сказал Павел Александрович за обедом.

Оп скроил и сшил себе белый чехол из простыни и ночью хотел засесть караулить волков.

Но к вечеру снег растаял — потеплело.

— Вот, в жизни всё так, — сказал он, — всё против. Мороз прошел…

— Это верно, — подтвердил Иван Иванович, — пациент солидный, фабрикант, говорит: «В жизни рюмки одной вина не выпил, а все убеждены, что алкоголик». Вот что скажешь…

ПРИМЕЧАНИЯ

править

Мороз — Впервые: Возрождение. 1937. 19 ноября. Печатается по газетному тексту.