Михаил Козырев
Морозные дни
правитьИсточник текста: М. Козырев. Пятое путешествие Гулливера и другие повести и рассказы. М.: Текст, 1991, стр. 261—265.
1
правитьЗима затянулась на март. Несмотря на длинные, по-весеннему, дни, скрипел снег, инеем пушились деревья. В теплый кабинет управдела одного из необычайно звучащих учреждений товарища Лисицина вошел замзав и, пропустив вперед что-то белое, хрустящее и легкое, сказал:
— Вот ваша новая машинистка.
Управдел прикоснулся к мерзлой руке барышни.
— Очень рад.
От нее пахло январским воздухом и тонкими мороз-ными духами.
— Как вас… Ваше имя?
— Марья Ивановна, — ответила барышня, опуская глаза. И, подняв. глаза, добавила:
— Но вы можете называть меня Марусей.
Товарищ Лисицин заметил, что у нее голубые, словно подер-нутые легким инеем, фарфоровые глаза и раскрасневшиеся под морозом щеки.
— Виноват… Так не полагается…
От барышни пахнуло холодом. Остро заныли зубы.
— Как вам угодно, — ответила она, опустив глаза. И опять потянуло холодом, и зубы заныли еще сильнее.
Товарищ Лисицин взялся за работу, но час от часу станови-лось все холоднее и холоднее. Пальцы закоченели.
— Вы не озябли? — спросил он.
— Благодарю вас. Мне тепло, — ответила барышня.
«Срочно… Просьба немедленно рассмотреть…» — писал управ-дел, но пальцы отказывались работать. Они покраснели и не разгибались. Он подошел к печке, согрел пальцы, но по спине время от времени пробегал легкий озноб.
— Не простудился ли?
Лисицин вышел в коридор. Там было тепло по-прежнему. В кабинете же стало еще холоднее. Дуло от окна. Замзав зашел за докладом.
— Да, у вас холодно, — удивился он и позвал швейцара.
— Степан. Надо замазать окно. Почему это до сих пор не
сделано?
— Кажись, всю зиму тепло было… Степан деловито прощупал замазку.
— Ума не приложу…
— Позовите стекольщика, — распорядился замзав. Товарищу Лисицину становилось все холоднее и холоднее.
Сославшись на нездоровье, он ушел двумя часами раньше. Ба-рышня осталась в его кабинете.
Через полчаса в кабинет заглянул замзав и сказал ба-рышне:
— Вы не озябли? Пройдите ко мне.
А в четыре часа, уходя, говорил Степану:
— Послушайте, что у вас с окном? Отчаянно дует. Степан, подавая шубу:
— Не извольте беспокоиться.
Машинистка в белой шапочке и легком летнем пальто вы-шла вместе с замзавом.
— Как вы легко одеты, — удивился он.
— Благодарю вас… Мне тепло.
2
правитьЛисицин ходил по кабинету и не мог успокоиться. Окна наново замазаны, но дует по-прежнему, а пожалуй — еще сильнее. Ему казалось, что дует из того угла, где сидит новая машинистка.
— Это от нее такой мороз. Надо отослать ее куда-нибудь.
— Марья Ивановна, вы будете работать в общей канцелярии.
Марья Ивановна быстро собрала работу и перешла в сосед-нюю комнату. Стало немного теплее, но вместе с тем Лисицин почувствовал легкую утрату и пустоту.
Барышню посадили к окну. Она быстро стучала клави-шами машинки, изредка поднимая глаза и оглядывая ком-нату.
В комнате были: седенький старичок с красным носом, не-принужденный молодой человек в галифе и две барыш-ни — входящая и исходящая.
Прошло полчаса. Входящая барышня перестала писать и сказала подруге:
— Холодно.
Старичок пошел за шубой. Но ничто не спасало от легкого пронизывающего сквозняка, и всем казалось, что тянет от окна, к которому посадили новую машинистку,
Непринужденный молодой человек подошел к окну, попро-бовал: не дует ли, и, низко наклонившись к плечу Марьи Ива-новны, спросил ее:
— Вы не озябли?
Марья Ивановна подняла глаза:
— Нет.
Молодой человек заметил: под его дыханием волосы новой машинистки седеют от инея. Он сделал большие глаза и таин-ственно приподнял палец. Потом все — и старичок и обе ба-рышни — долго шептались, искоса поглядывая на новую машинистку.
Молодой человек вызвался рассказать замзаву. Канцелярия не может работать, и если будет так продолжаться…
— Наша новая машинистка, — начал он.
— Что? — перебил замзав. — С такими вещами — к управделу.
Товарищ Лисицин, задумавшись, сидел за столом. Всю ночь ему снились голубые, словно подернутые инеем, фарфоровые глаза и раскрасневшиеся от мороза щеки. Он просыпался, ку-тался в одеяло — и опять засыпал, и опять видел фарфоровые глаза, но холод, пронизывающий тело, уже не казался не-приятным. Утром он торопился на службу. Он уверял се-бя, что остался завал со вчерашнего дня, но на самом деле ему снова хотелось увидеть те же фарфоровые глаза, которые всю ночь не давали ему покоя, и дышать свежим мороз-ным, пахнущим морожеными яблоками, январским возду-хом. За ночь он стал нечувствителен к холоду и шел по улице, распахнув шубу.
Но в кабинете барышни не оказалось.
— Да, я отослал ее в канцелярию…
Хотелось опять позвать ее в кабинет — но он не решался. Изредка только открывал дверь и дышал приятным морозным воздухом соседней комнаты.
Вошел молодой человек.
— Новая машинистка. Понимаете… Мы замерзаем…
— Как вам не стыдно, — ответил Лисицин, — если вам холодно, можете растопить камин.
Молодой человек вернулся в общую канцелярию и ска-зал:
— Марья Ивановна, перейдите к управделу.
Лисицин и удивился, и обрадовался, когда снова увидел ее в своем кабинете.
В канцелярии растопили камин и по очереди подходили греть руки.
— Чем это объяснить?
— Я думаю, — сказал молодой человек, — что здесь… Все прислушались.
— …что здесь мы имеем дело с необъяснимым явлением…
— Да, да, тут не без нечистой силы, — сказал старичок.
— Фи, какая отсталость, — сказали барышни в локонах.
Они собирались записаться в комсомол и поддерживали ре-путацию перед молодым человеком в галифе.
— Но ведь явление необычное-с.
— Очень просто, — сказала исходящая барышня, — за две недели вперед и фьюить.
И при этом посмотрела на молодого человека. Молодой че-ловек будто не слышал.
— Конечно, сократить, — сказала исходящая барышня и приэтом подумала: она такая интересная, — и посмотрела на моло-дого человека. Тот опять промолчал.
— Может быть, у нее семья, — сказал Степан, — надо все-та-ки пожалеть.
— Да и человек ли она? — надумал старичок и сам испугал-ся. Хотел перекреститься, еще больше испугался и, глядя на ба-рышень, потер переносицу.
— А я вот что скажу, — начал молодой человек, и все опять прислушались.
— Надо обратиться к самому.
3
правитьЛисицин вышел вместе с Марьей Ивановной.
— Нам с вами по пути.
Она опустила глаза. На волосах легкий иней.
— В летнем пальто, — подумал управдел, — тут промерзнешь так, что поневоле от тебя сквозняком тянуть будет.
И, взяв Марью Ивановну под руку, старался согреть ее. Но вместо того чувствовал, как с каждой минутой холод про-бирается сквозь его шубу и леденит, леденит острой сверля-щей болью.
Весь день он не мог найти себе места. Бродил по ули-цам — и голубое небо напоминало ему фарфоровые глаза но-вой машинистки, покрытые инеем деревья — ее поседевшие от мороза волосы.
Ночью снились опять: белый мех, фарфоровые глаза и ледя-ное рукопожатие.
В десять утра он был в кабинете и с нетерпением ждал. По-чувствовав легкий озноб, он улыбнулся, долго держал ее руку в своей, и по мере того, как ее прикосновение леденило кровь, в душу проникала острая и большая радость.
В общей канцелярии необычайное оживление. Никто не принимался за работу. Барышни вертелись около двери в каби-нете товарища Лисицина и держали градусник.
— Опускается. Опускается, — кричали они и радостно фыркали. Старичок застыл с раскрытым от изумления ртом, а молодой человек спокойно сидел за столом и производил какие-то вычисления, то и дело справляясь по таблице логарифмов.
К концу служебного дня приехал сам. Переговорив с моло-дым человеком, он вошел к управделу.
— Как здесь холодно, — с удивлением воскликнул он.
— Холодно? — Лисицин не замечал холода: наоборот, он чувствовал во всем теле необычайное горение.
— Вы больны. У вас повышенная температура, — разъ-яснил сам и, посмотрев на термометр, сказал: — Мы решили устроить здесь холодильник… Я уже докладывал. Молодой человек протянул бумаги.
— Смета составлена… Понижение за два часа… Громадная экономия.
Сам обратился к Марье Ивановне:
— Поздравляю… Семнадцатый разряд и только на два часа… Если желаете — комната.
Она опустила глаза и ничего не ответила. Лисицин молчал. Он смотрел на самого, на Марью Ивановну, на барышень в ло-конах и ничего не понимал.
— Что же особенного, — говорил сам, — если она, как вы говорите, — он посмотрел на старичка, — снегурочка, то тем более ей место в холодильнике коммунхоза.
Молодой человек провожал самого до двери.
— Так можно надеяться? — шепотом спросил он.
— Конечно, конечно, на место Лисицина.
Барышни в локонах сначала посмотрели на молодого чело-века с восхищением, потом друг на друга с ненавистью, и обе подумали одна про другую:
— Рожа. И она смеет…
И обе были похожи друг на друга до неразличимости. Когда голоса удалились,, Лисицин подошел к Марье Ива-новне.
— Маруся.
Та смотрела на него, улыбалась — хрустящая, легкая. От ее дыхания разливалось кругом невероятное холодное тепло, а во-лосы и платье покрывались мелкой серебряной пылью.
— Я не отдам. Не отдам, — шептал Лисицин.
ина поцеловала его губы. В ее поцелуе — вкус мороженых яблок, губы обжигали, прилипали и отрывались только с кровью.
День ушел. Крупные хрустящие звезды повисли в синем окне.
Утром в учреждении с необычайно звучащим названием бы-ла суматоха. Лисицин найден в своем кабинете с явными при-знаками смерти от замерзания. На окровавленных губах можно заметить счастливую улыбку.
Марья Ивановна не пришла в этот день и не приходила в следующие.
А на улице настала весна, и падали с крыш первые крупные капли.