Н. С. Щукин править
Море или озеро Байкал править
Местоположение и размеры Байкала; вливающиеся и изливающиеся из него воды; острова; подводные камни; мысы; гавани; характеристика окрестных гор. править
После Каспийского моря и Арала, Байкал, без сомнения, занимает третье место по величине между большими озерами Российской Империи. Эта огромнейшая масса пресной воды лежит посреди высоких гор, как в чаше, поставленной на крутом косогоре. С ужасной быстротой льются в него реки и речки, и с такой же силой вырывается из него огромная река Ангара. Чтоб дать понятие о быстроте этой реки, довольно сказать, что по выходе из Байкала она на 20-верстном расстоянии не замерзает ни в какие морозы.
Озеро это пересекает большую государственную дорогу из Москвы в Кяхту и Нерчинские горные заводы. На картах Байкал занимает пространство между 122® и 127® долготы (от Ферро) и 51® и 56® широты. Кто и когда определял астрономически положение Байкала, не беремся разыскивать; географическая же съемка берегов его кончена в конце прошедшего столетия иркутскими землемерами. От Иркутска это озеро лежит в 60 верстах к югу, а от Кяхты или китайской границы — в 364 верстах к северу. Фигуру имеет серпообразную: сначала идет от севера на юг, потом заворачивает к западу, и оканчивается большим заливом на северо-западе. Длина озера по берегу верст 1000; ширина же не везде одинакова. Самую большую ширину полагают за островом Ольхоном к северу, где «малое море»: тут считается не менее 100 верст ширины. Самое узкое место есть пространство между рекой Селенгой и речкой Бугульдеихой: тут полагают не более 30 верст. В прочих местах ширина озера от 50 до 80 верст. Таким образом, Байкал состоит как бы из двух озер, соединенных широким проливом.
Местные жители называют Байкал просто «морем». — Куда едешь? За море. — Откуда приехал? Из-за моря. — Это значит: «еду за Байкал» — «приехал из-за Байкала». Такое имя дано ему из уважения по величине и трудности плавания. В географиях Байкал назван Святым Морем; но прилагательное «святой» народ присоединяет ко всякому морю, а не исключительно к одному Байкалу. В Иркутске есть улица Заморская, названная так потому, что она ведет на дорогу к Байкалу; сказать правильнее — «дорога к Байкалу», застроенная обывательскими домами, названа Заморской улицей. Из этого выходит, между прочим, что в Иркутске слово «заморский» значит другое, нежели в Петербурге.
Огромная масса байкальских вод поддерживается притоком трех судоходных рек и около 300 речек разной величины. Верхняя Ангара, Баргузин и Селенга, большие, полноводные и быстрые, принадлежат к первоклассным рекам; за ними следуют: Турка, Снежная, Утулик, Дзон-Муран и другие. Из 300 речек, 217 имеют протяжение от 10 до 50 верст. Сверх того, текут в Байкал истоками несколько порядочных озер. Вся система вод байкальских принадлежит к водам горным: после дождей речки становятся реками; а настало ведро, и через речку едут вброд на лошадях.
Река Верхняя Ангара впадает в Байкал с северной его оконечности. Пустынные берега этой реки посещаются только бродячими тунгусами, да в августе месяце русскими рыбопромышленниками. По Баргузину кочуют буряты-пастухи. Но Селенга отзывается чисто Сибирью. По берегам ее, живописным и разнообразным, то видны русские селения, то войлочные юрты бурят; поля пестреют табунами скота. Благословенная река эта начинается в Монголии: какими слияниями — до сих пор не знаем. Одни говорят, что она выходит из озера Косогола; другие — что составляется из мелких рек и ручьев. Неведение наше, кажется, происходит оттого, что никто не любопытствовал расспросить монголов о таинственном для нас происхождении Селенги. Я назвал эту реку «благословенной», во-первых, — потому что берега ее удобны для обитания и населены по возможности, а во-вторых, — потому что она довольствует отличными осетрами и другой рыбой местных жителей и город Иркутск.
Селенга течет преимущественно по песчаному грунту между островами; в большую воду она необыкновенно мутна и всю эту грязь сваливает в Байкал. В устье Селенги каждый год образуются новые острова, берег подается в море, и нет сомнения, что годов через тысячу образуется насыпь, которая соединит оба берега и разделит Байкал на два озера: мы уже сказали, что против устья Селенги ширина моря только 30 верст.
Из озер, стекающих в Байкал, примечательно Фролихино. Оно лежит в пустынном пространстве между Баргузином и Верхней Ангарой, на высокой горе, и падает с нее каскадом сажен в 50. Если это правда, то Фролихинский водопад знаменитее всех теперь известных. Впрочем, водопады не редкость в байкальских горах, только никто им не удивляется, никто не возвещает об них свету. В Фролихине есть альпийские форели: пример единственный в целой России.
Из Байкала выходит только одна река Ангара, вливающаяся потом, под именем Верхней Тунгуски, в Енисей. Река эта издавна уже известна была западным азиатским писателям. Рашид-эд-Дин, живший в первых годах XIV столетия, при монголо-персидском хане Газане, говорит в своем сочинении Джами-ут-Теварих: «Жилища киргизов граничат рекою великою, которую называют Анкара-Мурен. За нею лежит земля Ибир — Сибирь». В Китайских историях того же времени она называется Ан-ко-ла.
Ангара принадлежит к величайшим рекам нашей планеты. В источнике своем она шириной две версты, и так быстра, что камень, брошенный в нее, падает на дно под диагональю сильно растянутой. Вода в ней прозрачна как хрусталь и холодна. Переплывая через Ангару в лодке, видно в воде рыбу: пример едва ли не единственный. Чем далее от Байкала, тем более в реке рыбы: стерляди водятся уже за порогами, верстах в 500 от Иркутска.
Многие делают вопрос, смотря на огромную массу вод Байкальских: куда девается из него вода? Ангарой спускается не более 1/200 части всего притока; а между тем вода в озере только среди лета возвышается на аршин, много на два. Мечтатели допускают подземное сообщение озера с Океаном, в чем подкрепляют их тюлени, обитающее в Байкале: откуда же им зайти, как не из Океана? Но тюлени водятся и в Каспийском море; следовательно, в Байкале они могли произойти от тех же причин, по которым явились в Океан и прочих огромных водах. Кто не знает теперь, что вода беспрестанно испаряется летом и зимой? Жар и мороз обращают ее в пары одинаково: вот и дополнение к истоку воды из Байкала Ангарой!
Из островов на Байкале только один Ольхон заслуживает внимание. Острова Ушканьи, Бакланный, Лиственичный, Пустой и Столбовой, очень малы и лежат подле берегов. Остров Ольхон лежит недалеко от здешнего берега, влево от пути, по которому плавают через Байкал. Море перед островом глубоко вдалось в матерую землю, и в этой впадине помещается Ольхон. Длина его 60, а ширина не более 12 верст. От матерой земли отделяется остров проливом неровной ширины: в воротах, на дне юго-западной оконечности, не более двух верст; далее начинаются заливы, вдающиеся то в остров, то в матерую землю. При взгляде на этот пролив сверху какой-нибудь горы, видно, что вода ворвалась сюда с моря и наполнила ложбины материка.
Весь Ольхон состоит из высоких гор, не везде, однако ж, покрытых лесом. Издали кажется он необитаемой пустыней; по некоторым ложбинам кочуют однако же буряты-пастухи и звероловы. Земледелие здесь решительно невозможно по каменистой почве. Речек на острове нет ни одной; кочующие и стада их довольствуются водой из Байкала или колодцев. Зимой ловят здесь подледную рыбу и отправляют на продажу в Иркутск.
На Ольхоне примечательны мысы Отстойный и Толстой. Это горы, выдающиеся в море; за ними в губах укрываются суда от бурь и противных ветров. Подле верхней изголови[1] возвышается из воды огромный камень; буряты поклоняются ему и присягают на нем в важных случаях. Есть предание, что на Ольхоне, на какой-то высокой горе, стоит таган Чингисхана. Это последнее предание о великом завоевателе; далее к северу кочующие буряты не знают имени знаменитого Хана, потому, кажется, что туда не заходило его владычество.
Прочие острова на Байкале решительно пусты. Ушканьи или Заячьи острова лежат против Святого Носа; Багучанский — близ устья Верхней Ангары; Бакланный — в Чивиркуйском заливе; Лиственичный — недалеко от устья реки Турки и Туркинских горячих вод; Пустой остров — на пространстве между устьями рек Турки и Селенги; Столбовой — между Селенгой и Посольским монастырем. Острова Тюлений и Бакланный суть голые камни, высунувшиеся из моря.
Подводных камней на Байкале весьма немного. Из них известнейшие: Тельные и Туркинские. Они лежат под восточным берегом, первые вправо, а последние влево от пути, по которому плавают суда. Они так отдалены от мест посещаемых, что разве при сильном ветре и величайшей оплошности может нанести на них судно.
Мысов на Байкале множество, и все они имеют названия. Это горы, выдающиеся в море. На здешней стороне примечательны мысы: Лиственичный, Кадильный, Голоустный и другие. На восточном берегу, между губами Чивиркуйской и Баргузинской лежит большой полуостров Святой Нос, длиной 40, а шириной около 15 верст. Все байкальские мысы служат природными маяками: по ним направляется плавание судов и лодок. Само собой разумеется, что между мысами лежат и заливы, или по тамошнему «отстои», потому что в них укрываются плаватели от противных ветров. Из этих заливов примечательны: Большая губа, Соболиный-Отстой и другие.
Собственно гаваней на Байкале только одна: это Прорва. Она лежит на той стороне озера, близ Посольского монастыря. Прорва есть залив, отделяющийся от Байкала узкой грядой, через которую, при большом волнении, плещут волны моря. Прорва в длину простирается верст на десять, а шириной около двух верст; с Байкалом соединяется она узким проливом, ежегодно переменяющим фарватер, а потому в начале лета его промеривают и ставят вехи. Глубина гавани достаточна для стояния судов; грунт самый удобный; волнения никогда не бывает. Подле входа в гавань стоит маяк; его освещают при ветрах северном и юго-западном, для судов идущих с здешней стороны. Над маяком устроено несколько комнат, где путешественники ожидают попутного ветра. Почтовая станция и Посольский монастырь лежат в 9 верстах отсюда; за лошадями обыкновенно посылают кого-нибудь. Другая гавань есть устье реки Селенги; в нее входят обыкновенно купеческие суда. На здешней стороне нет ни одной порядочной гавани. Суда и казенные транспорты останавливаются на якоре против станции Лиственичной, в широкой и открытой губе.
Морской берег в Сибири называется «каргой»; на Байкале же некоторые берега имеют особенные названия: например, Бабья Карга, выше Посольского монастыря.
Байкал окружен горами. Высочайшие из них лежат близ юго-восточной оконечности озера или, по-тамошнему, «култука». Здесь, в 50 верстах от берега, возвышается знаменитая гора Хамар-Дабан. От горизонта воды до вершины ее полагают 1000 сажен; однако ж снег стаивает летом. Да и вообще гор собственно снеговых здесь нет; только на гольцах при устье речки Снежной никогда не растаивает снег, потому что крутые вершины этой горы обращены к северу. Горам, окружающим Байкал, кажется нет пределов: обращая взгляд во все стороны с какой-нибудь горы, везде видите вершины гольцов, упирающиеся в облака. Картины ужасные, потрясающие, представляются на каждом шагу. Сотни ключей, падая с вершин утесов, дробятся о камни и в виде брызг и пены достигают бездны, на дне которой клокочет быстрая речка. Горы перерезываются глубокими стремнинами с отвесными каменными стенами; из дна такой пади небо видно узкой полосой, и солнце освещает ущелье всего несколько часов в сутки. Везде великолепные картины, на каждом шагу обильная пища для ботаника и минералога. Окрестности Хамар-Дабана можно бы назвать Сибирской Швейцарией, если бы таких Швейцарий не было очень много в Сибири.
С первого взгляда видно, что некоторые из гор байкальских были огнедышащими. Хамар-Дабан, например, есть потухший вулкан: он возвышается тремя вершинами, между которыми на дне озеро. Таков был и Везувий: 500 лет он стоял спокойно; на дне кратера образовалось озеро, а по скатам вырос большой лес; но вдруг, неожиданно начались извержения, и продолжаются вот уже 200 лет. Кто знает, не вспыхнет ли когда-нибудь и Хамар-Дабан?
На вершинах байкальских гор попадаются гранит, лава и горный хрусталь; ниже — известковый шпат с налетелой молибденой, тальк, байкалит, пренит, в некоторых местах темная слюда таблицами. На дне речек попадается лазурик. Тщетно искали минералоги месторождение этого дорогого камня; иностранец Мор прожил с этою целью два лета на речке Слюдянке, истратил много денег и наконец обманул Екатеринбургское горное начальство мнимым открытием месторождения лазурика. Присланы были в Иркутск мастера, инструменты для делания ваз, столешниц и проч., но должны были возвратиться ни с чем: на местах, указанных Мором, оказался пренит или синий известковый шпат. В прошлом году, однако же, золотоискатели нашли случайно месторождение лазурика в вершинах речки Слюдянки, вытекающей из-под горы Хамар-Дабана, и вероятно копи эти поступят в казну. Лазурик попадается и по другим речкам, впадающим в Байкал.
Из металлов, кроме незначительных крупинок золота и железа, никаких не найдено. Белый мрамор, не уступающий Карарскому, попадается большими валунами тоже по речке Слюдянке. Впрочем, байкальские горы вообще худо исследованы в минералогическом отношении. Хотя академик Лаксман долго жил в Иркутске, но круг его действий был слишком обширен. Теперешние минералоги посещают байкальские горы вместо прогулки, из одного любопытства. В Иркутске бывали страстные ботаники, собравшие богатую жатву, но минералога, преданного своей науке, ни одного. Вероятно, не пришла на то пора, и сокровища покоятся в недрах земли для времен грядущих.
Почти все байкальские горы покрыты лесом: кедр, сосна и листвень растут до известной высоты; далее на белом исландском мохе произрастает черногрив (Rhododendron chrysantum), а на вершинах гольцов стелется андромеда с розовыми цветами. Здесь же прозябают генцианы алтайская и белая, крупные альпийские колокольчики, бадан (Saxifraga crassifolia); последнее растение водится и в Петербургских садах: удивительно, как могло оно переселиться из-под облачных высот на болота Ингерманландии. Байкальская флора очень богата и составляет особенный отдел, подобно флоре кавказской или алтайской. В стремнинах по речкам растут огромные тополи; ольха же не достигает и здесь обыкновенной своей величины.
Из диких животных водятся соболи, белки, лисицы, кабарга (примечательная своим мускусом), олени, лоси, изюбри, косули и кабаны; из хищных: волки, медведи, рыси, изредка росомахи. Каждую осень русские и буряты отправляются в байкальские горы и по речкам промышляют соболей ловушками. Здешние соболи хороши цветом, но каждый «имеет свою воду», как говорят в Сибири; это значит: каждая соболиная шкурка имеет свой особенный отлив света. Из множества здешних соболей нельзя подобрать ни меха, ни воротника, и они уходят по большей части за границу в Китай.
По берегам Байкала находятся горячие ключи. Из них примечательны: Туркинские и Баргузинские. Первые бьют из земли в 9 верстах от устья реки Турки, против острова Ольхона, из сернокислого грунта; сливаются в одну речку и впадают в Байкал уже холодными. Теплота их по Реомюру +44®, а весной возвышается до +46®. Над ними устроены ванны и дом для посетителей. Баргузинские ключи текут близ заштатного города Баргузина и столь горячи, что в них уваривается мясо. По отдаленности и неудобству сообщения, они посещаются только местными жителями. Кроме сказанных, есть несколько других горячих источников, но они текут спокойно, в ожидании посетителей XX столетия.
Для дополнения мысли, что байкальские горы были некогда огнедышащими и сам Байкал есть провал, скажем, что озеро выкидывает на берег асфальт или жидовскую смолу. Простой народ называет ее «морским воском» и употребляет как мазь от ревматизмов.
Качество вод; исток Ангары; состояние населенности по берегам; произведения Байкала; глубина его вод; господствующие ветры; состояние судоходства. править
Вода в Байкале пресная, прозрачная и холодная, издали кажется густого лазоревого цвета. На глубине 6 или 7 сажен видны на дне камни. Температура воды, среди лета, на глубине двух сажен равна +4®, и теплее этого никогда не бывает; следовательно, ветер с Байкала был бы всегда холоден, если бы не удерживался окружающими озеро горами; но и при всем том, хлеб по берегам не родится, и только на расстоянии двух или трех верст от озера начинаются уже пашни. Вода свойства преимущественно известкового. В июле месяце около берегов показываются волокнистые слизистые растения (conferves); тогда говорят: «море цветет». Однако ж вода при этом не портится и воздух не наполняется неприятным запахом, как утверждают некоторые.
Прилива и отлива здесь нет, да и быть не может; только подле берегов появляется иногда течение то в ту, то в другую сторону. В 1818 году замечено было особенное возвышение воды, более чем на сажень, без всякой видимой причины. За пять верст от жерла реки Ангары начинается слабое течение, увеличивающееся по мере приближения к реке: народ называет это течение «поносом». Исток Ангары из Байкала представляет картину, достойную кисти Айвазовского: напором воды вырвало слабое место из горы; открылся путь, и все легкое увлечено стремлением воды: остались только гранитные валуны, то выглядывающие из реки, то покрытые легким слоем текущей воды. Эта гряда лежит поперек Ангары с одного берега на другой, и Байкал переливается через нее, как через край полной чаши. Почти на средине реки грозно возвышается огромный камень: он называется «Шаманским» — не потому, чтобы Шаманы отправляли на нем свое служение, а потому что в Сибири все необыкновенное называется Шаманским. В этом виноваты буряты, здешние аборигены; без того, чтобы не поклониться, не проедут они ни мимо огромной сосны, ни мимо кедра, или камня, отдельно стоящих.
В пороге двое ворот для прохода судов. Первый, в шести саженях от правого берега Ангары, называется Береговым, и глубиной в полтора аршина. В десяти саженях далее — другой проход, называемый Ангарским; тут глубина более двух аршин.
В трех верстах ниже порога река образует как бы залив и тут Никольская пристань. Деревянная церковь и несколько домов составляют селение. Здесь разгружают суда для прохода сквозь пороги; тяжести везут до Лиственичной станции, стоящей уже на берегу Байкала за порогами, и опять сносят на суда. Быстрота реки между порогом и Никольской пристанью превышает вероятие; однако ж суда тянутся вверх людьми при помощи двух или трех лошадей; крутой берег весь изрезан бичевой: в твердой глинистой почве долго сохраняются эти разрезы и приводят в недоумение ученого наблюдателя природы.
Берега Байкала пустынны и безжизненны: скучны для человека общежительного, но клад для живописца и мизантропа. Только в юго-западном углу моря стоит порядочное селение Култук, оживляемое в глубокую осень приходом обозов из Кяхты и обратно. В двухстах верстах от него, близь Прорвы, возвышается Посольский монастырь, так названный, потому что на этом месте убит бурятами посол наш Забороцкий. Подле церкви небольшое селение. Далее весь берег кругом Байкала совершенно пуст. Правда, на устьях некоторых речек стоят зимовья, или одинокие дома, в которых летом живут рыбаки; но зимой в этих убежищах воет ветер. Сколько в Сибири простора для помещения излишков сгустившегося народонаселения Европы и южной Азии!
Байкал можно назвать рыбным магазином южной Сибири, источником народного продовольствия во время постов. Главнейшая рыба в нем омуль; затем следуют осетры, таймени, харьюзы, сиги, окуни, ленки, налимы, щуки, язи, сороги и, наконец, голомянка. Из морских животных водятся только тюлени, по-местному нерпа.
Омуль (Salmo migratorius, Omul) принадлежит исключительно одному Байкалу; есть омуль и в Ледовитом Море, но он вдвое больше байкальского, а здешние величиной меньше полуаршина, весом до трех фунтов. В конце августа месяца омули идут из моря в реки Селенгу, Баргузин и Верхнюю Ангару, подобно сельдям, для метания икры. В это время собираются промышленники в некотором расстоянии от устья реки и ловят их неводами. Случалось, что из одной тони вынимали до 150 000 штук. Пойманных омулей кладут в бочки по тысяче и по полутора, и потом солят. Байкал доставляет в хороший год до 14 000 000 штук омулей; они развозятся по всей губернии, и поступают отчасти и в Енисейскую.
Харьюзы ловятся везде по берегам Байкала и по рекам и речкам в него впадающим; они не годятся для соления, и потребляются тотчас после улова, или развозятся зимой мерзлые. Ежегодный промысел их простирается до 100 000 штук.
Огромные осетры ловятся преимущественно около устьев реки Селенги и по всей этой реке до китайской границы. В Байкале ловят их неводами, а в Селенге сетями и огромными вершами. О вкусе этой рыбы могут иметь понятие только те, которые употребляли ее на месте. Осетров добывают в год до 25000 пудов.
Лов сигов незначителен: в продажу поступает их всего до 500 пудов.
Тайменей, налимов, щук, окуней и ленков поступает в продажу до 2500 пудов. Весь улов потребляется, по большей части, обывателями.
Байкал имеет рыбку, исключительно ему принадлежащую: это «голомянка» (Galionimus Baikalensis), уродливое создание, похожее на летучую рыбу. Длиной бывает она немного больше четверти аршина, и имеет длинные плавательные перья. Живую ее никто не видал; но иногда летом, после продолжительных бурь, выкидывает ее мертвую на берег в ужасном множестве. Она состоит из головных и становой кости, облитых жиром.
Тюлени (нерпа) водятся по всему пространству моря. Цвет шерсти у них черно-желтый. Стреляют их из ружей зимой, когда они выходят из щелей на лед подышать воздухом и соснуть. Впрочем, промысел этот весьма не важен.
В Байкале нет раковин, но есть животно-растение собственно ему принадлежащее: по камням на дне озера растет особенного рода коралл, называемый здесь «морской губкой» (Spongia Baikalensis). Наружным видом он совершенно походит на ветвистый коралл: цветом серо-желтоватый, ноздреват, в воде мягок, на воздухе же высыхает и становится жестким, Иркутские серебряники полируют им металлы; более никакого употребления из него не бывает.
В проливе между островом Ольхоном и матерой землей плавают моллюски. Это шарики величиной в грецкий орех, зелено-грязного цвета, с густой влагой внутри, в которой помещается ядро.
Около устьев реки Селенги выкидывает на берег черный железный песок, содержащий в пуде до 30 фунтов железа. Тут же достают красный песок, состоящий из весьма мелких кристаллов венисы, а может быть и рубинов. Тот и другой употребляется для засыпания чернил.
Глубина Байкала не измерена определительно. Случайные опыты, произведенные в некоторых местах, показали, что с противного берега, от Посольского монастыря, озеро углубляется постепенно, а под здешним берегом лежат неизмеримые бездны. На той стороне останавливаются суда в двух верстах от берега, выпуская 80 сажен каната; в пятнадцати верстах веревка во 100 сажен не доставала уже до дна. На здешней же стороне, в пяти верстах от Кадильной станции, опускали с судна веревку с десятипудовым верпом на 1000 сажен, и веревка висла перпендикулярно под носом судна. Против станции Голоустной, в ста саженях от берега, провалился сквозь лед колокол; глубина моря оказалась во 100 сажен. Против станции Лиственичной глубина увеличивается постепенно, и на девятой сажени от берега вдруг открывается обрыв в 80 сажен глубиной; из лодки видно как дно морское опускается утесом в бездну.
Вот все, что нам известно о глубине Байкала. Измерения производились людьми, не знавшими дела; им и в голову не приходило, что веревка с малой тяжестью идет в воду перпендикулярно только на 70 сажен, а потом будет стлаться зигзагами, поддерживая собой привязанную к ней тяжесть. Измерение Байкала можно бы с успехом произвести зимой, когда озеро покрыто льдом; но где тот любопытный, который бы решился жертвовать деньгами для удовлетворения одного любопытства? В Сибири нет богатых англичан-чудаков, а Правительство не имеет надобности знать, глубок ли Байкал. Таким образом, глубина озера остается недоведанной; правда, на некоторых картах смело означено дно озера, но это не более как удальство воображения.
Некоторые утверждают, что против речек Голоустной и Половинной, на глубине шести сажен, видны на дне Байкала провалившиеся горы с деревьями и кустарниками.
Ветры на Байкале имеют свои названия, которые доказывают, что первые мореплаватели были здесь архангелогородцы. Северный ветер называется «сивер», южный — «полуденник», западный — «култук», восточный — «восток», северо-восточный — «баргузин», юго-восточный — «шалоник», юго-западный — «глубник», северо-западный — «гора». Попутный ветер называется «обетон». Култук, баргузин и гора, суть ветры господствующие. Гора — ветер сильный, порывистый и опасный; он нередко сопровождается громом, дождем и шквалами; рвет паруса, опрокидывает суда, срывает их с якорей, заливает лодки тяжело нагруженные. Напротив того баргузин — ветер умеренный, дует всегда при ясной погоде. Но если несколько дней сряду продолжается баргузин, то редко дело обойдется без горы. Плывущие от Посольского монастыря на здешнюю сторону, если увидят на горах облака, тотчас опускают паруса и ждут противного ветра. Впереди море зачернеет, настанет глубокая тишина, и вдруг пахнет, как из погреба, холодом, и волны приблизятся высокими грядами. Тогда поворачивают судно назад и качаются на якоре близ берега, иногда сутки, двое; бывает, что лодки и купеческие суда выкидывает на берег. Лавирования и дрейфования здесь не знают. Вообще редко удается переплыть через Байкал благополучно: случается иногда раза три возвращаться к берегу, от которого поплыли.
Через Байкал плавают в дощаниках или в лодках.
Дощаник есть плоскодонное судно с палубой и одной мачтой с огромным парусом, поднимающее до 10000 пудов: на них перевозят купеческие товары и, случайно, пассажиров.
Рейтинг на основе оценок экспертов.
Лодка имеет конструкцию обыкновенной лодки, но борта возвышенные; при попутном ветре идет она на парусе, а в штиль на веслах. В лодках плавают в какой угодно ветер, лишь бы он был попутный; не встречалось примера, чтобы лодка утонула: вся беда, что ее выбросит на берег и все перемочит.
Прежде были здесь казенные транспорты; они перевозили обыкновенно путешественников, едущих по подорожным, и преступников, следующих в Нерчинские горные заводы и на поселение в Забайкальский край: теперь они уничтожены, по оказавшейся ненадобности. Правильная постройка и вооружение этих судов научили здешних природных мореходов многому.
Через Байкал плавают все лето до глубокой осени, когда носящиеся льды сделают переезд вовсе невозможным. В прежние времена удачная переправа через Байкал считалась благополучием. На путешественника налагались некоторые условия; например: не называть Байкала озером, не отзываться о нем презрительно, не произносить бранных слов, и тому подобное. И в самом деле, без явного содействия Провидения, переправа не могла быть удачной. Дощаники строились мужиками, не имевшими никакого понятия о корабельной архитектуре; все гвозди и укрепления были деревянные; огромный парус при подъеме и спуске требовал больших сил; матросы были люди трусливые и суеверные, не привыкшие к делу; хозяин заботился только о своих выгодах, а в остальном полагался на милость Божью. При умеренном ветре судно входило или в Прорву, или в устье Селенги; но в бурю не смело пускаться в гавань: извилистый вход угрожал судну, управляемому тяжелым рулем, неизбежной опасностью сесть на мель. Судно кидало якорь верстах в двух от берега. Хорошо, если качка была умеренная; при сильном же ветре судно растягивало, открывались пазы, и вода лилась в дощаник со всех сторон: тогда отрубали якорь, поднимали парус и пускались прямо на берег, к счастью песчаный. Осенью бедствие было еще ужаснее: вода, заплескиваясь на судно, замерзала и увеличивала груз. Тогда пускались в «мятик», то есть в лед, переломанный волнами и прибитый к берегу. Судно погружалось в эту кашу, и, с наступлением тишины, замерзало в ней. Каждую осень при сильном северо-западном ветре гибли суда преимущественно на той стороне озера. Кресты, водруженные во многих местах по берегу, обличают претерпенные здесь бедствия. Больше всего страдали суда, так называемые «свинцовые», то есть те, на которых перевозили свинец, идущий из Нерчинских заводов в Колыванские. Их строили на живую нитку, собственно для одного рейса вниз по Ангаре и Енисею. Хорошо, если на Байкале не встречал их противный ветер.
Еще в половине прошедшего столетия стали заботиться об усовершенствовании судоходства на Байкале. В 1754 году учреждена была в Иркутске Навигацкая Школа для образования штурманов; потом основано было Адмиралтейство с Верфью. Но то и другое уничтожены впоследствии.
Перевоз товаров находился в руках двух или трех купеческих домов иркутских, и приносил им важные выгоды. В течение навигации делали до десяти рейсов: на одном судне перевозили до 10000 пудов, получая за пуд летом — по 25, осенью — по 65 коп.; таким образом хозяин судна приобретал выгоды от 25 до 30000 рублей асс. В Иркутске возникло несколько купеческих домов единственно на счет байкальского судоходства, и теперь эта отрасль промышленности находится в хорошем состоянии; но в глубокую осень товары идут сухим путем, кругом Байкала, по горной дороге.
В 1818 году подана была первая мысль учредить на Байкале пароходы; но она осталась неисполненной, по недостатку средств и новости дела в России. В 1824 году мысль о пароходстве предложена была снова, и встретила опять сильное сопротивление: судовщики доказывали, что при непостоянстве ветров пароходы не будут полезны; что волны Байкала имеют особенное свойство опрокидывать суда беспарусные, и т. п. Само собой видно, почему судовщики восстали против пароходства.
Наконец, в 1845 году, мысль учредить на Байкале пароходство нашла исполнителя. Почетный Гражданин Мясников, первый золотопромышленник Восточной Сибири, решился устроить здесь пароход; и 15 сентября 1843 года спущен был на воду бот, а на следующее лето и второй. Все были уверены, что через это устранятся весьма важные неудобства: судоходство будет продолжаться беспрерывно целое лето, несмотря на противные ветры; горная дорога вокруг Байкала нужна будет только для двух зимних месяцев; почта из Иркутска в Кяхту будет поспевать в двое суток и скорее; путешественники не будут жить по неделе на берегу Байкала в ожидании попутного ветра, или носиться по озеру взад и вперед по нескольку дней, не будут переносить мучительной качки, стоя на якоре; рыбаки будут доставлять в Иркутск свежую рыбу, тотчас пойманную, или живую; сообщения между здешним берегом и устьями реки Селенги, Баргузина и Верхней Ангары, где производятся важные рыбные промыслы в августе месяце, будут производиться когда угодно. К сожалению, последствия не оправдали этих ожиданий. Предприниматель худо расчислил подробности байкальского мореплавания: первый пароход его, в 30 сил, шел скоро только при попутном ветре; в штиль едва тащил он свой буксир, а при ветре противном не двигался с места; второй, в 50 сил, действовал успешнее, но все-таки неудовлетворительно. Мясников не пожалел бы сделать пароход и во 100 сил; но смерть этого гражданина положила конец байкальскому пароходству. Желательно, чтоб пример его подействовал на прочих золотопромышленников: выгоды от пароходства столь очевидны, что не требуют доказательств; а золотопромышленникам не мешало бы позаботиться о пользе общей, в уплату за дороговизну съестных припасов в Сибири, происходящую от причин, им весьма известных.
Зимняя дорога по Байкалу и летняя около него; происхождение слова «Байкал»; мнения о происхождении самого озера. править
Байкал замерзает в декабре и январе, а растаивает в мае. Здесь говорят, что море стоит подо льдом «от Николы до Николы», то есть от 6 декабря до 9 мая. Кто не согласится, что столь огромная площадь льда должна сильно охлаждать воздух весной?
С половины октября намерзают подле берегов закраины (забереги). В ноябре, при тихой погоде, они распространяются в море верст на десять, так что неопытному покажется, будто море замерзло; но густой туман над открытым пространством обнаруживает противное. Сильным ветром и волнами разрушаются эти закраины и прибиваются к которому-нибудь берегу; между тем туман постоянно тяготеет над озером: это время называется здесь «мореставом». Чтоб Байкал совершенно покрылся льдом, нужны некоторые условия: во-первых, мороз не менее 25®; во-вторых, сильный ветер в продолжение нескольких дней, которым бы воду перемешало и сильно охолодило; в заключение, необходима тишина, при 30® мороза. Тогда Байкал в одну ночь покроется тонким льдом, атмосфера прояснится, и даже в Иркутске, за 60 верст, узнают, что море стало. Тишина продолжается, лед крепчает, и на третьи сутки какой-нибудь смелый крестьянин из Посольского монастыря отправляется на тройке в море и прокладывает дорогу. Немедленно дают знать о том Иркутскому Губернатору и уездного города Верхнеудинска исправнику. Крестьяне из ближайших селений едут на Байкал с возами сосен, втыкают их в лед на известном расстоянии друг от друга, и зимняя дорога установляется. Весть о замерзнувшем Байкале распространяется от Иркутска до Кяхты, все говорят друг другу: море стало! В самом деле, эта новость приносит много пользы. Остановившееся на несколько месяцев сообщение возобновляется деятельно; купеческие караваны из Кяхты и туда потянутся длинными вереницами; из-за Байкала повезут в Иркутск множество битого скота; мена произведениями оживит молочную торговлю, и деньги быстро станут переходить из рук в руки.
Бывает, что Байкал, покрывшийся тонким льдом, опять делается непроходимым: сильным ветром раскачает воду в какой-нибудь полынье, волны начнут ломать тонкий лед, и море вскроется. Случается, что караваны с товарами идут по льду столь тонкому, что он гнется под возом; говорят, что иногда по первому пути лошадь пробивает лед подковами; однако же все кончается благополучно. Иногда посредине моря бывают полыньи, но их скоро затягивает.
Когда лед окрепнет, то близ обоих берегов, вдоль всего моря, делаются две трещины: их называют «становыми щелями». Эти щели происходят от осевшего на всей площади моря льда: вода в течение зимы, от малого дополнения притоками, уменьшится, и горизонт ее понизится. В том месте, где лежит дорога, трещину наполняют льдом, по которому переезжают на другую сторону. Трещины бывают и далеко от берегов; если они узки, то лошадь с разбегу перескакивает через них; но если очень широки, ищут узкого места, или колют лед и набивают им трещину сколь возможно гуще. Иногда лед вдруг лопнет перед бегущими лошадями, разойдется на несколько сажен и в тоже время опять сойдется. Иногда трещина остается в одном положении сутки, двое, покроется тонким льдом и вдруг сожмется; тогда лед на ней ломается, становится ребром и означает все пространство трещины.
Байкал замерзает по большей части гладко; только в некоторых местах лед, оторванный от закраин и замерзнувший в тихой воде, образует местами кочки (торос). В ясный день эти льдины удивительно отражают лучи солнца и горят как изумруды и бриллианты. Упавший снег всегда сметается ветрами, и лед на Байкале чист как стекло: это вредит слабому зрению при сильном отражении солнца. Зимой здесь бывают столь сильные ветры, что сбивают лошадей с повозкой, а пеший человек на гладком льду падает и катится по направлению ветра. Чтоб удержаться на одном месте, вынимают из ножен ножик, и, вонзив его сильно в лед, держатся за черень обеими руками. Каждый сибирский крестьянин и инородец непременно носит на поясе нож в ножнах по одну сторону, а по другую огниво.
В апреле море подле берегов растаивает на значительное пространство, тогда как посредине стоит еще крепкий лед. Это состояние Байкала называется «голомед». Тогда спускаются на море у Лиственичной станции, и 105 верст едут по льду до другого берега, запасшись кормом для лошадей и досками для настилки через трещину. На средине пути останавливаются, втыкают в лед пешню и к ней привязывают лошадей отдохнуть и поесть. Часа через два опять пускаются в путь.
Зимой дорога идет подле здешнего берега от Лиственичной станции до Кадильной, потом до Голоустной; отсюда уже пускаются через Байкал и перебегают в три или четыре часа 55 верст на одних лошадях.
Перед воздушными переменами, к буре или снегу, происходят подо дном, в бездне морской, чудеса: там раздается звон колоколов, пушечные выстрелы, громы, стоны, плескание волн. Эти явления бывают разительны среди моря. Если вы остановитесь, выйдете из повозки и ляжете на лед чистый и прозрачный, то увидите, что он весь в трещинах, как печной изразец. В глубине чернеет под вами бездна. Вдруг лед затрещал ужасно, как будто все проваливается куда-то. Шум пробежал мимо вас, и слышится уже в отдалении. Все утихло. Вдруг вы услышите вдали какие-то визги и стоны, слышите, как воздух пробивается пузырями сквозь скромную толщу вод, и булькает как газ в реторте. Тогда ямщик убедительно будет просить вас сесть в повозку и продолжать путь. «Не сердите, сударь, море: оно не любит, кто глазеет на него и любопытничает. Посмотрите, как заорет!» Народ почитает Байкал существом живым, одушевленным, с характером честолюбивым, своенравным и мстительным, и если не считает его божеством, то уже непременно духом, если не поклоняется ему, то боится и уважает. Есть мужички, которые хвалятся дружбой с Байкалом и ни во что ставят его капризы; через это слывут они во мнении робких знахарями. Не нужно объяснять, что смелость и ловкость спасали их от бедствий неизбежных для многих, и тем доставили почет и удивление.
Причину подледного шума в Байкале объяснить нетрудно. Огромная масса льда не может лежать ровно: в одном месте — от упавшей воды — она опускается, в другом — поднимается. Даже от суточного движения земли вода должна изменять свою поверхность, лед лопается и производит треск. Кроме того, воздух и газы, вырывающиеся из бездны, пучат и разрывают лед. Но отчего же подледный шум бывает слышен преимущественно перед переменой погоды? Может быть, изменения атмосферы имеют влияние на подземную лабораторию, усиливают или ослабляют ее действие…
Через Байкал плавают путешественники и купцы с товарами все лето до глубокой осени; в ноябре едут уж санным путем, по дороге, проложенной кругом озера. Кяхтинская торговля открывается обыкновенно в январе и феврале, и к этому времени купцы должны поспеть с товарами своими, во что бы ни стало. Много есть путей вокруг Байкала; но до настоящего столетия это были тропинки для верховых лошадей. Купечество жаловалось на трудность сообщений, а почта замедлялась на пути разлитием наледей по речкам и глубокими снегами. Думали, где бы устроить лучше и удобнее дорогу: тунгусы указали тропинку через гору Хамар-Дабан, и Правительство приступило к разработкам. В то же время указана была другая дорога: по берегу Байкала до речки Выдрянки, потом вверх по этой речки до невысокого хребта, перевалившись через который, выезжали на Баргойскую долину, а по ней ехали почти до самой Кяхты. Эта дорога самая удобная, и не требовавшая больших издержек; но Хамар-Дабанская была уже начата; оставить ее и войти с представлением о новой было неудобно.
Теперь кругоморская дорога идет от Иркутска через реку Ангару на запад, по горам, до юго-западного окончания Байкала, где стоит деревня Култук. Последний спуск к этой деревне простирается на 7 верст, однако же, дорога тележная. В Култуке берут верховых лошадей и едут восемь станций по высочайшим горам, имеющим до 1000 сажен от поверхности морской: тут нередко встречаются подъемы и спуски под углом 45®. Первый подъем — верстах в 10 от Култука на гору Култушную, с которой открывается бесподобный вид на Байкал. Дорога виляет направо и налево до вершины горы; потом идет по гривам гор все выше и выше, до станции Слюдянской, на расстоянии 30 верст. Здесь переменяют лошадей и, перевалившись через гору под Хамар-Дабан, подъезжают к самому грозному исполину. Гора эта стоит пред путешественником как стена; но искусство и смелость преодолели природу, и человек лезет на вершину ее по гладкому шоссе, обнесенному со стороны пропасти высокими перилами. Надобно сделать двадцать пять поворотов направо и налево, чтобы достигнуть вершины высунувшегося склона, через который перегибается дорога; настоящая вершина горы остается в стороне, однако же любопытный может подняться на нее до известной высоты, не слезая с лошади, а потом уж надобно пробираться по гривкам, соединяющим три вершины Хамар-Дабана. Куда ни обратите взор, повсюду встречаете ключи, падающие с камня на камень в бездну; шум от них так силен, что с трудом слышен голос говорящего человека. Здесь вполне выражается сибирская природа, и кто не бывал на Хамар-Дабане, тот не видал Сибири.
Купеческие караваны идут по этой дороге в ноябре и декабре, пока не замерзнет море. Глубокий снег иногда до такой степени покрывает Хамар-Дабанскую дорогу, что закрывает даже перила; тогда с величайшей осторожностью надобно спускать возы по крутизнам: при малейшей оплошности воз раскатится и увлечет лошадь в бездну. Ямщики спускаются в стремнину на веревках, и вытаскивают оттуда уже не лошадей, а только тюки с товарами.
Снега здесь так часты и так обильны, что после каждого проезда каравана дорогу заносит новыми сугробами. Тогда надобно расчищать ее особым способом. Обыкновенно два или три ямщика садятся на коней, и гонят перед собой несколько порожних лошадей: они протаптывают первую дорогу. Потом запрягают несколько лошадей в сани, а к ним привязывают срубленную сосну или кедр с ветвями: кедр, тащась по снегу, разбивает куски и приглаживает их, а сани и лошади дополняют работу. Устроив таким образом путь, караван пускается вперед. Иногда путь, только что проложенный и устроенный, вновь засыпает снегом; тогда принимаются опять за прежнюю работу.
За Хамар-Дабаном возвышается голец Шибет; подъем на него не труден, но голец этот верст на 15 не имеет ни одного кустика. Эта поднебесная степь открыта со всех сторон, и весьма опасна во время бурь и метелей, за которыми здесь дело не стоит. Горе путешественнику, захваченному «пургой» (как называют здесь метель): ночью он собьется с дороги, погрязнет в снегу, и гибель его неизбежна. Если погода хотя чуть сомнительна, особливо к ночи, то ожидают на станции утра, и тогда уже пускаются в путь. Иногда метель настает вдруг, неожиданно, без предварительных признаков, которые ямщики хорошо знают. Небо сольется с землей снеговым облаком, настанет темнота, и вы должны предаться на волю лошади, которая знает куда идти; но часто неопытный, самонадеянный путешественник сбивает с толка лошадь и ямщика; тогда одно чудо только может избавить их от гибели. Обыкновенно спешат проехать эту каменную степь как можно поскорее; ямщик, при малейших признаках бури, станет торопить вас, и не позволит заняться ни минералогией, ни ботаникой даже летом. Во всех здешних горах преобладает гранит; а известно, что минерал этот притягивает влажность из воздуха и, при малейшем охлаждении атмосферы, производит облака, дождь, или снег.
Сколько несносна и опасна эта дорога зимой, столько занимательна она летом. Разнообразие горной природы неистощимо, поэзия на каждом шагу. Еще повторяю: кто не видал околобайкальской дороги, тот не знает сибирской природы.
Проехав восемь горных станций, выезжают на долину, где кочуют буряты, с огромными стадами лошадей, коров и овец. Отсюда до Кяхты едут уже на колесах. Впрочем, едва ли не возможно ехать в экипаже и через горы; крутые подъемы потребуют только лошадей более обыкновенного.
В последнее время дорога по берегу Байкала и речке Выдрянке устроена на свой счет кяхтинским купцом Игумновым, и вероятно останется навсегда главной и почтовой.
Что значит слово «Байкал», до сих пор не решено, хотя в разысканиях и догадках недостатка не было. Одни производили его от китайских слов Бей-Хай, что значит «северное море»; другие — от тюркского Бай-Куль — «богатое озеро». Некоторые составляют «Байкал» из двух монгольских слов: Баин-Гал, что можно перевести и — «богатый огонь», и — «был огонь». Все эти выводы похожи на правду: китайцы имели право назвать Байкал «северным морем»; народы тюркского племени могли почитать его «богатым озером» по изобилию рыбы; а монголы, давнишние здешние обитатели, могли, пожалуй, быть свидетелями как проваливалась здесь «земля», выступил потом «огонь», и наконец явилась — вода…
Китайцам известен был Байкал до Р.X. В 119 году Китайский Двор отправил против хуннов, теперешних монголов, две армии: одну под предводительством Вен-Цина, другую под начальством Хоцюй-Бина. Последний разбил хуннов где-то близ Байкала: поднявшись на какую-то гору, он видел с нее Хань-Хай (то есть «море Хай»), что также как и Бей-Хай, означает в китайских историях Байкал.
Монгольский историк XVII столетия Санан-Сетсен называет Байкал — Байгал-Мурен, что значит «большая река Байгал». Отсюда видно, что еще до прибытия русских он назывался у кочевавших при нем народов теперешним же именем.
Обратимся к первобытным народам, обитающим ныне около Байкала: это буряты и тунгусы. Первые называют его Далай, вторые Лам; то и другое значит «море».
Русские вышли на озеро Байкал в половине XVII столетия, и в донесениях своих называют его Байкалово озеро. Выходит, что они это слово услышали в первый раз от бурят, обитающих за Байкалом: там слово Байкал употребительно; но кочующие на здешней стороне и теперь называют его Далай.
Слово Байкал встречается и в других местах Сибири, где искони обитали племена тюркские. В Тобольской губернии, по дороге к городу Тюменю, есть деревня Байкаловские Юрты. В Минусинском округе Енисейской губернии есть селение Байкалово. Фамилия Байкаловых повторяется между крестьянами и казаками Енисейской губернии. На вопрос: откуда они происходят? отвечают: «от моря Байкала». Ответ и мысль совершенно ошибочные: «от моря Байкала» некому было переселиться на реку Енисей; и теперь берега озера пусты, а жители Минусинского округа пришли сюда из окрестностей города Енисейска. Сходство слова и удобность разрешить вопрос причиной ответа.
К юго-западу от Байкала лежит большое озеро, которое носит у русских название Косогол, а окрестные жители называют его Кусагул, правильнее, вероятно — Кус-Кул. Слово это чисто тюркское, и значит «глаз-озеро»: весьма живописное название для озера, которое совершенно кругло и имеет посредине остров. Между тем, оно служит вместе доказательством, что когда-то в окрестностях Байкала живали народы тюркского племени. Следы их пребывания заметны, впрочем, и из других признаков: во-первых, из названий некоторых речек и урочищ; во-вторых, из курганов или древних могил, рассеянных по степям Аргунским. Теперь кочуют там племена монгольские; но известно, что монголы никогда не делали насыпей или курганов над могилами умерших: во всей Монголии нет их; напротив того, по долинам Енисея и Абакана везде курганы, а страны эти искони были жилищем киргизов, уйгуров и других тюркских народов. Около озера Косогола и теперь кочует народ урянхай, говорящий наречием тюркского языка, хотя и сильно испорченным влиянием монголизма. Персидский историк Рашид-эд-Дин говорит, что киргизы обитали между Селенгой и Енисеем; следовательно, владения их к северу могли простираться до Байкала. А что поколения тюркские обитали между северными монголами до времен Чингис-Хана, о том говорят все мусульманские историки, писавшие о монголах.
После этого, едва ли нет оснований заключить, что Байкал есть первоначально тюркское Бай-Кул, означающее «богатое озеро». Китайцы свой Хан-Хай и Бей-Хай, а монголы Байгал заимствовали у поколений тюркских, первобытных обитателей окрестностей Байкала, живших тут еще до Р.X. Так дошло оно до нас, русских, переделанное в Байкал, ныне освященное всемирным употреблением.
Вот наши выводы о происхождении имени Байкала; если они неосновательны и ложны, то, по крайней мере, новы. Мы готовы с удовольствием выслушать всякое дельное опровержение, и вызываем на бой наших ориенталистов. Может быть, им известны такие источники, о которых мы и не слыхали; тогда мы признаем себя побежденными, зато наука выиграет.
В заключение помечтаем о происхождении самого озера. Одни утверждают, что Байкал есть провал реки Ангары, происшедший от сильного землетрясения, когда-то в глубокой древности. Мнение это основанием имеет две реки Ангары: одна из них впадает в Байкал, а другая вытекает из него. Невозможно, говорят, чтоб две реки, столь отдаленные одна от другой, могли получить одно имя: тут протекала когда-нибудь одна река, под руслом которой сделался провал; реки наполнили его, явился Байкал, и потек прежним путем в реку Енисей. Кроме того, везде видны и поныне следы вулканов и страшного переворота: горы, стоящие по берегам озера, во многих местах спускаются в него утесами, и подобные утесы видны в самом озере; по берегам есть горячие ключи; из озера выкидывает асфальт и другие горючие минералы. Другие, напротив того, доказывают, что Байкал произошел в одно время с образованием всех вод, когда всемогущее Слово отделило воду от суши и природа начала действовать силами, единожды ей сообщенными. Мнение это опирается на следующие основания: во-первых, юго-восточный берег ровен и отмел, что противоречит уже мнению о провале; во-вторых, куда же стекали прежде реки Селенга, Баргузин, Ангара и сотни речек? Впрочем, на то и другое отвечать нетрудно. Отмелый берег Байкала произведен наносами реки Селенги, которая, в течение тысячелетия, могла переменять свое течение несколько раз, подмывать слабые горы и уносить обрушавшиеся массы в Байкал; подобное явление мы видим и теперь в устьях этой огромной и многоводной реки. Прочие реки и речки могли впадать в Ангару; могли даже образоваться во время сильного переворота земли, в одно время с Байкалом. Ключи и теперь являются на поверхности земли, а другие исчезают вдруг или исподволь; появляются даже новые озера. За Байкалом, лет 70 или 80 назад, вдруг образовалось Гусиное озеро, и заняло площадь верст на 15 длиной: дело все состояло в том, что одна из речек, впадающих в реку Селенгу, переменила свое течение при сильном разлитии, нашла котловину и наполнила ее собой.
Надобно, однако ж, признаться, что мнение о происхождении Байкала от подземного огня, увлекательнее: ему поддаются многие при первом взгляде на байкальскую природу. Землетрясения здесь бывают почти каждый год. Высокая гора Хамар-Дабан есть погаснувший кратер. Подобные вулканы встречаются и в других местах; есть даже курящиеся горы: к ненастью идет из них дым, видимый только издали, а если подниметесь на вершину горы, не увидите ни малейшего признака дыма; так он тонок и редок, что виден только издали, в большой массе. Во многих местах попадаются огромные глыбы лавы; естественно, что они вытекли из жерла огнедышащей горы. Кто знает? Может быть, когда истощенная лаборатория природы в байкальских горах скопит материалы, огонь брызнет там, где его не ожидали; тогда опять изменится поверхность земли, и воды получат другое направление.
Но есть основание думать, что кратеры байкальские исполнили свое назначение и погасли навеки. В Иркутских летописях мы находим, что в XVII и XVIII столетиях были там еще частые и сильные землетрясения. Теперь они слабы и редки; иногда не бывает их года по два. Последнее значительное землетрясение было в 1805 году, когда в Иркутске с собора сорвало крест с яблоком и отбросило сажен на 50 от колокольни к югу: каков же был размах самой колокольни? С тех пор не происходило сильных ударов, и жители Иркутска имеют полное право перестать бояться, что они или потомки их погибнут под развалинами домов своих, провалятся сквозь землю, или потонут в разлившейся Ангаре.
Оригинал здесь.
- ↑ Слова: «верхняя и нижняя изголовь» значат у сибиряков начало и конец острова.