Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
Среди всяческого растления, сердечного, делового, часто задумываешься: «Да уж не падает ли все!» Но, добрые люди: в сущности — ничего не падает! О добродетели — естественно молчат, о благородной жизни — что же говорить? Она просто течет, никому не мешая. Но кто-нибудь кому-нибудь снес череп топором? Заговорила вся Россия. Но из этого «говора всей России» решительно ничего не вытекает «о всей России», ибо преступления, притом самые ужасные (Каин и Авель), творились уже в семье Адама, когда всего-то на земном шаре жили четыре человека: и «преступность нашего дня» решительно уменьшилась сравнительно с почти райскою жизнью. Ибо из миллионного населения Петербурга вовсе не 250 000 преступников, из 150 000 000 русских вовсе не 35 000 000 злодеев. Злодеяние — всегда имеет около себя плакат. Оно публикуется — на то пресса и «цивилизация». Но эта цивилизация не могла бы дня просуществовать, если бы, в сущности, добро не перевешивало до чрезвычайности — зла, если бы разум не господствовал над безумием, если бы милые и простые люди, трудящиеся, страдающие, терпеливые, не лежали целою горою над песчинками-преступлениями…
Но что поделаешь — «пресса»… И ее задача — «кричать»… Нельзя же «кричать» о том, что я делаю свое дело: и естественно «кричат» о запутавшемся среди рабочих бездельнике, который путается ногами в чужой работе и портит ее… Все на такого оглядываются: все его видят. Но он — один. Поистине, «много шуму из ничего», как озаглавил волшебный Шекспир одну из своих комедий.
Эти мысли, сознаюсь, довольно утешительные и которым непременно должен поверить читатель, — стоят вот две недели у меня в душе по поводу одного случая… И потому, желая читателю такого же прекрасного настроения, в каком нахожусь я сам, передам «случай» во всех его подробностях. Просунул, в одно утро, в дверь голову какой-то священник с фигурой совсем не петербургской, подал зеленую книжку с непонятным словом (заглавие) «Хитопадеша» — и говорит: «Разберите в вашей газете». — Как «разберите», думаю, когда у меня голова устала, как котел, в котором двадцать лет варится «для читателей» (черт бы их побрал) варево: с чего я буду разбирать. И вслух говорю, посмотрев на обложку книжки: «Да это какая-то Индия?! — На кой нам черт, русским, Индия: это какие-то буддисты суют нам своих идолов». Все вышло довольно грубовато… Священник было ушел, но через две минуты вернулся и нервно потребовал книжку назад. Я извиняюсь. Куда! «Вы меня обидели таким приемом! Давайте книгу назад, не хочу, чтобы вы о ней писали и чтобы даже вы ее читали!..» Тут уже меня забрало; книгу, конечно, отдал, но пошел в магазин и сам купил, заплатил целковый… И вот, живу две недели решительно изумленный и успокоенный насчет «событий в России». — «Не все так плохо, как кажется».
Нужно заметить, разговор со священником уже не был так краток, как я передал (хотя сводился к тому именно, как передал): едва войдя, он сел и, вынув из кармана открытое письмо (бланк), начал его заполнять своим адресом.
— Что вы пишете?
— Свой адрес.
— Зачем?
— А когда появится разбор, то вы будьте благочестивы сообщить мне, в каком нумере газеты он напечатан. Я куплю и прочту.
— Да разве вы не читаете «Нового Времени»?
— Не читаю.
— Почему?
— Да я бедный человек. Как же я могу выписывать такую дорогую газету. У меня восемь человек детей, а жалованье мое, профессорское — такое-то.
«Восемь человек детей — это хорошо».
— Но как же вы работали? Перевели свою «Хитопадешу» с французского? И я буду…
— Я ничего не «переводил», а сам выбрал это из санскритской литературы и составил сборничек, наиболее отвечающий задачам воспитания в отроческом и юношеском возрасте… Отчего, видите, и посвятил ее:
Я прочел.
— Откуда же это вы «выбирали» тексты?
— А это немного у кого есть в Петербурге: в начале XIX века было отпечатано лондонским (таким-то) ученым обществом великолепное издание санскритских текстов, в стольких-то (большое число) томах. И я его купил. — Он немного сжался: — заплатил… он назвал чуть ли не сотни рублей.
«Удивительно: „Новое Время“ не может читать за дороговизной, а покупает санскритские тексты, стоящие сотни рублей!»
— И вы читаете эти «тексты»?..
— Читаю.
— Откуда же вы узнали этот язык?
— Выучился. И читаю со «Словарем», изданным нашей Академией Наук. Словарь в семи томах — Бетлинга.
Я вспомнил статью Вл. И. Ламанского — «Еще племянник и еще санскритолог», — лет 20 назад, в «Новом Времени», и выразился неуважительно о Бетлинге (у Ламанского шла речь именно о нем).
— Что вы?! Единственный в европейских литературах словарь санскритского языка издан Петербургской Академией Наук. Ни Берлин, ни Париж, ни Лондон этого не сделали.
— И он у вас есть?
— Есть!
— «Купили»?..
— Купил.
— За сколько?
— За семьдесят рублей (приблизительно).
«При восьми человеках детей — это трудно. Тут, действительно, уж зато газетки не купишь».
— Сколько же вы отпечатали экземпляров своей «Хитопадеши»?
— А триста.
— Но что же это за издание?!! Оно не окупит себя!!
— Если триста продадутся — то и окупится. А мне больше и не надо, да и издать в большем количестве у меня не было средств.
Что-то бессильное, неумелое: точно собирается открыть банкирскую контору человек, никогда не считавший дальше «ста». Я стал соображать. Явно, кто-то должен прийти к нему на помощь, кто-то — пользоваться его знаниями, умом «1001-ю добродетелью», чтобы из двух человек составилось «одно существо», умеющее не только «работать со словарем Бетлинга», но и сделать все, «что отсюда вытекает». А «вытекает» очень многое, очень сложное, вытекает что-то более ценное и огромное, нежели «300 экземпляров», отпечатанных в типографии, для расчета с которою нужно их все продать, иначе «восьми человекам детей» не дохватит на манную кашу с молоком. В Петербурге есть какое-то «Общество Востоковедения» и еще другое — «Общество ориенталистов». В обществах есть «председатели», бывают какие-то «секретари», все знающие, умеющие и могущие. У нас, наконец, есть Академия Наук, русская Академия, — и членом ее Бунин, что-то сочиняющий «о деревне»… Следует русской Академии Наук протянуть руку помощи, руку дружбы, редким и, наконец, редчайшим людям с врожденным пафосом к науке…
В самом деле, в Петербургской духовной академии, где состоит профессором М. И. Орлов, — вовсе нет кафедры санскритского языка, и, следовательно, он изучил этот язык вне «служебных обязанностей». По «служебным обязанностям» он издал «Liber Pontificalis, как источник для истории римского папства и полемики против него» и «Первое критическое издание литургии св. Василия Великого, со снимками с рукописей», — труды, вызвавшие критику и высокое одобрение в иностранной богословской литературе. И санскрит для него явился уже «гуляньем на стороне»… Кто же не подстелит золотой коврик такому «золотому барашку» в его прогулках… Ах, если бы «протоиерей Орлов» жил в Лондоне, где есть могучая, в британском вкусе, «Ассоциация наук» и «Лондонское Королевское общество»… А то наша Академия обросла тайными советниками со всех боков и, запутавшись в орденских лентах, совсем заснула.
Но что же такое «Хитопадеша»? Сперва полное заглавие: «Молодому поколению России. Хитопадеша. Полезное наставление. Собрание древнеиндийских нравоучительных рассказов. Перевод с санскрита по двум авторитетным изданиям, с примечаниями, библейскими параллелями, указателями и параллельной нумерацией двустиший. Часть I. Приобретение друзей. Часть II. Разрыв друзей. Профессора протоиерея М. И. Орлова». — «Азиатская Индия, — говорит в предисловии г. Орлов, — есть родина если не самых древних, то самых прекрасных учительных произведений по внешней и внутренней сторонам… Около VI века по Р. X. была составлена Пантатантра, или индийское Пятикнижие, где, в форме апологов, изложена наука о жизни… Она послужила главным источником и для Хитопадеши, составленной в том же приблизительно веке, — но Хитопадеша приняла в себя и много нового из неизвестных древних источников. И Пантатантра и Хитопадеша оказали обе огромное влияние на восточные и западные литературы. Следы их влияния находят теперь в древних переводах на языки: арабский, персидский, сирийский, еврейский, греческий, латинский, немецкий, датский, голландский, испанский, итальянский, французский, английский и языки славянские». Некоторые ее фабулы («Стефанит и Ихнилат», — издана в Москве Обществом любителей древней письменности) вошли в допетровскую рукописную письменность.
Это что-то вроде народных басен, легенд, «прологов» (рассказы из «Житий» святых), притчей Соломона, изречений «Иисуса сына Сирахова», пословиц и поговорок. Это — «самоучащийся народ», «самовоспитывающийся народ»; хочется добавить: «самоспасающийся народ». В самом деле, чем-то народ «спасал свою душу» от расхищения ее пороками и темными демонами страстей раньше, чем ему дали школы, наставников и законоучителей. Чем «спасал»? Да вот этими побасеночками, легендочками, — которые произносились необыкновенно серьезно, со слезою на глазу. «Спасался» и укреплял волю поговорками, притчами, рассказами из «былого», примерами «бывающего». Все это и накопило «учительную литературу», у нас, у германцев; в Индии — вот «Хитопадешу». Это — не индийский идол, как я думал; не сонливый Будда, ужасно надоевший с дней Шопенгауэра и под писаниями Толстого. Это все — живое, народное, хоть и пришло из Индии. Но, возникнув в Индии, оно общечеловечно: как «басни Крылова», переведенные на немецкий язык, на французский язык, учили бы немецкого мальчика, французского мальчика. Эти «примеры из жизни», «иллюстрации из животного быта», — где дышит все, дышат даже растения, где звери — разумны, как человек, это просто трудовая народная жизнь, одинаковая на Ганге и Волхове: где просто люди работают, живут, родятся, находят друзей, обманываются в дружбе, одни богатеют, другие беднеют… И на Волхове, и даже на Неве полезно и, наконец, приятно выслушать, «что бывало на Ганге». Тем более, что эти «были на Ганге и Инде» так прелестны по сложению фантазии и по литературному языку…
Спасибо проф. Орлову, спасибо от «молодого поколения России», с верою в которое он писал свою прелестную и поучительную книгу.
Спасибо за то, наконец, что длинный ряд лет он, как тихая лампада, горел перед образом науки, — в то время, как на шумной и «публикующейся» улице современники его растлевали, грабили, насильничали, обманывали… И он ничего этого не замечал даже. Но, отвертываясь от улицы — сюда, мы все получаем утешение и возрождаемся верою в лучшее и верою в человека. Ей-ей, сам профессор Орлов мог бы войти сказочкою в «Хитопадешу».
НВ. 1912. 4 марта. № 12923.
…"Хитопадеша"… — В следующем году автор выпустил продолжение: Орлов М. И. Хитопадеша. Полезное наставление. Собрание древнеиндийских нравоучительных рассказов. Перевод с санскрита… Части 3-4. СПб., 1913. (Над заглавием: Молодому поколению России.) В предисловии книги автор упоминает этот «прекрасный отзыв» Розанова о первой книге.