Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 7. Чёртова дюжина
М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2013.
МОНОЛОГИ
правитьЧто такое хорошая масленица
Программа кинематографа
Ловля блох в Норвегии (видовая)
Малютка Китти спасла, или Сердце не камень, как говорится (Трогательно)
Уморительные похождения коллежского советника Тупицына (Очень комическая! Масса смеху)
Роковое недоразумение, или Рука и сердце невинной девушки (Трагичная)
Чинка карандашей в средней России (Этнографич.)
Тайна куртизанки, или Не то плохо, что делается с хорошей целью, а то плохо, что делается с дурною целью (Драматичная в красках из древней римско-католической жизни)
Теща приехала! (Герметический хохот!!)
…Когда все уселись за стол, и я тоже уселся, хозяйка разложила на коленях салфетку и сказала:
— Приглашала я также Кузьму Петровича, но он отказался. Клянется, что не может, потому что работы много. А я уверена, что вовсе не потому. А просто боится своей гражданской жены, которую мы не пригласили. Хм! Работа. Терпеть не могу неискренних людей.
— Вы, действительно, не любите неискренних людей? — спросил я, ощущая прилив странного вдохновения.
— Да, конечно… Эти… неискренние. Что хорошего!
— Так, так. Значит, искренних людей вы любите?
— Д-да… А что?
— И если искренний человек скажет вам то, что он думает, вы будете рады и будете любить этого искреннего человека?
В моем тоне было что-то такое, от чего она немного съежилась, пролепетав очень неуверенно:
— Да, конечно… Я уважаю, которые…
— Знаете, это очень хорошо, что вы уважаете, которые. Искренность, так искренность! — Так вот, что я вам скажу, многоуважаемая Марья Дмитриевна: я тоже с большой неохотой пошел на эти самые ваши блины. Вот уже третий год я хожу к вам на блины, и все — буквально все — мне у вас не нравится! Вы спросите: почему же я тогда хожу? Вот подите ж. Черт его знает, почему хожу. Наверное потому, что я человек деликатный, а вы ведь можете пристать как с ножом к горлу! А не пойди-ка — сейчас обида. И пес его знает, зачем это все вам нужно? Не нравится мне у вас, Марья Дмитриевна… Прежде всего, блины. Ведь блины у вас определенно скверные, а мы уже три года едим, да подхваливаем. Они какие-то жесткие, пересушенные; нет в них такой пышности, рыхлости, которая должна быть в порядочном блине. Затем — масло! Масло вы покупаете определенно прогорклое, дешевое, думая, что гость все слопает. Вы думаете, если маслице-то растопили, так все это уж и незаметно? Нет, матушка! Ровно год тому назад у меня от вашего масла была такая изжога, что я до сих пор вспоминаю ваше маслице. А? каково! Такое масло, что целый год помню! Засим, возьмем икру… Я рассуждаю так: если у вас нет средств — не давайте никакой икры. А вы, чтобы соблюсти какой-то жалкий декорум (блины, мол, без икры, не блины! Да?), ставите обычный тип ваксы «Молния». Вы поглядите на эту икру. Если я всажу туда ложку, то ведь ее вытащить обратно обыкновенным способом нельзя. Ей-Богу! Нужно поставить коробку на пол, упереться в нее ногами и тащить ложку обеими руками. Я, конечно, понимаю, что хорошая икра дорога, но зачем же тогда это жалкое торжество? Я понимаю, если бы еще между вашими гостями существовала какая-нибудь духовная идейная связь, общность литературных или художественных интересов — тогда другое дело! Тогда можно бы, скрепя сердце, вынести и гнусные блины, и скверное масло. А то ведь нет! Ведь между вашими гостями нет ничего общего. Ишь ты, посмотрите, какими они волками на меня глядят. А за что? Вот если бы вы, господа, как наша милая хозяйка, любили искренность, — вы бы поняли меня… оценили бы. Я не думаю, чтобы в задачу хозяйки входил также филантропический принцип: «кормление голодающих». Нет! Все вы тут люди более или менее достаточные, и ваксообразной икрой, и блинами, похожими на замасленный переплет детского учебника, — вас не удивишь. Что же остается? Да просто встать и разойтись. Ей-Богу, тоска страшная! Предположим, я действительно хочу покушать блинов… Что же я сделаю? Я возьму какой-нибудь том Диккенса — хороший, господа, писатель! Чтение его книги в сто раз интереснее вашей вялой никому не нужной беседы — возьму, значит, том Диккенса и пойду себе в одиночестве в ресторанчик, где хорошо кормит. Там и икру хорошую получу, и рыхлые блины и, если перемигнусь с метрдотелем, то и сносное масло. И я буду сидеть один, кушать себе — хе-хе! — блиночки с икоркой, с семужкой (семги, кстати, у вас нет!) и буду читать своего Диккенса между двумя блинами. Хорошо, тепло, уютно! И никто ко мне не будет приставать — скушать того-то и того-то, чего мне не хочется, а захотел я, скажем, хорошего пенистого квасу — я взял да потребовал! А у вас — разве удобно потребовать? Скажут: невоспитанный, держать себя не умеет! А какое там не умеет! Нет — сумею. Марья Дмитриевна! я все сказал. Вы любите искренних людей, и я их тоже люблю. Так скажите же мне: оставаться мне после сказанного или уйти? Конечно, вы сами понимаете, что уйти-то мне приятнее. Уйти, а? Уйти? Ну, ладно… Уйду! Всего вам хорошего! (уходит со сцены).
Репертуар Московского кабаре «Летучая Мышь».
На сцене полутьма. Направо экран, на который направлен слабый все время дрожащий и мигающий свет.
Налево стулья, на которых несколько зрителей.
Сбоку экрана стоит о_б_ъ_я_с_н_и_т_е_л_ь картин.
Он долго откашливается, сморкается, наконец — начинает:
— Программа электромагнитного иллюзорно-реалистного кинемабиографа! Настоящий кинематограф — чудо XX века по Рождестве Христовом!
Так называются животные, водящиеся не только в местах для ночного отдохновения трудящих, но и на теле — причиняющие большое беспокойство жителям этой маленькой энергичной страны! Ловлей этих маленьких юрких животных занимается как стар, так и млад, и хотя охота бесприбыльная (мясо их не употребляется в пищу, а кожа не годится за размером), но тем не менее этих хищников ловят по всему побережью отважные норвещы, как стар, так и мал.
В квартире богатого негоцианца Грибуля все спит, не спят только дерзкие грабители, умыслившие подобраться к Грибулевой несгораемой деревянной шкатулке, в которой последний хранил свои капиталы. И вот уже с ножами в зубах лезут эти два каторжника Жюль и Иван за своим позорным ремеслом. Но Провидение не дремлет! Оно положило на пути разбойников куклу малолетней негоцианки Китти. Увидев куклу, разбойники вспоминают свою молодость и, выранивая из ротов ножи, обсыпают куклу поцелуями. Но тут на шум вскакивает с кроватки малолетняя негоцианка и бросается к разбойникам. Последние хотят ее убить, но потом не хотят ее убить и ласкают малютку, а последняя их. Но прибегают сержанты с револьверами и бросаются на убийц, но малолетняя негоцианка кротко лепечет не надо, не надо, они добрые, и заставляет помириться разбойников с полицейскими. Последние целуются с первыми, а папа Грибуль целует свою милую шалунью. Последняя же целует куклу, спасшую жизнь, и все плачат.
Нарядившись в пальто и шляпу, наш Тупицын идет на прогулку. Но тут его постигают неудачи. Он зацепляет носильца пустых картонок и последний роняет их на голову нашего Тупицына. Но тут другое горе: дворник поливает улицу и обливает этого чудака. Тогда носилец, дворник и публика набрасываются на него и бьют. Картина эта вызывает несмолчный хохот публики.
Молодой граф Жорж, встретив на прогулке скромную Мадлену, воспылывает в ней любовью, но нет! Последняя дала себе обет идти в монастырь. Но граф упорен и все добивается своего. Он пишет своему другу де Планшетту письмо: «дорогой Планшетт иди к вышеупомянутой Мадлене и во что бы не стало потребуй от нее для меня ее руку и сердце в память нашей дружбы, ты сделаешь это с совершенным почтением твой граф Жорж Гвоздилин». Де Планшетт, исполняя последнюю волю друга идет, но тут происходит роковое недоразумение: упорный Планшетт, поняв волю друга буквально, отрезывает несчастной кроткой Мадлене руку и сердце, причем последние и приносит потрясенному графу. Последний бежит к Мадлене, но поздно! Она умирает на его руках, благословляя графа, так как втайне любила последнего. Тут же безутешно рыдает ошибочный Планшетт.
Этим делом занимаются преимущественно подростки средней полосы России и изредка взрослые. Чинка карандашей требует большого уменья и ловкости, так как очень легко порезаться самому держимым в руке ножом или порезать прохожего, проходящего близко… Посмотрите, как ловко обращается подросток со своим делом на нашей картине. Эта картина, как научная и приличная, может быть рекомендована для учащихся средних учебных заведений.
Римлянами назывался народ, обитавший в Греции и отличавшийся воинственными наклонностями к разврату. Так, ихние куртизанки… (девушки!) влюблялись и неоднократно вступали в связь, не будучи не только повенчаны, но и обручены. Здесь на экране мы видим историю куртизанки Эпихарисы, поступившей по склону своего сердца и что из этого вышло.
Эпихариса жила с того, что торговалась собою, пока не встретила греческого юношу римлянина Битулия. На нем стало ее молодое сердце, но не то думал греческий патриций Центурион, с которым она ранее продавалась и который любил ее с животной страстью. И что же? Узнав о любви к Битулию, которому она назначила свидание в шесть часов, наш Центурион спешит, дабы убить отважного юношу. Но его песочные часы отставали, и, поэтому к колодцу он пришел, когда счастливый любовник ушел, а осталась одна Эпихариса — эта несчастная жертва общественного термометра. И что же? В темноте он выхватил старинный пистолет, которую он в темноте по белой одежде признал за Битулия, убивает ее. Мужественная девушка падает, как сноб, а Центурион, увидев печальную ошибку, собственным мечом прокалывается насквозь, с выходом конца из спины. Так и лежат рядом эти две жертвы общественного термометра.
Так, как говорится, хорошая славушка бежит, а дурная, извольте видеть, лежит.
Узнав, что приезжает теща, Адольф подговаривает слуг, и они отравливают жизнь этой злой Мегеры. Едва она приезжает, как на нее сыплятся несчастья. С крыши на нее падает автомобиль, потом кухарка бросает ее в чан с кипятком, из которого она вылетает, как ошпаренная… потом дети во время сна бьют ее по голове большими железными палками, и все это заканчивается тем, что уговоренная зятем наша теща едет в поле осматривать молотилку, попадает туда головой, которая и отрезывает ей голову под общий смех участвующих.
Не могши вынести этих шуток и издевательств, наша старуха собирает свои монатки и уезжает с первым обнимусом во свояси.
Сборник вышел в качестве V тома Театральной библиотеки «Нового Сатирикона».
Монологи
правитьВ состав раздела не включен монолог «Новогодний тост», поскольку его текст полностью совпадает с текстом, вошедшим в сборник «О хороших, в сущности, людях» (1914), см. наст. изд., т. 5.
Монолог «Программа кинематографа» является пародией на подобного рода программы в провинциальных и даже столичных увеселительных заведениях. В программе сохранено и косноязычие, и безграмотность ведущих, вплоть до словечка герметический (вместо гомерический).